Ведьма

      Сентябрь 1689 …       Едва ли Мэри предполагала, что все получится так просто, так быстро. Джордж Сибли был прочно женат, она сама считалась невестой безвременно погибшего героя, да и красотой Волкот не обделили, оттого, захоти она, к ней посватался бы любой молодой. Захоти… Роуз!       Чертова мерзкая дрянь!       Выжившая из ума старуха!       Местный кукловод…       В начале лета магистр Хэйл отравил старую миссис Сибли, сыпанув той отраву в бокал с вином, а пятого сентября Мэри обрядили в подвенечное платье, и они с Джорджем сказали свое «да» священнику.       Белое одеяние устаревшего кроя, ладан вместо ромашки – Мэри было все равно. Она выходила замуж за старика, так что ей за дело до внешнего антуража?       - Согласна ли ты, Мэри…       - Согласен ли ты, Джордж…       Все было как в тумане. Слезы в глазах искажали реальность, от очередного Титубиного зелья, выпитого за пару часов до обряда, бросало в жар. Окружающая действительность представлялась отражением не то в водной стихии, не то в кривом зеркале. Впрочем, возможно, это было к лучшему. Так Мэри хотя бы могла представить на месте Сибли Олдена…       Значительно худее, моложе лет на двадцать, с роскошной шевелюрой на затылке…       - Люблю тебя…       - Ты и соскучиться не успеешь...       - Вернусь за тобой!...       Воспоминания казались более реальными чем то, что происходило в действительности. И Мэри знала, что она видит их в последний раз.       - Это все, что у меня есть…       - Мэри…       - Да, я согласна!       Он целует ее, прижимает к себе.       - Скоро они все уйдут, не станут мешать нам, я сниму с тебя это платье…       Его руки на ее бедрах. Язык, проникавший в самое естество, опалявшее кожу дыхание.       - Боже, как я скучал!...       - Я думала, ты не вернешься…       Гости покинули особняк, священник воротился в Господин дом. Дверь за молодоженами захлопнулась, а белое платье действительно полетело на пол…              Толчок.       Еще один.       Еще…       Сибли пыхтел, вновь и вновь входил в нее и то и дело причмокивал, отчего его и без того мерзкое лицо кривилось.       - Ты такая тугая. Такая сладкая…       Влажный язык прохаживался по Мэриных шее и груди, внушая девушке омерзение. Действие зелья к тому времени прошло – то ли служанка что-то напутала, то ли еще что. А Мэри лишь оставалось лежать бревном и думать-вспоминать, что вся эта свадьба едва не сорвалась.       Ну почему она не сорвалась?!...              Поздняя весна. Уже давно растаял снег, земля примерила зеленую кольчугу, деревья покрылись цветами, листьями да проглядывающими кое-где пока зеленными плодами. Чуть в стороне пели птицы, казалось, соревнуясь друг с дружкой в чистоте голоса. А солнечные лучи слепили глаза, заставляя жмуриться и бездумно улыбаться. Легкий ветерок пронесся мимо, походя бросив один из локонов Мэри девушке на лицо.       - Эй, да ты меня совсем не слушаешь! - Джон толкнул ее в бок, заставляя открыть глаза.       