Сапфировый ларец

- Ну что, введем вас в курс дела, - режиссер развалился на складном стуле. – Главные герои Судзуке и Лия влюблены друг в друга. Но она – простая цветочница, а он – сын богатого бизнесмена. Социальное положение не позволяет им быть вместе. Ты, - он показал на Кьеко. – Передаешь записку от своего хозяина бедной девушке. А ты, - он кивнул в сторону Амамии. – Подашь кофе во время встречи Судзукке и Лии. Все ясно? Они кивнули. - Тогда начнем со сцены с кофе. По местам, - он хлопнул в ладоши. - Не думаю, что ты справишься даже с такой простой задачей, - ласково шепнула Тсуи на ухо Амамии. Та сжала зубы. Девушка, переодетая в бедную цветочницу, вышла на освещенную площадку. Вскоре там появился еще один актер. Его высокомерный взгляд можно было сравнить с безразличием гробовщика, а аристократическая бледность делала его похожим на торжественного мертвеца. Высокий, открытый лоб говорил о незаурядном уме его обладателя. Русые гладкие волосы забраны в хвостик, змейкой спускавшийся между лопаток. Тонкие кисти рук были слишком тонки, чтобы назвать их мужскими. Идеально отглаженный костюм был чуть маловат, и это здорово стесняло его в движениях. «Рост почти как у Тсуруги Рена», - невольно отметила Кьеко. - Начали! - Проходи, - Судзуке резко распахнул дверь. - Ах! – воскликнула девушка и, покраснев, опустила голову. - Я знал, что ты здесь стоишь. - Но как? - Почувствовал, - он пожал плечами. – Что же ты не заходишь? Она, волнуясь, вошла в богатую квартиру, боясь чего-то свернуть на пути или запачкать. Было заметно, что Судзуке тоже неловко себя чувствует: его руки теребили рукав пиджака, а лоб покрылся испариной. «Какие сильные эмоции…» - Кьеко засмотрелась на актера. - Присаживайся. Она осторожно опустилась на краешек кресла. Он уселся напротив нее. - Кофе, - Судзуке позвонил в колокольчик. Амамия, услышав сигнал, заволновалась и вышла с маленьким подносиком на освещенную площадку. - Стоп! – истошно завопил режиссер. – Что ты делаешь, девочка? - Подношу кофе, - пролепетала Амамия. - А когда ты должна это сделать? - После речи Судзуке… - А разве он произнес речь? – режиссер выходил из себя. - Но, я подумала… - Тебе не надо думать, тебе просто нужно вынести кофе! Снова, с этого момента. Судзуке не выказал ни малейшей эмоции и повторил свой звонок. На этот раз Амамия удержалась от выхода: «Какая разница, когда я вынесу им этот чертов кофе!» Судзуке сжал руки так, что побелели костяшки пальцев. Он пытался начать говорить. Лия замерла в утонченной позе, чуть наклонив голову, и с нежностью смотрела на любимого. Но как только он поднял глаза, она тут же отвела взгляд и опять застыла в своей почтительной нерешительности. Он вздохнул. - Я просто…. – каждое слово давалось ему с неимоверной тяжестью. – Я просто не знаю с чего начать, - выдохнул он, сложив тонкие губы в мучительной полуулыбке. - Вы… - Прошу, перестань на вы… - Но я… - она совершенно потерялась. – Я не понимаю вашей смелости. Вы пригласили меня в собственный дом. Меня, бедную цветочницу. Я… - она замолчала, не в силах продолжать. В ее голосе слышались слезы. - Я вас люблю, - пафосно начал он и, будто испугавшись своих слов, отгородился от них руками. – Нет, ты не подумай, что я в чем-то упрекаю или обязываю тебя, я просто говорю это, как факт. Как только я увидел тебя в том скверике… Я знаю… я совершенно уверен, что социальные рамки не позволяют нам быть вместе. Но… что для влюбленного сердца какие-то ограничения? Разве они значат что-то? Я не мог держать все это в себе… мне нужно было разделить боль влюбленной души с вами… - он перескакивал с одного местоимения на другое. То стирая рамки, то снова воздвигая их. - И поэтому вы отправили мне эту записку с просьбой прийти в ваш дом? – легким звенящим голосом произнесла она. - Да. Повисла тишина. Амамия подумала, что уже можно выходить и сделала маленький шажок, но режиссер замахал на нее руками. Судзуке сжал виски руками. - Что я говорю, глупец… Воображаю, что вам пришлось пережить, прежде чем прийти сюда, но… но вот я здесь, перед вами, растерзанный и полуживой. Что вы скажете?.. – он с надеждой и мольбой обратил на нее свой взгляд. - Что я скажу? Повисла пауза. Амамия, уже не сомневаясь, вышла к героям. При ее появлении, Судзуке с досадой откинулся на кресло. - Ваш кофе, - она почтительно склонилась и, уже было поставила подносик, как Тсуи незаметно пнула ее своей миниатюрной ножкой. От неожиданности девушка пролила кофе прямо на