Ошейник для Лисицы

— Уа-а-а! Потрясающе! А ещё быстрее можешь?! — перекрикивая ветер, прокричала я. Лис что-то довольно пробурчал и прибавил скорости. Испещрённое пенными барашками волн море стремительно проносилось под моими лапами. Высота была небольшой, но именно так скорость ощущалась лучше всего. Воздух тугими порывами бил мне в морду, трепал уши и хвост. Это было невообразимо потрясающее ощущение прекрасного полёта над морем — быстрого и стремительного полёта, который нёс меня к заветной мечте. Я открыла пасть и свесила язык, позволив ему трепаться на ветру. Но наслаждение продлилось недолго: через несколько секунд я чем-то поперхнулась и закашлялась. — Гадость! Что за гадость! — Держи пасть закрытой! — еле расслышала я. — Что это было? — Откуда знаю? Просто закрой пасть, а то и не такое залетит! Представив себе, что ещё может залететь мне в рот на такой высоте и скорости, я послушно выполнила указание. Сильные лапы держали меня подмышками, поэтому полёт проходил для меня очень расслабленно, и за всё это время, почти четыре часа, его лапы даже не дрогнули от усталости. А потом я увидела тайный город и знакомую мачту у причала. *** Флёр едва передвигала лапы в новеньких сапогах. От испытанного потрясения она стала будто ватной, и нам с Ареном приходилось буквально тащить её на себе, надеясь, что она вскоре придёт в себя. Лисица плакала молча: сил на голос у неё уже не осталось. Она волочилась между нами, как тряпка, потеряв всякую надежду… Энзо сказал, что этот ошейник ему не снять. Алмазной пилой можно было меч из мифрила распилить, но почему она не справилась с ошейником — оставалось загадкой. Фарр остался с Энзо — подумать, как всё-таки это можно сделать, и что-то там изобрести. В любом случае Флёр предстояло ещё некоторое время провести в ошейнике. — Я больше не могу… Не хочу больше… — рыдала она. Я не знал, каким способом можно было поддержать её в этот момент. Арен пока не решался признаться ей в своей любви, а я был весьма озабочен собственными проблемами. Воды из фонтана я уже зачерпнул, и теперь колба булькала у меня в кармане. Пора было возвращаться назад и вызволить свою семью из тюрьмы. Но прежде надо было как-то успокоить лисицу. Решение вскоре предложила она сама: — Мальчики… Давайте в какой-нибудь паб, мне надо выпить… — Но… — Я сказала выпить, Ренар, — она наконец твёрдо встала на ноги. — Ну ладно, пошли, поищем… Найти такое заведение в тайном городе оказалось нелёгким делом. Мы больше часа шастали по улицам, но нигде не видели ничего похожего. Наконец я заметил в толпе жуликоватого вида лиса в тёмном капюшоне и поинтересовался у него о наличии в этом городе питейных заведений. Придирчиво оглядев нашу компанию, он направил нас в самый центр города, где нам надо было найти угловое здание, а в нём — подвал. В этот подвал мы и спустились, обнаружив там довольно большой, но неестественно тихий паб. Почти все в нём присутствовавшие были одеты в плащи с надвинутыми на глаза капюшонами. Разговаривали в основном шёпотом, а в углу бренчал на чём-то старый лохматый пёс. Помимо этой пародии на оркестр, в пабе имелся небольшой бар, к которому тут же направилась Флёр. Нагловатые официантки поглядывали на неё с недоверием и завистью: на их фоне она выглядела ещё привлекательней. Громко стуча каблуками, лисица проследовала через весь паб и уверенно уселась на мягкий высокий стул. Мы последовали её примеру, хотя и не так вызывающе. Барменом оказался молодой толстый свин с длинным носом. Он подтянулся к нам и, пару раз хрюкнув, нагло и громко спросил: — Чего-то надо? — Большую бутылку самого крепкого, что у тебя есть, — не поднимая