Апрель

Над Лондоном стояла ночь, смогастая, серая, малоприятная, в Лондоне стоял дом, серый каменный дом, с вяловатым плющом, в доме была квартира, обычная английская квартира, со скромной мебелью, в стиле минимализма и тогдашнего хай-тека, с пианино, полками для пластинок, застеклённым шкафом, в квартире была спальня, с кроватью, тумбочкой рядом, на тумбочке--ночник, голубоватый ночник, а ещё--шкаф, стул, полка, зеркало на стене. В кровати мирно спал, высунув из-под сиреневого одеяла худую руку с длинными пальцами Джонатан Дуглас Лорд ему снилось.... ...Балкон был мраморный, розовато-лосовево мраморный, лес, зеленый, шумящий, виднелся в стороне. Снизу по лугам, возле металлическо-блестящей реки шли охотники в высоких сапогах со связками свежеубитых уток на жердях (пойдут на конфи). Дом был тоже мраморный, с большим балконом, похожим на патио, сверху был виден город, старинный, каменный, река, лес вдалеке, улица, дома с садиками и двориками. А справа, если получше посмотреть, росли апельсиновые деревья, слева--персиковые. А позади вон того пёстрого дома с башенками--яблони, а плоды их красные даже внутри, а ещё груша бере, вишня, ну очень вкусная. Ветер доносил запах корицы, ванили, лаванды из кондитерской где-то там. Мрамор и дерево дорогих пород, свет солнца и тёплый ветер с юга, мох на древних деревьях в эльфином лесу. Лорд сидел в кресле розового дерева, обитом бархатом тёмно-фиолетового цвета, возле решётки, глядя вниз, на улицу. Вот едет старенький автомобиль, в нём--целый оркестр носатых троллей с мандолинами, трубами, лютнями и, даже, медными кастрюлями--горланят песни болельщиков, восхваляя свою любимую "Тролльчестер". Троллепение стихло, неизвестно откуда появилась блондинка с миловидным личиком, кудрявая, в сине-жёлтом наряде, с ярко-алыми бусами на бело-молочной шее. На голове--шапочка с лунным серпом, больше похожим то ли на рога, то ли на корону Исиды. --Kanskje, vil der ga bade Vinter og Var,bade Vinter og Var--пела она, идя по улице--god morgon!--и помахала рукой Джону. --"Григ"--подумал Джон, глядя звонкоголосой блондинке вслед и вдыхая запах апельсинов, белых лилий, душистого горошка, гардений и резеды. Блондинка шла к готическим домам и садам диковинных растений. Там её будут поить отваром гибискуса и кормить морковным мармеладом с изюмом и шафраном персидским. Так рассказывала Полигимния. А, кстати, вот и она, облаченная в шёлковый наряд эпохи "ампир", убранная a-la grecque, возлежит на диване среди мягких пёстрых подушек, закинув длинную ногу на ногу и мусоля в зубах перо. --И что вы здесь сидите, а?--грубовато спрашивала она Джона, покачивая бабушем на ноге--опять будете меня умаривать разговорами о музыке? --Ну зачем Вы злитесь, уважаемая Полигимния?--отвечал ей Лорд, рассеянно глядя вниз--ну мы же музыканты... --Мне вчерась тут такие музыканты попались, целых четыре штуки, что от их музыки чуть уши не свернулись в трубочку и не отвалились, разворачивать пришлось--муза, возлежавшая среди подушек, поднялась, отложила перо и, подобрав подол голубого платья, демонстративно направилась к лестнице каррарского мрамора, ведущей вниз, на улицу. --Ну и торчите здесь, меня приглашали на водопадное купание, пойду лучше скажу, чтобы закладывали ехать--произнесла она, обернувшись в сторону Лорда и его собеседника, сидящего напротив за столом. Напротив сидел суровый немец в белом парике именем Иоганн Себастьян Бах. --Муза, такая муза, уехала опять к Аполлону и девяти сёстрам--что с неё взять--разводил он руками--расскажите про себя, герр Дуглас. --Ну, я тоже, как и Вы--музыкант--отвечал Джон--зовут меня Джонатан Дуглас Лорд, да я, даже не музыкант, я ещё учусь. --Я тоже был таким когда-то--отвечал ему знаменитый композитор и признанный классик--скажите, а где Вы учились и у кого. --Я начал в пять лет, когда решил поиграть на пианино в родительском доме: мой папа--музыкант. А потом отдали меня в музыкальную школу, что в Лестере. И так ходил я туда в любую погоду, пока не исполнилось мне восемнадцать. Дальше была консерватория. --И много ли Вы написали-сочинили, герр Лорд?--поинтересовался Иоганн Себастьян. --По сравнению с Вами--ничтожно--Джон грустно поглядел на пышные деревья и упругие листья--ну кто я такой, посудите сами: всего-навсего англичанин, дикий и тупой. --Ну-ну, попрошу не предаваться притворству--Бах строго посмотрел на Лорда--может, Вы написали такое, что потомки вознесут до небес. --Да что там возносить--махнул рукой органист--несколько примитивных пьесок и песенок для полудебилов--вот и всё сочинённое. Тапёр, кабацкая сошка, меня из церковных органистов выгнали, аккомпаниатор для мальчуковой группы--словом, никто и звать никак. --Может Ваши пьески, которые Вы так топчете словесно, окажутся гениальными--пытался утешить бедного Джона Иоганн Себастьян--просто ещё не оценили их по достоинству. --Должен признаться--Лорд робко взглянул на того великого, что сидел вместе с ним за столом--я...это...не совсем....как бы пишу музыку...мы там все...страшно признаться, но я играю на пианино и электромеханическом органе марки "Хаммонд" в рок-группе. Ну что там такое можно сочинить! --В рок-группе? Вот это признание, уважаемый герр Лорд--Бах удивлённо посмотрел на укротителя "хаммондов"--нет, я, конечно, слышал что они есть, но, чтобы со мной сидел и делил стол и прочее органист из такой--это впервые. И что же такое у Вас ужасное или прекрасное в группе? --Ну, у нас там водятся, помимо меня с органом и пианино, гитарист с его электрогитарой, бас-гитарист, барабанщик и певец. --И вы их подключаете к тому месту, откуда идёт электрический ток? --Инструменты? Конечно, а то слышно не будет. Музыка, понимаете, изменилась, минимализм, рок-группы, всё электризовано во всех смыслах, даже воздух. Нужно, чтобы слышно было за мили. Поэтому подключаем мы наши инструменты и колонки ставим, лучше которых нет. Всё очень громко, на пределе возможностей и звука. Если бы Вы услышали нас, то, боюсь, упали бы замертво от такой музыки, где, по мнению знатоков, нет ничего, кроме грохота и визга. Ни мелодии, ни гармонии...эх! --Если в Вашей музыке, герр Лорд, нет ничего, то зачем же Вы играете в группе, а не в оркестре? --Так получилось, простите меня, Иоганн Себастьян, не выдержал искушения, не уберёг слух от срамной музыки--Лорд согнулся и опустил голову--можете высечь меня! --Сечь я Вас не буду, если что, время высечет забвением--ответил ему Бах--а срамная музыка была всегда, большую часть её забыли, то же может случиться и с написанным Вами. И что же со срамной музыкой: глупые и похабные песни, что горланят в трактирах? --Да-да, похожее, только она тогда была везде, ну, как везде, не, не везде, но повсюду, где водилось много не слишком воспитанных юнцов. А меня, вёл неправедную жизнь, понимаете, душа была примитивная, тупая, грязная, к ним потянуло. Вот и услышал рок-н-ролл, Ли Льюиса, Beatles, Stones....и понеслась...