Апрель

А пока Ритчи решал свои личные проблемы, прекрасный Ян совершенствовался в искусстве пения, точнее, учился под руководством некоей госпожи Элизы Сильверстрайп, петь так, как требовал дирижёр. С утра он, зачесав назад и завязав свои длинные (по тогдашним меркам) тяжёлые, густые кудри и одевшись в клетчатую хлопковую рубашку и синие джинсы, предстоял в кабинете миссис Сильверстрайп, строгой дамы, с зачёсанными и слегка взбитыми седеющими волосами, одетой в чёрно-белое, с изумрудной брошью на блузе. Преподавательница правильного, с точки зрения Малькольма Арнольда, пения, рок-музыкантов не признавала, поэтому смотрела на Яна как на певческий помоечный отброс, бездаря, которого нужно гонять как шелудивую псину, мучать до полусмерти, и переучивать самыми жестокими способами, пока грубое долото её системы воспитания певцов не высечет, пройдя сквозь кровь, визг, пот и слёзы, ослепительно-сияющий идеал. И даже его внешний вид, голубые глаза, прелестно очерченные брови, припухшие губы, милый римский носик и ямочки на щёчках, вызывали у миссис Элизы дикое и необузданное желание намекнуть, что её новоиспечённый ученик смахивает на гомика. Особенно её бесила причёска Яна. --И впредь требую, чтобы Вы не смели ко мне приходить растрёпанным, поскольку я не выношу мужчин с женскими причёсками и, вообще, волосатых. Волосы чтобы убирали назад, а, лучше, подстригитесь по-человечески--заявила она, окинув суровым взором красавца-певца. --За что же так сурово и жестоко, миссис Сильверстрайп?--поинтересовался Гиллан--у рок-музыкантов так принято сейчас: мужчины берут себе элементы женской внешности. --Я тут гер-р-р-мафродитов у себя под носом видеть не хочу: мужчина должен выглядеть как мужчина, а не как человеческий отброс помойный непонятного пола!--чуть ли не рычала она. --Ну, не гермафродит, а андрогин, между прочим, символ совершенства--произнёс спокойным голосом Ян. --Не совершенства, а извращенства--чеканила Элиза. --А что я могу поделать?--разводил руками прелестный гойдель--я не оперный, а рок-певец, а значит гривушка мне весьма потребна. Госпожа Сильверстрайп села, в печали и во злобе, к видавшему виды пианино, стукнула по клавишам так, будто хотела их раздолбать. Ян встряхнулся, навострил ушки, ожидая, что устроит дальше его суровая учительница пения. --А теперь Вы покажете мне, как поёте--потребовала она. И тогда Ян, встав перед ней, гордо подняв голову,вытянувшись, слегка отставив вбок длинную крепкую ногу, обтянутую джинсами, мило улыбнувшись, набрал побольше воздуха и запел, карабкаясь всё выше и выше по октавам, демонстрируя свою вокальную акробатику, перейдя под конец в дикий визг и крик. --Это что ещё такое?!--возмутилась миссис Элиза--почему поёте в свистковом регистре? --Я не свистел--развёл руками Гиллан--я просто показал, как я могу брать высокие ноты и визжать. Ну манера у нас в роке такая. --Я требую чтобы Вы пели нормальным голосом, а не визжали--миссис Сильверстрайп хлопнула со злости по столу--Вы же будете выступать с оркестром! --И с группой--добавил Ян--поэтому мне без визга никак. У нас же там ещё...звукоусиливающие колонки. --А они причём? --А при том--Ян наклонился к Элизе так, что его лицо было в нескольких сантиметрах от её уха--мы к ним инструменты подключаем, а они, твари такие болотные, выдают столь громкий звук, что одна гитара нашего Ричарда Хью может оркестр переглушить. А меня ведь, того...