глаз, заказала Флёр. — Я бутылки не выставляю. Правила… Лисица подняла голову и глянула на него так, что он осёкся и невольно отступил на шаг. — Слушай сюда, мясо, — холодно и зловеще произнесла лисица. — Не борзей, а просто сделай то, что я тебе скажу. Сегодня я умерла, и, если не хочешь, чтобы я показала тебе твоё место в пищевой цепи, поставь передо мной одну бутылку и один стакан. Во всём мире у животных такое обращение не приветствуется. После того как мы обрели разум, был заключён договор о том, что хищники никогда не будут угрожать тем, кто служил им пищей. Сейчас для этого разводили неразумных свиней, и голода никто не испытывал. — Лисонька, послушай меня… — бармен не успел договорить: Флёр сделала одно короткое движение — и у его горла появился раскрытый арбалет. Свин судорожно вздохнул. — Не называй меня так, понял? — Хорошо… — Просто делай молча свою работу, — она убрала оружие, и бармен с удивительной для его туши стремительностью поставил перед ней три странных по форме кружки и большую бутылку с чем-то бурым. Странно, но остальные посетители паба будто и не заметили этого. Все занимались своими делами, а пёс в углу ни на мгновение не прерывал унылое бренчание. — Пожалуйста… Только поосторожнее с этим… Но Флёр уже не слушала его. Зубами сорвав пробку, она наполнила свою кружку и одним махом опорожнила её. Потом хмуро уткнулась носом в стойку, ожидая действия напитка. Арен тоже решился глотнуть странной бурой жидкости, но после первого же глотка зажмурился и резко выдохнул. Я от своей порции отказался. Из сумки на поясе Флёр достала тонкую металлическую полоску, в которой я узнал защитный ошейник. Трясущимися лапами она попыталась надеть его, но это ей никак не удавалось. Арен быстро захмелел, трезвым оставался только я, и поэтому ей пришлось попросить меня помочь. Я надел второй ошейник и поправил большой так, чтобы шипы упирались в мягкую железную полоску.  — Спасибо, — только и сказала Флёр, когда я закончил. — Флёр, ты… — Ничего. Мне просто не хочется жить в ошейнике. — Мы снимем… Ты снимешь его, Флёр! — Эх, лисёнок… У нас в клане есть отличные кузнецы, которые знали про алмазные пилы, и они утверждали, что только ими можно распилить мирфил. И раз это не удалось, то больше уже ничем невозможно… — Почему же? — подал голос Арен. — Ошейник один, а инструментов много. Есть давнишняя пословица про воду и камень. — Вода камень точит, да. — Ну вот. Флёр, почему бы просто не пилить каждый день в одном месте? За год ты бы уже успела от него избавиться. — Ты же видел, что получилось с пилой? Пилить его без толку, надо придумать что-то другое… — Может, рубить? — Снесёте мне голову. — Сжимать? Рядом с нами к стойке подошёл молодой лев и что-то попросил у бармена. Получив напиток, львёнок как-то задержался, и я обратил на это внимание. Через минуту он вернулся за свой столик, но я всё же решил присматривать за ним. — Опять я остаюсь без головы. — Растягивать? — не сдавались мы. — Никаких сил не хватит. — Ломать? — Каким образом? — Мда… — мы с Ареном загрустили. Не хотелось бросать её одну на произвол судьбы, но сделать мы ничего не могли. Мне надо бы сломя голову мчаться на выручку своей любимой и детям, а я вместо этого сижу тут и жду непонятно чего… — Знаешь, Ренар… ты, наверно, сейчас думаешь о том, что я тебя задерживаю… Флёр вдруг замолчала. И на это была причина: весь бар вдруг затих — было слышно, как жужжит муха, садясь на нос псу-музыканту, который не обращал на это никакого внимания. Все присутствовавшие в пабе уставились на нас троих, молча чего-то ожидая. — Ренар… Надо же. Сам Ренар заглянул ко мне в паб. Какая честь, — странным