«Из всякого трудного положения сейчас же выйдешь, если только вспомнишь, что живешь не телом, а душою, вспомнишь, что в тебе есть то, что сильнее всего на свете». Лев Толстой, «Путь жизни»
Клэр, как и планировала, вернулась из Парижа на следующий день. Мы встретились после моей тренировки, чтобы поужинать в её любимом «Пропеллере». Она рассказывала о том, как прошёл памятный ужин, и о том, как была рада повидать родителей и друзей. В свою очередь, я вкратце рассказал о том, что побывал на вечеринке в честь Хэллоуина с Сириусом и Ремусом, не вдаваясь в детали. Макбрайд даже не стала задавать каких-либо вопросов, просто крепко держала меня за руку и вызывающе смотрела на меня. Тогда я решил озвучить свои мысли по поводу женитьбы: — Я бы хотел немного сдвинуть дату свадьбы. — С чем это связано? — уточнила Клэр, поджав губы. — У меня сейчас активная фаза сезона, — спокойно пояснил я, пристально глядя на невесту и прикидывая, догадывается ли она о чём-нибудь или же нет. — Я загружен тренировками и не могу в достаточной мере готовиться к свадьбе. Ближе к полуфиналу станет легче, а там потом на медовый месяц можно будет поехать куда-нибудь. — Разумно, — согласилась Макбрайд, пожав плечами. — Насколько будем переносить дату? — Как насчет четвёртого января? По правде говоря, я думал, что Клэр не захочет отмечать свадьбу зимой и предложит ещё сильнее сдвинуть срок, но она согласилась. — Годится. Напишу письмо в Париж, чтобы перебронировали ресторан и время венчания. Я чувствовал себя странно. Должен был радоваться тому, что Клэр была рядом, согласилась перенести дату свадьбы ради меня, но я не чувствовал какого-то ликования. Возможно, дело крылось в Эванс… Однако я уже признал свою вину и стремился всё исправить. С этой мыслью я чмокнул невесту в щеку и вложил свою половину суммы за ужин в счёт. Ноябрь выдался очень пасмурным, промозглым и унылым. Тренироваться в такую погоду было, мягко говоря, противно и попросту лень, но я исправно посещал тренировки и даже побывал с Эдвардсом на двух матчах четвертьфинала с целью понаблюдать за игрой соперников. В начале ноября на поле встретились Кенмарские Коршуны и Бигонвильские Бомбардиры. Изначально я ставил на вторых, поскольку люксембуржцы славились своей агрессивной игрой. Но что-то пошло не так, и ирландские любители леприконов вырвали победу, несмотря на ожесточённость борьбы соперников. Не подумайте, я уважал Коршунов, хотя бы потому что Даррен О’Хара придумал такую гениальную штуку для атаки, как «Голова ястреба», но уровень этих команд был слишком уж разным. У меня порой складывалось впечатление, что ловец Бомбардиров находился под кайфом, из-за чего проворонил снитч трижды за первый же час игры. Как ни крути, а болельщики Коршунов были довольны, ведь ирландцы всегда отличались любовью к театральным представлениям. Второй матч я посетил уже в конце ноября: за выход в полуфинал сразились Гиганты Гимби и Гоблины Гроздиска. Я больше болел за эфиопцев, поскольку был наслышен об их уникальных скоростных приёмчиках, и они в конечном итоге разгромили поляков. Для меня до сих пор оставалось загадкой, как Гоблины смогли одолеть Гордость Портри на предыдущем этапе, но при этом не справились с Гигантами. Чудеса, да и только. Возможно, это ещё одна странность в копилку неожиданностей этого чемпионата. Но одним квиддичем моя жизнь не ограничивалась. Я долго думал о том, как же мне стоило себя вести с Эванс, а затем пришёл к выводу, что лучшей тактикой стал бы вариант «как обычно». Я по-прежнему здоровался с ней, старался особенно не контактировать и не обращать на неё особого внимания. Внутренним чутьём я подозревал, что мне всё же стоило бы с ней объясниться, но я также знал, что, как только я оказывался с ней один на один, меня будто ударяло Империусом и я переставал здраво мыслить и адекватно себя вести. Эванс тоже не выказывала какого-то рвения к общению, и всё текло так, как текло.***
