Рожденные революцией

Демеран был жив, и даже почти невредим. Жив! Черт возьми! Чертовщина! Гудит в затылке, впивается в самое нутро, каленым железом и не дает покоя. Да, где же она! Они! Тони снова и снова воскрешал в памяти события двухдневной давности: Разгромленный и обесславленный Тюильри - к тому моменту, как он знакомыми тропами пробрался к павильону Флоры, замок уже представлял собой жалкое, ущербное зрелище, как избитый и распотрошенный беспризорной рванью инвалид. Замок, полный чужого запаха и присутствия, криков, топота, бьющегося звона… Стены его еще пытались сохранить мнимое величие прогнившей насквозь монаршей династии, но тщетно. Патриоты попирали ее своими грубыми, грязными ногами. Никогда. Никогда здесь не будет так как прежде. Понимание того, что где-то здесь в этом аду может находиться Луиза, его теперь Луиза, заставило что-то в груди яростно сжаться и совершить невообразимый кульбит. Тони почувствовал, как липкая испарина моментально покрыла лоб. На бегу он запустил пальцы в волосы, с силой оттягивая их назад, давая возможность разгоряченному лбу почувствовать прохладу. Не успел! Господи! Не успел! Он мчался, расталкивая пьяный, возбужденный, орущий сброд. Рискуя получить удар ножом, или шальную пулю – навылет. Рискуя свернуть себе шею. Мчался так быстро, что перехватывало дыхание и темнело в глазах, которые лихорадочно, выискивали знакомую тяжелую дверь апартаментов Де Приньена. Он ненавидел эту дверь! Она здесь! В этом гадюшнике! В замке, утопающем в грязи, крови и смерти… Руки сжались в кулаки. Жива ли она еще? Черт побери, конечно, жива! Бег перешел на торопливый шаг, волосы снова упали на лоб, раздражая своей влажностью и мешая. Видеть. Поворот. Чёртов поворот… и Демеран застыл, а затем резко прижался к стене, запрокидывая голову, едва сдерживая натужный стон, и ощущая, как сердце тяжким булыжником ухнуло куда-то вниз, царапая ребра, стесываясь о них, истекая кровью… Двухстворчатая, массивная дверь была распахнута настежь и откуда-то из глубины алькова доносились пьяные, глумливые голоса. И женский приглушенный крик. Как если бы рот ее прижали большой, грязной, потной ладонью. ЕЕ. РОТ. Неотвратимость. Ужасающая неправильность, Нет! Нет! ТАК не должно быть! Эти звуки обрушилась на Тони как смертоносная лавина, погребая под собой все его самообладание. Виски ломило со страшной силой, и одна только мысль, ослепительным шаром, вспухала в его голове: УБЬЮ! В следующее мгновенье он обнаружил себя дико орущим – до саднящей боли в связках. Рывок. Хотя, кажется, ноги намертво приросли к полу. Давай, Тони! Хотя до одури хочется зажать руками уши, потому что это протяжное, задушенное: М-М-М… такое бессильное, безнадежное… кажется, разорвало его барабанные перепонки и перекрошило все внутренности. Еще один отчаянный рывок. Пальцы крепко сжали, невесть откуда взявшуюся, тяжелую, вороненную рукоять пистолета; - УБЬЮ! МРАЗИ! – Он был готов рвать их своими руками, зубами. Впиваться в глотки ощетинившимся псом. Беспорядочная, бесприцельная пальба наполнила помещение оглушающим грохотом и кислым запахом пороха. Копошашиеся темные фигуры застыли враз оцепенев. Еще рывок. Тони запутался ногой в сорванном дымчатом пологе, пышным, полупрозрачным сугробом сбившимся на полу у широкой кровати и почти рухнул на извивающиеся на постели тела, сгребая за шкирку дородного, пьяного верзилу, подминающего под себя рыдающую женщину. Ополоумевший взгляд заметался по распростертой жертве вдавленной проклятой тушей в перины на оскверненном, переворошенном яростной борьбой ложе: задранные юбки, разбитая, налитая красным отеком скула, копна разметавшихся волос черных… НЕ ОНА! Невольный выдох облегчения вырвался из груди Демерана. Как раз в тот самый миг, когда кто-то из присутствующих крепко приложил его чем-то твердым по спине. Остатки воздуха со скрипом вырвались из легких. Тони на мгновенье показалось, что он оглох и ослеп разом. Но он выныривал. Упрямо вытаскивал себя за волосы из этой засасывающей темноты, пульсирующей на сетчатке зелеными всполохами. Во рту стало… мерзко. Мерзкий вкус ржавого железа. Который комом встал в горле, и невозможно было проглотить. Судорожно согнувшись, он выхаркивал его. Алые, тягучие сгустки на светлую ткань. Ему хватило сил откатиться в сторону, как раз вовремя, потому что на то место, где только что он корчился, задыхаясь, снова обрушилось что-то. Стул. Массивный, дубовый. Тони успел его разглядеть. И нападавшего тоже, перед тем как спустить возведенный курок. - Да ну его, к чертям! – двое кинулись к двери. Один оставался. Глаза его горели диким азартом схватки. - Жак, идем! – донеслось