Скована по рукам и ногам кандалами страха, Опутана ложью, омыта слезами. Потерянная душа идет до конца, И я борюсь за шанс быть обманутой снова. Evanescence — «Lies»
Каждый день в Лост Хилле ничем не отличается от предыдущего, и иногда я ловлю себя на мысли, что не могу вспомнить, какой сейчас год, ведь никто не удосужился выдать нам хотя бы календари. Казалось бы, такая мелочь — дата, а когда ее не знаешь, то быстро теряешься среди одинаковых и серых будней, которые сливаются в одно, лишенное формы пятно. Все мы здесь потеряны. Общество предпочитает отгородиться от таких, как мы, забыть о нас и не вспоминать никогда. Пациент психиатрической больницы — да это клеймо на всю жизнь... В глазах обычных людей мы — обезумевшие маньяки и убийцы, желающие лишь крови и смерти, не иначе. А кому хочется, чтобы подобный психопат реализовал свои извращенные мечты и фантазии? Никому. Именно поэтому такие места, как Лост Хилл, никогда не будут пустовать. Туда засунут любого, чье поведение и видение мира отличается от того, что принято считать нормальным.~*~
Я стояла перед столь ненавистными дубовыми дверями, служившими входом в логово Ифаня. Мне хотелось просто упасть на колени и разрыдаться, крича о том, что я устала от постоянного уродования своей души, устала от этих издевательств, после совершения которых мои мучители остаются безнаказанными, просто по-человечески устала... Если Ифаню казалось, что психотерапия помогает мне справиться с «болезнью» и находит ее причины, то для меня все выглядело так, как если бы убитой горем от потери ребенка матери кто-то постоянно шептал на ухо: «А твой ребенок умер! Он не вернется и сгниет в могиле!». Ифань сам подводит меня к краю пропасти, имя которой «безумие», а потом говорит, что терапия неэффективна и болезнь, видите ли, прогрессирует. Он сам способствует этому изо всех сил. Каждый божий день он обманывает меня, пытается внушить мне, что я ненормальная, и не будь я такой упрямой, то давно бы уже с этим согласилась. Но я прекрасно вижу всю эту ложь и буду сопротивляться ей до конца. Тихонько толкнув дверь, я заглянула в кабинет. Там стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь еле слышным шуршанием страниц раскрытой книги, что Ифань оставил на столе возле распахнутого окна. Его же самого в кабинете не оказалось. Я хотела было сесть в огромное мягкое кресло, чтобы не ждать Ифаня стоя, как истукан, но как только я сделала один шаг, у меня за спиной неожиданно раздался голос, отчего мое сердце чуть не остановилось от испуга. — Вы, случайно, не ко мне? — низкий прокуренный голос, принадлежащий явно очень старой женщине, заставил меня содрогнуться. Я медленно обернулась и шумно выдохнула, когда увидела, что кресло Ифаня в данный момент занимала престарелая... мадам. Почему именно «мадам»? Это первое, что пришло мне в голову, потому что вид у нее был такой, будто она являлась хозяйкой элитного борделя в Париже веке, этак, в восемнадцатом. Вот только ее растрепанные седые волосы и яркая красная губная помада, явно выходившая за линию губ, портили всю картину. — Не к Вам, — пролепетала я, пятясь назад. — Я, пожалуй, за дверью подожду. — Очень жаль, — томно протянула старушка, поднося к губам мундштук с дымящейся сигаретой. Я пулей выскочила из кабинета. Это явно был призрак... Хотя... Учитывая то, в каком месте я нахожусь, будет совсем неудивительно, если это всего лишь пациентка. Таких тут множество, и всех попросту не запомнить. Немного отойдя от встречи с престарелой куртизанкой, я огляделась по сторонам, надеясь увидеть хоть кого-то живого. Кабинет Ифаня находился в самом конце длинного коридора на третьем этаже западного крыла здания. С обеих сторон от дверей кабинета было сделано что-то вроде лоджий, и если я сяду на подоконник в одной из них, то меня никто не заметит, но я увижу всех, кто подходит к дверям. Вот там я и решила дождаться Ифаня от греха и от призраков подальше. На улице вовсю шел ливень, и я нашла себе развлечение в виде наблюдения за нахохлившимися голубями, что жались друг к другу по ту сторону окна, ютясь на небольшом выступе стены. Забавно... Я сижу в тепле, а они промокшие и замерзшие, но мне не было их жаль, потому что они свободны, а