Краем глаза я заметила, как тот, кого я условно обозвала про себя Арагорном, беседовал с Гэлвином и даже похлопывал его по плечу, как давний приятель. Он стоял спиной ко мне, поэтому я не видела его лица. Когда медленный танец закончился и Лоркан поцеловал тыльную сторону моей ладони, Арагорн повернулся лицом. Я онемела от неожиданности. На меня в упор смотрел не кто иной, как Джеймс Поттер. — Спасибо, что потанцевала со мной, — сказал Фергюсон, отпуская мою руку. Я спохватилась не сразу — какое-то время смотрела на своего бывшего, но затем стала заигрывать с Лорканом, которому я определённо нравилась. Зачем? Мне срочно нужно было защититься от пронзительного, властного взгляда Поттера. Я надеялась, что моё присутствие на вечеринке его отпугнёт и он не потащится на танцпол, но в очередной раз ошиблась. Лоркан ушёл к сестре, и спустя несколько секунд Мародёры в неполном составе уже танцевали рядом со мной и Марлин. Я мгновенно сориентировалась и последовала примеру подруги — стала танцевать с парнем, выбрав своим партнёром Ремуса, который не стал сопротивляться. Поттер преспокойно шевелил конечностями сам с собой, даже куда-то отлучался, но, к моему ужасу, возвращался снова. Я боялась находиться с ним поблизости, поскольку один лишь взгляд на его крепкие руки сводил меня с ума, напоминая о том, как они сжимали мои ладони, гладили меня по спине… Вот видите! Сколько времени прошло, а я до сих пор была очарована Поттером, хотя всеми силами пыталась влюбиться в кого-нибудь другого, чтобы это наваждение прошло. Ещё не до конца захмелевший разум неустанно напоминал о том, что Поттер был помолвлен. Я не должна была на него заглядываться ни при каких обстоятельствах. Но что вы прикажете делать, когда он спровадил, да ещё и в весьма неучтивой форме ни в чём не повинного Лоркана, который лишь пригласил меня на медленный танец? Сам-то Поттер сразу же заплясал с какой-то лесной колдуньей, в то время как ко мне Фергюсон подошёл позже. Конечно, я согласилась и даже с некоторой обидой взглянула на Поттера, который выглядел вполне довольным, обнимая разомлевшую от такого внимания девушку, на которую он даже не смотрел. Танцевали мы недолго, ведь Поттер решил, что Лоркану не дозволено танцевать со мной. Разделавшись с моим партнером и забыв про свою даму, он бескомпромиссно схватил меня за руки и принялся качаться из стороны в сторону. Я не понимала, почему потакала ему, ведь, по своим намерениям, должна была игнорировать Поттера, что бы ни случилось. Однако его горячие ладони сжимали мои, он принялся подкалывать меня по поводу моего не самого пуританского костюма, а я делала вид, что меня это нисколько не волнует. И всё же каким-то магическим образом я включилась в короткую беседу. Из неё я узнала, что Поттер вырядился не в Арагорна, а в Абрахама Ван Хельсинга, даже нацепил на себя серебряный клинок. Только представьте эту картину: я — вампирша, а он — охотник на вампиров. Какова насмешка судьбы! Я снова поразилась начитанности и эрудированности чистокровного Поттера, который придумал образ, вдохновившись книгой магловского автора. Едва прозвучал последний аккорд песни, как я взяла Марлин за руку и утащила куда глаза глядят. Мне нужно было оказаться как можно дальше от эпицентра бедствий, то есть от моего бывшего. Как я уже позднее поняла, едкий запах чего-то жжёного был связан не только с тем, что в помещении курили кальяны и обычные сигареты, но и с тем, что некоторые гости баловались травой. Я, как человек законопослушный, искренне порицала это, в то время как Марлин смеялась надо мной, призывая не занудствовать хоть пару часов. Также я поняла, что от длительного вдыхания убойной смеси, заменившей воздух, я и сама ощутила на себе влияние этой дури. Мне вдруг сделалось легко, в голове стало непривычно тихо, и постоянно хотелось веселиться. Предварительно заправившись приличной порцией спиртного, мы с Марлин и её знакомыми вновь вернулись на танцпол, где я зажигала, как никогда. Внезапно Поттер снова явился и даже по-человечески пригласил меня на танец. Я подумала, что он так извинялся за своё недостойное поведение с Лорканом, и с подачки