Нелепости летнего Уотердипа.

Он никак не мог понять, чем же все-таки считать нижний зал их гостиницы. Для обычной таверны здесь оказалось слишком тихо, просторно и светло. И пол покрывал камень. Для зала в замке, чтобы обменяться сплетнями, пофлиртовать и устроить парад омерзительно тявкающих карманных собачек – лишними выглядели столы с посудой, а плетеные диванчики с льняными подушками смотрелись уютнее, чем надо. А еще пальмы. До этого он видел их лишь в книгах, и разлапистые листья, постоянно шевелящиеся от легкого сквозняка, казались Касавиру живыми. В смысле – такими живыми, словно были готовы выползти из своих горшков и подняться по лестнице. Паладин неприязненно покосился на одно из огромных растений, когда то покачнулось и противно мазнуло его кончиком острого листа по затылку. Он недовольно провел ладонью по волосам и задумчиво повертел на пальце вдетый в железное кольцо шероховатый, такой же изящный, как все вокруг, ключ от комнаты, прежде чем положить его в карман. С улицы несся сонный шум измученного солнцем города. Часы на длинном столе у входа пробили час после полудня – разгар жары. Касавир уже стоял посреди зала, когда в дверях гостиницы показалась пара скорее глубоко зрелого, чем преклонного возраста. Во всяком случае, назвать их старыми язык не поворачивался. Женщина кокетливо стучала по полу каблучками туфель. Высокий мужчина держал ее под руку в короткой белой перчатке. Солнце так било в дверной проем, что Касавир видел лишь черные силуэты, и все же в этих фигурах ему почудилось что-то смутно знакомое. А потом он услышал голоса и застыл, как вкопанный. - Дорогой, это невозможно. Наверняка он сейчас… «О, нет». Голоса, которые он услышал, вызвали жгучее, как проклятый хитрый перец, который ему вчера подбросила в тарелку Аланна, желание немедленно превратиться в фикус или прикинуться пальмой. На худой конец – цветущим кактусом. Или… о боги, как называлась эта штука с колючками, но не кактус? «Нет, нет, нет. Только не это. Пожалуйста. Не здесь. Не сейчас». Эти голоса он узнал бы в любое время, в любом месте, даже спустя десятки лет. Женский был чем-то схож с мелодичным птичьим щебетом, а мужской звучал уверенно, низко и слегка тягуче. У него появилось очень стойкое ощущение, что он наконец-то понимает чувства своего кота, когда приходит время его мыть. «Ты не похож на дерево. Смирись». - Не здесь? – мужчина остановился посреди залы и теперь смотрел прямо на него. Сероглазый, с темными волосами, сильно тронутыми сединой, и осанкой военного, ни капли не подпорченной возрастом. - Ты уверена, милая? Прикидываться пальмой уже явно оказалось бы бесполезно, так как его заметили. Касавир со вздохом направился к этой паре и почти буднично, даже слегка неловко, чмокнул в щеку мать, которая была ниже его на полторы головы, и коротко обнял отца совершенно деревянными от напряжения руками. - Привет, мам. Привет, пап. Он очень надеялся, что выглядит спокойно. Касавир знал, что сначала родители будут спрашивать, что он тут делает, а, поскольку, врать он не умеет - вытянут из него новость о пропущенной свадьбе, и больше он отсюда не выйдет. По крайней мере, сегодня. «Отлично! Я прошел три войны, мне тридцать шесть лет, и я собираюсь спасаться от родителей, потому что женился! Прекрасно! Лучше не бывает!» Память моментально подбросила ему крайне яркое воспоминание, как он однажды прятался в доме и академии примерно три дня после того, как решил, что из маминого платья выйдет шикарный воздушный змей, а из самых больших отцовских линеек для работы – отличный каркас для него. Между всем прочим, спустя шесть лет он узнал, что это были не линейки, а рейсшины. И за них, сотвори кто-то то же самое, он бы убил, потому что делались они по одной и на заказ. Мать, одетая в неброское светло-зеленое платье, удивленно распахнула голубые глаза (в общем-то, единственное, что