Мэри нехотя прищурилась, лениво потянулась всем телом, окидывая взглядом широкоплечую фигуру в прошлом лучшего друга, с которым еще недавно ходила в лес по грибы да ягоды (до того, как повзрослевшие дети обнаружили, что в чаще, вдали от любопытных взоров соседей, можно найти занятия поинтересней) и усмехнулась.       - Да слушаю я тебя, уже лет десять как слушаю. То Бэкон в Виргинии*, то французы, теперь вот индейцы в Йорке. И куда тебя все время тянет?       - Я должен быть там! Не могу сидеть на месте, когда эти ублюдки нападают на наших! В этот раз точно запишусь добровольцем! – лицо Джона приняло упрямый вид: зубы сжались, ноздри расширились, как у скакуна во время бега, а по лбу пробежала короткая морщинка.       - Ну как знаешь, - Мэри резво вскочила на ноги, опрокидывая, лежавшего на боку Джона, на спину. – А я выйду замуж за Найтана. – Давно ведь ходит кругами!       Девушка рассмеялась и бросилась бежать. Тропа под ногами извивалась будто гадюка, длинные юбки, неподходящие для прогулок по лесу, цеплялись за коряги, по пути возникали широкие стволы деревьев, которые то и дело приходилось оббегать. Да и…       - Не уйдешь! – он догнал ее шагов через двадцать и повалил на землю. – Птичка в клетке.       - И кто же ее поймал? – Мэри хитро улыбнулась. - Ты же собрался уходить. Чернокожие?..       - Подождут!       Он покрывал поцелуями ее лицо, не выпуская из объятий, будто опасаясь, что она развеется как дым. А Мэри смеялась. Открыто и беззаботно, как если бы поймала удачу в кулак.       - Ха-ха-ха, ха…       - Ха…       Смех застрял в горле, превращаясь в рыдания, когда Мэри обнаружила, что мягкая перина далека от твердой земли, а едва различимый свет молодого месяца от солнечных ручей. Чуть больше трех лет отделяло ее от того дня, когда она была безгранично счастлива, а, казалось, с тех пор прошла целая жизнь.       Они тогда почти обручились. Почти…       А затем Сибли отправил Джона на войну...       Мерзкая тварь, больной ублюдок, сволочь, за которою из-за дурацкой прихоти Роуз ей нужно выйти замуж.       Скотина!       Помучавшись еще порядка получаса от раздиравшей ее злобы, Мэри встала с кровати и подошла к покосившемуся столику в углу. Когда-то этот стол стоял в большом зале. За ним принимали гостей, мужчины резались в кости, дамы занимались вышивкой. Но время беспощадно. Дерево почернело, ножки расшатались. И тогда еще семья Пикардов предпочла перенести стол к Мэри в комнату. В зал же думали заказать у плотника новый. Но не сложилось с монетами. И большая комната спустя уже пять лет все так же оставалась полупустой.       Сейчас на Мэрином столике лежали всякие мелочи: только начатая вышивка, оставшаяся от предыдущего отчима книга, огарок свечи да пара Титубиных склянок. Они-то Мэри и были нужны!       Кое-как вскрыв пузырек – руки дрожали, - Мэри глотнула сладковатое зелье и медленно побрела к кровати. Она отлично умела перемещаться в лес и без зелья, но сейчас до того устала, что сделала себе маленькое послабление. С сестрами по ремеслу она встречаться не собиралась, а, значит, и кичиться силами было ни к чему.

