Глава IV
9 июля 2014 г. в 18:45
***
Потом были дороги, долгие дороги, которые то пересекались, то расходились в разные стороны, но всё неизбежно уходили вдаль, и, поднимая длинные столбы пыли, постепенно терялись за горизонтом. Это были дороги прошлого. Пути грядущего невидимы.
***
Ренье де Шартр, архиепископ Реймский по счастливому стечению обстоятельств и главный палач по истинному призванию своей души, повёл такую речь:
- Ты, дева Жанна, прозванная Жанеттой в своей родной деревне, где ты пасла овец, продолжаешь ли ты утверждать, будто услышала голос Господа нашего, который якобы повелел тебе спасти Францию от англичан?
- Да, сударь. Это правда. - ответила девушка. За её спиной послышался недобрый смех. Солдаты, священники, придворные лизоблюды - взгляды всех этих людей, окружавших её последние месяцы, были устремлены на неё.
- Так, значит, Бог ненавидит англичан? - продолжил допрос епископ.
- Не знаю, сударь, любит ли Господь англичан или ненавидит их. Я только знаю, что все англичане будут изгнаны из французской земли, кроме тех, кто здесь погибнет.
- Так, значит, ты мнишь себя посланницей небес, избранной дочерью Господа нашего? "Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит..."? - ухмыльнулся епископ.
- Нет, сударь. Я никогда этого не говорила.
- Нет? Разве ты не мнишь себя великой дочерью Франции?
- Я - дочь своей матери, сударь. - ответила Жанна - Но Господь одарил меня своей великой милостью.
- Это так, дитя, это так. Но разве не Господь учил нас: "Возлюби ближнего своего как самоё себя"? А ты, Жанна, по собственному заверению избранница божия, сражалась с мечом в руках, отставив святое знамя! - и епископ прибавил чуть тише - Тому есть свидетели...
- Я хотела защитить народ, сударь. Я хотела защитить Францию.
- Ты хочешь сказать, что меч может защитить народ лучше, чем святое знамя?
- Вера, заключённая в душе человека, сильнее всего на свете. - ответила Жанна.
- Так, значит, это из любви к ближнему ты разила англичан своими мечом? - продолжил епископ Реймский.
- Да, сударь. Я это делала не из ненависти к англичанам, а из любви к французам. Я просила англичан оставить нашу Родину и уйти с миром, я слёзно молила их об этом...
- И что же англичане тебе ответили? - снисходительно улыбнулся епископ Реймский.
- Они лишь посмеялись надо мной.
- Жанна, дитя моё, ответь мне: неужели это Господь повелел тебе носить мужские одежды? Разве ты не знаешь, что это страшный грех?! Этим ты пытаешься сравниться с мужчиной!
- О нет, сударь! - сказала Жанна - Если бы я могла вернуться домой, я тот час же надела бы своё девичье платье.
- Довольно, Жанна! - закричал епископ Реймский. От возмущения на его лице проступили красные пятна. - Мы уже достаточно наслушались твоей ереси! Признайся: это дьявол явился тебе в образе святого Михаила и заставил своих бесов явиться тебе в образе святых Екатерины и Маргариты! Это лукавый ввёл тебя во искушение!
- Нет, сударь! - воскликнула девушка - Со мною говорили святые Михаил, Екатерина и Маргарита. От них исходил великий благодатный свет - свет истинной любви.
- Ты богохульствуешь, Жанна! Если ты будешь продолжать, мы отлучим тебя от святой католической церкви!
- О нет, сударь! - ответила девушка. Ведь тело человека - храм его души. Но если вы всё же решите отлучить мою душу от моего тела-церкви, то тогда она отправиться к тому, во чью славу возводятся все земные церкви.
- Довольно, судари мои. - сказал епископ Реймский. Его лицо было багровым от гнева. - Мы достаточно слушали эту еретичку. Теперь мы должны вынести ей достойный приговор.
В отдалении от прочих святых отцов стоял молодой священник. Он был не искушён жизнью и чист душой, поэтому он мог видеть благодатный свет, который исходил от лица этой девушки, сумевшей дать отпор жестоким врагам на поле сражения и этим тщеславным и лицемерным палачам-судьям под сводами древнего и прекрасного собора. Его подписи не будет на вынесенном ей приговоре - одной-единственной подписи - и поэтому он мог смотреть в её ясные, всегда печальные глаза. Его губы едва слышно шептали:
- Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви...
И когда стражники уводили Жанну, он склонился перед ней и поцеловал края её одежды.