«Самый короткий путь к любому сердцу – это искренность». Олег Рой, «Семь признаков счастья»
Весь день мне кусок в горло не лез, а молодая девушка-практикантка, следившая за моим состоянием, настаивала на том, чтобы я поела. — Вам обязательно нужно питаться, — увещевательным тоном говорила она, подавая тарелку с супом. — В противном случае ребёнку будет не хватать витаминов и питательных веществ. Клянусь, я была настолько выпотрошена морально, что мне вообще ничего не хотелось. И всё-таки я нашла в себе силы сесть и съесть несколько ложек не самого дурного куриного супа. Девушка ободряюще улыбнулась и велела доесть всю порцию. Я кое-как осилила тарелку, вернула её практикантке и, выпив зелий, легла обратно на койку. Все те три часа до прихода друга я лихорадочно размышляла о судьбе, нежданной беременности, своих мечтах и прочей житейской ерунде. Когда у моей кровати показался встревоженный Айзек, я села и что было мочи обняла его, после чего расплакалась. Он терпеливо гладил меня по спине, а когда я успокоилась, протянул носовой платок, который я с благодарностью взяла. — Лили, что случилось? — Беллами выглядел очень печальным, и мне стало гадко, что я огорчила такого солнечного человека своим видом и состоянием, оторвав от собственных забот. — Я перепугался. Как только отпустили, сразу же прибыл в больницу. Привет-ведьма сказала, что ты здесь. Но что стряслось? — Меня сбила машина по дороге на работу, — икая, ответила я, вытирая припухшие от слёз глаза и щёки. — Прямо рядом с Мунго. Айзек тихонько хихикнул и ободряюще сжал мою ладонь. — Не быть тебе квиддичисткой, — насмешливо приподняв брови, произнёс он. — Потеря для всего британского спорта, не иначе, — несмотря на трагичность ситуации, я тоже улыбнулась. Было совершенно невозможно грустить, глядя на веселого Беллами. Он обладал каким-то магическим даром, заставляющим ощущать себя лучше рядом с ним. — Как себя чувствуешь? Что говорит целитель? — Мне прописали постельный режим, кормят как на убой. Сотрясение, перелом бедра, немного пострадала кисть. В целом, я легко отделалась. Самочувствие очень хорошее, уже почти ничего не болит, только… Айзек посерьёзнел и вопросительно посмотрел на меня, ожидая окончания фразы. Мне стало вдруг так стыдно за то, что я собиралась произнести, однако я понимала, что лучшего времени для признания у меня уже не будет. Соседка где-то гуляет, но скоро вернётся, а значит, мне не стоило тянуть кота за хвост. Опустив глаза, я негромко заговорила: — Целитель сказал, что я беременна. Пятая неделя пошла. Повисла звенящая тишина. От ужаса кровь во мне стала будто холоднее на десять градусов или вовсе превратилась в лёд. И вдруг я почувствовала, как кто-то по-братски обнял меня за плечо, сев рядом со мной. От ощущения духовной близости с человеком, который поддерживал меня, наверное, в самый тяжёлый период за всю жизнь, я снова расплакалась. — Плакать не зазорно, Лили, — добродушно пояснил Беллами, наклонив голову, чтобы увидеть моё лицо. — Тем более, когда тяжело. — Я не знала об этом, честно, — будто оправдываясь, промямлила я, заходясь новыми рыданиями. — Я тебе верю, — с улыбкой сказал друг, потрепав меня по голове. — А теперь рассказывай, кто счастливчик. — Я не говорила тебе этого раньше. — Я успокоилась и далее продолжила рассказывать более членораздельно: — На Хэллоуин я была не только в доме Ингрид и Гэлвина. Они пригласили всех своих гостей, включая меня, на какую-то частную вечеринку в Блэкпуле. Там было множество людей, и все в костюмах. И в какой-то момент появился Поттер… — меня пробрала дрожь, когда я вспомнила своего бывшего в костюме Ван Хельсинга. — Уж не знаю, виной ли тому алкоголь, что мы пили, либо пары травы, которую курили многие… Поттер пару раз потанцевал со мной, один раз даже оттащил от меня парня, с