Сны Жанны

Всему положил конец резкий неприятный скрежет дверных петель. Жанна открыла глаза и посмотрела туда, откуда донёсся звук. В темницу вошли стражники и один из них приказал ей встать. Девушка молча подчинилась. - Ну вот и всё! Пришёл твой час, молись, если можешь! - ухмыльнулся стражник и бросил на пол кусок хлеба и кружку воды - последнюю трапезу обречённого. Кружка звонко ударилась об пол и вся вода в ней разлилась. Двери темницы затворились и девушка вновь осталась одна. "Сегодня я стану свободна." - подумала Жанна. Но вдруг её глаза наполнились слезами и она, рыдая, упала на скамью и закрыла лицо руками. Некоторое время спустя Жанна держала в руках кусок хлеба, грубо брошенного на пол английским солдатом. По её щекам всё ещё текли слёзы, а губы дрожали, но её мучил сильный голод, и она ела этот чёрствый хлеб. "Господи, будь со мной в этот час... Помоги мне выдержать это..." - думала девушка - "Я сдержу своё обещание, матушка! Я возвращаюсь домой...". *** Постепенно многочисленная толпа зевак, собравшаяся на площади Руана, чтобы своими глазами увидеть хрупкую фигурку, охваченную неистовым пламенем, потеряла всякий интерес к этому зрелищу, и, когда костёр начал угасать, разбрелась. И только один солдат, стоявший совсем близко от костра, видел, как из него вылетела белая голубка и устремилась ввысь. Тогда он упал на колени и, рыдая, всё повторял, что сжёг святую. *** Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после. ***