Не берёг свежесть чувств и чистоту души, маму с папой не слушал, а слушал рок-н-ролл. Вот теперь к своим годам не написал ничего стоящего. Играю в группе--вот и всё, чего добился. И что ещё будет с нами--неизвестно. Век групп недолог--лет 10--и ку-ку, упорхнула птаха... --Зачем Вы так испортили жизнь свою? --Ума мало, можно сказать, почти нет. Заслушался рок-н-роллом как слабоумный дурачок, погнался за славой, любовью толпы. А тут ещё битломания со свингующим Лондоном подоспели. Вот и испортили они меня окончательно, превратив в сочинителя песен для умственно отсталых и нравственно неполноценных. --Так зачем же Вы его слушали? --Завораживала эта музыка, знаете, воздействовала на те части души, где таится самое опасное, неизведанное, жуткое. И никто не был способен вытащить из этой ямы того, кто её услышал. Вот я и попался. Всерьёз и надолго. --Видимо, музыка сия--дурна, раз делает человека слабоумным. Так-так, герр Лорд, в Ваше время победила музыка, рассчитанная на абсолютно неразвитых людей? --Видимо, да. И я тоже в этом виновен, так как не бежал от рок-н-ролла. Вообще, понимаете, герр Бах, нет у нас академической музыкальной школы, мы, англичане--дикие германцы на уровне полуобезьян, злобных дебилов, чьи потребности ограничены убийством, сексом, едой, приобретением вещей, обустройством комфортной жизни, сном и обороной. У нас нет музыкальной школы, именно высокой, академической. Есть только простенькие пьески. А теперь--грохочущий рок, где единственная тема--хочу секса для удовольствия, да побольше. И теперь вот такой тупой уродец сидит перед Вами да вещает в своё оправдание. --Вы ещё не достигли того мгновения, когда возврата к прекрасному нет. Вам лет 25? --Ну да, ну да, только Вы в мои годы писали музыку гораздо прекраснее. Может дело в моей национальности? Der Niedermensch--вот и всё, что можно сказать про меня с этой точки зрения. Ни музыки, ни живописи, в литературе--тупой примитив для слабоумных, за некоторыми исключениями, ещё раз подтверждающими правило. Только примитивные механические прялка да ткацкий станок. Вы же из английской композиторской братии знаете только Перселла, да и то....где там величие? --Так при дворе Вашего же короля жил и работал Гендель. Неужели не оставил после себя учеников, что могли бы создать композиторскую школу? Эх, как вспомню былое: он был гораздо популярнее меня, скромного органиста из церкви, не слишком известного композитора. Генеделя звали к себе монархи, обласкивала публика: жил себе и горя не знал. Везде встречали, как звезду музыки. И только время поставило нас на одну доску. А у Вас как, герр Лорд, обстоит дело с любовью публики? --Ну как сказать, британская не очень нас жалует, а вот американская, наоборот, там нас полюбили после того, как мы перепели Hush. Кому нужны мои опыты с академической традицией? Публике нужно,что попроще. А мне хочется, что посложнее, только кому это нужно: мы же там все примитивы. --Ну что могу сказать: славы хотите, да денег? --Все её хотят. Деньги никогда не помешают. --Расскажите лучше про Ваш путь в музыке. Как Вы начинали и к чему пришли сейчас? --Обыкновенно. С детских лет я учился музыке: школе, консерватория, театральное... --Консерватория, говорите? Так-так, а потом Вас потянуло на всякую гадость, низменное в человеке пробуждать? Еда, сон, секс, оборона, да ещё об этом петь? --О чём же ещё петь тому, кто от рождения дик? Насчёт еды, я бы позавтракал, тем более, есть чем... --Ну так, герр Лорд, завтракайте, не стесняйтесь, тем более второго такого шанса может не быть--Иоганн Себастьян Бах подвинул ему чашку с кофе--и пирожное возьмите: высший сорт. --Спасибо, а то ведь...--Джон взял робко белую с золотом чашку в руки--не всегда в жизни бывает завтрак с великими. Могу рассказать Вам мою дальнейшую жизнь в искусстве. --Рассказывайте, рассказывайте... --Театральное я не закончил, ушёл в знак протеста: оттуда выгоняли любимых преподавателей. Ну и куда мне идти: начал играть в клубах, был лабухом--кабацким пианистом. Даже в церкви играл на органе, правда, меня выгнали. --За что же Вас так? Играли плохо? --За поведение. --Пьяным приходили? --Не, герр Бах, даже подумать не мог. У нас преподобный М............... то ли со свадьбы, то ли с крестин в таком виде приходил в нарушение всех законов и правил, мог и дьячок прийти, но чтобы я--никогда! --Что же Вы такое сделали, что Вас исключили из числа церковных органистов? --Публику развлекал в отсутствие преподобного, да доразвлекался. Знаете, я любил веселить прихожан, играя на старинном церковном органе что-нибудь популярное у широких английских масс. Вальс, фокстрот, румбу и твист--всё сыграет органист. А тут ещё преподобный в не совсем трезвом виде явился и стал в проповеди своей перед стареющими английскими леди с амвона громить рок-н-ролл, призывая не давать детям и внукам покупать всех этих Beatles, Rolling Stones, The Who, Cream, Элвиса и многих других, а я, знаете, давно попал под порочные чары этой музыки. Ну и решил проучить злого клеймителя. Пошёл под вечер по докам и трущобам, отыскал в пабе опустившихся забулдыг и предложил им притащить в церковь мой электромеханический орган "хаммонд", пообещав дать на много выпивки. Согласились. Под утро, едва служка открыл двери, а сам ушёл, бригада пропойц притащила "хаммонд", припрятала его так, чтобы вечером М............не догадался о подмене. Ну и вечером я как всегда развлекал прихожан своей игрой, под конец по просьбе стареющего фабричного рабочего сыграл Green Onions. И тут заходит преподобный М............ "Джонатан Дуглас, это что ещё такое?"--"Да ничего особенного, просто бедный человек попросил меня сыграть что-нибудь задушевное, а то жизнь у него нелёгкая, погода плохая, платят мало, жена бьёт...."--"А дети опиум жрут! Ты разлагаешь этим роком своим народ! Такими темпами наши дети все помрут от французской болезни! Так, играй всем что-нибудь возвышающее человека, а не оскотинивающее"! Ну я и принялся играть, до тех пор, пока служка не заподозрил, что вроде бы это церковный орган, но как бы не совсем он. О чём не преминул сказать в конце. Подходит ко мне преподобный: "Ну-ка, ты на чём играешь, так, что это, подвинься, чтобы я мог разглядеть....Оооййй, это же "хаммонд" презренный! Завтра напишу в консисторию, чтобы этого Лорда помойного ни в одну церковь не брали как музыканта. Пошёл вон, в кабак, в тошниловку"! Так закончилась моя карьера церковного музыканта. --Ну а дальше что с Вами стало? --Покатился по наклонной со сверхзвуковой скоростью. Играл в кабаках, клубах, был безвестным тапёром, подыгрывающим мальчуковой группе. Работал на записях сессионщиком. Играл в группе Арта Вуда. Зарабатывал, так сказать, очки в музыкальном мире. А потом стал подумывать о воплощении своих идей. И тут в тумане свингующего Лондона подошёл ко мне некто именем Крис Кёртис и предложил сколотить группу и назвать Roundabout, где часть участников была бы постоянной, а другая--непрерывно менялась. Ну я согласился. В Гамбурге мы нашли Ричарда Хью--нашего гитариста. И понеслось. Правда идея с группой так и не нашла воплощения: Кёртис исчез в наркотическом тумане, оставив нас в растерянности. Нашли мы мальчика, ещё несовершеннолетнего, Йена Андерсона--он у нас барабанщиком стал. Потом и певец с басистом появились. Стали думать, как теперь назвать группу. Я предложил Orpheus, были варианты Fire, Concrete God. Но всё решил Ричард--Deep Purple. Так теперь называется группа, в которой я играю на пианино и "хаммонде". --И много ли Вы сочинили для группы? --Не особо. В основном мы перепевали чужие песни. --А что же Вы сами не пишете их? --Пишу, пишу. Только вот у групп, знаете, творчество коллективное: сочиняют все участники. Потом играем, репетируем, записываем, концерты даём. Все вносят вклад в создание новой песни, а не я один всё придумываю. --А кто у Вас поёт, если поёт, вообще? --Сейчас у нас певец новый--Яном зовут. --Он немец? --Нет, шотландец. Но поёт хорошо, красив собой, неглуп. --Вы бы, Джонатан Дуглас показали, как играете--произнёс Бах, отставив в сторону чашку--а я послушаю, оценю и скажу, насколько хорошо у Вас получается. --Так я же играю на "хаммонде"--развёл руками Лорд--а его тут нет. И тут что-то зафыркало, задымилось, будто облачко цветной пыли, потом рассеялось и взору органиста предстал его любимый "зверик" со всем, что к нему прилагается. --Садитесь, садитесь, герр Лорд--улыбнулся суровый классик--сыграйте, что можете. Лорд поднялся из-за стола, подошёл к органу, сел и принялся играть всё, что умел, ещё и раскачивая "зверика" и таская его за собой. Закончив, встал и поклонился своему собеседнику и незримой публике. --Ну что могу сказать--вынес свой вердикт Иоганн Себастьян Бах--играть Вы умеете, то есть ноты знаете, читать партитуру можете, инструментом владеете, даже импровизируете неплохо. --Спасибо--Джон аж просиял--импровизация--наш конёк, мы её очень любим на наших концертах устраивать. --Умение импровизировать, конечно, важно для хорошего музыканта--ответил ему Бах--только нужно ещё писать прекрасную музыку, которую будут помнить потомки. Скажите, это Вы сыграли то, что сочинили сами? --Ну... часть--это чужие песни, а остальные--мои. --Полностью Ваши? --Ну...