которым я просто танцевала. Он постоянно крутился рядом. А когда наши друзья ушли, мы вдруг столкнулись с ним и больно ушиблись, а он взял и поцеловал меня… Рассказывая Айзеку о своих злоключениях, я будто сама возвращалась в прошлое и переживала его снова. Друг участливо слушал, отчего мне становилось всё больше не по себе. — Потом он потащил меня в какую-то комнатку, где произошло вообще чёрт-те что. В общем, он снова проявил инициативу, и кончилось тем, что мы переспали. Я закрыла лицо руками, чувствуя, как от стыда загорелись щёки, а губы задрожали, словно я норовила разрыдаться. Айзек молчал, по-видимому, ожидая продолжения рассказа. — Я поступила отвратительно, знаю, — с дрожью в голосе пояснила я, взглянув наконец в глаза своему другу. — И я заслуживаю порицания. Я сама до сих пор не могу объяснить, почему вообще позволила всему этому случиться. — Я думаю, мы оба понимаем, почему, — с улыбкой мягко возразил Беллами. Мне казалось, он будет разочарован во мне, но Айзек по-прежнему обнимал меня за плечи, подбадривая и улыбаясь. Создавалось впечатление, будто он всё понимал лучше меня самой. Я всё-таки не могла найти ту самую причину, из-за которой поступилась своими принципами, а сейчас пожинала заслуженные плоды. — Как бы там ни было, теперь я беременна, а Поттер даже не знает об этом, — с грустью констатировала я. — Может, стоит поговорить с ним? — После того, как он, переспав со мной, сразу же охладел и даже не удосужился объясниться? Ни за что! Айзек грустно улыбнулся и глубоко вздохнул. Он был явно разочарован. Хотелось верить, что не моим упрямством, а поведением Поттера. — А теперь я хочу понять полную картину, — со всей серьёзностью сказал он, внимательно вглядываясь в моё лицо. — Мы ведь друзья, и я желаю тебе блага. Но я должен понимать, что творится в твоей жизни, чтобы дать тебе совет, который ты от меня, полагаю, ждёшь. Мудрый, очень взрослый разговор с Беллами, без ненужных сожалений, причитаний и уныния, вселял в меня надежду. Я в очередной раз порадовалась тому, что была внимательна в магазине зелий этим летом. — Хорошо, — я решительно выпрямилась, снова совладав с собой. — Поттеру о ребёнке я не скажу ни за какие коврижки, даже если на землю упадет армада метеоритов. Он ведь женился в середине месяца. А на чужом несчастье счастья не построить, как ты мне когда-то сказал. Айзек кивнул в знак согласия. — Марлин и Алисе я не могу сказать о беременности из-за того, что Марлин живёт с лучшим другом Поттера, а Алиса с мужем работают с этим лучшим другом, Сириусом. Я не стала говорить об Ордене, опасаясь раскрытия инкогнито нашей организации, а потому Беллами даже не догадывался, насколько тесным было наше общение. — Не то чтобы я в них не верила… Просто считаю, что так им не придётся хитрить и врать близким людям. — Ты же понимаешь, что не сможешь долго скрывать своё положение? Озвученный вопрос прозвучал сродни ударам колокола в небольшой комнате, заставляя насторожиться. Но я не медлила с ответом: — Да, понимаю. Буду скрывать сколько смогу. Или… Айзек сделался ещё более мрачным. Неужели я несла несусветный бред? В моей системе жизненных координат всё звучало логично. — Только не говори, что намереваешься сделать аборт, прошу… Я с трудом сглотнула. Да, именно об этой щекотливой теме я и хотела поговорить с другом. Однако его поведение говорило мне, что я залезла в нехорошие дебри. — Лили, послушай меня, пожалуйста, — не дождавшись какой-либо реакции от меня, в сердцах сказал Беллами. — Я пытаюсь тебе помочь, даже если то, что я скажу сейчас, будет тебе неприятно. Я затаилась, приготовившись к худшему. — Я считаю, у тебя не должно быть и мысли о том, чтобы сделать проклятый аборт. Дело в том, что всё в нашей жизни случается в нужное время. Нам кажется, что мы к чему-то не готовы, не