Апрель

А пока Лорд вспоминал Мадлен и дивился воздействию её заколки на восприятие органиста группы Deep Purple, Ричард Хью Блэкмор оделся, умылся, слегка причесался, положил в карман куртки визитку Патти, и снова отправился в "Красную Шкатулку. Опять лондонский общественный транспорт, все куда-то едут, кто на работу, кто--с неё, а кто-то на тусовку вечернюю. Блэкмор украдкой смотрел на мужчин: нет, никто не привлекал его, все оставляли равнодушным, но Ричт пытался хоть у кого-то найти сходство с Яном: разрез глаз, их весёлый блеск, густоту кудрей, повадки, вроде бы напротив сидит паренёк, такой же высокий, глаза похожие, только светленький. Никто не похож на красавца-певца. Неужто, придётся искать всего лишь неполноценную замену Гиллану, раз уж оказался "голубцом"? Но ни тело, ни душа мрачного гитариста не откликались на посторонних мужчин, особенно совершенно непохожих на Яна. Похоже, они ему совсем не нужны. Что же теперь делать? Та самая остановка, та самая улица, арка, подвальчик, клуб "Красная Шкатулка". Такой же чистый, публики пока мало, музыка была довольно тихой. Ритчи подошёл к бармену и заказал себе опять тот же самый коктейль. Взял его и...взглянув туда, где стоял тот же самый диванчик, едва не уронил стакан: похоже этот тот же самый Лестер-писатель. Да это он, чего-чего, похоже он узнал гитариста. Ритчи быстро направился к диванчику, чтобы поздороваться с тем, кто ввёл его в мир клуба, где тайком собираются гомосексуалисты. --Добрый вечер--произнёс он, как можно вежливее. --Здравствуйте, я Вас узнал и вспомнил--ответил ему писатель--позавчера Вы были здесь. --Я Вас тоже--Блэкмор слегка осмелел--Вас зовут Лестер и Вы--писатель. --А Вы--тот самый музыкант и Вас зовут Ричард--ответил ему старый знакомый--ну, что же, садитесь. Ритчи сел рядом на диванчик, поставил коктейль на стол и стал ждать, что же будет дальше. --Вас вчера не было--продолжил беседу Лестер. --Да я заходил вчера в другое место--ответил Блэкмор. --Куда же? --В клуб с названием "Синий Дракон". --Позвольте узнать--Лестер посмотрел на него будто удивляясь тому, что делал гитарист вчера--зачем же Вы пошли в этот,с позволения сказать, гадюшник? --Да так, слышал, что в этом клубе тоже можно...нам собираться--пробормотал Ритчи,стараясь скрыть, зачем он ходил туда на самом деле--мне никто не говорил, что там гадюшник и не убирают. --Теперь-то Вы в этом убедились--Лестер-Лесли посмотрел на него с таким видом, будто хотел сказать: "Я же предупреждал"--тем кто давно вращается в нашем мире известно, что обстановочка там весьма поганая. --Теперь понял--Ритчи отпил немного из стакана через соломинку--насколько там поганая обстановка и публика. На собственной шкуре, хотя мне не привыкать: в таких дырищах играть приходилось...А полиция туда часто наведывалась? --Слышал, что в начале месяца--Лестер посмотрел вверх--для этого клубчика такое естественно. --Их заплёванного пола и клозетов для меня хватило, чтобы больше туда не соваться--произнёс Блэкмор. Они сидели какое-то время молча, смотря на посетителей, потом Ритчи чего-то надоело молчание и он спросил Лестера: --А Вы как поживаете? --Хорошо, работаю и пишу роман и рассказы--ответил тот. --А играю в группе, всё как обычно, за исключением некоторых параграфов. Впрочем, никто ничего не знает. --Ну и хорошо, что никто ничего не знает, и чтобы как можно дольше не знали. --Понимаю--мрачно произнёс Блэкмор--если узнают то...лучше не говорить, что будет. --Ко мне то же самое относится-- добавил Лесли. Ритчи повертел стакан в руках, снова отпил терпкий коктейль, посмотрел на посетителей: нет, ни один не заинтересовал его, хотя публика была получше, чем в "Синем Драконе". --Скажите, а Патти придёт сегодня?--неожиданно поинтересовался он (ага, неожиданно, скучно тебе, Ритчик, а тут хоть словами непонятными попугают и разворошат ум твой блэкмориный). --Ох, сегодня не ждите, завтра тоже--огорчил его Лестер--да и послезавтра не придёт. --Что же такое случилось? --Тяжела и неказиста жизнь женщины-археолога. Сегодня у неё конференция. Завтра--собрание коллег. Потом опять поедет раскопочничать. --Ей нравится--пробормотал Ритчи, глядя на стакан--а мне--то же самое с гастролями: сегодня в Лондоне, завтра--в Манчестере, послезавтра--в Ливерпуле. Вы роман пишите, группа, где я играю--песни записывает. --Много ли вы записали?--спросил Лестер-Лесли. --Да, так, несколько песенок--отмахнулся Блэкмор--потанцевать, да помечтать. Девушкам понравится. А вот Вам--вряд ли. Сосед мрачного гитариста ничего не ответил. Оба сидели какое-то время молча. Потом писатель спросил гитарного героя: --А Вы сами из Лондона? --Да нет, из местечка под Лондоном. Там мама с папой живут. Они тоже ничего не знают про то, что я теперь голубой. --И не надо, чтобы знали. Не поймут, возненавидят ещё. Никому не хочется, чтобы их дети оказались гомосексуалистами или лесбиянками. Поправку-то недавно сняли. --Знаю. Раньше и посадить могли. Теперь главное по "поганым статьям" не попасться. А что у меня поганого: я влюбился во вполне взрослого певца из группы. --Если он взрослый--то ничего. --Ничего-то ничего, только если он узнает, что в него влюбился гитарист, то будет столь колоссальный скандал, что я с треском и позором вылечу из музыки. Такие там не нужны. Поэтому скрываю, как могу. --Все мы скрываем наши страсти--ответил ему Лесли--ведь же их никто не примет и не поймёт. Ритчи сидел и проводил время в тягуче-скучных разговорах ещё час. За окном уже был вечер. --Ну, мне пора домой: у музыканта работы тоже немало--Блэкмор поднялся диванчика и протянул руку Лесли-Лестеру--желаю хорошего вечера. --Вам тоже--писатель слегка пожал её--может, ещё увидимся. Ритчи стало от его слов чего-то не по себе, но он понимал, что может случится и так, что гитарист Deep Purple превратится в завсегдатая "Красной Шкатулки". Блэкмор бросил взгляд на теперь уже старого знакомого, публику в клубе и пошёл к выходу. Дома было тоскливо, даже игра на "фендерушке" не радовала, пальцы всё время были будто каменные. Ритчи позевал, разделся и лёг спать. ...