Рожденные революцией

- Простите, молодой господин, вас пускать не велено, – старый слуга потупил взгляд, хмуря кустистые седые брови. - Чего ты мелешь, Этьен! – Манон мощным бюстом оттеснила его от двери, - Гаррет, дорогой! – она распахнув объятья шагнула навстречу своему повзрослевшему любимцу. Повариха была все такой же – обширные складки на простом платье колыхались, создавая впечатление, что эта дородная женщина не идет, а несет себя с достоинством, равным королеве. Но лицо ее было простым и добродушным, а руки, с вечно закатанными рукавами – рыхлыми, но невероятно сильными, пахнущими хлебом. - Где отец? – просипел виконт, слегка придушенный в мягких объятьях. - Да где ж ему быть? В Версале, знамо дело. – Манон ласково тискала и трепала Гаррета за щеки как младенца, – исхудал-то как! - причитала она качая головой. - Постой, Манон! – виконт сделал попытку вывернутся из цепких рук. – Где Филипп, где все? - Филипп, Филипп, – проворчала повариха, – почем я знаю? А маман, там же – при дворе. Ой! – всплеснула она руками, наконец заметив скромно стоящую в стороне Луизу. – А это кто с тобой? Не невеста ли, часом? – Гаррет засмеялся: - Ты как всегда очень проницательна Манон – он протянул руку, приглашая девушку подойти поближе – знакомься, это моя Луиза. - Так чего же вы на пороге стоите? Живо в дом! - распорядилась женщина, - Этьен! Чего ты встал столбом? Ступай на кухню, распорядись, что бы собрали стол для господ. – слуга замялся, памятуя о приказе графа, но в его отсутствие, спорить с Манон было себе дороже. - Угомонись Манон! – воскликнул Гаррет, желая пресечь этот непрерывный поток кипучей энергии, сметающей все на своем пути. – Мы не переступим порог этого дома, пока я не объяснюсь с графом. - Да как же? – растерялась повариха, - где же вы?.. - Няня жива еще? – виконт осведомился о своей кормилице. - Жива, жива… - закивала головой толстуха. - Вот у нее и остановимся – Гаррет развернулся, и взяв Луизу за руку, решительно направился к лошадям, намереваясь тот час отправиться в предместье. - Постойте, я хоть вам поесть соберу! – заметалась Манон – худые-то какие оба! - Мы уже уехали! – виконт не оборачиваясь помахал рукой. - Так я… я Этьена тогда отправлю! – повариха и не собиралась сдаваться в своем желании накормить их до отвала. - Спасибо, – прокричала ей Луиза, оборачиваясь на ходу, и улыбаясь. Манон теребила в руках передник, глядя им вслед, а после украдкой смахнула набежавшую слезу. Это решение – вернуться в отчий дом далось ему нелегко. Но тогда – почти неделю назад, когда он пообещал Луизе, что не допустит ее страданий. Когда она ушла за ним следом сейчас же, в чем была, когда они бежали из Парижа, имея весьма скудный запас к существованию – иного выбора не представлялось. Можно, конечно было вернуться в Аррас, в съемный флюгер, но рана в душе виконта от предательства Тони была настолько свежа, что даже произнесенная всуе фамилия «Демеран» - грозила ему нервным срывом. Он не представлял себе как сможет с ним встретиться после случившегося, как «друг» посмотрит ему в глаза…Хотя более чем вероятно, что Антуан останется в Париже, и в Аррас не вернется, но все же, все же… К тому же, ему пришлось бы уезжать, для решения вопросов по восстановлению в правах… а как же Луиза? Он не желал с ней расставаться больше ни на миг. Домишко кормилицы был небольшим, и если раньше, когда дети господ часто здесь бывали, он был вполне пригоден для сносного житья, то теперь заметно обветшал. Сад, за которым у старухи уже не было сил ухаживать, стихийно разрастался. Кустарники и бурьян скрыли знакомые Гаррету с детства тропинки. Прошлогодние паданки источали терпкий аромат гниющих фруктов, привлекающий сюда диких пчел и ос. Няня суетилась на крыльце, подслеповато щурясь и беззлобно ворча на двух соседских мальчишек, лет 12-13, которым было велено наносить воды из ближайшего озерка. Первым делом Лу захотела искупаться. Купальню устроили прямо в доме, приспособив для этих нужд