осилим что-либо, но это не так. Судьба уготовила каждому из нас тропу, которую мы обязательно должны пройти. Хочешь ли того или нет, но на той вечеринке ведь что-то толкнуло тебя в объятия твоего бывшего парня. Ох, Айзек, если бы это был Конфундус, то хотя бы совесть меня так не грызла! — Значит, тебе суждено было провести с ним ночь и забеременеть. Если честно, эта фраза прозвучала для меня как приговор. И я не собиралась с ним мириться. — Будет непросто, раз отец ребёнка женат на другой, нужно будет пойти на какие-то жертвы и набраться терпения. Зато потом, глядя на своего ребёнка, ты будешь упрекать себя за то, что когда-то усомнилась в правоте своих решений. Я отчаянно сопротивлялась тому, что говорил Беллами. Да, в его словах определённо было зерно истины. Возможно, он даже был прав. Однако мне всего девятнадцать лет, хорошо, почти двадцать. О каком материнстве могла идти речь? — Я скажу тебе кое о чём, по большому секрету, а ты сама решай, как поступить с этим знанием, — гораздо тише произнёс Айзек, уставившись на свои колени. — На пятом году совместной жизни Темперанс обнаружила, что была в положении. Я так обрадовался! — Вспоминая о своей покойной жене, Беллами словно ожил и засветился изнутри. Только тогда я поняла, насколько сильно он любил жену даже после её смерти. — Беременность протекала отлично. Но, когда встал вопрос о том, чтобы уйти в декрет, Темми заняла жёсткую позицию, намереваясь работать до последнего. В результате её переработок она отправилась рожать прямо из министерства. Несмотря на все усилия врачей, роды были тяжёлыми. Мальчик родился мёртвым. Я прижала ладонь к губам и сжала руку друга. Сколько же боли ему довелось пережить! — Мне так жаль, Айзек. — Спасибо, Лили, — грустно улыбнувшись, ответил он. — Врачи сказали, что высокие нагрузки навредили ребёнку. Мы долго переживали смерть Закари. Когда через полтора года Темперанс снова забеременела, она сказала, что намеревалась уйти в декрет раньше положенного. Но последовал выкидыш. Потом ещё один. Как оказалось, Темперанс больше не могла иметь детей. Я думаю, по этой причине она ушла с головой в работу и не берегла себя. Он повернулся ко мне лицом и вкрадчиво сказал: — Я хочу, чтобы ты подумала о том, что некоторые поступки в нашей жизни необратимы. Есть большой риск того, что ты сделаешь аборт и, не приведи Мерлин, не сможешь больше иметь детей. Я очень хочу, чтобы ты оценила риск, на который не можешь решиться. Если ты хочешь моё мнение… — Да, очень хочу, — живо откликнулась я, во все уши слушая друга. — Я понимаю мотивы того, что ты не хочешь иметь дел с Джеймсом, также понимаю, почему не намереваешься говорить с подругами. Но не стоит делать аборт, ты очень пожалеешь о нём, поверь мне. Ребёнок — это радость, подарок, если хочешь, а не балласт. Ты всё поймёшь потом. Мы обнялись, и я почувствовала себя чуточку легче. Отпрянув друг от друга, мы улыбнулись. Как всё-таки здорово было поговорить с другом! Айзек был мудрым, добрым и честным. Возможно, он был одним из самых больших подарков в моей жизни. Он находился рядом в трудную минуту, поддерживал, как мог. Я надеялась в будущем не раз ответить ему столь же щедрой добротой. — Непременно сообщи об этой чудесной новости сестре, — усмехнувшись, добавил он, поднимаясь с койки. — Она обрадуется, что будет с кем обсуждать пелёнки и подгузники. Я нервно рассмеялась, и Айзек ушёл. Я осталась наедине с мыслями, в которых аборт всё ещё занимал одно из лидирующих мест. Я определённо не ощущала в себе ничего особенного. Знаете, как говорят женщины, находящиеся в положении, мол, это чудесно, трепетно, радостно. Ничего подобного! Я решительно не хотела примерять на себя весь этот колоссальный груз ответственности. Я хотела ещё какое-то время пожить для себя, устроив профессиональную и