Ему снилось нечто, совсем сюрное, хотя, вполне реалистичное. Землю изрезали лопатами, разрыли, комья с завянувшей, или уже совсем высохшей и крошащейся травой валялись повсюду. Остроносый мужчина с остриженными коротко волосами зарисовывал и фотографировал миску с отбитым краем. В прямоугольной, обложенной досками ярусной яме сновали и копошились студенты-практиканты, жадно выискивая артефакты. Солнце, похожее на тусклый диск, едва светило сквозь облака. Да, день выдался пасмурный. Ритчи сидел поодаль, возле палатки, куда студенты относили осколки древней керамики. Не просто яма, а раскоп археологический. Франция, кельтское захоронение доримской эпохи. Блэкмор уже привык к виду развороченной земли, черепкам, ругани, невкусным обедам, холоду, сырости, жаре и ветрам всех видов и направлений. "Подружка-фендерушка" осталась дома, куда её здесь подключать. Ритчи из милости было позволено купить себе акустическую шестиструнку, чтобы играть на ней то, что пытались реконструировать господа музыкальные археологи. Мрачный гитарист уже был не член группы Deep Purple, а участник общества музыкальной реконструкции и широко известного в узких кругах дикого и маргинального ансамбля Antiqua Moderna, участник коего, высокий рыжий, с голубыми глазами обчищал кисточкой статуэтку существа непонятного пола. --Черномор, а Черномор--обратился он к Ритчи--ты бы не сидел тут как пень трухлявый, пошёл бы, студентам помог, а то ещё заболеют. --Ну их--прошипел Блэкмор--они вчера мне земли за шиворот забавы ради накидали, а вместе с ней ещё дрянь какую-то бронзовую. --Не дрянь--рыжий строго посмотрел на него--а браслет женский, второй век до нашей эры. Хорошо, что вытряхнул его у своей палатки. Патти вчера тебя из-за него бить не стала, готовила ведь лопату... --Ричард Хью, ты где шляешься, скотина трёпаная?--донёсся голос из палатки--я тебе сейчас всю шкуру исполосую, урод драный! Блэкмор вскочил и понесся со сверхсветовой скоростью туда, откуда был слышен царапающий, обветренный и отполированный песком женской голос. Голос Парисатиды Алиссии Лонгхорн-Блэкмор! Ричард откинул полог и прополз в палатку, Патти тут же вцепилась ему в нестриженые волосы, протащив ещё по полу (какой там был). --Я тебе сказала, чтобы сидели смотрел за Эдгаром!--орала на него дражайшая супруга--а ты опять таскаться по округе. Малыш уже шустрый стал: найденное в раскопе себе берёт. Мальчик лет шести, стоявший, уставившись в стену, медленно повернулся к родителям и посмотрел на них тоскливо-мрачно. Это был единственный сын Ричарда Хью Блэкмора и Парисатиды Алиссии Лонгхорн-Блэкмор. Эдгар Ардешир Лонгхорн-Блэкмор. Мать сказала, чтобы у мальчика была двойная фамилия. Эдгар был костляв, чёрен, на вид мрачен, единственное, что было у него от Парисатиды--голубые глаза точно такого же разреза и выражения как у Яна и густота волос, начавших виться. Судьба ребёнка казалась предопределённой. По маминому пути пойдёт. --Эдгар, ну-ка, что у тебя в руках?--спросила его мать холодным голосом. Мальчик сжался в комок, стиснув в ладонях бронзовую статуэтку. --Не отдашь бронзяшку--будешь завтра голодать весь день--продолжила Парисатида. Мальчик, напуганный перспективой целого голодного дня, подошёл мелкими, робкими шагами к матери, вытащившей у него из рук бронзовую статуэтку лошади со стилизованным всадником. --Эх, сколько раз тебе говорили, чтобы не играл с тем, что нашли в земле--посетовала госпожа Лонгхорн-Блэкмор--и с костями тоже. У кого рядом со спальником в прошлый раз нашли фрагмент пальца? Ритчи тоже молчал. Он знал, что жизнь с Парисатидой не сахар и не тихая гавань. А про уютный отель со всеми удобствами и речь идти не может. Госпожа Лонгхорн-Блэкмор не раз поколачивала мужа, в том числе и публично. Там, в английском городе Кембридже, среди заумной публики Ритчи был чем-то вроде лица не особо высокого ранга. Лишь из милости его взяли в Лабораторию музыкальной реконструкции и ансамбль, где, помимо "фендерушки" он играл на мандолине, лютне и ещё каком-то экзотическом инструменте. Мальчик сидел куске брезента, нахохлившись и сопя. Игрушку опять отобрали, покопаться с другими не дают. Ритчи сел рядом с ним. --Мама лошадку унесла--шмыгнул носом Эдгар. --Что поделаешь--сказал Блэкмор первое, что пришло ему на ум--этой лошадкой играть нельзя. А то мама крапивой отстегает. Музейный экспонат, что поделаешь... --А что с лошадкой будет?--поинтересовался мальчик. --В музей отдадут. --А мне не будут? --Нельзя её у нас держать: заржавеет. Арши, мы тебе новую купим, как вернёмся домой. Эдгар посмотрел на отца, потом перебрался на свой спальник, свернулся клубком, повернул чёрную голову и посмотрел на Ритчи так, будто хотел сказать: "Эх, всё для музеев, а мне что?" --"Маленький ещё--подумал Блэкмор--сам же будет раскопочником с кисточкой". Гитарный герой сам видел, как маленький Эдгар Ардешир закапывал игрушки в песок и выкапывал их лопаточкой, потом чистил палочкой или листочком. --Мы завтра пойдём с тобой покопаем, пока мама не видит--пообещал сдуру Ритчи. Тут в палатку просунулась голова рыжего. --Блэкмор, ты тут накопанное не покажешь?--спросил он. --Ты чего имеешь в виду? --Да статуэтку какого-то на лошади, фибулу и ещё какую-то хрень. Ричти, вздохнул, грустно посмотрел на худую спину Эдгара и ответил: --Парисатида их забрала. Голова тут же исчезла. Ритчи поглядел вверх, потом снова на сына, на полог: слава и группа были там, где нет раскопок, маргинального ансамбля и бронзовых кельтских статуэток. Deep Purple хорошо и без него, у них теперь новый гитарист, пухлогубый, ясноглазый мальчик с длинной гривой. Ян, говорят, весел и доволен, голосит так же, как и прежде. Группа была в зените славы: эталонная запись, концерты, премия за лучшую рок-пластинку, место среди основателей нового стиля. Ритчи прочили славу английского Хендрикса. И он бросил всё ради того, чтобы достичь понимания настоящей любви, человеческой. Всего надо было: поступить как женщина, отдать свой успех другой, двойнице Яна, которому он не нужен, оставить славу и рок-музыку, отправиться навек в царство академической науки с высокообразованной и высокородной супругой, что может и по хребту со всей силой лопатой влепить. Эдгар Ардешир был единственным. Больше детей не было и быть не могло. "Благодарите Бога, что супруга Ваша и мальчик выжили"-- сказал врач с какими-то чёрно-непроницаемыми глазами--Вам теперь хранить дитятю как зеницу ока". Двойницы Яна и прочих рок-певцов мало пригодны для размножения без перерыва и со скоростью пулемётной очереди. Мальчика берегли, правда своеобразно, в этом году увезли в соседнюю Францию на раскопки. Патти стала крепче костью и мускулами, черты лица стали резче, а "яркие и ещё ярче глаза" то и дело сверкали от нахлынувших чувств, вроде злости при виде откровенной тупости студиозусов и коллег. Молниеносная кошачья реакция позволяла тут же схватить ружьё и выстрелить, едва не убив, в незадачливого коллегу, ошибочного принятого за чёрного гробокопателя. Волосы,густые,тёмные, вьющиеся, она подстригала, как только отрастали до плеч: мешают работать. Она могла побить