большую липовую кадку. Няня выгнала из дома пищащих маленьких цыплят, которые желтыми пушистыми комочками тут же покатились врассыпную по всему двору, и устроила некое подобие ширмы – натянув веревку и перегородив комнату пополам развешанными простынями. Влажный, горячий воздух был пряным - настоянным на травах, Няня раздобыла где-то мыло из оливкового масла и золы – немыслимая роскошь для здешних мест. Гаррет, как зачарованный смотрел на смутный силуэт девушки: свет, проникающий в небольшое оконце, позволял ему видеть только ее тень – вот девушка подняла руки и собрала густые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Он угадывал очертания высокой упругой груди, изящный изгиб спины, тонкую талию… вот она наклонилась, попробовав рукой воду, вот шагнула в кадку… Гаррет с замиранием дыхания следил за этими едва различимыми движениями, и его воображение живо рисовало, как струйка теплой мыльной воды медленно стекает по волнующей ложбинке между ее грудей, как бархатистая кожа, розовеет от тепла и становиться гладкой и влажной. И как приятно могут скользить по ней его руки… Он встряхнул головой, прогоняя томительное наваждение, и отправился на озеро. Он искупается там. В холодной весенней воде, еще не прогретой хоть и ярким, но недостаточно жарким солнцем. Может хоть это немного остудит его пыл. Не помогло. Он раз за разом становился заложником своих сладостных воспоминаний: когда они бежали из Парижа, наняв двухместный фиакр, и с трудом уговорив немолодого уже извозчика отправиться в неблизкий путь по весенней хляби – не было никого счастливее их двоих на свете. Они стоически переносили все тяготы этого непростого пути. То, что он окажется непростым, Гаррет только подозревал поначалу, но вскоре он убедился, что это еще мягко сказано - старая кляча еле плелась по дороге, и Луизу, в ее легком платье стал одолевать холод. На первом же постоялом дворе им пришлось менять лошадь. Хозяин этого скромного заведения был щедр на угощения, пытаясь уговорить редких посетителей остаться на ночь, но их извозчик - старый тертый калач, предостерег виконта от столь опрометчивого шага – время было неспокойным. Поэтому, разжившись теплыми меховыми накидками, и едой. они отправились дальше. Днем, когда было относительно тепло, Гаррет сам брался за вожжи, давая старику возможность передохнуть и подремать в экипаже. В такие моменты Луиза присоединялась к нему, и они любовались яркой лазурью неба и медленно проплывавшими мимо очаровательными нежно-зелеными пейзажами пробуждающейся природы, которые иногда были расцвечены лиловыми пятнами распускающегося вереска. Свежий, ветер приносил его пьянящий аромат, и им казалось, что так пахнет свобода… так пахнет их любовь. Они долго и с упоением целовались, забывая обо всем на свете, теряя голову от пьянящих, сокрушительных чувств. Ночь же принадлежала им двоим по праву. Гаррет помнил ту самую первую ночь – бессонную, жаркую… несмотря на сковывающий холод. Тогда он не догадался еще что маленькое помещение кареты можно отапливать с помощью небольшого чугунка, если тот наполнить углями. Эту простую истину подсказал ему извозчик на вторые сутки пути. А тогда, они с Луизой, стуча зубами, по-очереди прикладывались к бутылке красного вина, которое в тот миг казалось им самым ценным из съестных припасов. А потом, Гаррет постелив меховую накидку на жесткую узкую скамью, уложил слабо сопротивляющуюся девушку и накрыл ее второй накидкой. Несмотря на то, что в образовавшейся пушистой полости хорошо держалось тепло, Луизу по-прежнему лихорадило, и он опасался за ее здоровье. - Гаррет, – выдохнула она напряженно, - ты не мог бы… - и в ее глазах он прочитал… призыв, отчаянную мольбу… желание быть с ним рядом. - Сейчас, - Гаррет быстро скинул камзол и рубаху и нырнул под накидку, стараясь не напустить туда холодного воздуха, - прижмись ко мне, так тебе будет теплее… - он действительно хотел, только одного – что бы девушка согрелась... Мех приятно ласкал