Ошейник для Лисицы

— О точной дате узнаем. Я узнаю. Но, скорее всего, уже завтра или послезавтра. В любом случае мы должны быть готовы. — Мы-то готовы. — А делать-то что? — как всегда, вопрос близняшек из двух слился в один. — Смотрите. Делаете всё как обычно. Подлёт тут есть. С тыльной стороны. — Там наверняка охрана. — Вы должны их просто ошеломить своим появлением, тогда они и про оружие забудут, ясно? — А чего тут неясного? Ошеломим, ещё как! — Тогда так. Альтер, хватаешь Флёр. Только аккуратно. Мирумас, на тебе Эмерлина, раз вы уже знакомы. Рит, Крит… Лисички обернулись. — Вам придётся действовать вдвоём. — Что? — Это невозможно! — Зачем? — И поодиночке справимся! — слаженно начали они. — Нет. Одной там справиться будет очень сложно. — Почему? Я взял веточку и нарисовал ею на земле простенькую фигурку: — Ренара будет не так легко утащить… *** — А-А-А-А-А-А!!! Мой крик надоел уже всем охранникам. Что делать — я издавал его с такой завидной регулярностью, что некоторые уже обзавелись затычками для ушей. Но больше всех страдали мои соседки. — Ренар, умоляю… — Я не могу так больше! И не сдамся! — я снова попытался избавиться от наручников. И снова охранники прижали уши. — Неужели так больно? Мог бы уже привыкнуть! — заявила сидевшая в своём углу Флёр. — Я и то привыкла. — Извини, но это, мягко скажем, не то! — от злости и беспомощности я срывался на грубости и оскорбления, но Флёр стоически их переносила. Пытаясь как-то сбросить напряжение, я снова начал метаться по своей камере, но всё было тщетно. Я так не мог жить, я привык к свободе, я привык к тому, что могу выбраться откуда угодно и когда пожелаю. — Ренар, пожалуйста, сядь и успокойся. Силы тебе ещё могут понадобиться… — Как они могут понадобиться, если у меня лапы за спиной скованы?! Эмерлина вдруг погрустнела, опустила голову и тихо заплакала. Я вдруг понял, что впервые на неё наорал, чего делать совершенно не стоило. — Извини… Эмерлина продолжала плакать. Я понимал, что тут не отделаться простым извинениями, и мне стало стыдно. Так не хотелось её во всё это втягивать, но судьба распорядилась иначе. Так уж получается, что, когда есть что-то дорогое для тебя, тобой проще распоряжаться. Наручники. Впервые в жизни я осознал, для чего они нужны. Изенгрин постарался сделать всё, чтобы мой побег был как можно более затруднительным. И, как специалист в таких делах, я должен был признать: он был просто невозможен. Запиравший решётку замок находился в двух шагах от самой решётки, удерживая балку, которая запирала саму дверь. Охрана была круглосуточной и крайне неразговорчивой. Из камеры меня выводили только под конвоем десятка охранников, которые тоже были лишены всяких эмоций. Но самое главное — с меня уже третий день не снимали эти чёртовы наручники, сковывающие лапы за спиной. А сами они были очень необычными: очень широкие, от запястий почти до локтей, изнутри покрытые направленными вниз шипами… Именно поэтому всякий раз, когда я пытался их стянуть, не менее десятка этих шипов чувствительно впивалось мне в кожу, причиняя невыносимую боль. А когда мне больно, я кричу… — Ренар, ради всего святого… — Флёр зажала лапами уши. — Я пытаюсь поспать! Я снова упёрся лбом в решётку и взглянул на соседнюю камеру. Лисиц держали от меня отдельно, но прямо напротив. Их тоже выводили, тоже под конвоем, но зато им вдвоём было куда веселее, чем мне совершенно одному. Я собрал всю свою волю в кулак и ещё раз попытался стянуть с запястий металлические трубы. Вот уже лапы пронзила боль, но я терпел, продолжая тянуть, пока не почувствовал, что ещё чуть-чуть — и шипы упрутся в кость… — А-А-А!!! Снимите их с меня! Больно! — я упал на сырой пол камеры и начал по нему кататься, из последних сил дёргая злополучный ограничитель свободы, причиняя себе ещё бóльшую боль. Когда я успокоился, боль утихла, а наручники остались на прежнем месте, один из охранников передал свой арбалет другому и куда-то ушёл. Спустя несколько минут послышался звон ключей и дверь в решётке открыли. Ко мне в камеру вошли двое волков, один из которых держал в лапе какой-то предмет, сделанный из ремней. Толкнув меня в угол, он схватил меня за морду и умело натянул намордник. Туго затянув все ремни, он подёргал его, проверяя прочность креплений, и удовлетворённо буркнул что-то. Потом дверь камеры