как сказать... общие. Не один я пишу их, а вся группа. Каждый участник вносит свой вклад, придумывает мелодию, гармонию, слова...Понимаете, у рок-группы--творчество коллективное. Там нет такого, что композитор пишет песню, а остальные участники её играют по нотам. К тому же, в них могут водиться музыканты, не знающие их. --Не знающие нот? И где же Вы таких находили и как они играют? --Играют, как могут, точнее, как могут, так и играют. А где их находил? Да прям в нашей группе--Роджер Дэвид, бас-гитарист наш, их не знает. --Ну и ну, у Вас играют музыканты, не знающие нот! Неужели через несколько столетий такие будут пользоваться любовью народной? Право, до чего же дойдут люди! Ну Вы, Джонатан Дуглас, сочинили хоть-что человеческое? --Ну есть у меня несколько безделиц, одна из них April--так ещё и с оркестром записана. С самым настоящим. --Оркестр приглашали? Так-так, мне кажется, что Вы что-то скрываете и у Вас такая безделушка не одна. --Должен признаться, что мы тут устроили форменное надругательство над академической традицией. Я написал Concerto Grosso для группы и оркестра, который мы и сыграли в Альберт-Холле при рукоплещущей толпе. --Concerto Grosso???!!! Действительно? Для группы и оркестра? Разве такое возможно, чтобы оркестр играл концерт вместе с группой, где нот не знают? Представляю, насколько всё было ужасно. Что же с группой и Вами сделали после концерта? --Ничего такого. Мы разъехались по домам. --А уж я подумал, что разъярённые слушатели шпицрутенами высекли. --Ну кто нас высечет! Разве что критики, но они чего-то на похвалы расщедрились. --Тогда покажите мне группу, герр Лорд. --Как же я её покажу, герр Бах?--развёл руками испуганный органист--у меня же фотографий при себе нет. --Тогда смотрите сюда--великий композитор слегка хлопнул рукой по столешнице, а потом сдёрнул неизвестно откуда появившуюся льняную салфетку--вот, это Ваша группа? --Ммммоя--произнёс заплетающимся языком Джон--откуда же у Вас фотографии меня и ребят? --Здесь всё есть и всё можно взять буквально из ниоткуда--улыбнулся ему Бах--тут не так, как у вас. Мне нужно посмотреть на Вашу группу, поэтому сила мысли и намерения исполнили нужное мне. А теперь скажите: кто вот этот некрасивый такой со злым взглядом? --Это Ричард Хью--наш гитарист. В смысле играет на гитаре. Электрической. --А кто вот эти вот господа: один--юноша в очках, а другой одет в жилет с бахромой? --Это наш Йен Андерсон--барабанщик наш. А в жилетке--Роджер Дэвид--бас-гитарист. --Ну Вас я вижу сразу. Там Вы такой же, как и здесь. А кто этот ангелоподобный красавец, что улыбается как искуситель? --О, да это Ян--певец наш. Хороший певец, Диапазон от E2 до C6. А как визжит--заслушаешься! --Он не умеет петь? --Нет, просто играем мы настолько громко, что уметь визжать так же важно, как и уметь петь. Понимаете, у нас в роке всё громко, на пределе возможностей. --Так, а теперь я Вас послушаю, посмотрю, насколько ужасна Ваша музыка--Иоганн Себастьян провёл рукой по воздуху и тут началось нечто: откуда не возьмись заклубился разноцветный дым, а когда рассеялся, то Джон увидел и услышал, что было в Альберт-Холле в тот самый день. Бах слушал и смотрел, оперевшись на руку, то одобрительно кивая, то хмыкая скептически. Потом Concerto Grosso и выступления группы на телевидении и да и вне его исчезли, осталась только музыка. Стихла и она. Тогда Бах повернулся к Лорду и вынес свой вердикт: --Даже не знаю, что и сказать. Всё громко, нестройно, хаоса много, гармонии мало, мелодия угадывается с трудом. Мне не совсем понятно, зачем Вы свели группу и оркестр? Нет, concerto grosso Вашего сочинения можно слушать, хотя видно, что произведение не отточено, работа больше ученика, чем маститого композитора. Вы говорите, что это у Вас первое серьёзное произведение. Боюсь, как бы не стало оно последним, и Вы не превратились в сочинителя однообразных песенок для неразвитых лиц. Концерт, повторяю, можно слушать спокойно, но остальное....Нет, Вы вполне профессионально владеете этим Вашим органом "хаммонд", но певец в группе, нет, на концерте он поёт достойно, только вне его он то и дело переходит на визг, крик, вой--что с ним? --Манера у него такая, рокерская. --Зачем она ему? --Он певец в рок-группе, а там нужно петь именно так, нет, не совсем, но такой очень громкий и высокий альтино ценится невероятно высоко. --Вы не пытались научить его петь красиво и правильно? --Так он у нас ходил на уроки такого пения, чтобы выступить с оркестром. Только снова вернётся к рок-манере. Без этого нельзя. Иначе он в группе не сможет петь. --А Вы бы, герр Лорд, хотели продолжить сводить оркестр и группу, какую музыку предпочитаете играть? --Я тяготею не только к академической музыке, но и к прогрессив-року, хотел бы что-нибудь в духе одного из моих нынешних любимцев--Vanilla Fudge. --А вот подражать даже любимцам--категорически не советую. От бесконечно подражания один вред и деградация как композитора. Лучше растите как композитор, играйте своё, самобытное. Может, Ваше дело--соединить академическую традицию и рок и завести в придачу к группе оркестр. --Я бы и завёл, герр Лорд, только не следует забывать, что в группе я не один и должен помнить о том, что хотят и другие участники нашего рок-ансамбля. Ричард, гитарист наш, вряд ли захочет постоянно играть вместе с оркестром. --Он у вас любит крайне невзыскательную музыку? --Да нет, ему подавай средневековую, народную, немецкую, виолончелистов... --Тогда я ошибся насчёт вашего гитариста. А остальные участники что скажут? --Вряд ли им понравится, если в состав группы войдёт целый оркестр. Поэтому приходится учитывать и их пожелания. --Тогда вот что я Вам скажу, герр Лорд: есть у Вас несколько путей: прекрасный, никакой и ужасный. --А как же они выглядят? --Обыкновенно. Только для начала придётся Вам выслушать, герр Лорд, страшную правду, которую я думаю про Вас. Джон навострил ушки, подвинулся вплотную к столу и посмотрел широко открытыми глазами на Иоганна Себастьяна Баха--своего академического кумира, готовясь услышать про себя страшное прямо из его уст. --Так вот--произнёс знаменитый собеседник Джона--моё личное мнение таково: из Вас вполне может не получиться прекрасного академического композитора и музыканта, Вы не создадите собственную школу музыкального сочинительства. Возможно, Ваш concerto grosso так и останется разовым опытом, а Вы сами погрузитесь в рок-музыку, спускаясь к самому примитивному в плане формы и содержания, вплоть до смеси шума и нечленораздельных звуков. Это самое страшное, помимо сочинения простеньких однообразных песенок на потребу крайне неразвитым умственно и нравственно лицам. Подумайте, может Вы будете сереньким, посредственным композитором, это весьма вероятно. Уж лучше Вам сосредоточится на игре в рок-группе и слиться в деле написания песен с остальными участниками, особенно с гитаристом. --Ужасно-то как, герр Бах--Лорд смотрел на него чуть не плача--поверьте, не хочу я опускаться на самое дно, но если уж такова моя судьба.... --У Вас есть ещё один путь--Бах взглянул на него приободряюще--продолжать сводить две музыки: академическую и рок. Но тут Вас может подстерегать следующие опасности: рассоритесь с музыкантами из группы, потом и с оркестром, народной любви и широкого признания не увидите. Да и музыка Ваша может оказаться посредственным заумничанием. Возможно, Вас будут помнить не как композитора, а как участника известной группы. И очень вероятно следующее: Вы прославитесь как музыкант, композитор и прочее только в этой маргинальной рок-нише, где и проявите все свои таланты, а в других сферах Вы будете посредственностью, середнячковостью, так как место Ваше--дикая степь и такой же лес рока. --И что же теперь делать?