обнаженную кожу, но еще приятнее было ощутить скользящие по груди тонкие пальчики. Гаррет взял ее руку и поднес к губам, согревая ее своим дыханием. Луиза прижалась щекой к его плечу. Она слышала как все сильнее и быстрее бьется его сердце, и вдруг поняла, что если не будет дышать быстрее, то просто задохнется. Уловив ее трепет, Гаррет совершенно потерял голову. Все условности и рамки, которые он решительно стремился соблюдать в их отношениях, рухнули и рассыпались в прах в одно мгновенье. «Будь что будет - опрометчиво подумал он – она принадлежит мне, а я – ей. И пусть весь мир катиться к чертям!» Гаррет так долго мечтал об этом… так ждал… и когда мечта стала такой реальной и осязаемой, он не смог от нее отказаться. Он прижался горячими губами к пульсирующей жилке на ее шее, и Луиза прерывисто вздохнула. В темноте, казалось, что Гаррет желает, что бы губы и пальцы заменили ему зрение – он целовал ее исступленно, страстно – каждый миллиметр обнаженной кожи, но и этого ему было мало. Он вдруг неожиданно притянул ее и повернулся на спину, так, что девушка оказалась сверху: - Ох… неожиданно… – слегка смущаясь произнесла она. Гаррет засмеялся: - Мы обязательно попробуем и ТАК… только в другой раз, когда не будет так холодно… - его пальцы остервенело терзали замысловатые крючки на ее спине, пытаясь справиться со шнуровкой. Наконец он смог высвободить ее руки и упругие притягательные округлости девичьих грудей, и тут же жадно припал к ним, а потом, опомнившись, вновь уложил девушку на спину и переборов головокружительное, острое как бритва желание обладать ею сию минуту, рыча от страсти как пещерный человек, стал мучительно медленно обводить языком маленькие затвердевшие соски. Отстранившись, он осторожно подул на влажную кожу и Лу застонала, до боли прикусив губу, ощутив необычный контраст температур, от которого сердце ухнуло куда-то вниз живота, и волна острого наслаждения, окатившая ее с ног до головы, заставила девушку задрожать как осенний лист на ветру. Гаррет снова начал свою сладкую томительную пытку: поочередно втягивал соски в рот, и медленно ласкал их языком, осторожно прикусывая и посасывая, словно пытаясь распробовать их на вкус. Ей больше не было холодно, Гаррет добился чего хотел. Если бы он мог видеть, ее сейчас, то залюбовался бы прекрасным румянцем на ее щеках, заметил бы как на хорошеньком лбу выступила испарина, и золотистые пряди прилипли к коже, делая ее еще более неотразимой в этом естественном порыве, он увидел бы, что ее чуть приоткрытые губы, припухли от жарких поцелуев, и обрели яркую краску. Его рука, зарывшись в бесчисленных складках объемных юбок, наконец-то нашла завязку на кружевных пантолончиках, и вскоре эта напыщенная деталь дамского туалета, была безжалостно вышвырнута прочь. Ощущения проникновения были бы оглушающими и шокирующими для обоих. Гаррет, почти утратив всякое самообладание, все же понимал, что первый опыт близости может быть болезненным для Луизы. Он этого не хотел. Однако, не обладая достаточными познаниями в столь щекотливом деле, он решил не торопиться, и прежде узнать - что может доставить Луизе такое наслаждение, которое извинило бы тот короткий неизбежный миг боли. Он, едва касаясь, исследовал ее сокровенную суть: поглаживал, едва касаясь, горячей влажной плоти, слегка раздвигая набухшие складочки, потом, нащупав восставший бугорок, нежно обвел его пальцем, и по тому, как отозвалась любимая на это движение, сразу понял, как нужно действовать. Еще долго он сдерживался, распаляя ее желание быть с ним до конца, пока она не начала умолять его, почти выкрикивая его имя. Тогда он отпустил себя. Размеренное, монотонное покачивание кареты задавало небыстрый темп их движениям. Слишком горячо! Слишком тесно! Гаррет изо всех сил старался быть осторожным, и замер, почувствовав внутри девушки преграду, но Лу, неожиданно сама подалась ему навстречу, приподняв бедра, а тонкие пальчики ощутимо впились в его поясницу, вынуждая