мужа, совершенно забыв о какой-то там женственности и нежности: археология их не терпит, лопата любит сильные руки и такие же ноги. Блэкмор ни о чём уже не жалел и перестал тосковать о прошлом. Иначе поиск любви и духовной связи с женщиной никогда бы не состоялся. А вот в морду бы от Яна получил. Какая уж там любовь к нему--за такую двуху прописывают. За стенами палатки послышался голос: Патти, да, её, наждачно-песчаный, обветренный и ещё женский, обсуждали что-то: первый век до нашей эры, бронза, нет, не гемма, зооморфный мотив. Вскоре торжествующая Парисатида с довольной улыбкой залезла в палатку и растянулась на своём спальнике, заложив руки за голову, а ногу-- на ногу. --Похоже, нашли статуэтку Эпоны--довольно произнесла она--а фибула, очень вероятно,--друидессина. Antiqua Moderna считались широко известны в узких кругах знатоков и любителей необычной музыки. Кто-то очень умный отнёс их к прогу, хотя кто будет играть его, основываясь на историко-археологических реконструкциях. Подружка-"фендерушка" познакомилась с мандолиной, турецкой балалайкой, персидскими гуслями с очень нежным, "хрустальным" звуком. Парисатида заведовала дешифровкой и реконструкцией и зорко следила за качеством музыки, не дай Бог, какая-то пакость проникнет в неё. Популярность--это хорошо, но... 1. она опопсит все их музыкально-реконструкторские труды. Превратит многолетнюю работу в песенки для полуимбецилов. 2. Не будет времени и сил на археологические изыскания. Ритчи так и не стал новым Хендриксом, предпочтя использовать свою "фендерушку" для того, чтобы играть музыку, не вписывающуюся в общепопсовый формат. Их знали, в основном, любители подобной музыки, да седовласая профессура+коллеги по цеху, да раскопочники. Любовь к средневековой мелодике тоже сыграла свою роль в жизни гитариста Antiqua Moderna.Теперь он мог играть её без всяких яких, когда Патти прикажет. Ансамбль также сочинял музыку к фильмам, передачам, в одно время люди заслушивались их песнями и музыкой к фильму "Император-гладиатор" (да-да, был такой, Коммодом звали). А в остальном...когда как, любители ансамбля всё-равно находились, несмотря на то, что играл Antiqua Moderna музыку не для среднестатистического слушателя и зрителя MTV, даже тогдашнего. Эдгар продолжал смотреть в стену злыми (как у отца) голубыми (как у матери) глазами. Лошадку отобрали, покопать не дают. Может, у него будут свои артефакты и своя лопата, когда станет постарше? ... Девушка с вьющимися рыжеватыми волосами снимала перед подсвеченным зеркалом шапочку с позолоченными подвесками--точь-в-точь как у знатной шумерки. Она была затянута в кожаный корсет, чёрный, блестящий. Сверху--жилетка с короткими рукавами, расшитая серебром. Ноги--затянуты в чёрные штаны, тоже кожаные и блестящие. На столик перед зеркалом легли также бусы и браслеты. Всё, чем были украшены шея и руки одной из певиц Antiqua Moderna. Ритчи бросил на неё бесстрастный взгляд--так смотрят на женщин полные евнухи с раннего детства. За годы игры в этой группе и археологии со всеми её составляющими он привык смотреть на женщин как на бесполых товарищей по борьбе и труду. Зачем, ведь есть много чего кроме хард-рока, водки и секса? Скрипнула дверь, в неё просунулась голова рыжего, игравшего на ударной установке, дарбуке и бойране. --А мальчик-то ваш, похоже, доволен--поспешил он обрадовать Ритчи--сидел, пока мы выступали, ушки как локаторы и не шевелится, разе что аплодировал, чуть руки не отбив. Эдгару было 12 лет, и дражайшая супруга сказала, что пора его брать на концерты, а то приучится слушать всякую дрянь, вроде плохонького панка. Блэкмор отнёсся вполне положительно: мальчик увидит и услышит, как играет его папа не только в записи, но и на концерте. Тем более, у них вышла новая запись--"Mediterranica-mesopotamica". За дверью послышался звук шагов: пришли ещё две певицы из группы. --Ричард, там Патти ходит, тебя ждёт--сообщила одна из них, садясь на стул рядом с рыжеватой. Блэкмор убрал свою "подружку-фендерушку" в кофр, повесил его на спину и пошёл туда, где могла находиться Парисатида. Нашёл он её быстро: Патти и Эдгар, собравшиеся уходить, стояли у стены, рядом с ними--сумка и рюкзак. --Девушки переоделись?--спросила супруга-гинандра--а то уже времени не так уж много. --Переодеваются--ответил Ритчи, поправляя кофр. --Побыстрее бы переодевались: мне завтра готовиться к докладу о проделанной работе,а потом--идти долбить ленивых студиозусов. Уж что-что, а в этом деле она была профи, как и в археологии. Студенты побаивались её, и, чтобы избежать гнева голубоглазой и тёмноволосой госпожи Лонгхорн-Блэкмор, учили всё-всё-всё. А гитарный герой Ричард Хью Блэкмор уже был другим, не тем, тогдашним, мрачным гитаристом из Deep Purple, злым и вспыльчивым, ждущим пакостей от всех и каждого. Он ушёл после гастролей в поддержку эталонного альбома, открывшего им пути в первый эшелон рок-музыки. Джон, Ян, Роджер и Йен так и не поняли его. От Гиллана он скрыл всё, что можно и нельзя, наплетя им про то, что хард-рок и прогрессив ему не нужны, а тут, в группе играющей мало кому нужную музыку, что-то между реконструкцией старинной музыки, прогом и RIO,--ему самое место. Бросил всё, включая титул "британского Хендрикса". Только участники Deep Purple не подозревали, что причиной всему были Ян и...Парисатида. ...Ритчи снова отыскал двойницу Яна, правда, не в клубе, а на публичной лекции по малоизвестным цивилизациям Малой Азии. Парисатида всё так же напоминала Яна в женском обличьи, только черты стали резче и тоньше, будто песком и ветром их обтесало. Раз уж он не нужен Гиллану, решил Ритчи, а духовной близости с какой попадя у меня быть не может, то попробую что-то построить с его двойницей. И гинандра вполне согласилась после года хождения Ричарда Хью Блэкмора вокруг да около. Но предупредила, что с ней тихой гавани, уюта, тепла, телячьих нежностей и прочих ништяков, что может дать вполне традиционная женщина, может и не быть. Зато суровый быт экспедиций, выполнение не только мужских, но и женских обязанностей, превышение по ИК и уровню образования, куча книг,в которых он не поймёт ни слова, родня, которой не особо нужен бывший рок-музыкант. Ах, да, любите Вы, Ричард, средневековую музыку, так займётесь музыкальной реконструкцией. Блэкмор поразмышлял недельку и дал, всё-таки, утвердительный ответ. За ЗАГСом дело не стало. Идти всё равно было некуда: Яну не нужен, а другие женщины будут всего лишь паллиативом в гораздо большей степени. Из группы он уже год как ушёл и работал сессионщиком да гитаристом в не слишком популярных проектах. Расписались, а там и музыкальная реконструкция (взяли по "блату", как мужа коллеги заведующего лабораторией) подоспела, а с ней поездки в экспедиции, умные книжки, так как Патти в открытую заявляла, что не ей следует на уровень мужа опускаться, а ему за ней тянуться. Поэтому, хватит слушать всякую хрень по радио и смотреть по телевизору: послушай лучше египетскую лютню. И Ритчи слушал--что ему ещё оставалось делать с такой женой: нужно тянуться за ней, а тяжёлый рок она и так слышала. ...