--спросил испуганный Джон. --Ничего, идти по рок-лесу и рок-полям--ответил ему Бах-- а пока предлагаю Вам пойти и послушать кантату. --Какую именно?--поинтересовался бедный Лорд, услышавший такое про свою дальнейшую жизнь в музыке. --Ну мы же с Вами пили кофе--Иоганн Себастьян Бах поднялся из-за стола, Лорд вслед за ним сделал то же самое--поэтому "Кофейную". А пока Джонатан Дуглас Лорд смотрел свой дикий сон (тут можно добавить эпитет "сюрреалистический, но критериев подходящести недостаточно), в городе Лондоне проснулся поутру (хотя и был по натуре Совой Совиничной) Ричард Хью Блэкмор. Он умылся, расчесал кое-как нестриженую голову и сидел в спальне, вертя в руках пустую чашку из которой пил чай с остатками печенья. Он смотрел на стену, и говорил сам с собой: --Нет, это радость такая невероятная, представьте, все британскоподданные, выбрался я, выбрался из гадюшника, и от навязчивого искателя гомосекса на ночь избавился. Нет, ну куда же я вчера забрёл. Забрёл...ой, а слово-то неправильное, я же по заданию доктора Зойдберга туда шёл. Скажу, что гадюшник в этом "Синем Драконе" редкий, хуже было только в некоторых клубах, где нам приходилось выступать, только там не было гомосексуалистов. И публика...неоднозначная. В "Красной Шкатулке" чисто, пьяных нет, драк тоже, только такая публика умная-заумная, что одними разговорами и непонятными словами уморит. Но там хотя бы не лезли с лапаньями и не оскорбляли и не сообщали, где мне играть следует. Зато теперь понял, где у них там телевизоры смотрят. И публика стрёмная, некрасивая, пьяная, шумная, выпивка хреновая. Единственное--всяких университетов назаканчивавших нет. Хотя, может лучше бы они были. И убирают в этом гадюшнике редко: пол грязный, накурено, в сортире вонь и грязь, столы мало протирают. Нет, вряд ли туда Ян пойдёт! Да и как можно представить этот прекрасный цветок, упругостебельчатый, нежнолистый, этот чарующий аромат, яркие лепестки прекрасной формы, роза, гвоздика, пион, мак алый степной, колокольчик мексиканский, оранжевые фонарики физалиса, пышные астры--и над ними цветок невиданный, дикий и точёный, вольный и изысканный, свежий и терпкий, простой и экзотичный одновременно--чтобы он рос среди этого сорнячья, коим полон клуб "Синий Дракон"! Э-э-э, стоп, а может ему, цвету этому диковинному, нравится окружать себя сорняками чертополошными? Вдруг именно на таком навозе и вырос прекрасный цвет ярколепестный по имени Ян Гиллан? Не, личное мнение блэкмориное таково: не может мрачный гитарист представить, чтобы в этом бардаке с давно не мытыми полами проводил своё время красавец-гойдель. Ему нужен другой клуб. Будь у Ричарда Хью Блэкмора возможность и средства, то он был построил клуб со стильной обстановкой, которая бы понравилась Яну, где бы хорошо поили и кормили, было бы чисто и убрано и никаких уродов, подобных тем, на коих насмотрелся вчера мрачный гитарист. И пусть туда ещё коллеги по цеху приходят, только,чур, The Who не пускать! (ну не гад ли ты ползучий, Ритч?). Да и выпускницы Оксфордов-Кембриджей со седовласой профессурой пусть заходят: Яну с ними будет интересно про теорию эволюции поболтать. И хоть вы все лопните и тресните, не может Ричард Хью Блэкмор представить себе дикого красавца Яна Гиллана в таком гадюшнике, где топочут, регочут, рыгают, блюют, устраивают потасовки из-за десяти фунтов, лапают друг друга, самые отвратные гомосексуалисты Лондона. Вообще, не может он представить себе Яна, окружённого голубыми, за исключением себя. Не, стоп, что же ты за Яна окружение его выбираешь: мало ли с кем ему хочется пообщаться? Он же не твой, не замечает он твоих чувств! --"Я влюбился в Яна, при этом так мало зная его, как человека--подумал Ритчи, смахнув слезу из уголка глаза--даже не понимаю, что ему на самом деле нравится, а ведь мы уже сколько играем в группе, даже целый concerto grosso устроили! Ну, вот, куда он может пойти вечерком? Помню, даже прекрасно, как мы с ним в пабах сидели, не, пабы как пабы, нормальные, ничего плохого, выпивка и закуска хорошие, можно сидеть спокойно, никто не лез к нам. Да и никаких голубых,не, там даже тихо было по сравнению с этим "Синим Драконом". Вот, значит, Яну вполне понравится в хорошем старинном пабе, где можно хорошо посидеть. Так, правильный и хороший паб ему придётся по нраву, уже доказано моим блэкмориным опытом. Хороший клуб подойдёт, вряд ли он откажется от Speakeasy, тем более мы там выступали. Нет, я, решительно не могу ничего определённого сказать о том, куда бы пошёл Ян". Ритчи поднял лохматую голову, грустно поглядел на потолок, потом снова опустил взгляд на пол. Что теперь ему делать? Он влюбился в того, кого до сих пор плохо знает. Неужто он, такой весь отличный гитарист, до такой степени ужасен в нравственном плане, неспособен понимать и чувствовать людей, вступать в духовные связи? Ужас, просто ужас! И что теперь ему делать? Блэкмор встал с постели, подошёл к окну, уткнулся в стекло, смотря на унылую улицу. Небо серо, облаками затянуто, возможно, будет дождь. Нет, густокудрый красавец Ян медленно но верно завладевает Блэкмором и подчиняет его своей душе. Ведь благодаря ему он накупил книжек, начал думать про всякое-разное, раньше для него нехарактерное, пытался что-то хорошее для Яна сделать...Значит, ему быть переделанным, так? И в каком направлении? Ответов не было. Блэкмор вздохнул и снова пошёл к постели, растянулся на ней и произнёс, глядя в потолок: --И как же мне понять Янище? ...Утро уступало свои права серому сумрачному дню, заканчивается апрель, за ним май, листья разворачиваются, трава устилает клумбы. Крокусы радуют сиреневатыми цветками. И жизнь группы Deep Purple тоже стоит на повороте, на этот раз--музыкальном. Куда же им идти: в нежность или силу, изыски прогрессива или страсть и огонь зарождающегося "тяжеляка"? Кого брать звездой путеводной? Джон Лорд, сидящий перед пианино в своей квартире в Лондоне, считал ими академическую традицию и тогдашних любимцев--Vanilla Fudge. Мысли о сюрном сне не отпускали его. В особенности то, что сказал ему сам Иоганн Себастьян Бах. --Значит, я могу, и это весьма и весьма вероятно, оказаться очень посредственным композитором, вместо концертов для группы с оркестром предстоит мне сочинять приторные песенки-однодневки. Либо Deep Purple скоро разойдутся-разбегутся, так как им не по нраву всё время играть с оркестром: мы же рок-группа--порождение блюза и рок-н-ролла: они не имеют ничего общего с академической музыкой и сонатной формой. Либо я становлюсь чистым рок-музыкантом, но как же полностью проявить все свои музыкантские и композиторские способности в рамках рока? Он появился совсем недавно по меркам истории, молодой жанр, почти дитя, неизвестно, что с ним ещё будет, может, он ещё лет десять-двенадцать поживёт, а потом--фьюить--съели пташечку-няшечку. Я же люблю всю классическую традицию так же сильно, как и рок-н-ролл! Не избежал искушения, не уберёг уши, простите меня, идиота, великие композиторы! Придётся мне смириться с тем, что я уже ничего не напишу, именно своего не напишу! Что же за судьба мне такая: угробить детство и юность на то, чтобы учиться музыке, мечтать о карьере не только пианиста и органиста, но и композитора, хотел, чтобы играли пьесы моего собственного сочинения, в том числе и Deep Purple. Наверное, мне нужно смиренно принять роль скромного, малозаметного "хаммондщика", наигрывающего себе что-то на заднем плане, но почему же я не хочу так жить, хочу выражаться полноценно, от мыслей о такой судьбе хочется не то, что выть, а окно голыми руками разбить. Я--бездарь, придурок с претензиями, никто, сочинитель...