закрыли и я снова остался наедине с самим собой. Теперь даже с девчонками не поболтать. Эмерлина смотрела на меня с усмешкой — она сама не раз надевала на меня такие приспособления, а Флёр — с сочувствием. — Как ощущения? — вдруг спросила она. Разумеется, стягивающий челюсти намордник не был самой удобной деталью одежды. Хитросплетения кожаных полосок плотно обхватывали всю морду, сходясь на затылке. Вот если бы его не так сильно затянули, то я бы чувствовал себя вполне хорошо. О чём я и сообщил лисице невнятным мычанием. — Угу. Неудобно, знаю. Кожаные — они самые противные. Изобразив на морде недоумение, я попытался спросить у неё: «Почему?» — Почему? Полоски кожи в нос давят больно. Позже ты это ещё почувствуешь. Тряпичный гораздо лучше, он не так сильно давит… — вслух рассуждала Флёр. — Ты так говоришь, как будто сама только то и делала, что носила намордники. Флёр посмотрела на мою жену так, как будто та сморозила совершеннейшую глупость. — Разумеется. И, поверь мне, это было совсем не по моей воле. Только сейчас Эмерлина вспомнила, с кем она имеет дело. Сидели мы так уже трое суток, хотя в подвале было сложно определить, ночь сейчас или день. Там не было ни единого окна. Ориентировались мы в основном по объявлениям охранников типа «Завтрак» или «Ужин». Хотя после того, как у нас случились два ужина подряд, мы перестали гадать, сколько уже тут сидим. То, что сидеть осталось недолго, было ясно: все остальные камеры были пусты: Изенгрин всегда очень быстро расправлялся с теми, кто был ему не нужен. А я ему был не нужен от рождения… Когда волк разносил еду в деревянных мисочках, он сделал вид, что не заметил, что на мне надет намордник. Если учесть то, как здесь кормили, то пропускать ужин было нельзя, но все мои попытки сначала стянуть, а потом попытаться есть через намордник привели к тому, что я только испачкал всю морду в мерзкой коричневой каше. Лисицы пытались помочь мне, объясняя охраннику, что я не могу есть, но волк их попросту не слушал. Чуть позже мимо наших камер два охранника провезли на тележке целую коровью тушу. Кому могло столько понадобиться, я не знал, но пообещал себе, что если выберусь, то узнаю обязательно. Ужин кончился для меня бесславно, и под урчание пустого желудка я улёгся спать. Это было единственным развлечением в камере-одиночке. Теперь, с надетым намордником, я уже молча терпел покалывание наручников, к которым даже начинал привыкать. Прошёл ещё один день, полный безделья. На этот раз мне милостиво позволили поесть, для чего сняли намордник, но потом надели его обратно. Я понял, что Флёр была права: лямки действительно врезались в кожу, давили и начинали страшно раздражать. Лисички в соседней камере всё время о чём-то разговаривали, а я был лишён даже этого. — Идите, погуляйте, я посторожу, — проходивший мимо стражник в чёрных латах остановился между нашими двумя камерами и повернулся ко мне. Странно, но это был лис. Я недовольно замычал на собрата, но тот лишь усмехнулся: — Тяжело тебе тут сидеть, а, Ренар? Я зарычал на него. — Знаю, знаю. Лис лиса не предаёт. Вот если бы Арен знал это правило… Странно, но черты морды лиса показались мне удивительно знакомыми… — Не бойся, мы вас вытащим. Округлив глаза, я уставился на него, перебирая в памяти все известные мне образы. И тут я наткнулся на один, который был очень нечётким… Я снова попытался промычать его имя. Лис усмехнулся и, прислонившись к решётке, закурил: — Флёр, слушай сюда. Лисица встрепенулась и посмотрела на него. — Завтра на рассвете вас всех повесят… — Все уже тут? — Четверо. — Этих тоже захватили? — Да. Ренара будут вытаскивать вдвоём. — Почему? — На казнь его поведут закованным по уши. — Отлично. Всё как всегда? — Да. — Жду. Лис развернулся и положил на прутья клетки половину своей сигареты. — Привет, Ренар. Если бы я мог ему что-то ответить, я бы сказал: «Привет, Густав». Это был он. Не сразу я его узнал потому, что при нашем с ним знакомстве я больше говорил с Нобелем, к тому же лис тогда был весь выкрашен в зелёный цвет. Вспомнив, как он выглядел, вися на дереве, я зафыркал от смеха. Густав, услышав эти странные звуки, обернулся. — Да, знаю. Зелёный цвет мне не очень идёт… но ты ещё не видел Флёр в этой раскраске! Лисица, поспешно добивавшая сигарету, недовольно фыркнула. — Ладно, давай сюда, — лжеохранник