Марлин всё-таки согласилась, что стало моей большой ошибкой. Мне стоило отказать и уйти с этой чёртовой вечеринки, но вместо этого я танцевала с Поттером, прижимаясь к нему. Я слышала отголоски его потрясающего парфюма, смешанного с дымом. Его кожаный плащ немного спасал меня от опасной близости к нему, вдобавок я старалась вести себя непринуждённо, чтобы он ничего не надумал обо мне. Я видела, как под шляпой лихорадочно блестели его карие глаза, как в мягкой улыбке растягивались его губы. Почему он вообще улыбался? О чём он думал? Внутри меня ликовал писклявый голосочек, кричавший, что Поттер был рад меня видеть, но я его игнорировала. Мы давно не общались, даже не смотрели друг другу в глаза. О какой радости можно было думать? Он почти женат, ему незачем мне улыбаться, да и я не должна была любезничать с ним. Он чужой мужчина. Я почти в это верила, но, засмотревшись на его чёртовы губы, чуть было не вздохнула от досады. После танца Поттер, к моему неописуемому изумлению, предложил принести мне выпить, и я сразу же согласилась, воспользовавшись его отсутствием, чтобы прийти в себя. Вскоре он вернулся, вручил мне бокал и направился к выходу вместе с Ремусом, я даже подумала, что он уходил насовсем. Когда он обернулся, мы снова встретились глазами, и тогда я увидела в его взгляде то, чего не видела очень давно, — сожаление. О чём? Впрочем, поразмышлять об этом мне не дала Марлин, вовлекая в новый танец с ней и Сириусом. Я была слегка сбита с толку, но делала вид, что всё держу под контролем. Мне даже удалось расслабиться и снова почувствовать удовольствие от танца. Через пару минут музыка прервалась, и рядом с диджеем появился счастливый Гэлвин. Он снова признался в любви Ингрид, которая едва не расплакалась от радости, а также поздравил их обоих с помолвкой. После жарких оваций снова зазвучали знакомые мелодии, к нам присоединился слегка возбуждённый Поттер. Он не сводил с меня глаз, а я улыбалась Марлин. Она наверняка заметила странности в поведении моего бывшего и потому многозначительно стреляла глазками. Поттер с Блэком устроили своеобразный баттл, кто кого перетанцует. Лично я не сомневалась, что мы с Маккиннон двигались на порядок лучше Мародёров, а потому просто наслаждалась моментом и совсем не заметила, как Поттер придвинулся ближе ко мне. Он больше не выглядел самодовольным и беспечным, напротив, был взволнован, о чём-то размышлял. Но всё изменилось, когда Марлин и Сириус покинули нас. Поттер всё ближе придвигался ко мне, посягая на моё личное пространство. Чем меньше было расстояние между нами, тем увереннее и серьёзнее он становился. Я молилась о том, чтобы песня скорее закончилась, ибо находиться в такой опасной зоне и сохранять остатки самообладания было крайне сложно, и Бог меня услышал, ниспослав Поттеру мысль о том, чтобы пойти выпить. Когда мы шли к сидевшим у столика с напитками Маккиннон и Блэку, Поттер легонько коснулся моего плеча, уводя в сторону от группы людей, и меня словно ударило током. Такое невинное прикосновение, а по спине побежали мурашки. Мы совсем недолго побыли с Марлин и Сириусом, поскольку последний заметно перебрал и поддался на уговоры своей девушки отправиться домой. Оставшись наедине с Поттером, ощущая себя как на иголках, я молча пила принесённый им пунш и смотрела на счастливых людей, танцевавших под зажигательные треки. Почему я не могла веселиться вместе с ними? Почему я сидела и переживала о том, что до сих пор не могла отпустить Поттера из своей жизни? Он преспокойно пил и думал о чём-то своём. Его присутствие всё сильнее и сильнее меня смущало, алкоголь растворил остатки самообладания, а потому я поднялась на ноги, заявив о своём намерении уйти, поставила пустой стакан на стол и, развернувшись, стукнулась любом о подбородок Поттера. От сильной боли чуть не подкосились ноги, и я принялась тереть лоб. И тут случилось неожиданное: Поттер извинился передо мной. Ещё раз. Поттер попросил прощение за то, чего, скорее всего, даже не делал. Поскольку я пребывала не в самой трезвой