тоном произнёс свин, который даже перестал протирать кружки, чем до этого занимался все время. — Я… — Друзья, поприветствуем величайшего из нас! — вдруг крикнул кто-то в зале. Все посетители встали, подняли свои кружки и торжественно что-то гаркнули. Осушив их в мою честь, они не спешили садиться, откровенно любуясь мной. Флёр подняла в мою сторону свой стаканчик, подмигнула и тоже выпила. Арен, как ни странно, тоже. — Всем доброго дня. Могу я узнать, почему вы так восславляете меня? — слегка ошарашенный, обратился я к свину. — Ты величайший среди нас, лис. Для нас честь встретиться с тобой. — Для кого это — «нас»? — Воров. — Так вот оно в чём дело… — я обернулся к залу. — Так значит, что все собравшиеся тут — воры? Зал согласно загоготал, потом снова затих, любуясь живой легендой, то есть мной. Я грелся в лучах своей сомнительной славы. Какой-то тип в странном лохматом плаще медленно подошёл ко мне. — Ренар… я всегда мечтал пожать твою лапу ещё с тех самых пор, когда я срезал свой первый кошелёк… — Так в чём же проблема? — Ты был единственным, кто смог украсть корону из спальни короля, и я хотел быть хотя бы вторым. Мне, как и тебе, не нужна корона — мне важен лишь сам процесс кражи… — Ты тоже пытался украсть корону? — Да… Я делал всё так же, как и ты, но у меня не получилось. Я даже не дошёл до спальни, когда меня поймали… Я знал, что делают с вором, которого поймали до свершения кражи. Незнакомец откинул капюшон и протянул мне обрубок лапы. Это был совсем молодой тигр, но шрамов на его морде было, наверно, не меньше, чем на теле Флёр. Я аккуратно пожал обрубленную конечность. — Теперь мне уже никогда не стать великим… — Тебе это и не надо. Снова натянув капюшон, тигр покинул паб, а меня охватили одновременно чувство стыда и гордости. С одной стороны, я единственный, кому это удалось, а с другой — я искалечил чью-то жизнь. За мной с неподдельным интересом наблюдал весь паб, и мне уже начало надоедать такое внимание. Я тихонько вернулся к своему месту, где меня ждала кружка самого дорого эля. — За счёт заведения, — подмигнул свин. — Зачем мне ваш счёт, если я могу обчистить твоё заведение за полчаса? — я отодвинул эль моим друзьям: не пропадать же халяве. Свин довольно хрюкнул и, ничего не сказав, вернулся за работу. Ко мне подходили ещё несколько воров, выказывая свое восхищение мной, но минут через пятнадцать всё пошло своим чередом: большинство посетителей вернулись к своим тайным и неясным делам — только некоторые продолжали иногда поглядывать на меня. Я снова повернулся к Арену и Флёр. — Так вот, я тебе сказала, что ты наверняка считаешь, что я тебя задерживаю, — как ни в чём не бывало продолжила начатый разговор Флёр. — Ну… Вообще-то, есть немного. Я боюсь того, что Изенгрин может сделать с Эмерлиной… — Её зовут Эмерлина? — перебила она. — Да. Её зовут Эмерлина… — С ней всё будет в порядке, — она отпила ещё глоток своей адской смеси и стукнула кружкой по столу. — Откуда ты знаешь? Изенгрин жуткий подлец, он не знает ни чести, ни сострадания. — Я тебя уверяю, Ренар: c твоей женой всё будет в полном порядке. — Да… Спасибо. Но ещё больше я волнуюсь за детей. Эмерлина выдержит, но выдержат ли они? — С ними тоже всё будет в порядке. — Я рассказал ей о твоём горе, — вдруг вставил Арен. — То есть ты знаешь, как мне сейчас плохо? — Скоро будет лучше, — кажется, напиток придавал ей сил. — Флёр, что ты несёшь? — Надеюсь, я всё сделала правильно…, но пока не знаю, какой будет твоя реакция. Я вопросительно посмотрел на Арена. Лис пожал плечами. — Что ты сделала? — Да вот теперь думаю, хорошо это или нет… — Что сделала-то? Лисица подняла