Длинная дорога в тьму, Беспросветность дар в ночи…

      Мэри и сама до конца не понимала, зачем она это делает. Не смогла бы объяснить ни себе самой, никому иному свое поведение логически. Просто знала: сейчас ей необходимо быть среди безмолвных деревьев, а не среди людей, каждый из которых пытался навязать ей свою волю.       Именно в лесу она приняла самые важные решения: там согласилась выйти за Сибли, там стала ведьмой, там расправилась с инкубом. И, в конце концов, именно там продала свое дитя Дьяволу в обмен на колдовские силы.       Чаща встретила ее тишиной. Ветер и тот по своему обыкновению не шептал на ухо. Казалось, время остановилось, когда Мэри в ночной рубахе, надетом на скорую руку плаще поверх нее да старым стоптанным башмакам присела на поваленное дерево – том самом, которое сама же и повалила во время вспышки ярости три месяца назад.       Джон, Сибли и она сама. Чертов треугольник, о котором она никак не могла забыть. Повезло Джорджу, он и не вспоминал Олдена, когда просил ее выйти за него. Казалось, старик вообще забыл, что Джон когда-то существовал. Хорошо ему. Она вот не могла забыть.       - Люблю тебя. Вернусь за тобой, - Мэри помнила эти слова, словно Джон произнес их вчера. Будто не было этих трех лет. Будто ее тело, ее душа не были давным-давно осквернены.       – Война не продлится и года. Ты и соскучиться не успеешь. Я вернусь за тобой!...       Слова, чертовы, за столько лет ставшие не то обожаемыми, не то ненавистными. Почему ей не вспоминалась табличка с коротким бесчувственным росчерком «Джон Олден 1665-1686»?       Почему…       Не было ответов. Одни лишь бесконечные мечты.       Джон Олден…       Медленно отступала ночь. Тьма рассеивалась. Солнце боролось за Салем, с каждым мгновением отвоевывая у бледного брата маленький затерявшийся в лесах город. Мэри этого уже не видела. Ни неудобная поза, ни мокрые башмаки да продуваемый плащ не мешали ее сну. Возможно последнему девичьему сну в ее жизни.       - Я люблю тебя, всегда любил и всегда буду любить.       - Мне сказали, ты умер.       - Тебя обманули!       Тихий шепот сводил с ума. От мягких прикосновений бросало в дрожь, а ноги подкашивались. И это лицо, то, что, казалось, она позабыла. Все тот же лес, слезы сквозь смех и такое позабытое ощущение счастья.       - Я не выйду за Сибли!       Уже проснувшись Мэри повторила это раз десять. Повторяла, вытирая слезы со щек и смеясь, будто не могла остановиться.       – Не выйду, ни за что не выйду! Пошла ты, Роуз, к черту! Идите вы все… Не выйду! Ни за что не выйду!       Девушка шла с этой мыслью по проселочной дороге. Шла быстро. Зная, что принятое решение верное и спеша поделится им со всеми. Она не мягкая глина. Не даст им сотворить из нее копию себя, не будет послушной марионеткой, через которую Роуз сможет свершить свою волю.       - Я не выйду замуж за Сибли!       - Выйдите, куда вы денетесь, - встреченная на крыльце Титуба даже не улыбнулась.       - Я же сказала, я не выйду за Сибли! Я люблю…       - Это не важно, - индианка не стала по обыкновению обнимать Мэри, гладить девушку по волосам и утешать. Она сидела, закутавшись в муфту рядом со ступеньками в дом и дрожала, как от лихорадки. – Не важно, кого вы любите, чего хотите и с кем будете проводить длинные зимние, как, впрочем, и короткие летние ночи. Ваш отчим мертв. Коронер час как констатировал смерть. Вы либо выйдите за Сибли, либо пойдете в его дом служкой, ведь женщина не в состоянии, - она зло хохотнула, - жить одна, и закончите точно как Кэтрин.              - Эх-х-х-х! – он дышал как собака на случке, сжимал ее кисти в тиски, отчего уже завтра на них появятся синяки, и входил в нее снова и снова. Снова и…       Когда все закончилось, и Сибли уткнулся носом в подушку и захрапел, Мэри же сползла с кровати и склонилась над помойным ведром. Ее рвало, как в первый месяц беременности, руки тряслись, а на душе было мерзко как никогда раньше. Она предала то, единственное, что было ей дорого, окончательно отгородилась от прошлого. Теперь ничего уже не имело значения. Ни катившееся из глаз слезы, вязкая жидкость по бедрам, ни собственное, преобразившееся до неузнаваемости отражение в зеркале. Лицо старухи, испещренное морщинами бородавками и шрамами. Лицо, в сотни раз уродливей лика Роуз. Лицо предательницы, лгуньи и убийцы.       Лицо Ведьмы!                            Примечания       *Натаниэль Бэкон (Nathaniel Bacon, 1642 или 1647—1676 г.г.) — руководитель одного из первых крупных восстаний в Северной Америке в 1676 году против английского колониального господства.