Мальчики-подростки, блондин, брюнеты, шатен и рыжий стояли, сопя носами разной формы и длины. Перед ними вышагивал серьёзный господин: директор мужской грамматической школы славного города Кембриджа. --Так, Смит--повернулся он к блондину--теперь известно, что ты принёс в класс "Плейбой" и "Пентхаус". И не только принёс, но и давал его другим. Отвечай, кому ещё, на самом деле, кроме Лонгхорна-Блэкмора, ты одалживал их? Почему ты сопишь недовольно? --Эдгар--ябеда и доносчик--пробормотал Смит--а его папа с мамой--злыдни. --Про ябеду и доносчика--отставить--директор замахнулся на него линейкой--рядом с тобой стоят твои одноклассники. Кому ещё из них ты давал журналы? --Говарду давал, Джонсу--тоже, ещё Брауну, Коулу, Бейкеру. А вот Чивеллу--ни в жисть! --А ему кто дал? --Не знаю. Пять дней назад госпожа Лонгхорн-Блэкмор обнаружила в комнате юного Эдгара Ардешира "Плейбой" и "Пентхаус" и судьба сына была решена. --Так, Ричард, вытяни его ремнём, только несильно, за такое дело--приказала она мужу--а я пойду поговорю с директором. Ритчи слегка стегнул ремешком Эдгара (в отсутствие жены), всё-таки негоже при таких родителях приносить домой и читать глянцевые эротические журналы. На неделю--без ужина, сладостей, развлечений--только учёба. Так приказала Парисатида. А в кабинете директора господин и госпожа Смит слёзно молили не исключать их сыночка из школы. --Глянцевая, нереальная, ретушированная эротика делает умного дебилом--Парисатида положила перед сыном учебник биологии человека--проштудируешь тщательно три раза разделы про размножение и развитие и ответишь их мне. --Патти, ты бы лучше не заставляла Эдгара три раза одни и те же разделы изучать--Ритчи сидел на диване в гостиной, читая про хеттов--зачем его мучать? --Надо для него книжку достать о негативных последствиях секса и эротики--ответила Парисатида, глядя на стену--а ещё лучше--о последствиях криминальных абортов. --Э-э-э, а он после её прочтения не станет гомосексуалистом? И тут госпожа Лонгхорн-Блэкмор вскочила за секунду и больно взрезала мужу. --Совсем сдурел, память отшибло, дебилище?--прошипела она--забыл, где ты меня впервые встретил? Запомни, раз и навсегда, пока жив: Эдгар от такого поворота не застрахован от слова "совсем", и книги тут не при чём! А про себя я вообще молчу! И Ритчи устыдился, вспомнив прошлое. Деваться некуда:если вырастет гомосексуалист, что тут поделаешь, раз папа с мамой в "Красную Шкатулку" ходили. Прежней жизни не было, музыки из прошлого--тоже. Теперь всё новое. Патти всё больше напоминала статуэтку из бронзы с острыми чертами. Такая стояла в гостиной. Было её больше двух тысяч лет. Что греха таить: вывезли тайком и прихватизировали культурную ценность--уж больно была хороша. К вспышкам злости своей супруги Блэкмор давно привык, так как понял, что причина им есть всегда, нужно только понять какая. Просто так она лопатой не заедет--это только кажется, что не за что по хребтине врезала. И участников группы за пустяк не выгонит. Ритчи чуть слышно вздохнул, вспомнив Сюзанну, какая была у них певица, француженка, с картин 18 века будто бы сошла. А как она тогда пела, особенно во время выступления Antiqua Moderna у неё на Родине, "Quand de ce monde voulut partir", высокие брала не хуже Гиллана, а надо ж, выгнала её Патька. Злые языки говорили, что Сюзя слишком облизывалась при виде Блэкмора. Но только участники группы знали за что на самом деле. Всё было гораздо проще и поганее--belle Suzanne начала то и дело проявлять национализм во всех видах, по любому поводу и повсюду. --А я знала, что до этого дойдёт--холодно произнесла Парисатида--запомни, Ричард: французы-- националисты, а ты своим немецким только злишь их. Так что, иди учи Français. ...Французским, немецким и новоанглийским дело не ограничивалось. Латынь была, персидский был, исландский, древнеегипетский--тоже. Однажды докопались и до шумерского. В цепкие лапки Парисатиды попалась занятная находка: модель арфы из бронзы, к которой были прикреплены таблички с клинописью. --Эдгар--позвала она сына, занятого зарисовкой арфы--иди-ка, посмотри таблички, покажи остальным, что умеешь. Дамы и господа из Antiqua Moderna следили, едва заметно улыбаясь, за тем, как 14-летний подросток будет читать клинопись. --Ин-на-на--произнёс он боязливо--те-бе по-ём песнь... --Понятно--Патти потёрла переносицу--гимн Иннане. Мои уроки не прошли даром. Ребята, нам предстоит дешифровка. Известие слегка напугало: таблички свеженькие,никто их ещё особо не разбирал. Парисатида засадила всех, включая Ритчи и Эдгара, входящего во вкус археологической работы, за дешифровку, предвкушая сенсацию. Бронзовая модель оказалась тренажёром для обучения храмовых музыкантш. Таблички, помимо гимна, содержали инструкцию как играть его. Самая старая песня на свете досталась белому "Страту", для которого её перекладывал бедный Ритчи. А в мастерских изготавливали, основываясь на бронзовой модели, реконструированную арфу. Повезло, так повезло--самая старая песня, расшифрованная и записанная полу-маргиналами-раскопочниками. ...Эдгар убегал, но не просто так, а фотографировать смуглого, черноволосого и черноглазого юношу с мулом, на которого заглядывался уже весь день. За успехи в изучении клинописи--пожалуйте, модную штучку--"Полароид". Но юным погонщиком муловдело не ограничится: Арши поджидала девушка-гавази, чей танец Роберто--итальянский аспирант профессора К............, старого Парисатидиного знакомого, заснимет на кинокамеру для Института Этнографии. А рядом Эдгар будет путаться под ногами, чтобы сфотографировать очередную "усладу очей"--молодую танцовщицу-гавази. Мама была права.... Парисатида в белом бурнусе писала что-то в полевой журнал, рядом с ней орудовали кисточками студенты, в сторонке Эдгар зарисовывал статуэтку--этот год в Малой Азии был урожайным. Мальчик славился не только умением читать клинопись, но и тем, что отлично рисовал--дедушка с прабабушкой виноваты. Вчера мама показывала коллегам портрет своей аспирантки в украшениях с пылу, жару из раскопок, сделанный цветными карандашами. Юный Лонгхорн-Блэкмор любил портить то, что находили господа археологи. Вооружившись тушью и кисточкой, он красил поверхность табличек, потом прижимал любезную носительницу клинописи к листу бумаги и получал оттиск. "Ксилографией балуется, шельмец малолетний"--говорил пожилой профессор К................., дымя папиросой. Следы деятельности юного археолога уничтожала тряпочка, хорошо смоченная водой. Блэкмор знал, что у сына мало друзей в грамматической школе. "Плейбойный" скандал изрядно попортил Арши репутацию. Одноклассники считали его слабаком, нюней, ябедой, ботанищем, дурачком у которого кроме учёбы и помощи родителям в жизни ничего нет. С ним в школе общалась парочка таких же изгоев-заучек, да Элизабет--дочка известного учёного-историка, старого знакомого Патти--заурядная внешне и ботанистая до бесконечности. Мама-то ещё ничего, уважаемая в науке личность, но папа у Эдгара--наипрезреннейший товарищ, рок-музыкант-неудачник. --А о чём мне с ними говорить?