голову и пристально посмотрела на меня. Глаза её стали масляными, взгляд чуть дёргался. Она явно была пьяна, но свой секрет выдавать всё равно не хотела. — Скоро узнаешь… Наверно. В любом случае нам лучше здесь немного задержаться. Но если всё получится, то мы уплывём отсюда очень быстро. — Задержаться? О чём ты говоришь? Мою семью держат в подвале вместе с недосуществами! Ты хоть представляешь, каково им там сейчас? — Скорее всего… сейчас им хорошо. Особенно Эмерлине. — С чего ты так решила?! — ощетинился я. — Ты и так отняла у меня кучу времени! Без тебя я бы уже плыл домой, после чего вернул самое ценное, что у меня есть в жизни! У меня своих проблем выше крыши, а вместо того, чтобы помогать тем, кто в этом действительно нуждается, я сижу тут и смотрю, как ты спиваешься из-за какого-то кольца на шее! Кружка замерла на полпути к пасти лисицы. Только что я вылил на неё то, что раньше копилось в глубине души. — Извини… — внезапно остыв, промямлил я. — Ничего. Ты прав. — Что? — Я обуза. Никому ненужная обуза… просто тело. Меня убеждали в этом четыре месяца подряд, и, кажется, я начинаю в это верить. Я никому не нужна, моё предназначение — служить другим тогда, когда они этого захотят. Я никто, я машина для убийств, я тело для сексуальных утех. Всё, что я делала в своей жизни, — это убивала и калечила чужие жизни. От меня нет никакой пользы, как от самой несчастной рабыни на свете… Лисица совсем пала духом. На её глазах снова появились слёзы, но тут её обнял Арен. — Ты не права. Есть ещё кто-то, кому ты нужна. Благодарно посмотрев на морду Арена, Флёр чуток успокоилась. — Никакая ты не рабыня, — продолжал утешать он её. — Ты хорошая лисица. Добрая, отзывчивая, милая… — он задумался, подбирая слова получше. — Такой я была раньше, — она погладила его по носу, постепенно сближаясь. — Теперь я другая. — Нет. Ты та же, что и была. Я это вижу. Они стали сближаться, как при поцелуе. «Наконец они освободят свои чувства», — подумал я, радуясь за них, но тут подошёл свин и громко хлопнул по столу жирной ладонью. — С вас два серебром, — довольно громко провозгласил он на весь паб. Арен и Флёр тут же отпрянули друг от друга. — Я заплачý… — Флёр полезла за кошельком, который болтался у неё на поясе, но его не было. — Чёрт! Меня обчистили! Как… Где? — Львёнок за столиком в углу. Он подходил сюда взять выпить и по пути срезал кошелёк. Обернувшись, я убедился, что он ещё там. — Вон тот, — показал я на него — и вор тут же рванул к дверям. Но едва он протянул лапу к двери, как завопил на весь паб… Лапа львёнка была пробита стрелой насквозь, оказавшись пришпиленной к дверной ручке. Вторая стрела торчала в ноге. Лисица невозмутимо сложила арбалеты и, громко стуча каблуками, подошла к нему: — Отдавай. Не все воры такие же ловкие и наблюдательные, как мой друг. И ты не исключение. Злобно пошипев на Флёр, он достал из-под плаща кошелёк и отдал его лисице. Так же спокойно и неторопливо она вернулась к стойке и расплатилась, добавив ещё золотой за беспокойство. — Думаю, пора убираться отсюда. Флёр, ты как? — Отлично. Стрельба по живым мишеням меня хорошо протрезвляет, — слегка заплетавшимся языком ответила она. Похоже, она и впрямь была только чуть-чуть пьяна. Приколоченный к двери лев тихо шипел от боли и обиды, проклиная всех на свете — в первую очередь подстрелившую его лисицу такими страшными словами, что у меня уши упали. От такой ругани они должны были просто свернуться и засохнуть. Выйдя из бара, мы дружно зажмурились, оберегая глаза от яркого солнечного света. — Ну что же… пойдём, посмотрим… — Посмотрим на что? — Флёр явно что-то скрывала. — Успел он