он ухитрился унаследовать от нее, а если точнее – иногда надеялся, что единственное), а затем слегка сжала губы. - Касавир, что ты тут делаешь? – она перевела взгляд на мужа. – Скажи мне, вы что, сговорились? Зачем это? Он вздохнул и прикрыл глаза. Тир, дай ему терпения. - Мама, успокойся, это не имеет никакого отношения к твоему дню рождения. Отец смерил его каким-то странным взглядом. Не то изучающим, не то хитрым. - Что? – вопрос прозвучал хмуро. Касавир с детства терпеть не мог, когда отец так на него смотрел. Как будто что-то знал, и не собирался говорить. Этот взгляд заставлял его, что в четырнадцать, что в тридцать, ощущать себя не то нашкодившим подростком, не то идиотом. – Я вас обыскался в Невервинтере. Это утверждение не выражало и десятой доли его метаний с маячившим где-то на фоне желанием убить Фила, который радовался отсутствию его родителей, как школьник. Касавир в жизни не подумал бы, что человек, который являлся его лучшим другом, действительно будет так себя вести в столь неловкой ситуации. Мать недоуменно посмотрела на него. Отец подозрительно молчал и продолжал смотреть на него все тем же взглядом. Потом изрек: - Что-то ты нервничаешь. «Да нет, папочка. Что ты. Вы всего-то пропустили мою свадьбу, а сейчас у меня дела, так что я пойду». - Мы решили отдохнуть и думали, что ты о нас и не вспомнишь. Ты был так занят! «О, великий Тир». Он подумал, что пока не стоит сообщать родителям прекрасную новость, что они пропустили свадьбу единственного сына. Иначе он сможет найти Аланну только завтра, потому что мать не отпустит его ни за что. Даже если он попытается сбежать через окно. Осталась сущая мелочь – ответить на все вопросы, не соврав и не признавшись. И он подозревал, что эта миссия обречена на провал. - Так вы тут живете? Мама согласно кивнула. - Да, тут же чудесно! Мы на третьем этаже, из номера такой вид на улочку внизу! А цветы! Все прекрасно, если не считать… - она запнулась и поджала подкрашенные светлой помадой губы. – Ох, неважно. Отец вздохнул и приобнял жену за плечи, поцеловав в висок. У Касавира появилось нехорошее предчувствие с очень сильным оттенком тошноты. Они с Аланной обосновались на втором этаже. - Твоя стеснительная мама хочет сказать – не считая того, что внизу ночью битый час стонала какая-то… барышня. Им не надо было открывать балкон. Касавир чуть не подавился, и пожелал немедленно провалиться сквозь землю. Что, что может быть хуже, чем это?! Пришлось собрать в кулак всю оставшуюся выдержку. «Говорил же ей вчера, что надо потише!» - Это… бывает, – только и смог сказать он. Но, слава Тиру, кажется, даже родители не заметили никаких изменений в выражении его лица. - Ирман! – мать толкнула его отца в бок локтем. – Обязательно было говорить это вслух?! Отец только фыркнул. - Элоиза, я говорю то, что есть. И если ты не забыла, Касавиру уже не десять и он взрослый мужчина, - Ирман Ханверд приподнял брови, улыбнувшись недостаточно саркастично, чтобы это выглядело оскорбительно, но достаточно, чтобы Касавир посчитал это за язвительность. – По крайней мере, я уже меньше сомневаюсь в этом, чем раньше. Касавир ответил Ханверду-старшему почти уничтожающим взглядом и скрестил руки на груди, правда, заранее догадываясь о неудаче. Почему-то этот взгляд работал на всех. Даже на Нивалле и Аммоне Джерро. Но только не на его отце. В основном потому, что отец, говоря с ним, все равно обычно отнимал ровно тридцать лет от его настоящего возраста и действовал, исходя из этого. - Папа. Его локтя коснулась сухая и теплая ладонь матери, которая сняла перчатки и теперь примирительно улыбалась им обоим, подтягивая навстречу друг другу за руки. - Мальчики, не ссорьтесь. Ирман, прекрати! Все равно, если вы возьметесь фехтовать, он тебя уже десять лет как может уделать. Я сама видела! Подумай лучше об этом! - Элоиза, ну что ты... – ее муж