--отвечал Эдгар студентику-практикантику, сидя с ним в палатке и пережидая полуденную жару--у них на уме одни игры, панк, тяжёлый металл, да мечты о девчонках. --Сам-то чем интересуешься?--спрашивал студентик, почёсывая макушку--уроками? --Не только, хочу в Оксфорд или Кембридж, чтобы как мама быть. Она рассказывала, как много малоизученных цивилизаций скрыто в земле. Даже у нас, в Британии--отвечал мальчик (которому уже было 15). Ритчи их не слышал (да всё прекрасно он знал, и то, что Эдгар не интересуется девками и тяжметом), так как очищал на жарком солнце кисточкой чашу с отколотым куском стенки. Если нет работы в ансамбле и лаборатории музыкальной реконструкции, то поедешь любезный, если жена прикажет, в экспедицию. Мальчика с собой прихватим. Парисатида стала ещё обтёсаннее и шершавее от песка, солнца, дождя, ветра и работы. И голос у неё стал песчаный, самумный, шершавый. Только глаза были всё те же. Эдгар вытянулся и превратился в худого костлявого подростка с тёмными кудрявыми волосами, смугловатый, смахивающий на отца. А вот глаза--мамины. Возле раскопа девушка из Ирландской Республики (как она сюда попала?)--библиографическая редкость: рыжая, белокожая и голубоглазая--загорала недалеко от места работы. --Брианна, ты что, с ума сошла?!--раздался голос Парисатиды, отнюдь не серебряный и не журчащий--ну-ка, прекратила лежать на солнце, надень бурнус и марш в палатку! Девушка накинула белый бурнус и, что-то прошипев в адрес госпожи Лонгхорн-Блэкмор, убежала в палатку. Ту самую, где скучал Эдгар. --Хотела позагорать--сказала она, снимая бурнус--но, не вышло. --Ага, мама прогнала--ответил юный Лонгхорн-Блэкмор, глядя на рыжую. --Ты бы рисунки свои и фотографии показал--попросила Брианна. --А мне не хочется. --С чего это? --Просто не хочется. Вдруг они неудачные. --Шумерами интересуешься? --Конечно. Да же кое-что на шумерском прочесть могу. --Покажи рисунки с фотографиями--Брианна подвинулась ближе--а я тебе Дьяконова почитать дам.... И что зашумело на улице, прервав сюрный сон Ричарда Хью Блэкмора. Он, матерясь про себя, вылез, протирая глаза, из кровати, почесал голову и решил, что раз уж встал, надо умыться. Что и сделал. Потом вернулся в спаленку, растянулся на кровати, заложив руки за голову и принялся размышлять. --Сон, конечно, ещё тот, но в жизни может быть хлеще, чем в нём. Ну стану я мужем женщины-археолога, пойду работать в лабораторию музыкальной реконструкции, буду играть в маргинальной группе. А если мне будет плохо без той музыки, что я играю сейчас? Вот, женюсь я на ней, чтобы научиться любить по-настоящему, узнать, что такое духовная связь с женщиной, а если так и не смогу забыть Яна? Да, она его двойница, но разве не внешне? А внутренне она другая, с абсолютно иным образом мышления, да и жизни тоже. А если я не уживусь с ней, а путь к прежней жизни будет закрыт навсегда? Я же всего лишь гитарист, а не лётчик. Смогу ли я в жизни провести оставшиеся годы в браке с выпускницей университета? Выдержу ли такое? Да и чего я, на самом деле, могу дать ей? А она мне? Всё равно, такая женитьба ни к чему хорошему не приведёт, она всего лишь средство приглушить страдания, но не избавить от них окончательно. Я же, всё-таки, люблю Яна, а не его двойницу! Поразмышляв вдоволь, Блэкмор встал с кровати и принялся думать, что же теперь делать ему, куда идти, к кому. В клуб ехать незачем. Может, кто из группы позвонит, хоть Джон. Возьму-ка я гитару и буду играть и совершенствоваться как музыкант. Блэкмор играл часов до трёх дня, с перерывом на чашку чая, что сам заварил. Потом решил, что сидеть как сыч не следует, тем более, на улице весна, скоро май, птички возвращаются, листочки распускаются, травка из земли пробивается. Ритчи сбросил тапочки, надел ботинки (чёрные, конечно), демисезонную куртку (тоже чёрную), положил в карман фунты, и отправился бродить по улицам Лондона. Походив по округе, заглянув в пару-тройку магазинов, Блэкмор решил, что можно и снова попытаться поехать в клуб. В "Красной Шкатулке" был вчера, поэтому остаётся гадюшник с названием "Синий Дракон". Ритчи посмотрел на небо: сегодня оно было чистым, дождя, если повезёт, может не быть. Пожмурился слегка, поглядев на солнце, и отправился к автобусной остановке. И стал ждать, когда приедет красный лондонский автобус. Дождался, заплатил за проезд, сел на свободное место и принялся смотреть в окно, чтобы не было скучно. А ещё веселее будет если пытаться разглядывать идущих по улице мужчин. Что Ритчи и сделал, но не один не вызвал в нём даже праздного любопытства. Тогда Ритчи попытался посмотреть на тех, что едут с ним в одном автобусе. Напротив него--седеющий джентельмен, вид у него такой, как будто он следит за качеством продукции на крупном предприятии. Нет, ничего не вызывает, тем более таким Ритчи не по вкусу: какой-то патлатый, играет, небось, в очередной группке, наркоман или алкаш. Блэкмор поглядел направо: а вот молодой брюнет, волосы тоже вьются, но нет, мало на Яна похож, у него щёчки не такие. И тут автобус подъехал к станции метро. Ритчи вышел, направился к грязной лондонской подзёмке. Оплатил проезд, сел в вагон прибывшего поезда, и уже приближаясь к следующей станции стал думать, что всё не так. Конечно, как оказалось, Ричард Хью Блэкмор сел на поезд, идущий в другую сторону. --"Ладно, значит сегодня не судьба попасть в клуб. Может, это и к лучшему"--подумал Ритчи--"проеду ещё несколько станций, а там сяду в автобус и ещё куда-нибудь отправлюсь". Что и сделал. А пока было время, стал украдкой смотреть на мужчин в вагоне. Брюнеты, блондины,рыжие, шатены, кудрявые, прямоволосые, патлатые