должно быть слышно. Вот поэтому и ору я, и визжу. --Да ну--отмахнулась госпожа Сильверстрайп--в оркестре сто человек играет, а вас там--всего пять. Поэтому никакого переглушения оркестра не состоится. Отставить разговоры, теперь будем учиться петь. Так, начнём с гамм. Итак,поехали: до, ре, ми, фа, соль, ля, си... --Ну, если "си" возьму, то без визга ну никак--произнёс Ян, улыбнувшись. Миссис Сильверстрайп мучала его связки всеми способами до тех пор, пока не начало темнеть за окном. --А давайте передохнём ещё разочек--предложил подуставший гойдель--а то я даже не пообедал по-человечески, мы с Вами лишь чайком с печеньками пробавились. --Никакого Вам обеда до вечера--заявила не терпящим возражений голосом Элиза Сильверстрайп--у Вас то и дело слышны эти визгливые ноты, эта противная фальцетная манера, Вы то и дело срываетесь на крик и визг. --А я вот, миссис Сильверстрайп, подумал тут--начал толкать пламенную речь Гиллан--когда играет оркестр, то надо петь в академической манере, а как вступит группа, то в роковой. Ну, что поделаешь, если я всегда вооружён драйвом и микстом, плюс грудной техникой--ну чем не замечательный певец для группы. --Какон мне дело до того, что Вы используете маргинальные техники драйва и микста--огрызнулась Элиза--если не будете слушаться и повиноваться, то заставлю петь арию Сольвейг на нюнорске! --А может, лучше возьмём Кармен?--игриво спросил Ян, изящно склонив украшенную густыми тёмными кудрями голову. --Будете дурить, заставлю петь Casta Diva, она же ария Нормы--сказала миссис Сильверстрайп, как отрезала. --Ну вот--произнёс расстроенный Ян--Вы меня из-за причёски считаете женщиной. --С чего Вы взяли, что именно ей?--поинтересовалась злая учительница пения--Вы не женщина, а орастый гермафродитоподобный юнец. --А что же Вы всё хотите заставить меня петь женские арии для сопранисток? --А чтобы Вы прекратили орать дурниной. Ну-ка, запели : "Паду ли я стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она"! --Стойте, миссис Элиза, так это, похоже, песня для баритона, но не как не для альтино, а, те более, рок-фальцета. --Я сказала, отставить всякие безобразия--госпожа Сильверстрайп грозно взглянула на красавца-гойделя--и петь, как я сказала и без орастых ноток в голосе! Ян махнул рукой, подошёл к окну и запел, как требовала строгая учительница пения. --Старательнее надо--замечала она--держать высокие, не переходить на крик и визг. Вообще, с чего это Вы у открытого окна стоите? --Так для октавы же хорошо! Подул ветерок, дверь в класс приоткрылась, Гиллан услышал стук каблучков и, взглянув в приоткрывшийся проём, увидел тёмноволосую девушку в джинсах. Красавец-певец лукаво улыбнулся ей,думая, что неплохо было бы разбавить девицей общество миссис Элизы Сильверстрайп, но красотка бросила на Яна скучающий взгляд и, спустя мгновение, ушла, стуча каблуками. --Что Вы там смотрите?--недовольно спросила строгая учительница пения--продолжайте работать! Делать было нечего, Ян вздохнул, взгрустнув о прежней воле в группе, где никто не заставлял его петь женские арии, и вернулся к занятию. --Сейчас мы будем петь арию Гения Холода из "Короля Артура"--заявила Элиза--поэтому, закройте-ка окно и начинайте петь за мной. Ян грустно взглянул на стену, потом на миссис Сильверстрайп, встал рядом с ней и затянул и потом так заорал, что чуть окно не выбил. На верхнем этаже забегали,снова застучали каблучки. Элиза посмотрела на своего ученика так, как будто собиралась его удушить сию же секунду. Скрипнула дверь, и в неё просунулась женская голова. --Миссис Сильверстрайп, скажите, это не у Вас так громко кто-то кричал, что стёкла задребезжали и чуть было не вылетели?