отобрал у Флёр курево и снова затянулся. — Завтра ни о чём не беспокойтесь. У нас уже всё готово. — Не сомневаюсь, — подмигнула ему Флёр. Строго рявкнув на подошедших охранников, Густав удалился. Охранники некоторое время пошептались насчёт того, кто это был, потом сменились. Сменившие их два амбала остановились у камеры Флёр и некоторое время разглядывали лисиц. Потом им это надоело и они заняли свои места. Опять ничегонеделание. Как же тяжело быть беспомощным. Но, как оказалось, зря я заикнулся об этом. К нам зашёл сам Изенгрин, чтобы повидаться с Флёр. — Ну что, лисичка? Хочешь развлечься? Флёр смолчала. Пылая от злости, она неподвижно сидела на койке. — Что же ты молчишь? Это будет последняя радость в твоей жизни, неужели ты не хочешь развлечься напоследок? Флёр грубо послала его в известном направлении. Изенгрин закурил. — Зачем грубить, лисонька? Ты же не знаешь, что тебя ждёт, — он похлопал себя по животу. — Тебе может даже понравиться. — Похотливый урод, — выдавила сквозь зубы Эмерлина. — Почему же урод? — Изенгрин усмехнулся. — Давай, лисонька, я провожу тебя в такое место, где ты обо всём забудешь… — Лучше тебе забыть про меня, — отрезала лиса. Волку надоело обмениваться любезностями. Махнув охранникам, он достал ключи и начал отпирать замок клетки. — Что ж, раз ты не хочешь по-хорошему… — Пошёл вон! Лисицы сопротивлялись, но это было бесполезно. А я в это время в бессильной ярости метался по своей клетке… Эмерлину они просто отшвырнули в сторону, а Флёр зажали в угол и там повязали. Бешено извивавшуюся лисицу куда-то потащили. Истерила Флёр по-страшному: кричала, орала, извивалась и кусалась. Волкам, которые вели её, пришлось не сладко… но ещё хуже пришлось самой Флёр… Все волки, в том числе и охранники, ушли. Эмерлина обречённо посмотрела на меня и тихо заплакала. Я вдруг понял, что из моих глаз тоже катятся слёзы. Надежды, которая всегда жила во мне, больше не было. Она умерла. Наверное, вместе с надеждой Флёр… Ночью в камеру к Эмерлине втолкнули грязную и голую лисицу. Я смотрел на неё, некоторое время не узнавая в ней Флёр. Совершенно голая, связанная по лапам и ногам, она рыдала сквозь забитую в её пасть тряпку. Бросившись к ней, Эмерлина поспешно принялась её развязывать, но даже без пут тело Флёр оставалось словно ватным. Она продолжала держать лапы за спиной и бессильно рыдать. Стоявший в дверях волк злобно ухмыльнулся: — Хороша, сучка! Жаль, недолго ей осталось… С этими словами охранник захлопнул дверь и ушёл, позванивая ключами. Эмерлина наконец решилась вытащить кляп из пасти Флёр — и по тюрьме прокатился её громкий плач. Безутешно рыдая, она закрыла морду лапами, время от времени срываясь на крик. Эмерлина даже не пыталась её успокаивать, а просто сидела и ждала, когда она проплачется… Минут через пятнадцать сил на крик у лисицы уже не осталось, и, лёжа на каменном полу, она только тихо всхлипывала. Можно было разобрать некоторые слова, которые она шептала: «Не хочу» и «Убью». Кого и за что она убьёт, было ясно, а вот чего она не хотела — было непонятно. Неожиданно она стала когтями царапать своё тело, снова во весь крича: «Не хочу!» Эмерлина попыталась её остановить, но Флёр была гораздо сильнее и с каждым мгновением всё больше и больше раздирала шкуру на груди и животе. — Флёр, остановись! Флёр! Перестань!! — пыталась уговорить её моя жена, но всё было бесполезно. Меня вдруг охватил небывалый страх за свою жизнь. Это ведь я во всём виноват! Если бы не я, сейчас бы Флёр не попала сюда и ничего бы не произошло. И мне было очень страшно, потому что Флёр убивает всякого, кто виноват… — Флёр, остановись! — кричала Эмерлина, пока та продолжала раздирать себя на части. — Хватит… Не хочу больше! — вдруг вполне отчётливо сказала она. — Чего не хочешь, Флёр? — Не хочу… Моя жена торопливо подняла лисицу с пола и посадила её на одну из коек. Флёр тихо плакала, и даже в соседней камере я чувствовал, какой ужасный запах от неё исходит. Удивительно, но Эмерлина даже не морщилась, а она обычно не жаловала резкие запахи. Она лишь села рядом с лисицей и начала поглаживать её по спине, но Флёр оттолкнула её лапу: — Не трогай спину. Эмерлина убрала лапу: — Так чего же ты не хочешь, Флёр? Лисица некоторое время молчала, а потом тихо сказала:  — Не хочу быть собой. Этот ответ меня поразил. Я