и стриженые, белокожие и смугловатые, молодые и старые--проходили перед взглядом тёмных глаз Блэкмора. Но никто не вызывал у него даже примитивных эмоций, связанных с культурно-необусловленными инстинктами, прежде всего половыми. Юноша, сидящий напротив, с отросшими волосами, тонким носом, лицом и телом костистый, поднял голову и равнодушно-лениво посмотрел на Ритчи и его причёску, подумав, наверное, что в одном вагоне с ним едет любитель рока. Гитарный герой глянул на юношу, но в душе и теле у него ничего не шевельнулось. Блэкмор стал пытаться искать взглядом тех, в чьих лицах, телах, повадках было что-то Яново. Такие же щёчки, нос, нижняя губа, разрез или цвет глаз, тёмные кудри, рост, только всё напрасно--они вызывали одно любопытство, к тому же быстро проходящее. Одна тоска. Они не Ян, лишь его фрагменты. Внутренний мир их--полная неизвестность. Проехав несколько станций, Ритчи вышел из вагона, поднялся на серенькую, плохонькую лондонскую улицу и поплёлся искать автобусную остановку. Нашёл, постоял в ожидании автобуса вместе с бедно и серо одетыми лондонцами, дождался автобуса, оплатил проезд, занял место и отправился кататься, чтобы заглушить ужасное настроение. Так бы он и просидел до конечной, если бы не поднял голову, предварительно отлипнув от окна, когда объявили, что автобус прибыл на очередную остановку. В салон зашёл некто, показавшийся Ричарду Хью знакомым. Так, кто это, это лицо, глаза, походка, кудри--не может быть, да это он--Ян Гиллан! А в руках у него бумажный пакет с торчащим из него багетом. Ритчи вцепился в сиденье автобуса: Ян здесь, едет вместе с ним, но почему-то будет ужасно, если певец заметит гитариста. Поэтому Блэкмор согнулся так, чтобы никого не побеспокоить, но, чтобы Гиллан не увидел согруппника. Да и не увидел, так как красавец-гойдель сел впереди. Ритчи разогнулся, поднял голову, принявшись следить за Яном, превратившись в зрение, обоняние и слух. Самого Гиллана было не очень видно, поэтому гитарист пересел ближе к проходу между местами. Теперь можно было, если хорошо вглядеться, увидеть профиль любимого существа, но засматриваться нельзя: вдруг увидит. Торчащий багет задавал ориентир взгляду Блэкмора: не упускай его из виду, если не хочешь пропустить ту остановку, на которой выйдет Ян. Ритчи дрожал ноздрями, пытаясь учуять смугловатый и буйный запах красавца-кельта, застывал,широко раскрывая глаза, будто желая оставить на сетчатке очертания лица согруппника, боясь, что может больше его не увидеть. И не упустить его. Поэтому взгляд тёмноглазого гитариста перемещался то и дело на основную точку опоры--багет. Наконец, автобус прибыл на ту самую остановку, Ритчи увидел, как его любимый красавец-певец встаёт с места, мгновенно вскочил и последовал к выходу но так, чтобы идти за спиной Гиллана, не упуская его из виду. Идти, бежать, красться нужно бесшумно и быстро, как гепард, пантера, барс, скогкатт норвежский, наконец! Блэкмор шёл, бежал, натыкаясь, порой, на прохожих и слыша их не особо цензурные выражения в свой адрес, крался бесшумным котом, стараясь не попасть в поле зрения гойделя. Виртуозно, как и играл на гитаре, обходил прохожих, проползая среди них чёрным змеем, не выпускал багет из поля зрения, старался приблизиться к Яну, но так, чтобы тот не заметил, что за его спиной--Ричард Хью Блэкмор. Одна улица пройдена, дальше--другая, потом что-то вроде переулка, дворик, ещё одна улица, подальше от той, шумной, поворот направо, двор, дом, дверь, за которой исчез Ян вместе с пакетом и багетом. Ритчи остался во дворике, возле дома. Рядом стоял старый уличный, тяжёлый, викторианский фонарь. --Эх, ну что мне делать?--спросил себя гитарист--так погано на душе, сейчас прям встану под фонарь и завою, завою, завою, у-у-у...Хотя, если я тут буду выть волком под окнами, вдруг Ян услышит, выглянет, а тут, здрасте, его согруппник стоит и воет по неизвестной причине...Эх, ну ничего просто нельзя! Ритчи встал под фонарём, прислонился слегка к нему, опустил нестриженую голову и принялся смотреть на асфальт. А что ему ещё оставалось делать? --"Интересно, а кого Ян угостит багетом, если угостит? Точно, не меня, может у него тоже завелась какая-нибудь Дженни, Синди,Молли. Я ему не нужен. Вот сядет красавец-гойдель за стол, нальёт чайку свежезаваренного, и будет пить его с поджаренным на коровьем масле багетом с сыром. Только меня там не будет". Блэкмор засунул руки в карманы куртки, порылся в ник как мог и заметил, что визитки с адресом и телефоном гинандры в них нет. Наверное, потерял её на улице. --"Может, такой поворот и к лучшему. Зачем пытаться заменить незаменимое? Я ничего не дам ей, а она--мне"--размышлял Ритчи, разглядывая асфальт. Потом он медленно поднял голову, поглядел на беловатый, слепящий круг солнца, просвечивающий сквозь набежавшие облака, и поплёлся искать автобусную остановку. На следующий день Ритчи, выспавшись и позавтракав, отправился в клинику к доктору Зойдбергу. Ему удалось записаться на этот же день. Отсидев полтора часа бедный гитарист вошёл в кабинет доктора. --Здравствуйте--произнёс он, боязливо смотря на Алекса Пола Зойдберга--я сделал то, что Вы сказали мне: был в обоих клубах. И впечатление, скажу Вам, странное. --Вам они понравились?--спросил доктор Зойдберг. --Ну, как сказать--начал мямлить Блэкмор--ну, это, в общем, там, "Красная Шкатулка"--хороший клуб, да, в общем, так, чисто, публика спокойная, не слишком шумная, никто не лез, коктейли мне понравились. Одно плохо: слишком они там образованные, мне половина из того, что они говорят, непонятно. Я и слов их многих никогда не слыхал. Страшно становится мне и я готов с ними в словесные битвы лезть, чтобы не чувствовать себя слабоумным. --Так, значит в "Красной Шкатулке" собирается слишком умная для Вас публика?--доктор посмотрел на гитариста-- а как Вам тогда обстановка и публика в "Синем Драконе"? --В гадюшнике, то есть в "Синем Драконе" грязно, шумно, накурено, орут, визжат, лезут, лапают, предлагают ехать к ним или ко мне, дерутся, играют в картишки. Похоже на некоторые клубы, где мы, бывало, выступали. Не так страшно, потому, что образованных нет, а весь ужас в том, что с такой публикой надо быть начеку. А ещё я увидел, что такое гомосексуалист со слабоумностью. Противное зрелище, особенно в клозете. --Скажите, а Вас привлёк хоть кто-то из них? --Нет, что Вы, я даже представить не могу себя дома у кого-то из клубников или их в моей квартирке. --Вы говорите, что Вам страшно среди образованной и знающей публики и не особо безопасно среди простой? --Может, это так. Я боюсь образованных, так как чувствую себя среди них слабоумным и не понимаю, о чём они говорят. --Значит, образованных Вы боитесь, а с простыми Вам небезопасно? --Да, именно так. Ну, необразованных я лучше знаю, потому, что сам такой. Но с этими мне было страшно, потому, что они гомосексуалисты и то и дело свои лапы ко мне тянули. Но они были мне противны! Понимаете, мой поход в клуб "Синий Дракон" мог закончится возбуждением уголовного дела: они же могли меня в драку втянуть! А там кого-нибудь бы покалечил или, даже, убил...