Случайностей не бывает

К тому моменту я понял одну-единственную, но очень важную вещь: я готов быть для Джо кем угодно, на каких угодно правах, лишь бы она была рядом. А способы ее удержания у меня, видимо, закончились. Для этого мне и понадобился брат. Ведь, как вы сами убедились, это личность весьма интересная и неординарная, им сложно не заинтересоваться, сложно позволить себе упустить его из виду. И я решил попытать счастья, пойти ва-банк и, как оказалось, вырыть себе колоссальную яму. Я и представить себе не мог, что мой коварный поступок (повторюсь: познакомить жену с братом, свести их вместе, приучить друг к другу так, чтобы Джоан даже в голову не пришло больше оставить нашу семью) приведет к столь трагическим последствиям... Джон, вы в порядке? Доктор Ватсон совершенно безумными глазами смотрел на Майкрофта: - Да как вам такое вообще в голову пришло?! Вы что, не могли даже предположить, что измученная несчастная девушка может увлечься человеком, который ворвется в ее душную жизнь глотком чистого воздуха?.. - Мог, - сказал Майкрофт. - И предположил. Но это был единственный доступный мне способ, и я должен был попробовать. - Вы... - задохнулся Джон, - мистер Холмс, да вы... настоящее чудовище. - Прошу вас, - поморщился тот. - Давайте без сцен. Или вы полагаете, что мне самому нравилась мысль отдать свою любимую жену на растерзание этому безумцу и наркоману?.. Но я сделал это. Я действительно сделал это. То, что все пошло по плану, стало понятным еще на семейном обеде. Шерлок, разумеется, не обошелся без спецэффектов. Кстати говоря, я до сих пор пытаюсь выяснить у него, где он взял тот потрясающий костюм... Так вот. У Джоан загорелись глаза. Она оживилась и заулыбалась, закокетничала (что, конечно же, было весьма бессмысленно) с этим паршивцем, а он, в свою очередь, проявил удивительное неравнодушие. Эти двое друг другу понравились. Этой ночью Джоан расспросила меня о наших с братом конфликтах, получила от него первую смску и в постели была почти нежна. Я же честно попытался объяснить ей, что в общении с этим чокнутым есть одно побочное действие: тебе обязательно будет больно, потому что все человеческие чувства для него совершенно не понятны. И ты будешь мучиться, если только не сможешь растопить его ледяное сердце. Билеты на следующий день из ящичка исчезли, и я на время успокоился, облегченно вздохнув и окунувшись с головой в работу. Джоан будто подменили: по дому разносился ее звонкий смех, она носилась по городу с Шерлоком и была, похоже, абсолютно счастлива. И я надеялся, что все наконец образуется. Он, конечно же, плевал на все с высокой колокольни, ничего перед собой не видел, но от себя Джо отчего-то не отпускал. Это настораживало, но я решил не придавать значения своим параноидальным наблюдениям. Появилась только одна маленькая проблемка: для меня стало очевидным, что Джоан влюбилась, только сама до сих отгоняет от себя подобные мысли. Она откачивала его и вызывала «скорую», когда он уже едва дышал. Она сопровождала его во всех его скитаниях по Лондону. Она уговаривала его завязать с наркотиками. И он отчего-то к ней прислушивался. Временами. Шерлок был требователен и груб. Иногда она плакала после возвращения. И однажды случилось то, чего я боялся: в ее глазах вспыхнул огонек понимания. И я стал теневым пособником их с Шерлоком романтических отношений. Знаете, Джон, это очень странное чувство, когда пытаешься объяснить брату, что он мог бы сделать счастливой твою жену. Странное и дикое. Но, глядя на метавшуюся по дому Джоан и видя невыносимую боль в ее глазах, я понимал, что вот оно и наступило ― мое время приносить жертву. Вот только Шерлок упрямо не желал меня понимать, а Джо чахла на глазах и оживлялась только после очередной прогулки по крышам в обществе главного психопата этого города. Однажды она заявила, что не придет на ночь домой, и я было обрадовался, что в Шерлоке проснулась хоть капелька человеческих чувств и желаний, и мне было так больно по этому поводу, что я решил напиться в горьком одиночестве. Осознание того, что я сломал и разрушил все, что только мог, пришло только тогда, когда моя милая Джоан плакала у меня на плече, просила развод и говорила о том, как сильно любит Шерлока. А потом, Джон, она ушла от меня. Я ее отпустил. Чувствовал жгучую вину. И любил ее на тот момент так, что готов, кажется, был умереть ради того, чтобы она была счастлива. И я ее отпустил. Разумеется, держа руку на пульсе. Это был пасмурный осенний день. Она не ответила ни на один из моих звонков, и я заподозрил неладное. Сорвался и понесся к ней через весь город. Открыл дверь своим ключом. Она сняла люстру с крюка на потолке и привязала к нему длинный, какой-то ужасно зеленый шнур. И теперь как-то неловко покачивалась из стороны в сторону на этом шнуре, будто по квартире гулял сильный сквозняк. Я желал, чтобы у нее началась нормальная жизнь. А она просто взяла и умерла, Джон. Она оставила для меня записку, - Майкрофт порылся в кармане и протянул доктору порядком измятый листок бумаги: «Майкрофт! Я знаю, что ты будешь здесь первым, потому что больше некому. Майкрофт, я хочу извиниться за всю ту боль, которую тебе причинила. Ты любил меня, я знаю. Но я никогда не смогла бы полюбить тебя. И за это тоже меня прости. Знай, что ты стал мне ближе, чем брат, ближе, чем отец. Знаешь, почему? Потому что никто никогда не понимал меня так хорошо. Это ужасно и катастрофически горько, но моя последняя мысль будет не о тебе, хотя ближе тебя у меня никого нет. Она будет о нем. Если сможешь, передай ему, пожалуйста, что под конец жизни я состою из одной только любви к нему, и это меня убивает. Я не могу так дальше. Я люблю его, скажи ему об этом. Спасибо тебе за все, Майкрофт. Ты был хорошим мужем. Надеюсь, ты не успеешь вытащить меня из петли. Прощай. Джоан». Джон прочитал это слегка хаотичное послание с щемящим чувством нарастающей снова боли где-то в области диафрагмы. - Мистер Холмс, мне очень жаль. Действительно жаль. Майкрофт залпом вылил в себя полстакана виски и продолжил: - Организация этих похорон стала самым большим кошмаром в моей жизни. Мне хотелось закрыться в спальне и не видеть людей до конца своих дней. Разумеется, не получилось. Я должен был выбрать гроб, выбрать памятник, выбрать место, выбрать цветы... То есть, понимаете, я должен был думать, какого цвета обивка будет лучше гармонировать с ее кожей, ее волосами... Ну не безумие ли? И я, как механическая кукла, отдавал распоряжения деловито снующим агентам похоронного бюро, на лицах которых давным-давно отпечаталось выражение профессиональной скорби. Представляете, я лишился всего, что имел, а этот паршивец, это чудовище даже не явился на похороны.