обескураженно вздохнул. – Теперь каждый раз это вспоминать будешь? - Конечно, будет, - Касавир сложил руки на груди и почувствовал, что ухмыляется почти против воли. - Это же мама. Отец смерил его разочарованным взглядом, и с притворным прискорбием покачал головой, но теперь в глубине серых глаз плескались смешинки. - Ты так и не сказал, что здесь забыл. Мать посмотрела на него с таким живым интересом, что у Касавира появилось полноценное ощущение, что его загнали в угол и не выпустят оттуда, пока не вытрясут всю правду. Кажется, ему все-таки придется сказать. Он выдохнул так, как делал это подростком перед первым за год прыжком с пирса в море. - Прямо сейчас? Я тут живу. И ищу жену. Мать восхищенно приоткрыла рот, будто не веря счастью. Отец удивленно приподнял бровь. - Похвально, что наконец-то, - тем не менее, в его голове прозвучало легкое замешательство. Касавир только покачал головой. - Я ищу свою жену. Восхищение на лице матери потускнело, сменившись легким недоумением. Отец сменил удивление на скепсис: - Я, конечно, понимаю, что ты хочешь отыскать ту, которая будет тебя любить, но надеюсь, эта девушка наконец-то будет последней. Он даже прикрыл глаза, осознавая, что последним уточнением сейчас забьет последний гвоздь в крышку собственного гроба. Который мама наверняка украсит бумажными голубками, монетами, рисовыми зернами, розовыми розами и отвратительными, ужасными, мерзкими сердечками. - Папа. Я ищу жену, на которой я уже женат. Любое недоумение и скепсис улетучились как по волшебству, сменяясь на лицах родителей все сильнее нарастающей обидой. Касавир недовольно оглядел мать и отца. - Что? Я собирался вас позвать, но вы как сквозь землю провалились, ничего не сказав! А потом его смела первая волна. Возмущение его матери не знало предела, потому что она заговорила так громко, что на них даже обернулись шахматисты за пальмами. Она зло сжала губы и сдвинула брови. - Почему ты нас не предупредил?! Об этом говорят за несколько месяцев! Ты что, не знаешь?! Его терпение лопнуло, а выдержка треснула пополам и развалилась. - Мама! Если бы я рассказал тебе, ты бы рассказала Аланне! Рванулась бы наряжать ее в свое платье! Примерять на нее все фамильные драгоценности, какие только найдешь в своих шкатулках! А потом три часа рассказывала бы ей про меня в детстве, пока я пытаюсь спасти ее от этого наказания! А потом она бы от меня сбежала! Он говорил тише, чем мать, но поймал себя на мысли, что жестикулирует почти в ритм словам только после того, как высказался. - Если любит – не сбежала бы! Ты бы даже мысли такой не допустил! К тому же твоя жена обязана знать о тебе все! - Нет! – ответил ей хор из двух голосов. Касавир покосился на отца. Отец на него. Элоиза Ханверд теперь сверлила взглядом обоих мужчин, а потом ее лицо неожиданно прояснилось. - Подожди. Аланна? Это та чудесная девушка, с которой мы однажды познакомились? - Да, - хмуро буркнул Касавир. На мгновение повисла неловкая тишина. Он не ждал этого, но в разговор встрял отец. - Касавир, позволь мне прояснить один момент, - его голос звучал убийственно спокойно. - Ты женат всего несколько недель. И ты уже не знаешь, где твоя жена, которая, если не ошибаюсь, младше тебя лет на пятнадцать? И вы не в постели?! Он выдохнул и всплеснул руками в притворном удивлении. - Очевидно! Поэтому я ее и ищу! Отец остановил мать, приоткрывшую рот, чтобы что-то сказать. Он поднял руку с вытянутым в потолок указательным пальцем и прикрыл глаза, произнеся то, что показалось Касавиру просто каким-то благословляющим напутствием. - Когда я открою глаза – чтобы тебя тут не было. И даже не возвращайся без нее. Ювелирный магазин напомнил ей таинственную прохладную пещеру. Прилавок волшебно мерцал от десятков украшений, разложенных на нем. Аланна завороженно изучала украшения то на одной, то на другой витрине – с золотом, платиной, рубинами