кондиции, то вполне могла не совладать с координацией, за мной водился такой грешок. Но тут его «прости, пожалуйста, я не хотел», и… он схватил меня за подбородок, приподняв его, осмотрел ушиб, а затем нежно поцеловал мой лоб. Боль мгновенно прошла. Волна тепла пробежала по моему телу, и я прикрыла глаза от удовольствия. Мне нравилось, как Джеймс целовал меня в лоб раньше. И это его действие вернуло меня в прошлое, в то недолгое время, в течение которого я была счастлива. Совесть, твердившая о том, что мне не следовало ничего больше ожидать от бывшего, почти женатого парня, отчего-то заглохла, оставив меня наедине с эмоциями и желаниями. Я жадно таращилась на Поттера, который слишком тяжело дышал, но уже в следующую секунду его губы коснулись моих. Да! Как же долго я мечтала об этом, как часто мне снились яркие сны, в которых Джеймс был рядом! И вот он крепко прижимал меня к себе, нежно целуя. Дурацкие клыки явно мешали нормальному поцелую, а потому, когда мы отпрянули друг от друга, я сняла их и засунула в сумочку. Меня тут же накрыл приступ самобичевания. Что я наделала? Почему я целовалась с чужим женихом? Как я вообще смогла опуститься до такого дна? Я чуть не расплакалась от осознания того, что мне понравилось целовать Поттера, хотя это было совсем неправильно. Он схватил меня за руку и повёл в какой-то коридор. Я пребывала в некоторой прострации и даже не смотрела под ноги, просто молча шла за ним. Когда мы оказались внутри маленькой комнаты, я на короткое время пришла в себя, но затем всё стало значительно хуже. Не успела я задать вопрос о цели пребывания в столь странном месте, как Поттер подлетел ко мне и впился в губы. От него пахло духами, во рту чувствовался привкус пунша и табака. Все мысли куда-то разбрелись, и мне оставалось лишь предаться страсти. Да, всё верно, я переспала с почти женатым Поттером прямо на столе в какой-то каморке. В те моменты, когда он издавал томные низкие звуки от удовольствия, касаясь и целуя меня везде, где только можно, я снова почувствовала себя счастливой, пусть и на считанные минуты. Это ощущение было столь ярким, что я буквально видела свет, исходивший от меня и Джеймса. Я так соскучилась по нему! Моё тело ликовало, когда руки Поттера заскользили по нему, а внизу живота стянуло так сильно, что было почти больно. Когда всё кончилось, Джеймс выглядел очень довольным. На какое-то время он даже походил на себя прежнего, но спустя пару минут его будто подменили. Его лицо преобразилось, на нём проступила озадаченность. Тогда я всё поняла — он думал о Клэр. Маловероятно, что он испытывал чувство вины, но ведь он мог измениться. Мне стало так паршиво от того, что я поддалась искушению и переспала с Поттером, что захотелось моментально исчезнуть. Значит, он просто воспользовался ситуацией и занялся со мной сексом по старой памяти, так сказать, после ударной дозы алкоголя. Я спешно оделась вслед за ним, не думая ни о чём, кроме своей глупости и слабохарактерности. Поттер молчал, размышляя о своём, я тоже была нема как рыба. Мне и не нужно было ничего говорить — поведение моего бывшего было красноречивее любых слов. Поэтому, когда мы вышли на улицу, я в ту же секунду трансгрессировала домой, опасаясь разреветься прямо перед Поттером. Дома, сняв с себя треклятый костюм, я побежала в ванну, где просидела целый час в горячей воде, рыдая и укоряя себя за расхлябанность, распутность и мягкотелость. Как я могла? Почему я позволила Поттеру воспользоваться мной после всего? Я же знала, что он собирался жениться, так какого рожна влезла во всю эту чёртову авантюру? Почему перед ним я была так слаба? Разве стоила похоть того, чтобы испортить жизнь себе и другим людям? Мне отчасти даже было жаль Клэр. Будь я на её месте, наверное, убилась бы от горя. Я подумала о том, что Марлин и Алисе не стоило рассказывать о случившемся на вечеринке. Я не боялась их порицания, напротив, я его заслуживала, но не хотела ставить подруг в неловкую ситуацию. Если они не ведали об измене Поттера, то не могли проболтаться