попсы тупой--Джон чуть не бился головой о клавиатуру--считающий себя талантом, умником, прекрасным органистом! А на самом деле--отстой! Лорд взглянул в окно: небо серое, хоть и весна на дворе. И на душе противно. Ведь сколько амбиций было в нём тогда, когда он писал концерт для группы и оркестра, мечтая дать дорогу соединению двух традиций. А ту приснился Иоганн Себастьян Бах и остудил его британский пыл, сказав всё, что думает о Джонатане Дугласе Лорде как композиторе. Указал, что место его у пара.....в рок-группе с неопределённым будущим, что век ему академической карьеры не видать, поскольку всё его существо--попсовое. Сочинитель модных пьесок для полудебильной гопоты--вот кто такой Лорд высокородный на ИМХО великого немецкого композитора. --Эх, видали бы меня мои папа с мамой--мрачно произнёс Джон. И ему привиделись лица Реджинальда и Марион Лордов--его отца и матери, которыми он восхищался, особенно своим отцом-музыкантом. В доме было пианино, и папа с мамой всячески поощряли любовь сына к сему инструменту, а потом учёба музыки в школе и у известных в их Лестере музыкантов. Как же они радовались, когда Джон в семнадцать лет экстерном сдал все экзамены, включая те, что были вступительными в консерваторию. Чуть ли не все соседи плясали, видя такое торжество в доме Лордов: юный Джонатан Дуглас теперь студент консерватории и станет, наверное, великим музыкантом и композитором и будет у Британии своя композиторская школа. И тут явился во сне Бах и всех обломал: Лорд благородный играет в рок-группе, сочиняет хрень беспонтовую. С укором смотрели мать и отец на опозорившего их сына: "Мы тебя растили, учили, а ты...опустился до рока"! И органист сидел, застыв в ужасе: он опозорил папу, маму, консу, соседей, да ещё весь Лестер впридачу! --Что же мне делать, что же делать, а?--чуть не выл Джон--хватаясь за голову--куда мне идти? И тут его осенило: в магазин, конечно! Органист вскочил со стула и бросился одеваться: тёмные брюки, такие же носки, серо-жемчужную рубашку на худое тело, ботинки весенние на длинные ноги, дополняла эту картину демисезонная куртка. Шапку надевать благородный не стал: чай не на приём к королеве идёт, тёмно-синюю сумку в одну руку, такой же зонт--в другую. И вот он уже закрыв дверь выходит из дому, несколько минут--и Лорд уже на улице, идёт по тротуару мимо старых серых домов и унылых дворов, где мало деревьев и клумб, в магазин. В какой же ему идти. Конечно, в тот, где продадут выпивку и закуску. Джон, сам не зная почему, прошёл мимо того дома, где жил, потом мимо соседнего и убогого дворика, дальше-дальше-дальше. И вот он стоит на автобусной остановке. --"И куда же мне теперь, если я бездарь"? задавал себе мучающий с утра вопрос бедный Джонатан Дуглас Лорд, ожидая автобус. Выпивку и закуску он прошёл, точнее, она была в другом направлении. Дул ветер, небо темнело, наверное, будет дождь. А Джон всё стоял и стоял, сжимая в руках зонт и сумку, смотря в асфальт. Послышался знакомый звук, напоминающий рычание и урчание. Лорд поднял голову: подошёл автобус. Бедный органист зашёл внутрь, порылся в кармане куртки, достал деньги, заплатил за проезд и поехал, куда глаза глядят. Джон сидел рядом с окном, уныло смотря в него: дома, витрины, дерево (откуда оно тут?), телефонные будки, машины, серая лондонская дневная толпа. И тут автобус остановился на улице.....................Ого, книжный магазин, рядом--продуктовый. Лорд вскочил как ненормальный с места и выбежал со сверхскоростью из автобуса, задев британскую бабушку, не преминувшую сказать всё, что она думает о его внешнем и нравственном облике. --"Так, сумка здесь, зонт тоже, деньги при мне!"--Лорд проверял, не забыл ли что в автобусе. Убедившись, что всё при нём, направился к магазину и вскоре наткнулся на высокого и красивого молодого человека. --Добрый день, Джон!--поприветствовал его последний--ты чего здесь делаешь? --Здравствуй, Ян!--Лорд слегка опешил от неожиданности: прямо на одной из улиц не самого престижного района Лондона встретить Гиллана--а ты куда идёшь? --Да так, решил рассмотреть обстановку, в магазины зайти, купить кое-чего--красавец-певец поднял голову, разглядывая небо--дождя не боишься? --У меня зонтик есть--ответил Лорд. А ветер уже раздулся вовсю. Небо стало ещё темнее. Тревога охватывала столицу: того гляди будет весенний ливень, доставайте зонты, надевайте дождевики или прячьтесь. --Ну, если мы встретились, то предлагаю пойти по магазам и затоварится--предложил Гиллан--еда нам не помешает, тем более у меня--шаром покати. Джон стоял, прислушиваясь и смотря по сторонам: будто какое-то неясное сочетание тревожных и настраивающих на нечто грандиозное и выматывающее звуков рождалось в его воображении. Так, сначала будто капли падают или стучат часы на башне, затем..... --Джон, не стой, а то под дождь попадёшь!--Ян слегка коснулся его локтя--идём за едой. --Сначала в продуктовый--будто бормотал про себя Лорд--потом в книжный. --Я тоже в книжный хочу--Гиллан увлекал за собой согруппника--пошли сперва туда, а потом и едой закупимся. Оба зашли в магазин, дверь захлопнулась за ними, и певец с органистом оказались в царстве полок с книгами. Ян потащил согруппника дальше и дальше, пока они не оказались возле отдела с книгами по физике. Лорд глядел широко раскрытыми глазами, как Гиллан рассматривает корешки с названиями. И тут красавец-певец взял в руки книгу с названием "Космическая эра: начало". --Ян, зачем она тебе?--спросил обалдевший Джон--ты же певец, или помешался на фантастике, как многие сейчас? --А мне просто интересно, я ничуть не помешанный, тем более, наша Вселенная--штука весьма занятная--ответил красавец-гойдель, слегка улыбнувшись. --Ох, ну ты даёшь, даёшь--Джон поглядел направо, будто что-то ища глазами--ты бы ещё акустикой заинтересовался. --Ну я ею и так интересуюсь--Ян слегка потянулся--пою же, как-никак. С чего ты такое говоришь, а? --Впервые вижу потенциальную рок звезду, которую космическая тематика интересует. --Джон, а ведь я ещё хочу и про природу времени почитать. Лорд только рукой махнул. Эх, что же за певец им попался! С таким без умных бесед не соскучишься. Да и без них с ним весело. --Так, Ян, ты уже книжками закупился, теперь моя очередь--строго произнёс Джон--идём со мной, туда, где отдел музыкальной литературы. И потащил за собой певца. И как только ребята из Deep Purple попали в отдел, что так вожделенно искал органист, то усатый и длинноволосый Джон принялся искать всё о музыке барокко, особенно о творчестве Баха. --Ух, ты, вот она, прелесть моя--Джон вдруг чуть не засветился от радости, словно лампочка, взяв в руки пяток книг--Яша, смотри, тут и про барокко, и про начало романтизма, и, смотри--произведения Иоганна Себастьяна Баха, тут ещё и незаконченные--диво! Лорд заплатил за книги и клавиры, бросил взгляд на Гиллана, словно говоря ему, что надо идти за продуктами. И тут, стоя уже у двери, они увидели, что на землю падают капли дождя. --Предлагаю переждать--сказал Ян, глядя в окно на улицу--намокнуть--не Бог весть какое удовольствие. Лорд и Гиллан стояли у окна, смотря на то, что происходит на улице. Дождь стал идти сильнее. Джон старался расслышать его шум, но напрасно, через стекло не слышно, тут же Лондон. Джон стоял и смотрел на дождь и ему казалось, что он слышит мелодию, такую, будто вначале падают капли-одна-другая-третья, медленно и тяжело, потом начинает моросить, всё сильнее и сильнее. И тут дождь перешёл в ливень, где-то сверкнула молния. Чистый звук его "хаммонда" соединился с неистовой гитарой Ритчи, перекликаясь с ней, будто дождь с громом и молнией. Потом бешеная мелодия-скачка-мустанга слегка притихла, стала течь медленнее, как стихал и проливной дождь за окном. Потом перекличка гитары и органа возобновилась, стала напористее, дошла до своего пика и оборвалась, стихла, звук тарелок ударной установки Йена завершил пьесу. А Джон стоял и смотрел, и слушал музыку внутри себя самого. --А дождь-то кончился--голос Яна прервал прослушивание музыки его души. --И что теперь? --Что-что, идём к выходу! Нас ждёт продуктовый. Лорд послушно пошёл за согруппником. Вышли из магазина, направились в "суровый и дальний поход" за едой. В магазине было не особо весело. Ян взял буханку ржаного, десяток яиц, несколько луковиц, голову сыра, чуток бекона. Джон безразлично взглянул на его покупки. Сам он нацелился на печенье и чай--остальное есть. Заплатив за покупки, оба отправились к выходу. Дальше их ждала автобусная остановка. --Чего-то ты мало взял, Джонатан Дуглас--лениво проговорил Ян, приставив руку ко лбу "козырьком" и поглядывая, нет ли вдали автобуса--всё ещё страдаешь постконцертным отсутствием аппетита? --Ян, ты...