платье героини. - Ааа! – та вскочила. - Стоп! – заорал режиссер. – Ты что, не можешь просто вынести кофе без всяких приключений? – он устало прикрыл глаза. - Но... она меня толкнула! – Амамия была возмущена. - Тсуи, иди переоденься. Переснимем позже. Попробуем снять сцену с запиской. Может, хоть ты меня порадуешь, - он в упор посмотрел на Кьеко, которая все еще находилась под впечатлением от игры актеров. - Нравится? – он испытующе смотрел на нее. - Да! - Можешь так же?.. - Нет, что вы, я еще только новичок, - она виновато улыбнулась. - Ну хорошо, новичок, иди, играй. Судзуке сидел в мягком кресле, откинувшись на спинку и сжав виски руками. На его лице отражалась боль и непонятная тревога. - Шичико… Пойди, пойди сюда, - он слабо махнул правой рукой. Кьеко подошла к хозяину и согнулась в полупоклоне. Со стороны режиссера раздался издевательский смешок. Краем глаза девушка взглянула влево. Облокотившись на спинку стула, там стояла Тсуи, насмешливо наблюдая за сценой. - Возьми… передай… ей… - он пытался впихнуть в руку горничной какую-то бумажку. – Она ждет за домом. Кьеко поклонилась и вышла из дома. Судзуке бессильно упал на ручку кресла. Обездвиженный, убитый, словно труп застыл в одной позе. - Снято! – режиссер махнул рукой. – Ну что, вполне неплохо. Перерыв и сцена с письмом. Кьеко подошла к Амамии. Та удрученно уставилась в одну точку. Понимая, что говорить слова поддержки сейчас бесполезно, Кьеко молча стояла рядом. Обстановка на площадке тем временем менялась. Вдруг девушка почувствовала горячее тепло пламени совсем рядом. В какой-то замедленной съемке она повернула голову и увидела, что записка в ее руке горит. Пламя разгоралось все ярче, рискуя перекинуться на одежду. - Бросай! – услышала она истошный вопль Амамии и очнулась. Кьеко кинула остаток бумаги и растоптала тлеющие угольки. - Какая неожиданность, - раздался у нее под ухом насмешливо-ласковый голосок. Могами развернулась и столкнулась с пронзительно-зелеными глазами Тсуи. - Что здесь происходит? – к месту проишествия подошел режиссер. - Она… она… записка… огонь, - Кьеко не могла подобрать слов, чтобы выразить свое возмущение. - Ты испортила реквизит? Ну что за наказание! - Но это не я! - Фудо! Подойди сюда. Актер, играющий главного героя, медленной походкой приблизился к режиссеру. - Придется тебе написать еще одну записку. Он лишь вопросительно поднял брови. - А все из-за неаккуратности нашей актрисы, - последнее слово он произнес с иронией. Кьеко, пунцовая от смущения и гнева, только молчала, не поднимая головы. Фудо внимательно посмотрел на нее и сказал: - Ясно. Демоны Кьеко тут же вылетели на свободу: «Несправедливо! Она могла бы обжечься, а ее еще и ругают!» Девушка взяла себя в руки и повернулась к Амамии. Та сидела неподвижно, стиснув кулаки и уставившись в одну точку. - Амамия-сан? – осторожно дотронулась она до плеча девушки. Та вздрогнула и взглянула на Кьеко полувидящими глазами. В них застыло что-то непонятное, похожее на смятение, отчаяние, боль и страх. - Огонь... – прошептала она. - Амамия, держись, это все в прошлом. Настоящее-то совсем другое. Все будет лучше, слышишь? Забудь этот дурной сон, - Кьеко, как бы ей самой не было тяжело, принялась утешать коллегу. - Да… Могами-сан… я боюсь, что не могу сыграть с ней… - девушка смотрела на Кьеко, как на спасительницу. Та смутилась, потому что сама не знала, как справится. - Попробуем… - неуверенно произнесла она. - Так, все по местам, начинаем съемку, - раздался властный голос режиссера. Кьеко маленькими шажками обошла старинный дом. На самом углу стояла одинокая фигура, склонив голову и сложив руки так, будто бы она молилась. Кьеко приблизилась к бедно одетой девушке. Под рясками можно было заметить идеальную фигуру, а руки, несмотря на отсутствие маникюра, были ухожены. Кьеко остановилась в трех шагах от согбленной фигуры. Лия подняла голову, и на мгновение в ее глазах блеснула насмешка. Могами застыла. Она почувствовала, как внутри нее поднимается волна злости и ненависти к этой девушке. - Эй, ты чего, заснула? Бросай уже эту бумажку, - нахмурился режиссер. Кьеко вздрогнула и со всей силы зафутболила сложенное письмо прямо в лицо Лии. Та от неожиданности отступила на шаг. - Стоп! Стоп! Кьеко, ты должна показать легкое презрение, а не дикую ненависть, - он тяжело вздохнул. – Мы сегодня вообще что-нибудь снимем как надо? Брысь с моих глаз! Снимаем сцену: Лия у себя дома. - Неудачницы, - прошелестела Тсуи, обходя Кьеко.