личную жизнь. Ребёнок на текущий момент был явно лишним. Как же мне не хватало родителей, их мудрых советов, поддержки! Но приходилось думать и искать выход самой. Из помощников у меня был только Айзек. Да, негусто. Я пришла к выводу, что надо сначала вылечиться, а затем решить, что делать с нежелательной беременностью. На следующий день я отправила патронусы Марлин и Алисе с сообщением о моём пребывании в больнице. Подруги примчались в палату буквально через полчаса, побросав все свои дела. Увидев меня, лежащую в повязках на койке, они принялись причитать и обнимать меня. Мою тумбочку наводнили фрукты, сок и шоколад. Усевшись по разные стороны от меня, Маккиннон и Лонгботтом стали расспрашивать об аварии. Я заявила, что не запомнила лица водителя и что машина скрылась в неизвестном направлении, даже не остановившись. — Надо же смотреть, куда едешь, идиот! — возмущённо воскликнула Марлин, обнимая меня. — И как ему только права выдали? — Хорошо, что хоть Лили отделалась нетяжёлыми травмами, — расстроенно протянула Алиса, поглаживая меня по голове. Я расчувствовалась от того количества заботы, которым меня окутали подруги, и ещё больше — от невозможности рассказать им, что случилось между мной и Поттером, о моей беременности. Алиса и Марлин подумали, что я так переживала об аварии, что в какой-то степени играло мне на руку. Я чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что утаивала такие важные новости, но деваться было некуда. Пока время не пришло. Когда я успокоилась, узнала от подруг последние новости, среди которых удивительным образом не встретился Поттер. Скорее всего, они не захотели меня расстраивать новостью о его женитьбе. Впрочем, зачем мне что-то о нём знать? У него своя жизнь, у меня своя. Я старалась жить настоящим, наслаждаясь обществом подруг, передразнивавших друг друга, и была в какой-то степени даже счастлива. Когда моё безделье подошло к концу и мистер Хокинс выписал меня, я первым делом направилась к мистеру Брайнсону, чтобы отдать справку о больничном и сообщить о пикантной новости, аккуратно выведав у него информацию по декрету. Из разговора с ним выяснилось, что у меня было лишь двадцать шесть недель на декретный отпуск, который мне нужно было взять как можно позже. Причём, в течение двух месяцев мне будет выплачиваться всего лишь восемьдесят процентов от заработной платы, а затем ещё месяц — пятьдесят процентов. Дальнейшая моя жизнь будет зависеть от того, как я распоряжусь своим имуществом. То есть мне нужно будет успеть скопить какую-то сумму, чтобы посидеть в декрете хотя бы полгода или год, либо выходить на работу. Что сказать, подобные порядки повергли меня в глубочайший шок. Я попросила Брайнсона никому не говорить о моём положении и отправилась работать, прокручивая в голове слова начальника. Вечером после смены я вышла из больницы и побрела пешком: мне просто необходимо было проветриться и успокоиться. Ноги сами привели меня к небольшой старой церкви, и, немного помедлив, я нерешительным шагом направилась внутрь. В церкви было тепло и немноголюдно, а при виде искусных сводов на душе разлилась благодать. Я приобрела несколько свечек, после чего, полнясь сомнениями, подошла к миловидной старушке и попросила её помощи. — К сожалению, я очень давно не была на службах, даже вовсе не заходила, — робко призналась я. — Подскажите, пожалуйста, что нужно делать и куда поставить свечи? Женщина, чьё лицо было испещрено глубокими морщинами, с улыбкой повела меня к огромной иконе, на которой была изображена Дева Мария с младенцем. Если это не знак, тогда что? — Скажи, дорогая, что тебя беспокоит? — мягко осведомилась старушка. — Я не знаю, как правильно поступить. У меня нет сил, чтобы нести свою ношу, — мой голос звучал как-то ломано, а на глазах проступили слёзы. — Помолись