это...со словами поосторожнее--органист строго взглянул на согруппника--аппетит у меня соответствующий внутреннему и внешнему строению. Купил только то, что мне нужно именно сейчас. Всё остальное есть и в достаточных количествах. Лучше скажи, что же ты сам полную сумку набил съестным: дома, небось, ни крошки? --Крошки, может, и найдутся, а вот с остальным--плохо--ответил Гиллан, опустив взгляд--совсем забыл про то, что должно быть в квартирке хоть что-то приличное из съедобного. Знаешь, голова моя была занята совсем не тем. --И чем же, скажи, мне интересно--Лорд смотрел куда-то, будто в пустоту перед собой--думал о сущности всего сущего? --Infinitas, amica mea--будто пропел Ян--и не только она. Вот, смотри, а облака на небе рассеиваются. --И что дальше?--спросил его Джон, чьё внимание тоже начало уходить в эмпиреи вслед за облаками. --Ну а представь, что больше их не будет. --О чём ты говоришь, не понимаю. --Ну если мы подохнем, как крысы драные, убьют нас. Значит, мы создания временные, конечные, всё, что мы делаем--бесполезно, не нужно никому. А убить нас могут очень скоро... --Ты к чему, Гиллан?--спросил испуганный Лорд. --А к тому...про атомное оружие помнишь? Вот убьют, сдохнем, потому, что нелюди и гады человекообразные существа, живущие только низменным. Поэтому зря думаем о музыке. --Ян, ты сегодня что, налакался или того хуже.......? --Знаешь--Гиллан подошёл к органисту вплотную, посмотрел ему в глаза и шипнул, обнажив кончики зубов--я трезвее, чем когда-либо. Уже несколько дней как ни к чему спиртосодержащему не прикасаюсь. Я думу думаю. --О чём? --А всё о том. Вдруг мы все пятеро заслуживаем того, чтобы нас зарезали, как свиней. Ну кто мы такие? Недочеловеки, рок-музыкантишки, полуимбецилы. Чем заполнены наши мысли? Выпивка, секс, сон, бренчание, комфорт и оборона. Грех страшный, смертный, неискупимый, неотмолимый на нас всех. Это грех Хенгиста и Хорсы! А ещё раньше--Гая Юлия Цезаря! Ведь это он повинен в том, что устроил на месте кельтского поселения грязные военные склады и начал уничтожать самобытную культуру древних кельтов с элементами палеоевропейцев. Вдруг, не должно было быть Лондона нынешнего, а Британия должна была вечно быть insula druidorum? --Ян, ты про что это вещаешь? --Про то.....Британия должна была быть друидским островом. Тут, понимаешь, должны были жить и учиться друиды, в основном. Да-да, часть из них должна была идти на европейский полуостровной субконтинент.Может, не должно было быть Древней Греции и Рима, везде--сплошные кельты со своим Pax Celtica. И палеоевропейцы, чуть что--скалочкой кельтов по попочке--ататат, если нарушат то, что способствует всему прекрасному,нравственному и божественному во Вселенной. Скажем, запрещено развитие, распространение, расселение, сведено к минимуму размножение. А они взяли и нарушили то их.... Disciplina druidorum ab Galliam translata.... И никаких Лондонов, Бирмингемов, Ливерпулей, одни кельты везде, никакой античности, никаких "Платонов и быстрых разумом Невтонов"--одни палеоевропейцы с кельтами.Может, тогда кому-то из нас было позволено жить на положении нижайшего и бесправнейшего существа, созданного для грязных и чёрных работ. --Нет, Яшка, отвечай, чем накурился уже с утра?--Лорд готов был душить согруппника. --Уже как три дня я водки, вискаря, эля в рот не брал, где чудо-траву взять можно--давно забыл. Ширяться даже не собираюсь. В снежки играть--тоже. --Всё-таки, чем упоролся, отвечай! --Да так--Гиллан снова посмотрел на небо с голубыми прогалинами среди кучевых облаков, потом повернулся к Лорду и произнёс: --Сегодня с утра радио послушал и газету почитал. Вот. --Нда, больше не слушай и не читай. --Это почему? Где сказано, что Ян Гиллан не имеет права предаваться глубоким мыслям после прочтения и прослушивания? --Они у тебя такими становятся, что возникает впечатление, будто наш певец--наркоман. --Ну а чего я такого сказал,а? Посуди сам, ну кто мы такие, с точки зрение сияния нравственности и благоухания праведности и тех из рода людского, кто источает их? Да просто нелюди вонючие! Что мы хорошего делаем? Ничего, играем то, что люди высшего порядка в плане духовном считают уродством, наносящим вред нравственности. Ну что для них наша музыка: визг, вой, ор, примитив. Песни про "хотим трахаться и бабахаться", Роджер нот не знает, кругозор узюсенький, интеллект на уровне плинтуса. Что мы ещё делаем, кроме рока? Правильно: нажираемся, жаб топчем, скандалим. Плохой пример подаём молодёжи по всей Земле. А от него--ужасные последствия: рост числа наркоманов,проституток, случаев заболевания сифилисом и гонореей, преступности. В конце концов, если будем продолжать в том же духе, то розочкой на торте станет резкое увеличение числа бездарных группок-подражателей. Какая польза человечеству от Deep Purple? Вот тогда и начинаешь думать, что вполне заслуживаем того, чтобы нас убили самым жестоким и уродливым образом, так как мы можем мешать народам,стоящим на более высоком уровне развития, чем мы. Следовательно, вполне можно предположить, что у нас нет никакого права ходить по этой Земле и дышать этим воздухом. --Уморил, честное слово, уморилнах...--Джон подошёл к металлическому столбу, на который опиралась крыша остановки и прислонился к нему, чтобы не упасть от услышанного от певца--вот что утренний номер Times с людьми делает. --И BBC с утрева--добавил Ян. --Не читать, не слушать, не смотреть--пробормотал органист--они тебя портят нравственно. --Это почему, в чём порча заключается?--поинтересовался Гиллан--имею полное право получать информацию. --Как получишь с утра, как толкнёшь речь убойную днём, что хоть святых выноси--ответил ему Джон. Обиженный певец замолчал, встал чуть поодаль согруппника, прижимая к груди сумку с едой. Лорд подошёл к столбу опоре и стал слегка стучать по нему длинными худыми пальцами, будто по клавишам пианино. Мелодия, навеянная буйством дождя, всё ещё звучала в его уме и душе. Шумел ветер, падали капли, лился буйный поток с неба, гремел гром,сверкала молния, "хаммонд"--это капли дождя, гитара--ливень, молния, бас--гром, барабаны--ветер, дождь, крыши под тяжестью падающих капель. Только не было слышно голоса певца, будто дождь не принимал его. Мелодия обретала очертания, контур, но внутри него пока пусто, его нужно населить звуками, их оттенками, смыслом и настроением. --Джон, ну ты чего, злишься на меня?--голос Яна прервал все мысленные музыкальные услады бедного органиста. --Не злюсь, а говорю, что ты с утра прочтёшь газетку, послушаешь передачку по радио, а потом такое говоришь, что люди пугаются, как я, например. --А ты не пугайся, лучше глубоким размышлениям предайся. --И так предаюсь, тоже, как и ты,с самого утра. О музыке думаю. --Ну я как встал с постели, подумал немножко о ней, потом о международной обстановке, после завтрака, чем Бог послал, пришла мне на ум мысль глубокая о нашей мерзости и ненужности для людей высшего нравственного порядка. --Ян, ты--экстенсивен, я--интенсивен. Лучше смотри, вон, он, автобус, кажется, едет к нам. Действительно, лондонский автобус подъехал к музыкантам Deep Purple. Оба посмотрели на табличку с указанием остановок. --До свидания, Ян, скоро увидимся, там и споём, и сыграем, и разговор продолжим--Джон помахал согруппнику рукой, садясь в автобус. --До встречи, мне на другой сесть надо--Гиллан тоже помахал ему на прощание--ты уж там не меня не злись. --"Ох, что на тебя злиться, Яшка--думал Лорд, сидя в автобусе, вёзшем его домой-- тебя мысли о собственной бездарности не посещают. А я впервые вижу, что рок-певец думает о грязности и греховности своих коллег по цеху и ужасается". ...