Клэр. Если Поттер так переживал за неё, что вспомнил о ней сразу после близости со мной, то пусть разбирается с ней сам, но впутывать себя в их разборки я не собиралась. Я убеждала себя в том, что сама приняла решение переспать с Поттером исключительно ради удовольствия и что не должна была испытывать угрызения совести из-за неверности чужого парня, не умеющего держать свои причиндалы за застёгнутой ширинкой, и мне почти это удалось. На следующий день я пришла в себя только после того, как выпила бодрящего зелья и аспирина. Голова раскалывалась, мысли путались, хотелось лежать в кровати весь день, но нужно было идти на работу. Чистя зубы, я заметила на лбу синяк. Вспомнив, как Поттер нежно коснулся его губами, ощутила это так явственно, будто он сделал это в тот момент снова. Я решила не залечивать синяк, замаскировав его при помощи палочки, видимо, не хотела терять последнюю ниточку связи с ним, пусть и не самую радостную, но отчасти счастливую. Рабочий день выдался относительно лёгким. В одной из палат лежало четверо пациентов, перепивших палёного огневиски на какой-то вечеринке. Припомнив собственные ужасные ощущения на утро с похмелья, я искренне им посочувствовала и сделала всё, чтобы облегчить их страдания. Вернувшись домой после работы, я решила позвонить Петунье, чтобы справиться о её самочувствии. Поговорив с ней около двух минут и успокоившись, узнав, что она была в порядке, я рассказала в двух словах, что была вчера на вечеринке, познакомилась с парнем по имени Лоркан, на что миссис Дурсль ответила скромным «хорошо». Не успела я положить трубку, как в дверь постучали. Я не ждала гостей, а потому с некоторой опаской открыла дверь, обнаружив за ней виновато улыбавшегося Ричарда. Я мысленно простонала. Зачем он пришёл? Всё дальнейшее действие было больше похоже на фарс. Он опустился на одно колено передо мной, протянув букет из красных роз, и затараторил: — Ты не ожидала меня здесь увидеть, но я больше не могу носить это в себе. Выходи за меня замуж! — Гейт умоляюще смотрел на меня, а букет в его руках трясся от напряжения и волнения. Я стояла как вкопанная, не в силах ни прекратить этот кошмар, ни сказать хоть что-то. — Я долго влюблён в тебя, думаю о тебе постоянно. Мне кажется, что я могу составить твоё личное счастье. Я сделаю всё для этого. Лили, я умоляю, не говори сразу «нет». Я знаю, всё сложно, но ты всё равно подумай. Пожалуйста. Я чувствовала безумную неловкость от ситуации. Ричарду не стоило приходить сюда и всё это говорить. При всём моём уважении к нему, я не чувствовала к Гейту ничего, что могло бы подвигнуть меня на то, чтобы дать согласие. Мне было жаль Ричарда, он был хорошим парнем, который наверняка мог себя реализовать в полной мере с какой-то весёлой и доброй девушкой, но только не со мной. Но именно чувство жалости, его отчаяние, воспитание побудили меня не отказывать ему тотчас. Я подняла его с колен, смущённо взяла цветы и пригласила в дом. В ноябре на улице было довольно холодно, и я совсем замёрзла, стоя на крыльце и слушая признания Гейта. Я заторможенно разлила нам чай, прокручивая в голове признания Ричарда, и мы некоторое время молча сидели на кухне. Я не имела ни малейшего понятия, о чём говорить с человеком, только что сделавшим предложение, от которого я собиралась отказаться в максимально учтивой форме. К счастью, Гейт недолго любовался мной и вскоре засобирался домой. На прощание он поблагодарил меня за гостеприимство и заверил, что будет ждать моего ответа столько, сколько потребуется. Я попросила его не делать никаких подарков, с чем он нехотя, но согласился. С тех пор я старалась сводить контакты с Ричардом на минимум, поскольку всё никак не могла найти смелости ответить, сделав ему больно. К тому же, Айзек был прав, я не любила обижать людей и вообще делать кому-либо больно, а потому часто делала хуже себе самой. Я поклялась, что обязательно объяснюсь с Гейтом в течение месяца, с содроганием приближаясь с каждым днём к дедлайну. В Ордене, в котором я стала появляться