Господу и попроси совета, помощи. Поблагодари за всё, что у тебя есть. Он обязательно услышит и поможет. Я покорно кивнула. Когда женщина удалилась по своим делам, оставив меня наедине с иконой, я принялась просить Всевышнего о помощи. Я неистово просила прощения за все свои грехи, из-за которых теперь расплачивалась. Слёзы ручейком катились по щекам, на душе было так тошно и тяжело. В какой-то момент я стала ощущать, будто непроглядная тьма, в которой я всё время пребывала, немного отступила. Мне вдруг подумалось, что если Дева Мария смогла вынести такие испытания, то и я бы справилась. Все переживания, которые казались столь существенными и непреодолимыми, сделались бессмысленными. Я ясно слышала голос в своей голове: ты всё сможешь. Улыбнувшись тому, что ответ пришёл ко мне совсем не так, как я его представляла, я принялась благодарить всех святых за помощь, поставила свечки и направилась к выходу. Ещё раз поблагодарив добрую старушку за участие, я вышла из церкви с совершенно другим мироощущением. Теперь я знала, что отныне моя жизнь изменится, ведь через некоторое время я стану матерью и ни за что не избавлюсь от собственного ребёнка, даже если он был от Поттера.***
В декабре по расписанию чемпионата стояло два матча. Сперва на газоне встретились Квиберонские Квоффельеры и Лиссабонские летуны. В ходе матча, который я наблюдал собственными глазами, я желал победы португальцам, однако они проиграли, несмотря на все свои фишки. У меня создалось впечатление, что ядрёно-розовая форма французов просто рябила в глазах одного из сильных вратарей современности, отчего он пропускал квоффлы. Любители багета и лягушек прошли в полуфинал, в то время как расстроенные португальцы отправились паковать вещи. После этого матча газеты запестрили подробностями матча, из которых я узнал, что сразу после игры вратарь Лиссабонских Летунов был госпитализирован с сильными головными болями и проблемами с ориентацией в пространстве. Конечно, подобные вещи можно было бы списать на волнение, но уж больно подозрительно выглядел выигрыш французов и внезапные проблемы со здоровьем у игрока команды соперников. Попахивало нечестной игрой или, что ещё хуже, проклятием. Чтобы выяснить это, нужно было разузнать о болезни вратаря Летунов в Мунго. Мне стало так любопытно, что я посетил больницу на следующий день, прибегнув к своему природному обаянию, пробрался на нужный этаж и под видом близкого друга пациента Хосе Сильвы мило поболтал с приятной молодой целительницей, которая пояснила, что мой «товарищ» находился на лечении из-за отравления. Больших подробностей я разузнать не смог, поскольку девушка должна была работать с другими пациентами. Я поблагодарил её и побрёл к выходу, обмозговывая всю известную мне информацию. Получается, случай Сильвы выбивался из череды проклятий, полученных игроками других команд. Но что, если целительница слукавила или вовсе не сказала всей правды? Пролить свет на эту теорию мог бы человек, хорошо знакомый с колдомедициной. Едва я подумал об этом, как в глубине коридора мелькнула знакомая рыжая макушка. Эванс вышла из одного кабинета и быстро юркнула в другой, не заметив меня. Выглядела она как-то угрюмо. Вероятно, тяжёлая смена, ну или Гейт опять доставал. Я преспокойно пошёл дальше, стараясь не думать об Эванс. Вечером того же дня я встретился с Сириусом в баре, чтобы поболтать и попить газировки. Мой уставший друг поведал о дурдоме, в котором ежедневно работал, разбавив мрачный рассказ парочкой фирменных шуток от «шефа». Затем я рассказал о вчерашнем матче и ситуации с вратарём Лиссабонских Летунов. Выслушав меня, Блэк заключил: — Я больше чем уверен, что его тоже прокляли. Для этого не нужно быть семи пядей во лбу. — Я тоже усомнился в диагнозе, который назвала мне целительница, — согласился