***
В этот день дом семьи Лейн как будто снова умер — настолько бесшумно и пусто было в его коридорах. Дарья ни разу не вышла из спальни. Джейн тоже. Она рисовала. Как бы то ни было, это единственный правильный выход — рисовать своих призраков, высвобождать свои страхи, не останавливаться и сделать лучшую коллекцию картин на этой чёртовой ярмарке, чтобы доказать, что она чего-то стоит. Чтобы Дарья увидела, что она осталась здесь не зря. Чтобы снова почувствовать себя живой. Какие бы мысли её ни терзали — нельзя бросать на полпути. Осталось совсем чуть-чуть. Последняя картина. Джейн чуть отступила назад, критично осмотрела и поморщилась — всё равно это не то, что нужно. Неуверенность в собственных силах снова подняла свою голову и обнажила зубы, готовая сожрать последние крупицы надежды. Всё бесполезно, это не пройдёт на конкурс. Джейн повернулась к полупустой кружке давно остывшего кофе. Нет, нужно взять себя в руки. Внезапно вспомнив, где Трент хранил спиртное, она забралась на кровать и потянулась к полке с дисками. Там оставалось немного джина. «Пойдёт», — подумала она и вылила остатки в кофе. В самом деле, ради искусства всё сгодится. Тёплая волна алкоголя захлестнула довольно быстро, ведь Джейн не имела привычки выпивать. Повинуясь порыву внезапной решимости, она сжала в руках кисть и смело нанесла несколько резких мазков на холст.***
— Чёрт! Пронзительный крик и грохот вывели меня из оцепенения. Огромная чашка опрокинута на пол, передо мной расстилалась лужа молока, в которой грустно плавали хлопья-колечки. Лужа неумолимо подбиралась к моим любимым мягким тапочкам. Действие происходило на лестнице между спальнями. Разумеется, мы обе не могли вечно оставаться в разных комнатах, и столкнулись лоб в лоб. — Ну какого чёрта… Я пыталась было оправдаться, что Джейн сама на меня наехала со своей чашкой хлопьев, но… Но цепкие руки прижали меня к худому, но такому жаркому телу, и смысла что-то говорить и чего-то стесняться уже не было. От неё немного пахло спиртным, но гораздо больше — отчаянным желанием, сносящим всё на своём пути. Её губы воплощали всё то, о чём я запрещала себе думать все последние дни в этом доме, а руки — то, о чём я тайно мечтала последнюю ночь. Джейн, моя безумно сексуальная Джейн прижала меня к перилам, как глупую школьницу, но я была не школьницей, и на этот раз всё было по-настоящему: она сделала это сама, в здравом уме и практически трезвой памяти, мой мозг также не был замутнён ни таблетками Трента, ни его же травой в бардачке машины. Это было настолько реально и осознанно, насколько возможно. Потеряв контроль над собственными действиями, я не сопротивлялась. Я снимала с неё одежду так, будто делала это всю жизнь, и в то же время мной овладевал жгучий интерес — узнать, каковы на вкус эти острые ключицы, чем пахнут жёсткие и чёрные, словно ночь, волосы, чем отзовётся в моём теле прикосновение к этой плоской груди с твёрдыми сосками, и что будет, если я зайду дальше, чем могла себе позволить даже в мечтах. Впрочем, Джейн, кажется, знала, что это такое. Она была настолько уверена в своих действиях, что я даже не успевала испытывать хоть что-то наподобие стыда — её губы, руки, ноги, вся она доставляли мне ощущения настолько яркие, что чувство стыда вытеснялось вместе со всей моей природной неловкостью и сдержанностью. Я не помню, как мы оказались на кровати. На Джейн ещё оставались её короткие джинсовые шорты. Мои руки потянулись к молнии — увидев это, моя подруга (я ведь всё ещё могу так её называть?) хищно улыбнулась. Не было ни дня, ни ночи — ведь накануне я задёрнула шторы и, погрузившись в работу, не успевала следить за временем, поэтому понятия не имела, какое сейчас время суток. Было ощущение, что время остановилось, окружающий мир выключился в одну секунду, в ту секунду, когда тарелка хлопьев с молоком выскользнула из рук Джейн и с грохотом упала на пол. Куда-то в эту сторону улетели и джинсовые шорты, и ботинки, и мои очки. Она пригвоздила меня к кровати, с каждой секундой сокращая те доли миллиметров, что были между нашими телами, в то время как мои пальцы спускались по позвонкам её спины всё ниже, вдруг застыв в нерешительности, что же делать дальше. — Сейчас… Я тебе покажу, — выдохнула Джейн мне в ухо, уловив мою неловкость. «Если этому учат в художественном колледже, то, кажется, я ошиблась с выбором специальности», — думала я спустя несколько минут, пытаясь выровнять дыхание и смахивая прилипшую чёлку со лба. Она занималась со мной любовью так, будто никогда не