поспешно приблизился к решётке и просунул морду между прутьями. — Я не понимаю… — Эмерлина, посмотри на меня. — Флёр, я… — Я красивая. Все мужики хотят поиметь это тело, не обращая внимания на его желание. Ты хоть представляешь, что это такое? — Очень даже. — Что? — Я полгода плавала на пиратском корабле, где была единственной девушкой. За полгода на корабле озверели даже люди… Я поморщился. До сих пор я не так уж много знал о прежней жизни своей жены, и вот даже как, оказывается… — Ну вот, сестрица… а ко мне даже на улицах приставали… — Ну, это же не так плохо… — Не так плохо?! Ты не представляешь себе, что значит быть красавицей! — Флёр, это дар… — Это проклятие!! — сорвалась лисица. — Это не может быть проклятием. Ты и правда красивая. — Это ужасно, Эмерлина! Быть красивой — просто ужасно! Когда каждый самец присвистывает тебе вслед и видит только это тело, — она очень эротично тряхнула своими пышными грудями, — и даже не задумываются о том, что у него тоже есть своё сознание… — Которое тоже может любить, — вдруг вставила Эмерлина. — Что? — Ты же ведь любишь Арена? — Любила. Теперь для меня он всего лишь жалкий предатель, мой очередной враг, а их я уничтожаю. Я покачал головой. Заметив этот жест, Эмерлина положила лапу на плечо Флёр. — Не сможешь. — Не смогу что? — Знаешь… Когда я встретилась с Ренаром — а тогда он ещё не был великим вором и его никто не знал… толку от него было мало, поэтому его решили просто прикончить вместе с другими бесполезными пленниками. В рабство их продавать было нельзя: они бы могли доказать своё право на свободу. И по жребию этот шанс выпал мне. Я спустилась в трюм и выполнила приказ. Я убила всех… Я обомлел. Эмерлина сейчас рассказывала о своём прошлом, о котором я не знал. И я видел — она действительно делала это. — Значит, тебе тоже приходилось убивать… — Наверно, всем в этом мире приходилось делать это. Но не все делали это так, как я. — И как я. — Они все были беззащитны. Совершенно беззащитны… Они стояли передо мной на коленях и умоляли не убивать, дать им пожить ещё. Но я всё равно убивала. — Как? — поинтересовалась её собеседница с чисто деловым любопытством. — На том хлысте много крови… — Ты убивала хлыстом? Как это возможно? — Там же неспроста металлический наконечник. — Ах да… — Так вот, Флёр. Все меня просили, умоляли, сулили несметные богатства, а он, — кивок в мою сторону, — просто стоял и улыбался. А ведь он мог выбраться из кандалов и убежать… Я недовольно замычал. Без её заколки я бы не смог убежать из клетки. — Ах да… — поняла Эмерлина. — Так вот, он просто стоял и улыбался, глядя мне в глаза. А потом он сказал мне… — Эмерлина посмотрела на меня. Знала бы она, как же я любил её в такие мгновения. Хотелось броситься к ней, прижать к себе так крепко, чтобы стать с ней единым целым… — Что он сказал? Эмерлина глубоко вздохнула и, глядя на меня, произнесла мои слова, которые шесть лет назад даровали мне всё самое дорогое, что есть у меня сейчас. — Он сказал, что если примет смерть из лап такой прекрасной лисы, то даже в аду будет счастлив. Несмотря на весь ужас нашего положения, я улыбнулся. Она была права. Если меня убьёт она, то мне не будет обидно. — И что ты сделала? — А посмотри на него. Разве он похож на холодный труп, плавающий кверху брюхом где-то в океане? — Нет, — честно ответила Флёр. — Вот видишь… — А что было потом? — Потом… потом я отпустила его. Подарила заколку и отпустила. — И всё? — Нет… команда как-то узнала об этом. Я едва смогла отбиться, а потом бежала. И долго его искала. Два года я странствовала по свету и не переставала искать того, кто… А я ведь даже не знала его имени… — Как же ты его нашла? — Да вот так… Я почти умирала от голода и, сама не знаю почему, вдруг решилась попросить еды в огромном замке. А на пороге появился он… — Хорошая у вас история… — У вас с Ареном будет не хуже. — У нас её не будет. — Заткнись и думай. — О чём думать? — Как нам отсюда выбираться. — О, об этом можешь не беспокоиться… *** Сволочи… Как они могли так поступить с ней? Я готов был убить их всех, и именно за этим я шёл. Хотелось добраться до этого мерзкого Тардифа и посмотреть ему в глаза. И что-то сказать ему. Что-то. Что-то… Поправив свой белый плащ, я продолжил путь к клану гиен. Не знаю зачем, но мне надо было дойти к ним. А там… будь что будет…