из коридора. Дружки этого бешенного явно спасовали, - там все равно уже нечем поживиться. Оборванец вскинул руку, выставляя перед собой широкий охотничий нож. Он упустил момент, когда можно было метнуть его в Тони и явно сожалел об этом, нервно сплевывая себе под ноги. Его прищуренные, злые глаза метались от направленного ему в грудь дула, к бледному, перекошенному лицу Демерана. - Убирайся! – процедил сквозь зубы Тони. И для пущей убедительности пальнул под ноги неуемному мужлану. Тот попятился к двери. Снова с оттяжкой сплюнул и прохрипел: - Свидимся еще, щенок! - Пшел! – Тони метнулся к нему, прожигая взглядом дыру в наглом лице,и намереваясь выпинать урода за дверь сию секунду. Тот, однако, предпочел ретироваться сам. Со злостью захлопнув тяжелые створки. Тони прихватил стул, и уперев его ножками, намертво заблокировал вход. Огляделся. И почувствовал себя… глупо-обманутым. Никого. Женщина исчезла, будто растворилась в воздухе. Может она выпрыгнула в окно? Тони сходу отмел это предположение, и даже не стал подходить к развороченному, разбитому проему, осыпанному хрупкими осколками. Это было бы сродни самоубийству – под окнами раздавался такой рев, что казалось – черти в аду орут тише. Периодически в окно залетали булыжники, пики, шальные пули, отрикошетившие от стен. Где же она? Женщина не могла выскользнуть за дверь в момент этой недолгой заварушки – он был уверен. Так куда же она подевалась? - Черт! – Тони втягивал сквозь зубы кислый горячий воздух, стараясь отвлечься от шума, стараясь мыслить спокойно. Удары сердца быстрые и лихорадочные мешали сосредоточиться. Слабый шорох. Показалось? Демеран невольно подался в сторону просто-показалось звука. Камин. Старый, судя по закопченному нутру. Отличное убежище, должно быть. Снова… что-то едва различимое, как чихание кошки. Есть. Осторожно ступая Тони приблизился к каменному зеву: - Выходите, мадам. Вы в безопасности. Я не трону вас, клянусь честью. – Тони старался, что бы голос его, все еще звеневший от ярости, звучал убедительно и спокойно. Перепачканное сажей бледное лицо женщины, показалось в темном проеме. - Давайте вашу руку. Она сделала шаг, нерешительно выбираясь из своего укрытия. И вдруг громко, с надрывом, разрыдалась, размазывая пыльную черноту по щекам. - Успокойтесь, ради Бога! – смущенно пробормотал Тони, но женщину было уже не остановить – от всего пережитого у не начиналась истерика. - Я выведу вас отсюда, слышите? – заклинал ее Антуан, которого вся эта ситуация повергала в неменьшее помешательство – хотелось выть, как раненому зверю – где она? Умоляю, скажите, где Луиза? Женщина на мгновенье вскинула на него красные, вспухшие глаза, будто недоумевая, и снова запричитала. Тони злился. На нее. На себя. На мерзких ублюдков. - Где она! – гаркнул он так, что женщина болезненно зажмурилась, испугавшись. Тони схватил ее за предплечье, опасаясь, что истерика возобновится с новой силой. В конце концов, из невнятных, сбивчивых, наполовину проглоченных слов ему удалось узнать, что эту несчастную зовут Мария. Она прислуживала Лу. Но не видела хозяйку с самого утра. - Она что же, исчезла еще до начала штурма? – Тони был не просто озадачен таким ответом. Он не понимал. - Твой хозяин? Где твой хозяин? – мысль о том, что Де Приньен мог увести Луизу куда-то еще, с одной стороны, была утешительной, потому что позволяла надеяться, что непосредственной угрозы для жизни девушки нет. Но, с другой… На миг грудную клетку обожгло страхом, и пол ушел из-под ног. - Маркиз давно уже не появлялся в замке. Никто не знает где он. Тони не успел задуматься над тем, что все это значит, как из-за двери послышались возбужденные крики, сопровождаемые выстрелами и грохочущими о дерево толчками кулаков. «Через минуту эту дверь вынесут к чертям собачьим» - вот и все, что пришло в голову ему тогда… Тони не стал вспоминать как выбирался из Тюильри, и помог выбраться служанке. – это не имело теперь никакого значения. Он был ЖИВ. А, значит, сможет во всем разобраться. Он из шкуры вон вывернется, но узнает, что случилось с Луизой, и… куда подевалось тело Гаррета. Антуан не нашел друга во дворе фельянов, хотя обошел его вдоль и поперек. Сегодня он отправится туда еще раз. А затем – на набережную Сены, туда, куда увозят трупы погибших при штурме. Всех подряд, кроме швейцарцев, которых сгромоздили огромными кучами у замка – словно это не люди, а кули с протухшей брюквой. Покидали и оставили на поругание толпы. Вот они - символы новой жизни, Символы счастья и свободы - полуобнаженные, истерзанные… мертвые. Распахнувшие незрячие, мутные глаза в чужое неприветливое небо.