было ни Тома, ни Трента, ни Элисон и кто-их-знает-скольких людей, с которыми нас что-то связывало; так, будто мы делали это всегда, просто находились в долгой разлуке друг с другом; будто бы она знала, что и как я люблю. Это не было похоже на на что другое, испытанное мной ранее, хотя, надо сказать, тут у меня не так много опыта — Том потерял ко мне интерес примерно через полгода после брака, а я к нему — несколькими месяцами раньше. А кроме Тома похвастаться мне было особо нечем. Я впервые изменила Тому. «Я впервые изменила Тому с Джейн», — была первая мысль после того, как, выжав из меня все соки (о, эта игра слов!) моя вчерашняя лучшая подруга в изнеможении упала рядом, и я тут же поспешила отогнать от себя эту мысль — она сейчас была крайне неуместна. Потому что это было единственное, что мешало мне быть в этот момент абсолютно счастливой. Я повернула голову в сторону Джейн и вспомнила, как хотела её все эти годы, сама этого не осознавая. Хотела, когда ревновала Тома к ней семь лет назад. Хотела, когда замечала, как просвечивает её футболка, выдававшая отсутствие лифчика (подозреваю, она их не носила никогда). Хотела, когда побежала её разыскивать после случайной (?) встречи в кабинете де Мартино. Когда осмелилась сама поцеловать её в машине Трента где-то в глуши Лондейла… Мы лежали рядом, пытаясь перевести дух. В комнате было невыносимо душно. Я повернула голову в сторону Джейн и тут же перехватила её взгляд. — Ну какого чёрта… — вырвалось у меня. Джейн глухо рассмеялась в ответ. Её хриплый смех не был похож ни на чей другой. — Тебе же понравилось. — И давно ты это задумала? — Лет пять назад. Я не решилась вставить очередную колкую шутку. Сложно было понять, говорила ли она всерьёз или нет, но мне хотелось, чтобы это было правдой. Хотя от этого мы оказывались в ещё более глупом положении — обе, не осознавая этого взаимного влечения, пронесли его через все эти годы, чувствуя напряжение и местами даже озлобленность друг на друга, нашли выход ему только сейчас, в самый неподходящий момент, когда через три дня я отправлюсь домой к законному мужу, а Джейн пытается выкарабкаться из ямы депрессии и одиночества. — Поздравляю, тебе выпала честь стать Первой леди. — Вообще-то я была ею и раньше, ведь ты со мной впервые поцеловалась, помнишь? Я помнила. Нелепая история с моей влюблённостью в Трента, странной таблеткой и пирсингом в языке Джейн. Я многие годы вспоминала её со стыдом. Но сейчас мне пришла в голову мысль, что та таблетка оказалась в моей руке не случайно, а Трент был не так прост, как мне казалось. Как бы то ни было, Джейн действительно была моей первой. Первым другом, первым человеком, которого я поцеловала, а теперь — и первой женщиной. Самой великолепной женщиной. Я осторожно погладила её по волосам; Джейн тут же отозвалась и потянулась губами к моим пальцам, как-то нежно и трепетно поцеловав их. Это было так не похоже на ту грубоватую, саркастичную Джейн, которую я знала, что я затаила дыхание, будто бы боясь спугнуть бабочку: мне предоставился уникальный шанс увидеть её такой. И я сама увидела её немного другими глазами — эта длинная шея, резкие, но яркие черты лица, которым втайне завидовала Квин с её гармоничной приторной мордашкой, тонкие пальцы с пятнами краски и срезанными ногтями. Джейн никогда не придавала значения собственной внешности, но обладала странным врождённым шармом, который, конечно, не смог сделать из асоциальной Лейн звезду школы, но на неё всегда обращали внимание. — Ты уже готова к выставке? — Да, осталась последняя картина. Хочу, чтобы ты её увидела. Мне только надо проработать мелкие детали и… Если честно, я очень взволнована. Не каждый день Джулиан Барнс приходит смотреть твою мазню. Я недоверчиво ухмыльнулась. Джейн совершенно не свойственно было возводить идолов, но Барнс почему-то вызывал у неё какие-то особенные чувства. Его самодовольная физиономия красовалась на последнем выпуске бесплатной еженедельной брошюры о светской жизни Лондейла (знаете ли вы более уморительный оксюморон?), блестя пышной кудрявой шевелюрой, которая заклеймила его в моём сознании слащавым хипстером, но Джейн видела в нём что-то большее. — Я ничего не понимаю в искусстве, — вслух заключила я обдуманное. — Но у тебя получится. Невозможно проигрывать всегда. — А ты умеешь поддержать, — хмыкнула Джейн. Она наклонилась и поцеловала меня, я закрыла глаза, запустив пальцы в её жёсткие чёрные волосы, снова проваливаясь в небытие, где были только мы. Мир снова выключился. «Какого чёрта?..»