И вот Джонатан Дуглас Лорд у себя дома, пьёт чай с печеньем, пытается забыть сон, но из головы не выходит всё то, что ему запомнилось. И эта ливневая мелодия. Нет, это ужасно, она поблёкла, всё труднее вспомнить, вот-вот выветрится, рассеется, словно тучки после дождя. Он забывает её, всё труднее вспомнить, ускользает из памяти. Исчезла, забыл, как теперь вспомнить. Нет, всё-таки хреновый он музыкант. Джон отставил пустую чашку и пошёл в комнату, где было его пианино. Сел рядом, подпёр голову руками и начал думать о своей музыкантской несостоятельности. Вскоре ему это дело наскучило, тогда бедный органист встал и прошёлся по комнате. Неожиданно его взгляд упал на столик рядом с пианино и блестяшку на нём. Лорд подошёл к нему, взял её: это была заколка для волос с камешком внутри серебряного цветка. Да-да, цветок с лепестками и листиками, внутри--переливающийся радужный камешек.Женская заколка. --"Мадлеша, забыла свою заколочку у меня"--подумал Джон--надо будет ей отдать, вдруг она печалится, что потеряла заколку, обыскалась вся". Лорд снова повертел украшение, когда-то поблёскивавшее в волосах подруги, вдруг, ни с того, ни с сего, лизнул его кончиком языка--холодный, металлический вкус, горьковатый, наверное, залачивала Мадлен причёску, слегка попробовал на зуб--не, не надо, ещё попортишь, не понравится прекрасной даме органистовой души. --"Эх,куда бы заколку положить, да так, чтобы потом не потерять"--подумал Джон. И не придумал ничего лучше, чем заколоть ей свои волосы, что и сделал. --"Странно, я никогда не использовал женские заколки"--подумал бедный органист--не, руки мои, ногти женские не растут. И губы накрасить не хочется. Хотя, интересно, как женщины их красят и что при этом чувствуют, когда на их губах--помада, какой у неё вкус. А что же сейчас делает Мадлен? Ищет ли заколку? Вдруг, я ей больше не нужен? Нет, она звонила мне, я сказал, что заболел: вымотало меня написание концерта. Она обещала навестить меня, да-да, сказала, что, может придёт ко мне в квартиру. Эх, а чем бы её угостить?". Джон встал из-за пианино, подошёл к окну, посмотрел, да-да, скоро май, листики светлые, мягкие уже пробиваются. Птицы перелётные возвращаются, наверное, где-то в Лондоне кто-то из них умудрился и гнезда свить. Скучно стало, чем бы поразвлечься. Эх, а мелодию я забыл, как бы вспомнить, не подскажете, прекрасные господа? Ну, Яшка, оттаскаю я тебя за густые кудри, будешь знать, как Times да BBC упарываться! BBC, BBC...British Broadcast Corporation...А не послушать ли мне радио? Органист подошёл к шкафу-колонке, взял с полочки радиоприёмник, включил его, начал настраивать, так, вроде бы что-то слышно, о, это старая песня, я слышал её ещё в седьмом классе! Так, настроюсь-ка я на ещё что-то, вот, а тут, похоже, можно и нынешнюю музыку послушать. Джон уселся удобно в кресле, закинул ногу на ногу, и стал слушать, песню за песней, ничего особо интересного, но тут зазвучала песня какой-то не слишком известной группы, органист подался слегка вперёд, прислушался, что-то знакомое, будто он слышал эту мелодию, только не по радио, но где? Сегодня слышал, но не на этой станции. Навевает, поганка, воспоминания о ливне. Нет, что же происходит со мной? Слышал-слышал-слышал, тогда, в магазине, на остановке! Это та мелодия, которую я забыл, а теперь вспомнил! Песенка, переданная по радио, помогла мне вспомнить, то, что звучало в моей голове! Джон вскочил с кресла, за несколько мгновений занял место у пианино и принялся играть. Проиграл то, что вспомнил несколько раз, потом взял ручку и лист бумаги и принялся записывать новую песню по нотам. Ну теперь будет, что показать ребятам и Мадлен! Возможно, обрадуются, а если нет? Вот, скажем, как сюда вписать гитару Ритчи, бас Роджера, ударные Йена и голос Яна? Можно и так, сыграю, послушают, оценят, а там и распишем всё по инструментам, Ритчик наш обязательно придумает такое со своей гитарой, что только пальчики оближешь и ушки тоже. А что скажет Мадлен? Мадлен... Тогда, ещё начале весны никто не знал, когда наступит настоящий апрель, а она уже хватала Джона за шкирку и сильной рукой выволакивала куда-нибудь, чтобы любезный Джонатан Дуглас не засиживался до одури над concerto grosso. Они сидели тогда в кофейне, Джон смотрел рассеянно в окно, а прекрасная Мадлен Элиза пригубливала из чашечки крепкий, почти угольно-чёрный кофе. --И не надо зацикливаться на этом своём сочинении для группы и целого оркестра--говорила она голосом сытой ленивой кошки, всегда ловящей в мгновение любую мышку или птичку--посидим, попьём кофейку, потом зайдём ещё куда-нибудь, повеселимся. Будет ещё у тебя труда до отупения над этой своей штуковиной. --Мадлеш--Джон испуганно смотрел на неё--думаешь, получится? --Не дури,чередуй труд и отдых, не нализывайся и в снежки не играй--брюнетка посмотрела на милого друга синими глазами, потом снова отпила кофе--и всё будет тип-топ. Лорд увидел её впервые на одном из концертов группы в Лондоне, он играл свою дикую импровизацию на "хаммонде", показывая не любящей их британской публике, на что способен. И когда Джон, разом опустив высоко поднятую руку на клавиши "зверика", завершил,будто ударив разом по ним и оборвав все ниточки музыки, затянувшуюся песню, а потом поднял голову, слегка тряхнув волосами, чтобы услышать аплодисменты, то тут же попал под пристальный взгляд статуарно-точёной женщины, так непохожей на патлато-хиповато-рокерскую публику, обычно посещающую их вступления. Она, быстрым, но изящным движением точёной руки, подняла тёмные очки и теперь глядела на него внимательными синими глазами, будто изучая органиста Deep Purple вместе с музыкой. Джон снова посмотрел на женщину, но как-то боязливо. Что поделаешь, по сравнению с тем же Майклом Филиппом Джаггером, он слишком хорошо воспитан, не способен на такие же подвиги в сексуальной сфере. Но незнакомка, так непохожая на остальных, возбуждала его любопытство. И тогда Лорд набрался смелости и взглянул на неё в третий раз, теперь прямо и открыто, как и она на него и взгляд холодновато-блестящих, синих умных глаз, заставил органиста застыть, до тех пор, пока аплодисменты не стихли, а Ян не перецеловал всех девок из зала, сумевших дотянуться до него. На Лорда взглядом то ли змеи, то ли умной ловучей кошки смотрела белокожая синеглазая брюнетка, в чёрном атласном платье-футляре и нитке жемчуга на точёной шее. Густые волосы были красиво уложены в причёску и слегка взбиты, по тогдашней моде. Профиль, слегка неправильный, не портил её,а наоборот, придавал то, что отличало незнакомку от журнальной вылизанной картинки. Она приоткрыла пухлые губы, накрашенные бледно-розовой помадой. Брови, словно очерченные остро заточенным карандашом, чёрные, слегка вытянутый разрез глаз, подведённых тоже чёрным, точёные раковинки ушей с маленькими жемчужными серьгами, руки в чёрных митенках. Откуда она здесь, кто такая? Она любит группу Deep Purple? Ян слегка тронул крепкой рукой Лорда, будто напоминая, что теперь нужно откланяться публике. Джон встал из-за органа, поклонился вместе со всеми тем,кто пришёл на их выступление, взял букет гвоздик из рук девушки в пестрых одеждах, стоявшей возле сцены. Снова посмотрел туда, где сидела необычная дама в чёрном атласе. Но она, похоже, исчезла. Жаль, вот так всегда, как на той передаче Playboy after Dark, когда Лорд проиграл свидание с весьма привлекательной барышней. Концерт закончился, свет погас,и группа ушла за сцену, в гримёрку. Все, кроме ушедшего куда-то Ритчи, переодевались, смывали над раковиной грязь и пот, Ян расчёсывал густую, тяжёлую гриву, Джон пил чай, думая о том, насколько хорошо получилось у него показать своё мастерство музыканта и композитора-песенника. И за дверью зашумели. --Эх, это опять они--вздохнул органист--поклонницы да группиз озабоченные. --Не велено впускать!