чаще, кипела жизнь. С появлением Лонгботтомов стало веселее. После каждой вылазки Алиса предложила собраться на чай, таким образом, периодически кто-то из фениксовцев отдыхал в штабе Ордена после тяжёлой работы. Несмотря на заявление Дамблдора о том, что средство борьбы с Сами-знаете-кем было найдено, атаки его последователей стали ещё более яростными, а потому я едва успевала залечивать раны товарищей и сама частенько вступала в бой. Поттер по-прежнему только здоровался со мной и вообще вёл себя как прежде, будто между нами ничего не было. Я тоже старалась поменьше вспоминать об этом. Мне достаточно было слукавить, говоря Марлин, будто после ухода её и Сириуса мы допили пунш и тоже отправились по домам. К счастью, Поттер не получал никаких травм в стычках с Пожирателями, а потому мы никак не контактировали. Двадцать седьмого ноября я побывала в гостях у Дурслей. Мы попили чай с кулинарным шедевром Петуньи — тортом «Наполеон», поиграли в скрэббл и даже посмотрели одну из юмористических передач в прайм-тайме. Сестра выглядела счастливой, Вернон сдувал с неё пылинки, а вместе они смотрелись на удивление гармонично. Видимо, беременность несколько смягчила крутой нрав сестры, она даже поблагодарила меня за заботу и то, что я выбрала время и приехала. Я искренне обняла Петунью и пояснила, что была рада тому, что проводила время с ней и её мужем, что могла быть полезной, и также напомнила ей, что сестра могла на меня рассчитывать в любом деле. Я даже едва не всплакнула от мыслей о том, что родители наверняка радовались бы за нас с Петуньей, ведь самым большим их желанием было помирить двух когда-то очень близких сестёр. Теперь их мечта становилась всё менее призрачной и более осязаемой. Я действительно радовалась тому, что в нашей маленькой семье наконец воцарились мир и взаимопонимание. Конечно, до идеальных отношений было далеко, но впереди столько времени, в течение которого можно многое изменить. На следующий день я проснулась раньше будильника. В окно гостиной кто-то беспрерывно стучал. Когда я открыла входную дверь, в дом залетела серая сова с лимонной лентой на лапке. Забрав у послушной птицы конверт и угостив её кусочком бекона, я отпустила её, а сама принялась читать письмо. Мистер Брайнсон просил прибыть как можно раньше, поскольку в Мунго нагрянула неожиданная инспекция с проверкой и из-за того, что всё приводилось в идеальный порядок, рук на пациентов критически не хватало. Сначала я возмущённо скомкала письмо, подумав о том, что, помимо меня, в больнице работало навалом целителей всех мастей, но потом припомнила о своей научной работе, за которую мне могли выдать грант, и стала торопливо собираться на работу. Нельзя было допустить, чтобы у Мунго или нашего отделения возникли проблемы. С этими мыслями я выбежала из дома и трансгрессировала за два квартала от кирпичного универмага «Чист и Лозоход лимитед». По улице, несмотря на раннее время, туда-сюда сновали люди, как и я, спешившие на работу. Когда до больницы оставалось пройти один дом, я решила перебежать узкую дорогу, поскольку светофор находился от меня далеко и пришлось бы делать огромный крюк. Я оглянулась по сторонам и, не заметив ни одной машины, засеменила по проезжей части. Оставалось сделать лишь четыре шага, как откуда ни возьмись слева справа из-за угла на бешеной скорости вылетел красный Mini Cooper и буквально в ту же секунду сбил меня с ног. От удара я отлетела на пару метров и ударилась головой и телом об асфальт. От невыносимой боли я закашлялась и потеряла сознание. Когда я пришла в себя, то обнаружила себя в одной из палат Мунго, что находились на первом этаже. Всё тело сводило тупой болью, пошевелиться не было сил. Неподалеку со мной находилась кровать другой пациентки, женщины средних лет. Она была перемотана бинтами и молча лежала, читая книгу. Заметив, что я заёрзала, ко мне подошёл целитель лет пятидесяти и принялся осматривать. Он задал несколько вопросов, вроде «помните ли вы, какой сейчас день и как вы здесь оказались», затем дал выпить