--спросила невзрачная дамочка. --Это всё он--грозная учительница пения указала на Гиллана--вот, полюбуйтесь на это чудышко природушки. --Красивый юноша, длинноволосый, ну похож немножко на девушку--произнесла невзрачная. --Гермафродитный орастый юнец из рок-группы--вот кто он такой--проворчала миссис Сильверстрайп--которого отправили ко мне учиться петь. У них там худрук и органист затевают сведение на одной сцене группы и оркестра. --Понятно--произнесла невзрачная дамочка--ну у них так в группах и поют. И исчезла, прикрыв за собой дверь. --Разобьёте окно--платить будете сами--предупредила Яна Элиза--а теперь продолжим занятие. Снова пойте Гения Холода но плавно, глубоко и без визга и крика. И Ян запел, да так запел, что стоило ему закончить арию, как в дверь вновь просунулись две милые девичьи головки, пристально смотря на красавца-гойделя. --Здравствуйте, а Вы кто?--спросила одна из них. Ян бросил на девушек лукавый взгляд и хотел, было, рассказать о том, что их ожидает вскорости в Альберт-Холле, как тут вмешалась строгая учительница, рявкнув так, что спугнула прелестниц: --Так, ну-ка, отставить разговорчики в строю! А вы там, барышни, ну-ка, не отвлекать учащегося! От такого командного рыка девушек как ветром сдуло. Ян погрустнел, вздохнул, опустил гордую голову и поплёлся к пианино, за которым сидела миссис Сильверстрайп, думавшая, что бы ещё подкинуть певцу. --Так, а эстрадные песни петь можете?--поинтересовалась она. --Ну я их и пел с прежней группой--ответил Ян, потянувшись--а Вы хотите послушать меня эстрадника? --Рок Вы петь, точнее орать как ненормальный, можете,с оперой не в ладах, спойте мне про "Багряный закат". --Намёк понял--улыбнулся Гиллан--сейчас спою. И запел как образцовый эстрадный исполнитель, не терзая ушки учительницы вокальной акробатикой. Миссис Сильверстрайп слегка смягчилась, одобрительно кивнув, когда Ян закончил петь. --Да, похоже в этой группе Вас вышколили, раз можете петь без рокерских выкрутасов--произнесла она, поправив брошь на блузе. Ян молчал, улыбаясь и поглядывая в окно. Уже почти стемнело, чернели ветви голых деревьев, серело беззвёздное небо английской зимы. Свингующая молодёжь ещё не вылезла на поздневечерние улицы, она пряталась в ожидании по квартиркам и комнатам, пудрясь, причёсываясь, перебирая гардероб и обдумывая, куда бы завалиться на этот вечер или ночь. Гиллан сглотнул слюну, подумывая, как неплохо было бы сейчас поужинать, но поймёт ли его строгая миссис Сильверстрайп? Как бы смягчить сердце этой садистки от уроков пения? Если вообще возможно смягчить... --Что Вы там в окно глядите?--гаркнула Элиза--бездельничаете, а голос и певческая манера ещё не приведены в порядок! --Пожалейте бедного певца, миссис Сильверстрайп--Ян умильно сложил руки и сделал печальные глаза--если я сегодня не покушаю, завтра не покушаю, то послезавтра петь уже не смогу, а то и, вообще, ноги протяну. --Вот придёте домой, там и поужинаете. А тут надо в-к-а-л-ы-в-а-т-ь--сказала госпожа Элиза, как отрезала--да так, чтобы потом сил даже на чашку чая сил не оставалось. Так, продолжаем наш урок.Спойте-ка мне снова гамму. Ян выругался про себя, бросил устало-злой взгляд на миссис Сильверстрайп, но спел гамму. --А теперь вернёмся к эстраде--сказала строгая учительница пения--мы будем теперь петь Strangers in the Night. ...Гиллан, основательно помотанный уроком пения, шёл по холодной улице, изредка поглядывая вверх и по сторонам. Он был голоден, мёрз, и злился на миссис Сильверстрайп. И, единственное, чего хотелось бедному певцу, так это найти, где бы поесть. И, неожиданно, взору удивлённо остановившегося Яна предстал...Ритчи, непонятно откуда взявшийся здесь. --Ричард Хью, ты как сюда попал?