я, потягивая напиток из гранёного стакана. — Думаю, это команда португальцев заминает инцидент. — Или мракоборческий центр создает видимость того, что ничего не случилось, — фыркнув, заявил друг. — Министерству не нужны проблемы с чемпионатом. Проще всех запугать или обманывать, лишь бы простые волшебники не узнали правду. Я всегда любил Бродягу за то, что он говорил то, что думал. А размышлял он очень здраво. — По правде говоря, Мердок не имеет ни малейшего понятия, что происходит на этом чёртовом турнире, — устало признался Блэк, вальяжно забрав у меня стакан и осушив его. Я усмехнулся. — Я неоднократно слышал, что зацепок никаких нет. Жертв объединяет только то, что они играют в составе команд на чемпионате. Всё. Голое поле и простор для творчества. Мердок бесится, что на него повесили глухарь, и срывается на всех подряд. В отделе даже ходят слухи, что в связи с происшествием могут подвинуть даты проведения последующих игр. — Мы так никогда не доиграем, — сокрушённо буркнул я. — И так всё растянулось почти на год. — Война, Сохатый, — пояснил Сириус, будто бы я был несмышлёным малышом, который ничего не понимал. — Скажи спасибо, что вообще не прикрыли всю эту лавочку. С этим сложно было не согласиться. На самом деле я полностью разделял мнение моего друга, но злость на то, что все наши труды по подготовке к чемпионату мира могли кануть в небытие, во мне так и бурлила. Мы оставили деньги на столе и вышли на улицу. Декабрьский снежок неслышно падал на землю, в поздний час улицы были почти пусты, а настроение диктовало не торопиться домой. Мы гуляли по уютным улочкам Лондона, обсуждая всякую ерунду, но неожиданно Сириус ляпнул: — Ты ведь тогда остался с Эванс. Моё лицо вытянулось от удивления. Причём тут моя бывшая и что вообще задумал Блэк? — Бродяга, ты к чему клонишь? Сириус усмехнулся и шутливо ткнул меня в бок. — Тогда, на Хэллоуин, ты же ведь не ушёл сразу после того, как мы с Марлс сделали ноги? — Мы допили пунш и разошлись подобру-поздорову, — повторил я уже когда-то озвученную всё тому же Блэку фразу. Всем своим видом я показывал, что затронутая тема меня нисколько не волновала. Мне казалось, я выглядел весьма искренне. Однако Бродягу такими приёмами не проведёшь. — Оставь свои фокусы для Пита, — отмахнулся Сириус, после чего преградил мне путь. — Я сразу понял, что у вас с Эванс что-то было. Она ходит потерянная, как приведение. Ты сам на себя не похож. Неужели переживаешь из-за Клэр? Я не стал изображать из себя недотрогу и отступил перед натиском друга. Какой смысл было прикидываться невинной овечкой, когда внимательный Сириус и так всё сам понял? — И это тоже. Ты всё правильно понял, мы не сразу ушли. — Я не стану докладывать твоей невесте, — заверил меня Блэк, положив мне руку на плечо. — Это ваше личное дело, хоть я и не одобряю подобного. Однако я пытаюсь понять, что это было — секс по старой памяти или ты всё ещё что-то чувствуешь к Эванс? Я хочу уберечь тебя от неосмотрительных решений, так что тебе придется ответить, Сохатый. Сириус говорил чистейшую правду, у меня не было причин не верить ему. После расставания с Эванс он стал сдержаннее в своих порывах помочь мне наладить личную жизнь, ни слова не сказал против моего выбора Клэр и желания на ней жениться. Теперь он желал убедиться в искренности моих намерений и разобраться в мотивах моего поведения с Эванс. Честно говоря, я и сам не понимал, почему переспал с Эванс. У меня было всё в порядке с интимной жизнью, я был счастлив в отношениях с Клэр. Мы зашагали дальше по тротуару. — Просто помутнение рассудка, — небрежно ответил я. — Фантомные боли, если хочешь. Было и прошло. Я даже собирался извиниться перед Эванс, но она была слишком занята предложением о замужестве от Гейта. — Серьёзно, Гейт сделал ей предложение? — на лице Сириуса