Ведьма

      Две недели спустя…       А затем в один миг все полетело в тар-тартары.       - Сегодня я видел мужчину всего в пыли и не поверил своим глазам?       - Почему? – вышивка спорилась, да Мэри в общем-то и не было никакого дела до удивления конюха. После экзекуции, проведенной семь лет назад, Айзек малость тронулся умом, а оттого принимать его слова за чистую монету можно было далеко не всегда. Но она спросила.       Черт его знает зачем!       - Это был Джон Олден.       Мэри не проронила ни звука. Действительно, что такого? Очередной герой никому не нужной войны воротился домой. Они являлись порой. В поношенной одежде с пустыми карманами, злобой в глазах и неистребимой похотью. Ввязывались, как правило, в безрассудные авантюры да ночевали в борделе, где их и находили кого неделю, кого две спустя с проломленными шеями или пулями в брюхе.       Вот и еще один воротился…       Айзек давно вышел за дверь, а Мэри все также сидела без движения и молча глядела, как кровь капает из пронзенного иглой пальца. Это ведь было так давно. Она не должна сейчас ничего чувствовать.       Привычные дела: разговор со слугами, поклоны горожан, порой неискренние, выступления дурака-священника. Хорошо все-таки, что взамен Инкриза прибыл его сын.       И снова Джон…       - Ведьма? Это и впрямь беда. Но все же огр хуже и гоблин тоже…       Олден все говорил и говорил, бросал ей вызов каждым своим словом, внушал сомнения в души ее паствы, а она молчала, рассматривая каждую его черту неверующим взглядом. Джон изменился. Заматерел, как все вояки. Короткие волосы отросли и выгорели на солнце. Черты лица огрубели, а голос потерял прежнюю беззаботность. Это был он и не он одновременно.       - Джон Олден, - Мэри впервые за последние годы произнесла его имя вслух. Произнесла просто за тем, чтобы поверить, что все происходит взаправду, и ей не явился очередной сон. – Давайте поприветствуем капитана Олдена после долгой, долгой службой в нашу защиту.       Они смотрели другу в глаза с вызовом, не думая извиняться или просить прощения. Они оба нарушили слово и оба уже не первый год жили с этим.       Служба продолжилась. Коттон вещал о грехах, о которых сам ни черта не смыслил, о морали, которую преступал почти каждую ночь: Меб рассказала Мэри о том, что святоша зачастил к одной из ее девок. Паства успокаивалась, да и у самой Сибли было время прийти в себя. Ее голос ведь ни капли не дрожал, когда она приглашала Джона к ним с мужем на ужин.       И на кой черт она это сделала?!       Чтобы вздрагивать всякий раз, когда Олден взглянет на нее или припоминать слова проклятий, когда Анна, начинала флиртовать с воротившемся героем. Что за семейка?! Сначала Хэйл мечтал от нее избавиться, теперь вот его дочурка испытывает ее нервы.       Сука!       Да и он тоже…       - Во что-то просто трудно поверить: как в честность француза и порядочность женщины. В такое я поверю, только если сам увижу.       Это был камень в ее огород. Но… На что он вообще надеялся? Семь лет. Семь долгих лет... Он первый ее предал!       Узри то, чего нет!       Она прошептала слова заклятия, неотрывно глядя на него и пытаясь проникнуть в его мысли.       Не вышло!       Зато хоть сбила с Олдена спесь. Трудно сохранить невозмутимость, ощущая между ног прикосновения призраков. Джон вышел за дверь, а она, соблюдя положенное время, чтобы не допустить возникновения слухов, последовала за ним.       И получила!       - До или после того, как ты вышла за Сибли? – он спросил ее об этом, как только они остались наедине. До или после твоего замужества тебе сообщили, что я мертв.       Знал бы ты!       «Война не продлится и года» - когда-то она жила этими словами. Когда-то… В другой жизни! В этой перед ней стоял незнакомец, чужой человек, с которым у нее не могло быть будущего. Лишь эта дурацкая монета, символ юношеской глупости и безрассудства, от которой она так и не избавилась.       - Поехали со мной. Нью-Йорк… Мы сможем быть там счастливы!       Какой же он дурак! Неужто, считает, что семь лет ничто, и она кинется за ним как собачонка, лишь только он позовет?       Дурак! Чертов дурак!..       Мэри могла как угодно называть Джона про себя, но ее рука против воли хозяйки легла в его. А губы ответили на поцелуй.       - Мэри…       Она сказала: «нет».       Ледяной порыв ветра, захлопнувшаяся за спиной дверь и тишина. У нее давно другая жизнь. Та, о которой Мэри мечтала, к которой стремилась, все глубже погружаясь во тьму. Ее цель вот-вот осуществится. Все, что она делала, что еще собиралась сотворить… Все это не могло быть напрасным! Она поступила правильно. Так, как должна была!       Но…       Если все верно, с чего, с чего тогда голос в голове все шепчет: «Почему три года назад ты сказала Сибли «да», а сейчас Олдену - «нет»? Как так вышло?»       Нет ответов. Лишь теплые руки, успокаивающие ее, жесткие, лезущие в глаза волосы да черные глаза служанки, мешающие ей сбежать, послать к Дьяволу все планы и цели. Быть просто счастливой…       - Имеешь ли ты все, чего когда-либо желала? Богатство, власть…       - Практически все!       И вновь потянулись бесконечные дни…       