Или они меня... --Понятно--произнёс Алекс Пол Зойдберг, посмотрев на Ритчи--Вы не любите образованных, умных, воспитанных людей, эрудированных, но почему же тогда Вы полюбили певца, который, как Вы мне рассказывали, читает умные книжки? --Не знаю сам, наверное, потому, что он--красавец-андрогин, к тому же, хорошо поющий, весёлый--промямлил Ритчи. --А что ещё Вы поняли и почувствовали во время и после походов по клубам? --Доктор, в "Красной Шкатулке" я встретил писателя и двойницу Яна с труднопроизносимым именем. Представьте себе, если бы Ян был женщиной, то выглядел бы точно так--его женский двойник. Только она уж больно образованная, позаканчивала всякие там Оксфорды-Кембриджи, говорит так, что её не поймёшь, многие и слов-то таких не знают и понятий не имеют. Эх, бабочка, да не простая, а раскопочная! --Что это значит? --Доктор, эта Патти, да я её так называю, потому, что об её настоящее имя ум и язык сломаешь,--археолог, по раскопкам ездит! --Вы познакомились в клубе с писателем и женщиной-археологом?. --Ну так. Правда там и писатель странный--про хиппей пишет кукую-то муть. И двойница эта--гинандра, она не вела себя как типичная женщина. Ну, ни как чистая женщина, ни как чистый мужчина. От неё я услышал про андрогинов и гинандр, впрочем я слово это слышал ещё до того, как к нам в группу пришёл Ян. Это люди такие, совершенства, как он мне говорил, в которых есть, в душе и мужчины и женщины. Это про душу их и поведение, а про тело когда говорят, то это гермафродиты. Они--уроды. --Вам, значит, в клубе рассказали про вндрогинов? Вам интересна эта тема? --Раньше нет, а теперь--вполне. Ян сам внешне--андрогин. А внутренне я его сам плохо знаю, что и ужасно. --Нам известно, что Вы не особо интересуетесь его внутренним миром, так же как и миром женщин, что были в Вашей жизни. --Разве что книжки начал читать. Я даже не знаю, в каком клубе понравилось бы Яну, любит ли он чистые и тихие места или помойки с дебоширами. И боюсь его, имею в виду то, что он сделает, если узнает обо всём или, даже, что-то заподозрит. Он же нормальный! --Мистер Блэкмор--доктор Зойдберг прервал его сбивчивые речи--мне бы хотелось узнать побольше о том, что Вы испытывали в клубах. Вы встретили женщину, похожую на певца из Вашей группы, но она напугала Вас своей профессией, знаниями и уровнем образования. А была ли она Вам интересна? --Ну, да, немножечко--Блэкмор опустил глаза, будто стыдясь вопроса--понимаете, ну она внешне такая, так бы выглядел Ян, если бы был женщиной. Но она в душе другая. Ей интересны двуполые и бесполые внутренне существа. А у меня только восьмилетка и я--грубый мужлан-дебошир, любитель сов и привидений. Она о древних цивилизациях и проблеме пола как душевных качеств рассуждает, рок не жалует. Но не буду я своими разговорами о группе ей интересен! А ещё она может не знать немецкий. --Двойница вашего певца интересует Вас внешне, но её внутренний мир пугает Вас? --Доктор--жалобно чуть ли не пропел Блэкмор--ну она заинтересовала меня тем, что выглядела как Ян в женском облике. Я даже подумал, что она может заменить его мне, но всё это было бы глупо: она в душе на него и меня совсем непохожа. Ну будет у меня женщина, выглядящая как того, кого я люблю, а что это даст мне и ей? Глупая замена! Ян может влюбиться в неё. А если эта Патти предпочтёт нам всем подружку клавишника? Тогда будет не до смеха! Она же не Ян! --Получается, что Вас привлекает внешнее сходство женщины с мужчиной, а внутренний мир неинтересен и, даже, пугающ? Вы говорили мне, что интересовались женщинами чисто плотски, не духовно. --Духовно не интересовался. Я плохо понимаю женщин. --Вам казались привлекательными мужчины в клубах? --Да нет, я уже говорил. Представить не мог, чтобы я кого-то из них вместо Яна держал. --Что Вы делали после того, как посетили оба клуба? --Да так, ничего. Мне в голову пришла мысль глубокая:Ян не может просто так сидеть в "Синем Драконе": слишком красив и чист для этого гадюшника с грязными полами. Но я же не знаю, что ему на самом деле нравится. Сидел и думал, как мне его понять. --То, что Вы пытались понять того,кого любите--очень хорошо. Скажите, что было потом, Вы его видели? --После всех перипетий в гадюшнике, где хорошего было только то, что я выиграл 20 фунтов в карты, я решил снова отправиться в "Красный Дракон", опять встретил писателя, он сообщил мне, что Патти не придёт--уехала на раскопки. И мне приснился сон, будто я женился на ней, чтобы вылечиться от несчастной любви к Яну. Ну и что: мне снилось, что я таскался по раскопкам, играл в маргинальном ансамбле, сын у меня от неё был, такой же некрасивый, как и я, только глаза мамины, и по её пути шёл: Оксфорд-Кембридж-истфак-раскопки в Малой Азии. Ну да, вот так женишься на двойнице Яна, твой единственный сын поступит в Оксфорд, будет тоже археологом, жена тебя поколачивает, студенты ради забавы могут земли раскопной за шиворот накидать. Я проснулся и подумал, ну что я дам ей, а она--мне? Яна не заменишь, она будет лишь па-па-паллиативом. Поэтому решил больше по клубам не ходить. Поехал тупо кататься в метро, смотрел на мужчин в вагонах, но ни один не привлёк меня так, как Ян, не понравился никто, они мало похожи на него. Потом поехал кататься на автобусе, а там у видел его, Яна, нашего красавца голосистого. --И что же тогда произошло? --Ничего, я постарался устроиться так, чтобы он меня не видел, а я его как раз из виду не упускал. Ну и доехал таким макаром до дома, где живёт Ян, но к нему в квартиру пытаться зайти не стал. --А чтобы, согласно Вашим размышлениям, могло произойти, если бы Ваш любимый заметил Вас в автобусе или рядом с домом, где живёт? --Удивился бы, но потом начал бы подозревать неладное: чего это Ричард Хью Блэкмор так неожиданно попался ему? Неужто следит за ним или преследует? Всё это дело может запросто закончится уходом Яна из группы или тем, что выгонят меня. Пойдут слухи, конец карьере музыканта... --Мистер Блэкмор, я всё прекрасно понимаю, что Вы не можете проявлять свои чувства, так как Ваша жизнь зависит от того, насколько