--спросил Ян, смотря слегка округлившимися голубыми глазами на согруппника. --Да, так, шёл просто--Блэкмор смотрел себе под ноги, будто боясь певца--а ты откуда идёшь? --С уроков пения у госпожи Элизы Сильверстрайп--ответил, поёживаясь, голодный и злой Ян. --Это где?--поинтересовался Ритчи. --Да тут неподалёку домик в два этажа--Гиллан указал куда-то рукой--и вот нём "Школа классического и эстрадного пения". Меня туда наш благородный Лорд отправил. Я там от зари до зари учился красиво и правильно петь. --А зачем? Ты ведь и так поёшь отлично, любо-дорого послушать?--удивлённо спросил гитарист. --Это ты благородного нашего спрашивай--ответил, позёвывая и поёживаясь, красавец-певец--он, небось, другого мнения. Да и не забывай, что концерт не только для группы, но и для целого оркестра. --Ян, а давай зайдём в "Козу и компасы"--неожиданно для себя самого предложил Ритчи--погреемся, да и там, насколько я помню по себе, неплохо кормят. --Принимаю твоё предложение--Гиллан слегка встряхнулся и оживился--тем более меня строгая учительница пения голодком основательно сегодня поморила. Четверть часа спустя они сидели в старом, многовековом пабчике со следами недавнего ремонта, ужиная и выпивая. Ян рассказывал Ритчи про то, как отделывала его миссис Сильверстрайп. --Да-да, она сказала, что ей не нравятся мои длинные волосы--произнёс он, отпивая из кружки--и назвала, по такому случаю, гермафродитом. --Почему?--удивился его согруппник. --Ну, эта дама столь строга, что для неё моя внешность неприемлема. Для неё, что гермафродит, что андрогин--одно болото. --А в чём же различие? --А в том, что гермафродит--это уродство, плотское, физическое. А вот андрогин--совершенство, точнее, символ совершенства--просветил Гиллан гитариста. --Странная дамочка--Блэкмор скосил слегка взгляд, посмотрев по сторонам, а то вдруг ещё придут сюда Джон и Йен--чем же ей не нравится твоя внешность? Ты же красив, на тебя вон всё жабьё с диким кваканьем вешается! И поёшь ты так, что всё визжат от восторга. --Ей нравятся только оперные певцы, да старая эстрада--Ян странно посмотрел на согруппника, будто ему не нравилось то, что Ритчи говорит о его красоте--вот она и крысится на меня. Гоняла как собаку, даже чайку попить не давала. Похоже, Малькольм надул в уши Лорду нашему благородному, что надо бы певца под оркестр заточить. Вот он и сдал меня этой мегере-живодёрке на растерзание. --Теперь понятно--вздохнул Ритчи, отставив кружку в сторону--мне как-то, знаешь, этот дирижёр не особо понравился. Видно, что он нашего брата, рокера, не жалует. --Публика нас жалует--улыбнулся в ответ певец--и это главное. ...Ян шёл до автобусной остановки сквозь холод и поздний вечер, почти что ночь. Серое, беззвёздное небо Лондона окутывало и накрывало свингующих, мёрзнущих, идущих из пабов. Гибридный гойдель (мама--б.а.с.п.к.а, папа-кельт шотландский) поёживался от, но шёл дальше, не забывая смотреть то на небо, то по сторонам, выискивая, за что бы зацепиться яркому и жаркому голубому глазу, среди серого людского гранита вдруг попался ярко-красный рубин, коим была неизвестная науке девушка в пальто алого цвета, прямая, и быстрая, как пущенная вдаль цветная стрела. Ян видел её несколько секунд, но отложил в закрома своей памяти, придёт время--вспомнит в песне. Нужно идти вперёд под тусклым светом фонарей, льющимися неоновыми красками вывесок, сквозь ветер, темноту. И если дойти, то перед тобой откроются гранитные и меловые скалы, поросшие мхом, каменные кольца и хенджи и море, тёмное море с островками белой пористой пены. И ты сбежишь вниз по старой утоптанной тропинке к жёлтому, свалявшемуся песку и