несколько противных зелий, двое из которых я признала, едва почуяв их запах, — Костерост и заживлюящее. Меня едва не вывернуло от мерзкого вкуса лечебных средств, но я покорно пила их, приподнявшись на локтях. Затем принялась судорожно ощупывать себя. Я с раздражением и грустью констатировала перелом бедра и ушиб головы, однако целитель Хокинс с некоторым сожалением сказал: — Мисс Эванс, вынужден сообщить вам о том, что вследствие удара и неудачного падения вы получили закрытую черепно-мозговую травму, а также ушиб правой кисти и перелом правого бедра. Я настаиваю на том, чтобы вы провели в больнице не менее пяти дней. — Пять дней? — поражённо воскликнула я. Это никак не входило в мои планы, не говоря уже о другом. — Но, сэр, пять дней — слишком много для таких пустяковых травм. Невысокий смуглый мужчина с непониманием посмотрел на меня. Я ещё больше запуталась. Почему при высокой загруженности больницы такой длительный постельный режим? — Мистер Хокинс, я ведь работаю здесь и знаю наш устав. К тому же меня ждут в моем отделении. — Я уже сообщил мистеру Брайнсону, что вы здесь. Вам не стоит об этом волноваться, — произнёс мужчина, подойдя поближе ко мне, а затем едва слышно спросил, изучая меня каким-то странным взглядом: — Неужели вы не в курсе? — Не в курсе чего? — нахмурилась я. Меня вводили в замешательство странные вопросы и не менее странная реакция целителя. Неужели в больнице что-то изменилось, чего я не знала? — Вы в положении, мисс Эванс. Сказанные слова застряли в моих ушах, отголоском отдаваясь по всему телу. Я недоверчиво таращилась на улыбнувшегося мужчину, не в силах усвоить одну единственную фразу. В каком положении? Идиотки? Определённо. Нет, этого просто не могло быть. — Срок всего четыре недели, но я настаиваю на длительном отдыхе и покое для вас, поскольку полученные травмы могут плохо сказаться на ребёнке. Мой голос дрожал и не желал звучать, а потому «спасибо», сказанное мной целителю, прозвучало крайне хрипло и невероятно тихо. Когда Хокинс ушел, я уставилась в потолок. Я беременна. Не может быть! Хотя, кого я обманываю, может. Но, сколько я помнила, Джеймс всегда заботился о том, чтобы ничего подобного не случилось. Неужели в тот раз, на вечеринке, никто из нас не подумал о контрацепции? Боже, только не это. Как не вовремя! Я одна-одинёшенька, без мужского плеча, без особых средств к существованию и с кучей обязанностей. Куда мне ещё становиться матерью-одиночкой? Я не справлюсь. Нет, это просто розыгрыш, я не беременна. Однако здравый смысл подсказывал, что целитель Хокинс вряд ли играл со мной в игры, вынося вердикт. Что мне было делать? Слёзы, одна за одной, стали стекать по щекам на подушку. Не о такой жизни я мечтала. Я думала сначала встретить мужчину, который любил бы меня, стал бы мне поддержкой и опорой, а уж потом создала бы семью. А вышло ровно наоборот: я забеременела от мимолётного секса со своим почти женатым бывшим, оказавшись один на один с проблемой без поддержки извне. Кому было обо мне заботиться? Петунья сама вот-вот станет матерью, ей явно не до моих забот. Марлин и Алисе нельзя было об этом говорить, поскольку, узнай от них кто-то из друзей Поттера, непременно бы случился апокалипсис и обязательно всплыл бы тот факт, что мы занимались сексом на вечеринке, а мне только этого для полного счастья не хватало. Почему всё так складывалось? Я даже размышляла о том, стоило ли вообще оставлять этого ребёнка. Я была к нему не готова, Поттеру он был не нужен. Я лежала, обхватив себя, и безмолвно плакала, пока ко мне не подошла забинтованная соседка по палате и не посочувствовала. — Не знаю, что у вас случилось, но, если позволите, я бы на вашем месте рассказала бы обо всём близкому человеку. Точно! Айзек! Как я сразу о нём не подумала? Он оставался единственным человеком, кому я могла доверить свою страшную тайну и попросить совета. Я сердечно поблагодарила добрую женщину и послала Беллами патронуса с просьбой прибыть в Мунго вечером, а затем под действием лекарств погрузилась в сон.