--крикнул Тони-менеджер. --Да ладно Вам--Ян улыбнувшись посмотрел на злого Тони--впустите пару-тройку, а то ведь они тоже залог успеха группы. --Господин менеджер--из-за двери донёсся спокойный, слегка низкий, но приятный женский голос--у меня пропуск категории ААА! Тони пробормотав что-то нелестное для той, что стояла снаружи, встал и открыл дверь. Джон отставил чашку, повернулся и застыл на мгновение: на пороге гримёрки стояла она, та самая синеглазая брюнетка. И она достала из блестящей "театральной" сумочки пропуск с тремя заветными буквами. Джон застыл на несколько мгновений, теперь увидев её в полный рост. Ну и фигура, прямо этакая апсарочка, сошедшая со стены древнего храма в Индии. А уж грудь, такого обхвата он давно не видал. И ноги, такие крепкие, достаточной длины, и при этом не грубые, явно породистая гостья зашла к ним. --Здравствуйте, а Вы кто?--спросил Ян, убрав прядь тёмных волос за ухо--музыкальная журналистка? --Если да, то что?--ответила брюнетка вопросом на вопрос. --А если нет, просто так достали пропуск и зашли? --Гиллан, прекрати мучать барышню--раздался голос Джона--повремени с подозрениями. Садитесь, мисс. И подвинул деревянный стул гостье. --Лорд, Джонатан Дуглас Лорд--органист протянул длиннопалую худую руку синеглазой даме--органист и пианист в группе Deep Purple. --Белл, Мадлен Элиза Белл--брюнетка обменялась с ним рукопожатием не снимая митенок. --Вы хотели бы взять у нас интервью?--поинтересовался Джон--или автографы? --Предположим, интервью. --А если, всё-таки, нет? --Тогда, автографы. И поговорить. О музыке. И группе. Лорд начал уже пугаться. Незнакомая женщина, хоть и довольно молодая, непохожая на обычную поклонницу или группи, желает не просто разжиться автографами, а ещё и поговорить об их музыке. --Скажите, а Вы давно знаете нашу группу?--поинтересовался он у мисс Белл. --Порядком--Мадлен Элиза слегка склонила голову набок--вы интересно перепели Beatles и Хендрикса. Про Вас рассказывают, что Вы учились в консерватории и закончили её с отличием. --Да, я учился в консерватории, куда был принят юным, в семнадцать лет, окончил её. А до этого учился в музыкальной школе и у музыкантов из нашего города. Мадлен слушала, внимательно смотря на собеседника. А Лорд рассказывал о своей музыкальной карьере, будто забыв о происходящем вокруг него. --Какой ужас!--он неожиданно всплеснул руками--забыл, забыл представить Вам группу. Это Ян--наш певец--указал он рукой на красавца-кельта. --Очень приятно, Ян Гиллан, пою в группе и играю на конгах, как умею--лапа-гойдель протянул крепкую красивую руку гостье. --Йен Андерсон Пейс--наш барабанщик--представил Джон кудрявого очкарика--Йен, позволь представить тебе ещё раз мисс Мадлен Белл. --Йен Пейс--труженик ударки слегка склонил голову в знак приветствия. --А вот это Роджер Дэвид Гловер--наш басист--Лорд указал на столь скромного участника группы. Роджер ничего не ответил, только пожал своей мозолистой от струн бас-гитары рукой руку брюнетки. --Рада познакомиться с вами, господа--произнесла холодноватым голосом Мадлен--скажите, как вам в группе? --Очень даже и нравится--ответил Ян--одно плохо: мало ещё своего материала. Но ничего, скоро такое сочиним и запишем... Джон строго посмотрел на певца, будто предупреждая, что нечего тут жаловаться и раскрывать планы группы. Ян замолчал, но вид у него был такой, будто органист обидел его. --Группа у нас хорошая, только здесь нас не очень любят. Правда полюбили в Штатах, где мы были на гастролях, даже в телепередаче снялись--продолжил свой рассказ Лорд. И красавица всё слушала, смотря время от времени своими синими глазами в светлые глаза органиста. --Вы предпочитаете электромеханический орган "хаммонд" пианино?--спросила она--скажите, почему. --Сложный вопрос--Лорд слегка потёр переносицу--понимаете, пианино--рок-н-ролльный инструмент, возможности его, как не прискорбно звучит, ограничены,а мы больше тяготеем к психоделическому року и прогрессиву. Тут на арену выходит "хаммонд", как более подходящий инструмент. Его звук, как бы это сказать, более "роковый". Вы слышали Doors? --Слышала, знаю такую группу и неплохо, им, по слухам, басиста заменяет тот, кто играет на электропианино и органе. --Верно, верно. Из рок-н-ролльных пианистов мне, как музыканту, ещё известны Литл Ричард, Ли Льюис, только мне с ними как-то не по пути: у нас музыка другой природы. --Какой же?--поинтересовалась Мадлен. --Мы играем прогрессив, то есть достаточно сложную музыку для восприятия, требующую отличного владения инструментами--пояснил Лорд. --Я вижу, что Вы прекрасно играете на "хаммонде", у вас есть отличные гитарист, барабанщик и певец. Вы любите импровизировать? --О, это наш конёк, в ней мы выражаем себя полностью и показываем всё своё музыкальное мастерство. --Я вижу, что публике нравятся ваши импровизации, скажите, Вы делаете их по канонам или не соблюдая их? --Ну, как бы сказать, мисс Белл, прогрессив-рок-группы импровизируют совершенно без каких-либо законов, поэтому подобные выходки не поддаются нотной записи. В этот момент мы сами не знаем, куда заведёт нас музыка. И это очень интересно. Занятый беседой с красавицей-брюнеткой, Джон не услышал, как едва слышно скрипнула дверь и за неё скользнули Ян и Йен, так как уже почуяли аромат амфибийный. --Лоооорд, Лоооорд, высокородный, ну отвлекись хоть на мгновение--послышался за спиной голос Роджера--теперь не только Ритчи, но и Ян с Пейси пропали! --Минуточку--Джон встал со стула и подошёл к двери, глянул в коридор: Гиллан и Пейс стояли в окружении группки любительниц рок-музыки женского пола. Ян раздавал автографы, а Йен, стоя в сторонке, мило беседовал с совсем серой и невзрачной барышней. --Так, ну-ка заканчиваем раздачу автографов и назад!--крикнул им Джон, потом, вернувшись обратно и снова сев напротив Мадлен, произнёс--ох, уж эти поклонницы и этот Ян: чуть что--к ним. Дверь отворилась, и в гримёрку зашёл Пейси, позади него пряталась невзрачная. За ним, раздав последние автографы,--Гиллан, помахав красивой рукой на прощание всему жабочковому люду. Брюнетка снова посмотрела на органиста, будто приглашая продолжить разговор. --И так у вас постоянно бывает? --Не всегда, точнее бывает по-разному. Сегодня девушки за дверью собрали неплохой урожай автографов. --А как обстоит у Ва с и Вашей группы дело с критиками: много ли вас ругают или, наоборот, хвалят? --Взгляды сей публики разнятся--ответил Лорд своей собеседнице--одни считают нас весьма перспективными, способными сказать новое слово в рок-музыке, а другие--посредственностью, даже "кустарщиной" называют. --Джон, вообще-то, нам не следует слишком уж задерживаться--раздался за спиной голос Яна--мисс, мы скоро покинем помещение. --Как жаль--вздохнула Мадлен-- с Вами было интересно поговорить, мистер Лорд. --Так мы можем и продолжить--неожиданно для себя осмелился сказать органист. Подошёл к столу возле зеркала, взял лист бумаги, ручку,и написал свой телефон. --Возьмите--протянул он лист своей гостье--буду рад, если ещё побеседуем. Мадлен слегка улыбнулась, достала из сумочки записную книжку, вырвала одним точным движением лист. Лорд протянул ей ручку, которой она написала свой телефон и имя. --Надеюсь,мы ещё увидимся--мисс Белл помахала Джона рукой в чёрной митенке, улыбнулась, сверкнула синими глазами и исчезла за дверью. Джон тоже улыбнулся, думая, что ему может повезти,и красавица не забудет его и позвонит или он ей. Органист встряхнулся, поднял голову и вспомнил, что сейчас уже весна, а тогда была почти зима. И он сам набрался смелости в тот день, когда утром выпал мокрый снег, растаявший к полудню, и позвонил ей, пригласив на встречу к...колоне Нельсона. Ох, ну почему ему пришло в голову именно туда! Но, теперь не важно, сегодня Джонатан Дуглас Лорд придумал песню чудесную.