я живу в клетке. Я им завидую... Так я просидела около пятнадцати минут и хотела уже вернуться в палату, но услышала в коридоре быстрые шаги и голоса. Немного выглянув, я увидела Ифаня и Чонина, стоящих возле дверей. — Мне надоело выгораживать тебя, понял? — недовольно сказал Ифань. — Заходи, надо поговорить, — он пропустил Чонина в кабинет и сам зашел следом, не заметив меня. Не раздумывая ни секунды, я тут же сорвалась с места и на цыпочках подошла к дверям. Я боялась быть обнаруженной, но нездоровый интерес меня просто распирал. Что же такого натворил Чонин? А может, это из-за меня? Но я и подумать не могла, что подслушанный по счастливой случайности разговор повергнет меня в такой шок... К такому я попросту не была готова. Я прислушалась. Говорил только Ифань и, судя по тону, он был рассержен. — Чонин, ты вообще понимаешь, что творишь? Остановись, пока не поздно. Я еще мог понять, когда ты захаживал к нимфоманкам... Те хотя бы не жаловались. Но Лори... Это перебор. Ты в изоляторе на ней живого места не оставил. Хочешь, чтобы поползли слухи, будто мы тут пациентов избиваем? — он тяжело вздохнул. — Снова хочешь в подвал? Ты — мой друг с детства, но учти, что вытащить тебя оттуда во второй раз я уже не смогу. Ты не представляешь, чего мне это стоило. Так что сделай милость — не насилуй ее больше или хотя бы не избивай в процессе. Твое счастье, что она рассказала об этом только мне. Вдруг Чонин подал голос: — Прости, друг, но уж больно она хороша. Есть в ней что-то такое... Она напоминает мне самую первую девушку, которую я убил... Да... Каждый раз меня прямо ностальгия пробирает, — насмешливо сказал он. — Ты неисправим, — тихо ответил Ифань. — Учти, если попадешься — я без зазрения совести снова посажу тебя в подвал. Уверен, ты прекрасно помнишь, каково там. — Такое не забудешь, — процедил Чонин. Я услышала быстро приближающиеся шаги и тут же убежала обратно в лоджию. Прижавшись к стене, я молилась, чтобы меня не заметили. От бешено колотящегося сердца у меня зашумело в ушах. Хлопнула дверь, и шаги быстро стихли. Я медленно сползла по стене и села на пол в немом плаче. Мелкая дрожь пробралась, казалось, глубоко под самую кожу, заставив все мое тело содрогаться. Вот так ощущается потеря надежды на спасение... Чонин, оказывается, бывший пациент Лост Хилла, причем, не какой-то там, а из буйно помешанных... Прямиком из подвала, прямиком из преисподней... Подвал Лост Хилла — это рассадник маньяков и убийц самых разных мастей, абсолютно безнадежных случаев помешательства. Там держат людей, чьи преступления чудовищны в своей жестокости, чьи мысли с маниакальной настойчивостью вертятся вокруг лишь одного желания — медленно убивать, чтобы посмотреть, что у вас внутри. Сехун говорил, что они как свора бешеных собак, и их нужно либо пристрелить, либо держать в клетке до конца дней... Может, он и прав. Но одна бешеная собака все-таки смогла выбраться из подвала и уже почти сомкнула пасть на моей шее... Если Чонин — психопат, то что помешает ему убить меня рано или поздно? Ничто. Ведь психопатам неведом страх наказания.~*~
Боязливо оглядываясь по сторонам, я спешила вернуться в свою палату, но неожиданно столкнувшись на углу с Сехуном, я завопила от дикого испуга. — Ты чего? — он испугался, похоже, не меньше меня. — Прости... Нервы шалят... — уклончиво объяснила я и попыталась проскользнуть мимо Сехуна. — А ну-ка стой, — он поймал меня за локоть. — Что случилось? — Ничего. Просто ты так неожиданно появился... Само собой, я перепугалась, — виртуозно врать я никогда не умела, к тому же, меня всю колотило от дрожи, и Сехун не мог не почувствовать это, держа мою руку. — Я спрошу еще раз. Что случилось? — он крепко сжал мой локоть и пристально смотрел мне в глаза. — Я же вижу, что ты перепугана до смерти. И это не из-за меня. Я огляделась по сторонам и, не обнаружив посторонних ушей, рассказала Сехуну о подслушанном разговоре, разумеется, умолчав о подробностях, касающихся конкретно меня. Реакция Сехуна на это была более спокойной, нежели моя, но он точно не остался к этому равнодушен. — Как же Ифаню удалось его вытащить? — наконец, спросил он. — Из подвала нет пути назад... Оттуда только выносят вперед ногами