***

      «Это была не любовь, простая влюбленность, навязчивая идея, свойственная молодости» - с таких увещеваний теперь начиналось каждое ее утро. Мэри убеждала, уговаривала себя и почти верила. Почти…       А затем вновь!       Джон являлся без приглашения, они случайно пересекались на улицах города, в домах у общих знакомых…       И в придачу Анна!       Казалось, девка преследует Джона. Неужто, Мэри недостаточно сильно ее проучила? Может, прикончить малышку Хейл в следующий раз? Давно прошли те времена, когда Мэри опасалась ее отца, так почему бы…       Эти мысли отвлекали. Черт, Мэри почти не думала об обряде, о Мэрси, которая вырывалась из ее сетей, о противостоянии в ковене… Она глядела в давно забытые глаза и…       Черт!       Все это не могло быть напрасным!       А затем…       Она должна была узнать, куда Джон спрятал малум. Так она оправдывала себя, убеждала. В это заставляла верить.       Вера слепа как влюбленные, как Джон, который все никак не мог понять, почему она изменилась, который надеялся, что наивную шестнадцатилетнюю девчонку можно вернуть. Вера, надежда… Пустые слова, утрачивающие смысл, когда она касается его губ своими, когда разгоряченные тела сплетаются воедино, и лишь дурацкая мыслишка о малуме не дает покоя.       - Где он, любовь моя? Покажи мне, где он.       Он шептал, что не понимает, о чем она, шептал, что это лишь сон, а в реальной жизни…       Реальная жизнь… Мэри забыла, что это. И не хотела вспоминать! Уж точно не в это мгновение. Реальная жизнь… Полупарализованный муж, мечтающий отправить ее на костер, ковен, пытающийся подмять ее под себя, вечные склоки с Хэйлом за власть…       - Есть он, и есть мы. Все остальное – чушь!       Ее губы путешествовали по его телу, мгновенно вспомнив, какого это, будто с их последнего поцелуя в покосившемся сеновале прошел день-два, а не семь долгих мучительных лет. Но ведь она ведь уже не та наивная девчонка, верившая всем и каждому и мечтавшая сделать всех вокруг счастливыми.       Мэри ведьма!       Давно потеряна невинность в колдовском деле. Заклятия стали наркотиком и несут лишь наслаждения. Инкуб умело распаляет ее страсть. Титуба верно служит, подсказывая, как вернее достичь цели. У Мэри есть все, о чем она могла мечтать!..       И все это стало прахом, когда дверь со стуком распахнулась, и Джон ворвался в ее королевство.       Олден не сказал ни слова. Молча взял ее, как, наверняка, брал других за эти семь лет. Мэри впервые было плевать. Плевать на разрушенную юность, потерявшуюся в бесплотных мечтаниях. Плевать на Анну Хейл, невесть с чего забредшею в его сны. Плевать на старика Сибли, мычавшего в соседней комнате. Плевать на Титубу, Мерси, Роуз…       Плевать на всех!..              - Стой.       - Я знаю, ты об этом мечтала, - начал Олден. - Но когда дело касается мечты, выбор один: отказаться или жить ею.       Джон был прав: она мечтала об этом. Мечтала, поглаживая округлившийся живот, мечтала, когда инкуб впервые овладел ее, мечтала, отчаянно рыдая в лесной чаще, мечтала…Мечты давно сгорели, превращаясь в серый пепел. Любовь ушла, оставив безжизненную пустыню там, где недавно пели птицы и журчали ручьи.       Мэри убивала. Не раз и не два. Купалась в крови невинных, как в вине. Она пожертвовала собственным дитя…       Все это не могло быть напрасным!              Джон давно ушел. С шумом захлопнулась дверь за его спиной. Холодный ветер пронесся по обнаженным бедрам, отчего ее кожа покрылась пупырышками, а Мэри все сидела без движения и без мыслей с тех самых пор, когда Джон вновь оставил ее.       Где-то там, на площади пуритане в очередной раз предавали огню невинных в ее честь, приближая свой конец. На берег высадился великий охотник на ведьм. Мэри было плевать. Из ее глаз впервые за много-много лет текли слезы.