Errors In My Head

Никто толком не понимал, зачем семье, едва справившейся с близнецами, ещё один ребенок. Тем более, зачем заводить его после такого большого промежутка. И уж тем более, к чему все это было, если семилетнего мальчишку все равно спихнули на старших, так и не повзрослевших к своим двадцати пяти, братьям. Мальчик, однако, был неприхотлив, как и большинство детей, с ранних лет познавших лишения. Ни переезд в другой город, ни разгильдяйская атмосфера, царившая в доме братьев, ни вечные погромы и прочие проблемы, окружавшие их, опять же, из-за безответственности старших, вообще не взволновали замкнутого, отстраненного от мира сего, ребенка. Каждое утро начиналось с того, что за стеной включалась музыка. Не важно, сколько было выпито близнецами прошлой ночью, подъем происходил только так. Следующим ходом был сиплый шепот, почему-то разносившийся на всю квартиру: — Никки, сука, отпусти! – и жуткий кашель бывалого курильщика, - Никки, малиновая жопа, вставай! Вставай, я не хочу, чтоб мою руку ампутировали. Сука, как я барабанить-то буду?! – и грохот упавшего на пол тела, спихнутого с кровати крепким пинком под зад. Но Ники не просыпался: привык и не к такому за свою жизнь, и Томми, демонстративно переступив его, вылезал из кровати и шел к комнате младшего брата, даже не посмотрев, одет он в данный момент или нет. — Мелкий!.. – дверь не запиралась, Томми открывал без стука, но мальчик был готов, привык все-таки. — Джоэль, - уставший от монотонности дней, он, казалось, в тысячный раз напомнил брату свое имя. — Мелкий, - голос Томми стал чуть строже, он не любил, когда его поправляют, - Я дам тебе полтос, сгоняй в магазин, купи жратвы и попить. Паспорт я тебе дам. Сдача твоя. Идет? Мальчик пожал плечами, вылез из кровати и начал переодеваться, всем видом показывая, что ради покоя притащит хоть кусок жареной луны. Одеваясь, Джоэль слышал брань Томми, вернувшегося в их с Никки комнату: — Ты опять все своими сигаретами завонял, мудила. Ты дерьмо собачье в свиные кишки закручиваешь и куришь, что ли? Вставай уже, нехуй тут валяться! — Да иди ты! – судя по грохоту и крику «Ай, блять!», Никки свалил Томми с ног, - Сам всю комнату загазуешь своей восточной херней, а на меня валишь. За руганью всегда следует хохот, затем близнецы стихают. Джоэль знал, что придя, найдет их вновь закимарившими на полу. Единственной интригой каждого утра для него было наличие посторонних в доме. Часто к ним заглядывал ещё один мужчина, то ли Винс, то ли Мик. Джоэль толком не помнил имен их друзей, помнил только в лицо: блондин был вечно чем-то недоволен и в целом напоминал пресловутую диву, зато тот, что постарше – он заявлялся очень редко, но если это случалось, то алкоголь в доме исчезал, как мамонты и счастливые люди с лица Земли – хоть и был таким же хмурым и молчаливым, всегда сохранял самообладание и никогда не обижал мальчика. Один раз даже по голове погладил. Джоэль знал, что братья музыканты, знал, что если тронуть установку или одну из гитар, то получишь таких люлей, что и до больницы не далеко. Всеми силами он старался не мешать их жизни, прекрасно осознавая, какой обузой является. Да и Никки, на полную катушку использовавший преимущество в четырнадцать минут, не стеснялся иногда напомнить мальчику, что если бы не он, то братья бы «зажили как следует». Как следует жить, кстати, ни Томми, ни Никки, ни даже их друзья объяснить ребенку толком не смогли. Тихо вздохнув, Джоэль вышел из комнаты, наскоро ополоснул лицо в ванной и покинул дом. Снаружи было прохладно, воздух и трава ещё оставались влажными после холодной осенней ночи. Обычное утро, обычное дело, с кем не бывает.