море будет рядом: только бросайся с разбегу. Вольный, свежий ветер в смугловатое лицо, вода обволакивает разгорячённое тело и мысли становятся острыми, словно лезвие свежезаточенного ножа. И мощным дельфином, гибким и молодым, нырял красавец-гойдель в тёмную воду, становящуюся голубой, прозрачной, тёплой, как парное молоко. Стаи пестрых рыб плыли в разные стороны, пугаясь невиданного ранее существа. Ян вынырнул, подставив яркому солнцу крепкое тело, покрытое прозрачными бисеринковыми капельками воды. Он вышел из голубой прозрачной рыбконаселённой воды Афродитом-андрогином, ступая по белому песку неведомой жаркой земли. И вдруг, оттолкнувшись, побежал, рассекая стройным, крепким телом тёплый воздух. Трава, белые, розовые, голубые, жёлтые, сиреневые цветы, высокие, раскидистые деревья росли из ниоткуда и глаз вбирал в себя руины погибших империй, жёлтые, белые, серые колонны и остатки ападан неизвестных науке Персеполей. Фонтан бил посреди возникшего из того же ниоткуда роскошного сада. Ян по-хулигански заглянул в него, опустил руки, зачерпнув прозрачной холодной воды. Четыре девушки, смеясь, звеня монистами и блистая воздушными нарядами из лёгкого шёлка и прозрачного шифона, окружили Гиллана. Они смеялись, обнажая белые крепкие зубы, шлёпали его, плескали водой. Ян, развернувшись, сверкая голубыми глазами, бросился вперёд, словно большой пушистый кот за птичками. Он гнался за рыжушкой в сиреневом платье, колыхавшемся, словно ветви на ветру, раздвигая высокую траву, впереди простирался за горизонт диковинный луг. Гиллан, падая, поймал рыжую эльфийку, хватая её за ткань платья, а потом за руки, словно золотую птицу за крылья. Рыжая, придавленная Яном к земле, сверкала зелёными глазами, обнажала зубы, вдруг коснулась мягкими белыми ладонями лица того, кто поймал её. И эльфийка превращалась то в пёструю, сверкающую чешуёй рыбку, то в бьющую крыльями разноцветную птицу, то в рыжую полосатую выворачивающуюся кошку, пытаясь вырваться из рук Яна. И когда прикушенный Гиллан ослабил хватку, птицерыбокошачье существо выползло, вывернулось, вырвалось, вспорхнуло в жаркую, тревожную ярко-голубую высь, оставляя за собой след из разноцветной искрящейся пыли. Ян, поднявшись с земли, следил, как улетает упущенная эльфо-фея, но в душе его не было ни злобы, ни сожаления. Перед ним вдруг открылась та самая бесконечность, будоражившая его сознание ещё с дикого и пропитанного английским летом, грамматической школой, дождём, снегом, детства в Хаунслоу. И он стоял и смотрел, насколько хватало взгляда, и сколько мог вместить жадный, яркий глаз. И дикая гойдельская душа растворялась в ней, мысли становились чище и острее, и он, стоя на земле, духовно летел вслед за сверкающей птицей. И бесконечность темнела, теперь её освещела бисеринки звёзд, прорезали черноту краски галактик и туманностей. И каждое пёрышко становилось Вселенной, а Вселенная--россыпью бисера в неизвестной тонкой и сильной руке. Каждая великая часть повторялась в бесконечно малой, а малая--в бесконечно великой. Свет фонаря ударил ему в смугловатое лицо, а звук подъезжающего автобуса--в уши,вырвав из мира диковинных грёз. Ян, пропустив сперва британскую бабушку в тёмно-синем, сел в него, точнее встал, обхватив поручень крепкой рукой, потом порылся в карманах, набрав кое-как денег на проезд, подошёл к водителю, купил билет и вернулся на место. В автобусе было потеплее, чем на улице а рядом с ним оказалась девушка в жёлтом пальто и красной беретке. Гиллан бросил на неё игривый взгляд, думая о том, что миссис Сильверстрайп оставила его сегодня без общения с женским полом. У