прогнуться и углубить проникновение. Услышав сдавленный всхлип, он хрипло застонал, и дернулся назад, боясь что все же причинил ей боль, но девушка, удержала его: - Все хорошо милый, - шептала она, - все хорошо… - несколько долгих мгновений он не двигался, стараясь впитать в себя, постигнуть это неистовое блаженство и тщетно пытаясь выровнять сбивчивое прерывистое дыхание. Но вскоре сдался под напором невероятных, ошеломительных ощущений, перед которыми меркло все остальное. Тесная темнота кареты казалась ему теперь жаркой и пульсирующей, и он снова и снова припадал к ее губам – словно к источнику живительной влаги. Жадные руки находили и сминали, сжимали податливые округлости, сладкие изгибы, скользили по атласной коже раскинутых бедер. Реальность превратилась для них двоих в неистовый, всепоглощающий океан, который возносил их до небес и погружал в пучины наслаждения, укачивал и неумолимо приближал к тому моменту, когда с последним - самым тихим и откровенным стоном, сорвавшимся с губ, им двоим предстоит стать единым целым. Когда в пестром гобелене человеческих судеб, ниточки их жизней свяжутся крепко-накрепко, что бы стать ярким штрихом, крохотной, но необходимой черточкой в бесконечном, идеальном узоре вселенной. Наутро старый извозчик лукаво прятал в густых усах улыбку. Вынырнув, из воспоминаний, как совсем недавно из озера, Гаррет понял, что если сейчас же не скинет раздиравшее его напряжение, то просто сойдет с ума от дикого желания. Он, спешно натянув брюки и подхватив остальную одежду, бегом отправился к дому. По пути он приметил старый сенной сарай, стоящий на отшибе, и завернув туда, убедился, что в нем достаточно прошлогоднего ароматного сена. На сей счет у виконта возникли некоторые мысли, которым он загадочно улыбнулся. Но даже в этих потаенных мыслях Гаррет не мог и предположить насколько прекрасна будет его Луиза - в простом крестьянском платье, свежая, призывная как юная пейзанка, с запутавшимися в волосах соломинками… когда он, обессиленный и счастливый откинется навзничь, а она, приподнявшись на локте, будет внимательно, с немым обожанием рассматривать его сквозь завесу опущенных густых ресниц… ***************************************************************** -Хорошо, маркиз, мы выполним вашу просьбу, – Аро с нескрываемым любопытством рассматривал странного ходатая. Он давно уже использовал его для игры втемную, но то, что действующий полковник королевской гвардии сам явился к нему, да еще с такой нелепостью… впрочем, готовность этого человека к сотрудничеству была древним только на руку. Льдистые голубые глаза смотрели прямо в кроваво - алые, без тени страха или смущения. И этот факт тоже заставлял Аро мысленно усмехаться: «глупец! Мнит себя бесстрашным и неуязвимым»… В полковнике чувствовалась жесткость, даже жестокость, резкие черты его лица, плотно сжатые тонкие губы, выдавали в нем человека не умеющего мириться с поражениями. «Но чего стоит человеческая жестокость? – Аро снисходительно вздохнул – никчемный, жалкий раб… я покажу тебе, что есть истинная боль… чуть позже» - старейшина вальяжно откинулся на спинку стула: - Взамен вы обеспечите прибытие короля и свиты в Тюильри. – некоторое смятение проступило на волевом лице просителя. Аро вскинул руку в знак неприятия возражений: - Нам неважно как вы это организуете… убеждайте, запугивайте… действуйте по обстоятельствам, – маркиз скривился, он привык, что именно его приказы должны выполняться беспрекословно и не желал становиться холуем, однако ему хватило ума понять, что те, к кому он обратился не потерпят своеволия. Черт бы их побрал! Но ничего… - Воля ваша, господин. – Аро снова усмехнулся, подмечая, что полковник не желает признавать в нем «Верховное существо», что ж, когда-нибудь излишний рационализм погубит этого смертного. Старейшина это знал точно. - Отлично, – сладко улыбнулся вампир, - мы найдем беглянку. В вашем распоряжении имеется какая - либо ее вещь? – маркиз утвердительно кивнул.