проступило сильное изумление. — И что она сказала? — Ничего, — фыркнул я, не желая вспоминать этот эпизод. — Взяла время на раздумья. — Вот дела! А я уж думал, между ними ничего нет. — Как видишь, это не так. — А что насчёт Клэр? — Всё по-прежнему, Бродяга, — без обиняков ответил я. — Я намерен жениться и обзавестись семьёй. Сириус бросил на меня загадочный взгляд, но комментировать мои слова не стал. Больше мы эту тему не поднимали. В начале декабря, в один из снежных и холодных вечеров, сидя в гостиной Макбрайд, мы пили вино. Клэр читала книгу, а я изучал Ежедневный пророк. В одной из статей обсуждались кандидаты, номинированные на премию «Ловец года-1979», в том числе обсуждали и меня. Автор написал о том, что я выиграл все матчи, в которых участвовал, что, по его словам, было очень хорошим показателем. От прочитанного на душе стало хорошо. Разумеется, я играл ради собственного удовольствия и победы моей команды, незаметно занявшей большой кусок в моей жизни, однако было отрадно узнать, что мои старания оценил кто-то ещё. Клэр захлопнула книжку и подошла ко мне. Обвив руками мою шею, она чмокнула меня в макушку и сказала: — Я пошла навстречу твоей просьбе, когда ты предложил перенести дату свадьбы. Теперь я бы хотела попросить тебя об обратной услуге. Сделаешь кое-что для меня? Я отложил газету и повернулся лицом к невесте. Она улыбалась и вытащила из кармана домашних брюк маленькую красную коробочку. — Для меня неважно, когда мы сыграем свадьбу. Но я очень хочу, чтобы мы дали обещание друг другу сейчас. Она открыла коробочку и вытащила из неё два блестящих золотых кольца, протянув одно из них мне. Я с интересом наблюдал за движениями Клэр. — Какое обещание? — спросил я, поднявшись с места. — Любить друг друга и быть опорой, — тут же ответила Макбрайд. — Ты права, для этого вовсе необязательно идти в церковь, — по-доброму усмехнувшись, ответил я и взял левую руку невесты, на которую надел обручальное кольцо. — Всё и так понятно без слов. Клэр просияла и надела кольцо на мой левый безымянный палец. Я не носил никаких украшений на пальцах, а потому ощущения были необычными. Мы смотрели друг на друга какое-то время, улыбаясь, а затем слились в поцелуе. Той ночью я всецело был с Клэр: и мыслями, и телом. Я думал только о том, как же мне повезло встретить такую красивую, интересную, изобретательную и понимающую девушку. После жаркой ночи мы строили планы на свадьбу в январе, которая, по словам Макбрайд, была лишь формальностью. Тогда я припомнил, что всё ещё не купил свадебный фрак, но пообещал себе, что непременно сделаю это до Рождества. Спустя полторы недели после того, как сыграли команды Франции и Португалии, на стадионе в Лондоне всё-таки состоялся последний матч четвертьфинала, на котором сразились Чародеи Чамбры и Сенненские Соколы. В результате игры, которая длилась без малого восемь часов, обратные пасы дали свой эффект и позволили игрокам из Того обыграть Британцев. По-человечески мне было жаль Соколов, тем более что двое загонщиков весьма радушно угостили меня травкой на вечеринке в честь дня всех святых, да и вообще они были приятными парнями. Однако обратные пасы, являвшиеся визитной карточкой Чародеев, помогли им одолеть менее собранных британцев и пробить себе дорогу в полуфинал. Я ждал жеребьёвки, в ходе которой приоткроется завеса тайны, скрывающая название команды нашего будущего соперника на следующем этапе чемпионата, упорно тренировался. В Ордене я стал замечать на себе редкие задумчивые взгляды Эванс. Мы всё так же не общались, делая вид, будто не знаем друг друга, лишь здороваясь для приличия. Но стоило мне повернуться, как Эванс тут же отворачивалась или отводила от меня взгляд. Я не понимал, чем было вызвано такое её поведение, и не слишком ломал над этим голову. До одного дня.