или нет. — Кто он, куда успел? — я ничего не понимал. Лисица лениво махнула хвостом и слегка нетвердой походкой направилась в сторону причала. По дороге она умудрилась пару раз споткнуться и один раз даже упасть на ровном месте, и мы с Ареном спешили подхватить её под локти, выравнивая относительно мирового пространства. Флёр отталкивала нас и дальше шла сама, пока всё не повторялось. Вот так мы дотащились до причала и пошли вдоль него, ища глазами «Непобедимость». Когда среди нескольких мачт я узнал ту самую, почти родную, я вдруг остановился. На палубе яхты стоял какой-то лис в чёрном плаще. То, что это был именно лис, можно было определить по ушам, но всё остальное его тело было завёрнуто в чёрную материю. — Эй, погодите… Там кто-то есть! — я не на шутку обеспокоился как за имущество, которое мы там оставили, так и за саму яхту. Флёр сложила ладони козырьком: — Действительно… Только я всего не вижу. — А что ты сейчас видишь? — нетерпеливо спросил у неё Арен. — Вижу то, что нам нечего бояться. Это Мирумас, — Флёр вдруг повеселела. — Значит, он всё же сделал это! — Сделал что? — Сейчас этого не вижу. Подойдём поближе — увидим, — она решительно зашагала в сторону яхты. — Погоди! Да что происходит, Флёр? — Ренар… В общем, если я сделала что-то неправильно… надеюсь, ты простишь меня. К тому же это не смертельно и совсем не больно, — она улыбнулась. Похоже, она быстро трезвела на свежем воздухе. — Больно? Ты о чём? — Чёрт тебя дери, Ренар! Отстань ты со своими вопросами! — вконец разозлилась она под смешок Арена. — Какие вопросы?! — Эти самые, — отрезала лисица. Мы подошли уже почти вплотную к яхте, и Мирумас стал отчётливо виден, и теперь я понял, что он с кем-то разговаривал. Его собеседника скрывала надстройка капитанской каюты, и я не мог его видеть. Летучий лис бурно жестикулировал, показывал что-то лапами, иногда даже слегка приплясывал. О чём, а главное — с кем он разговаривал, было неясно. — Стой здесь, — остановила меня Флёр, когда мы подошли к борту яхты. Сама она отошла в сторону так, чтобы видеть невидимого мне второго прибывшего. Флёр помахала ему лапой, а Мирумас бросился кого-то удерживать. Этот немой театр длился несколько секунд, пока всё не замерло само собой. Арен тоже подошёл к Флёр и, явно удивлённый, приветственно помахал кому-то. Мирумас выглянул из-за угла каюты, показал на меня пальцем и подмигнул. Теперь все смотрели на меня, ожидая каких-то действий. По-прежнему недоумевая, я подошёл к Флёр, ожидая наконец получить какие-то пояснения. А она всего лишь улыбалась. Я повернул голову и посмотрел на собеседника Мирумаса. Сразу же в моём сознании замелькали образы, картины, воспоминания настолько яркие и отчётливые, что на миг мне показалось, будто я потерял сознание. Вспомнились все последние шесть лет… эти самые сладкие и дорогие для меня последние шесть лет. Казалось, всю свою жизнь я жил только ради них. Ради неё. Только ради неё. В лучах заходящего солнца, которые очерчивали её привлекательный силуэт, одетая в тонкие обтягивающие кожаные штаны и топ, на палубе своей яхты стояла лисица. Сколько лет я видел её домашней лисичкой, носившей пышные юбки и скромную одежду, и вот теперь я снова вижу её такой, какой она была шесть лет назад. Превратившись в прежнюю бесстрашную пиратку, которая взяла свой хлыст и отправилась за мной. Я упал перед ней на колени, потому что мне было за что просить у неё прощения. Я упал на колени перед ней, потому что для меня она была просто божественна. Я упал на колени перед ней, потому что ноги мои меня больше не держали. Передо мной стояла моя единственная и горячо любимая жена. Эмерлина.