случайной попутчицы вавтобусе были такие же голубые глаза, как и у него самого а из-под беретки выбился каштановый локончик ( а сам без шапки ехал, ха-ха). Прядь вьющихся волос упала ему на глаза, Ян заправил её одним движением за ухо и снова взглянул, едва заметно улыбнувшись, на девушку, она с любопытством смотрела на такого странного длинноволосого красавца, будто раздумывая, не попытаться ли ей заговорить с ним. И она бы начала бы завязывать знакомство первой, но тут объявили остановку и незнакомка выпорхнула из автобуса словно жёлтопёрая птичка. Ян вздохнул, слегка поморщил прямой носик, но грустить не стал: девушки пока не перевелись, а он скоро будет рок-звездой, а уж они недостатка в женском внимании не испытывают. Объявили очередную остановку, и теперь из автобуса выпорхнул соколиком сам Ян и направился быстрым шагом к некому ещё эдвардианской постройки дому, где была его квартирка. В подъезде стоял полумрак, Гиллан выругался неприлично в адрес тех, кто был виновен в этом, и осторожно, чтобы не упасть, стал подниматься по лестнице. Добравшись до двери своей квартирки, достал ключ из кармана, открыл её, нащупал на стене кнопку включателя и вспыхнул свет, источником коего была лампочка под дешёвым абажуром. Ян скинул с себя зимнюю куртку, снял ботинки, поставил их к стене, куртку повесил на ржавеющий крючок и, надев потрёпанные тапочки, отправился в убоговато обставленную спаленку. Там он скинул с себя всё, кроме синих боксёрок, и встряхнувшись,завалился на кровать, потянулся, лёг на бок и стал вглядываться в темноту комнаты, надеясь увидеть в ней сверкающую бесконечность, желая поймать её красиво вылепленными руками, потрогать, подбросить вверх, глядя, как она рассыпается на переливающиеся песчинки. А что, если с ней можно разговаривать? Ян перевернулся на спину, прикрыл глаза ладонью, вспоминая пережитое за день: злая миссис Сильверстрайп, с её нелюбовью к року и внешности прелестного певца, девичьи головки в двери, ужин с Ритчи, девушка в автобусе, но мысли о бесконечности были сильнее. Ах, а ведь в некоторых языках "бесконечность"--женского рода, в той же латыни. Infinitas--infinitatis--infinitati--infinitatem--infinitate. Бесконечность--женщина, владеющая его умом с того дня в туманном детстве, когда он впервые услышал это слово. У неё нет твёрдой формы, облик бесконечно меняется, переливается, плавится, деформируется сама по себе, рассыпается, сверкая песчинками, сжимается и расширяется, заполняя всё вокруг. Наверное, он и в старости будет думать о ней, как тогда. Ян снова повернулся набок, упёршись правой рукой в матрас,покрытый цветной простынёй. Может почитать? Он резким движением поднялся с кровати, подошёл к ночнику, щёлкнул включателем и хлынул жёлтый свет. Он взял с тумбочки книгу в серебристом переплёте с рисунком под старинную миниатюру и начал читать (возможно, на среднеанглийском): =Когда Апрель обильными дождями Разрыхлил землю, взрытую ростками И мартовскую жажду утоля От корня до зелёного стебля Набухли жилки той весенней силой, Что в каждой роще почки распустила А Солнце юное в своём пути Весь знак Овна успело обойти...=... Стояла серая, прорезаемая шумом лондонская ночь. Ян, закутавшись в одеяло, спал и видел фантастических птиц, дев, невиданные земли, пёстрочешуйных рыбок, метаморфозы прекрасной бесконечности, согруппников, спаянных концертом и всё то, что будоражило его ум и дикую гойдельскую гибридную душу. На тумбочке лежала раскрытая на рассказе йомена книга, написанная тем, из-за кого он пострадал в последний день в школе. Ночь, плотная и тяжёлая, владела городом Луга.