в крематорий... — задумчиво произнес Сехун. — Не знаю... — вздохнув, ответила я. — А тебя не пугает тот факт, что мы живем бок о бок с сумасшедшим психопатом, который людей убивал? — Все мы здесь сумасшедшие... — отстраненно сказал Сехун. — Просто кто-то больше, а кто-то меньше... Выбраться отсюда мы не в силах, так, может, обретем свободу в смерти? Думаю, он не станет убивать кого-либо из нас, ведь этим он окажет нам неоценимую услугу. Я ничего не смогла ему ответить, но доля истины в его мрачном выводе все же была... И действительно, какой смысл убивать человека, который будет только рад избавиться от мучений и стать свободным, пусть даже в смерти... По крайней мере, я ни разу не слышала о том, чтобы один психопат убил другого психопата. Жертвами обычно становятся те, кому есть, что терять, и которые будут отчаянно цепляться за жизнь.~*~
Растворись во мне, и я утешу тебя, Ведь я жила и умерла ради тебя. Живи во мне, и я поклянусь, Что никогда не оставлю тебя. Evanescence — «Lies»
Как оказалось, ливень был только началом, и к вечеру над Лост Хиллом раздались удары грома. Большинство пациентов очень плохо переносило грозу. Не знаю почему, но она сильно влияла на их самочувствие. Многие вели себя очень беспокойно, и их приходилось привязывать к кровати, чтобы они не навредили себе. Я же относилась к грозе очень даже спокойно, чего не скажешь о Лухане. Сестра Дона уже даже не пыталась удержать его, когда он с первыми раскатами грома бежал ко мне. Вот и в этот раз он ворвался ураганом в мою палату и обнял меня, дрожа от страха. — Лори, мне так страшно! — прошептал он. — Почему гроза такая громкая? Я слегка улыбнулась, насколько это вообще было возможно в моем состоянии. Я не могла допустить, чтобы мое беспокойство из-за Чонина передалось Лухану, он ведь итак напуган и ищет у меня защиты. — Не бойся, — тихо сказала я. — Скоро она пройдет. Мы сели на пол под окном, в которое с неистовой свирепостью барабанил дождь. С очередным особо сильным ударом грома стекло отчаянно затрещало, рискуя не выдержать такого напора стихии. Казалось, будто даже стены сотрясаются и ходят ходуном. Бедный Лухан уже всем телом прижимался ко мне, с силой сдавливая мне ребра. Стиснув зубы, я терпела эту боль и гладила Лухана по волосам, пытаясь успокоить. В таком положении нас застала вошедшая в палату Дона. Лухан, увидев ее, сразу закричал: — Я не уйду! Я останусь с Лори! — Дона, можно? — с надеждой спросила я. — Ему очень страшно. Пусть он останется здесь, я присмотрю за ним, клянусь... Дона вздохнула и кивнула мне, прекрасно понимая, что если попытаться сейчас вытащить Лухана из моей палаты, то он закатит нешуточную истерику с воплями. — Ладно, вечерний обход уже закончился. Скажу Ифаню, что все на своих местах, — сказала она. — Спасибо, — прошептала я. Дона вышла и закрыла дверь с той стороны на ключ. Лухан уткнулся носом мне в шею, и я почувствовала, что мои щеки начинают гореть. Мне итак было тяжело дышать, а теперь я и вовсе могла задохнуться. — Лухан, пожалуйста, не стискивай меня так сильно, — отчаянно просипела я и попыталась хоть немного ослабить его хватку. — Прости, — прошептал он и в тот же момент разжал руки, и я смогла сделать полноценный вдох. — Лори... — тихо позвал Лухан. — Что? — Ты ведь не бросишь меня одного? Правда же? Ты ведь останешься со мной? — пробубнил он, щекоча дыханием мою шею. Не успела я ответить, как палату заполнил яркий свет от вспышки молнии, а следом раздался новый оглушающий удар грома. И меня снова сжали в объятиях, будто в железных тисках. — Конечно же, не оставлю, — резко выдохнув, сказала я. — Я никогда не оставлю тебя, если только ты сам не попросишь меня об этом. — Точно? — протянул он. — Да, абсолютно точно, — ответила я. Он разжал руки, и драгоценный кислород снова был в моем полном распоряжении, но неожиданно я почувствовала, что Лухан касается моей шеи губами... И он делал это намеренно, потому что его поцелуи поднимались все выше... Внутри меня все протестовало, крича о том, что это неправильно, что я должна остановить Лухана, ведь он не осознает, что делает, но когда он добрался с поцелуем до моих собственных губ, я наплевала на все душевные протесты и поцеловала его в ответ.