Вы успешны, как музыкант. Тут Вы поступили правильно. --Ну не идти же мне, доктор, играть в гей-клубах! Я же не настоящий гомо! --Мистер Блэкмор, Вы упомянули, что перестали думать о том, как отыскать двойницу любимого Вами певца, так как из Ваших отношений ничего хорошего не выйдёт, простая замена Вашего возлюбленного на похожую женщину ничего не даст. --Это так, сегодня понял. Зачем умножать количество неприятностей в моей поганой и без того жизни? Себе её уже испортил, другим-то зачем? Не могу я с женщинами по-человечески, ну, вне постели.... Ритчи вдруг замолчал, опустил голову, принявшись смотреть на носки ботинок. Доктор внимательно смотрел на него светлыми неанглийскими глазами. Блэкмор думал о чём-то, но потом перестал, ожидая, какой вопрос задаст доктор Зойдберг. Но доктор сам думал. Так прошло несколько минут. Ритчи уже стало страшно: вдруг что будет нехорошее? --Мистер Блэкмор--произнёс доктор Зойдберг--вырисовывается любопытная, но вполне ожидаемая картина. Ритчи вздрогнул, поднял голову, широко открыл тёмные глаза и вцепился в ручки кресла, порядком испугавшись. --И какая же?--спросил бедный гитарист. --Такая, какую я предполагал увидеть--ответил Алекс Пол Зойдберг--Вы не являетесь настоящим гомосексуалистом. Частично настоящим--тоже. Вы--вообще не гомосексуалист, что доказывает обследование и Ваши признания. --А почему и как?--Ритчи удивлённо посмотрел на него. --Потому, что Вы сказали, что Вас не волнуют другие мужчины, в том числе те, кого Вы видели в клубах, в метро, автобусе, на улицах. Слабое любопытство пробуждается, только если они чем-то, частично, похожи на певца из группы, в которой Вы играете. Но полностью Вашим существом владеет и волнует его больше, чем кто-либо именно он. Вы просто не можете представить себя с другими. Они Вас не интересуют так, как интересуют настоящих гомосексуалистов. --Да, Вы правы--Блэкмор посмотрел на доктора неожиданно заблестевшими тёмными глазами--меня никто не волнует, кроме Яна. Мне нужен он и только он! И во всех я ищу сходство, хотя бы внешнее, с ним. --Продолжим--доктор Зойдберг слегка откинулся в кресле--до встречи с певцом, которого зовут Ян, Вы почти никогда не интересовались мужчинами и их красотой, кроме эпизода с кратковременным интересом к певцу из чужой группы, тем более, не влюблялись в них, все сексуальные контакты у Вас были только с женщинами. Вы также были женаты. Обследование на спецаппарате показало, что Ваш организм реагирует мощнейшим эмоциональным всплеском только на фотографию певца. Это говорит о том, что Вы не гомосексуалист, а амбисексуал особого типа, которому нужно конкретное лицо своего пола, не мужчина вообще, не определённого типа, а именно конкретный человек мужского пола. В Вашем случае--коллега по группе, певец по имени Ян. --А кто такой амбисексуал?--поинтересовался Блэкмор. --Лицо с безразличием к полу, которого привлекают и мужчины, и женщины. Оно слабо осознаёт разницу между ними, слабо понимает психологию, влечение их сумбурно, непонятно. Может быть всё как и у Вас: сперва одни женщины, но вдруг появляется мужчина, в которого Вы влюбляетесь. Ритчи сидел, будто окаменев: он услышал про себя такое, что и осознать более чем страшно. Амбисексуал--то есть ему глубоко пофиг и фиолетово, с кем в постель ложиться, хотя, не до конца понял... --Доктор, скажите, а как же такое случилось?--спросил несчастный гитарист--у меня же нормальные родители! --К сожалению, бывает так, что от родителей ничего не зависит--вздохнул доктор Зойдберг--мутации случаются. --Чего-чего? Ну я же не совсем урод больной! --Мутации не всегда вызывают внешние уродства или тяжёлые заболевания. В случаях, подобных Вашему, мутация или комбинация родительских генов дала в результате амбисексуализм особого типа. --А кто же тогда виноват? --Неизвестно. Вы же не помните, что делали и чем болели Ваши предки времён Генриха Плантагенета. Вот, скажите, кого Вы помните? --Маму, папу, бабушку, дедушку, слышал что-то про прабабушку и прадедушку. Ну, знаю, что я англичанин чистый, ядрёный, ну, считаю себя таким. --Признаюсь--доктор посмотрел прямо на Блэкмора--я--русский, по крайней мере, считаю себя таковым. На фамилию можете не обращать внимания. Мои предки приехали в Россию при Анне Иоановне. И уже давно мы считаем себя русскими. Даже если мои родители вынуждены были покинуть Родину в 1918 году, как ненужные элементы. Вам знакомо имя Пола Эндрю Зойдберга? Ритчи молчал, уставившись на доктора: он впервые увидел врача русской национальности. --Не слышал--промямлил гитарист--не знаю. --В отличие от Фрейда, Юнга, Адлера и остальных, его имя больше известно образованной и научной публике. Ей известно много работ моего батюшки, в том числе по этно-конфессионально-образовательно-социальному подходу при лечении душевных расстройств и болезней, включая пьянство и наркоманию. --Это как? --При лечении учитывается такой фактор, как национальность, включая предков, вероисповедание, социальный слой и уровень образования. --А что же со мной тогда? Я же всё в опроснике написал! Неужто те, кто при Генрихе жили, виноваты или папа с мамой? --Виноваты все и никто одновременно. Позвольте сказать Вам, что человек не чисто биологическое существо, а биосоциальное, а для таких, как мы--ещё психологическое, нравственное и умственное. В Вашем случае виновато не только случайное изменение наследственного аппарата, но и Вы сами, Ваше поведение, нравственные и умственные особенности. Опросник выявил у Вас много чего тревожного. --Ну да, я всё написал--Ритчи грустно смотрел на доктора--знаю, что существо я противное, злое, женщин не понимаю, учился абы как, люблю мерзкие шуточки над людьми. --Так же Вы отличаетесь отсутствием, почти полным, способности понимать других лиц, особенно женщин, сопереживать, соблюдать нравственные нормы. И это весьма нехорошие симптомы. Но так как результаты Вашего обследования ещё полностью не предоставлены, то попрошу записаться, по возможности, на завтра. И очень вероятно, что полное обследование и подбор лечебно-профилактических средств и линии поведения при Вашей аномалии будем осуществлять в больнице. Только прошу не бояться: у меня на примете есть очень хорошая и продвинутая клиника, руководит ей доктор Лонг. В следующий раз попрошу принести гитару. До следующей встречи, мистер Блэкмор. Ритчи, пока шёл к остановке, едва не упал и не ободрал руки об асфальт, так как почти не смотрел вокруг и вперёд: его мрачный и злой ум был занят осмыслением услышанного: так, в больницу, но как бы сделать так, чтобы согруппники ничего не заподозрили...