и бриллиантами, изумрудами и сапфирами. Она сама не заметила, как вышла наружу, чувствуя себя почти оглушенной всем этим великолепием. «Это место надо запомнить». Магазин имел сквозной проход, который вывел ее на узкую улочку, вымощенную камнем. Брусчатку местами меняли, и дорога под ногами пестрела всеми оттенками бежевого. Дома вокруг увивал плющ. Розовые и белые бутоны бугенвиллии свешивались целыми гроздьями, тихонько покачиваясь от легкого ветерка. На одном из подоконников, улегшись на стопку белья, щурился рыжий кот. Аланна почувствовала, что злость слегка утихает. Правда, не до конца: то есть, для окончательного успокоения требовалось еще немного… покупок. Все равно Касавир не выносил эти совместные походы по магазинам и каждый раз находил причину, чтобы не пойти с ней! И если уж не хочет – пусть терпит то, что она купит себе сама! Включая новое платье, сапожки, ботинки, браслет, подвеску, сумку и шарф, о которых она говорила ему еще в Невервинтере! В Уотердипе стояла жара, какая накатывает лишь днем, когда нагретые солнцем камни буквально дышат горячим воздухом. Аланна бездумно заходила почти в каждый магазин, который только видела: слегка охладить разгоряченную кожу и поискать хоть что-нибудь интересное. Злость закипала в ней с новой силой. Почему-то каждая лавка здесь куда больше подходила Касавиру, или же его чертовым друзьям, сумасшедшим, как один. Или магазины выглядели так, что Аланна только гадала, кому вообще могут понадобиться столь нелепые вещи – многим она даже не могла подобрать названия. Один магазин был полон хлама, сплошь состоящего из старых монет и каких-то военных наград. И старого оружия: слишком помпезного и покрытого золотом, чтобы оно понравилось кому-то, кроме Таймена, и слишком тяжелого, чтобы она могла чем-то пользоваться сама. Хозяин пытался продать ей какую-то ерунду вроде вазочек из драконовых зубов, витражных светильников и курительниц табака, инкрустированных перламутром, но от уныния и осознания, что в магазине нет даже заколок для волос, Аланна бы скорее огрела этой курительницей самого хозяина, чем взяла ее даже даром. В другом магазине все стены сплошь покрывали музыкальные инструменты. В третьем продавали дурацкие зелья, а травами пахло так, что кружилась голова, и Аланна захотела запустить в эльфа, который представился Фаландаром, владельцем заведения, пустым флаконом или содрать ему все косички, когда тот почему-то предложил ей зелье – «от печали и для любви». Насколько она поняла, его «чудесные свойства» заключались лишь в том, что с него ужасно хотелось секса. «Придурок». Четвертая лавка и вовсе повергла ее в уныние, потому что Аланна вновь вспомнила Касавира, и подумала, что ни за что не даст ему даже минуточку посмотреть на эти витрины. Магазин был заполнен броней всех мастей: боевой, без камней и инкрустаций, но с такой ковкой и резьбой, что от филигранности мелкого узора на наручах у Аланны почти зарябило в глазах. Тускло-черные, серые, серебристые сплавы - латы выглядели похожими, и одновременно оставались совершенно разными. Некоторые наплечники напоминали застывшую в мраморе ткань или выточенную ветром кость. - Сколько стоят вон те наручи? – беззаботным голоском поинтересовалась она у хозяина. - Десять тысяч золотых, милая леди, - оружейник смерил ее взглядом. – С учетом того, что их придется подогнать под ваши руки, а это, при такой резьбе, сложная работа. «Я никогда. Не пущу. Его. Сюда». - Ой, нет, спасибо, - она заставила себя улыбнуться, ощущая, что волосы на голове почти шевелятся от ужаса. Ну и что, что ее сапоги как-то стоили дороже? Это же сапоги! – Я для мужа. После этого Аланна испарилась из лавки со скоростью ветра, еще более злая и обиженная на этот чертов Уотердип, в котором не нашлось ни одного нормального магазина. «Я его убью. А еще говорил, что торговая улица совсем рядом».