На острие меча

ЭДВАРД СЕЙМУР

Она прекрасна. Я смотрел на нее и понимал, что впервые в жизни встретил такую невероятную женщину. Сильная, умная, независимая, чувственная и мучительно привлекательная Анна Болейн. Стоять к ней так близко, смотреть в эти бездонные глаза, ощущать ее прерывистое дыхание на своем лице... Боже, я боюсь мечтать о большем, но я хочу большего, намного большего. Внезапно я отчетливо осознаю, что не могу допустить того, что взбрело в голову Генриху. Да, она права - я действительно хочу спасти ее. Но как? Господи, как же так вышло?! И когда я превратился в безумного мечтателя, в рыцаря, который готов в любую минуту прийти на помощь своей даме?! Своей даме... Эта мысль меня позабавила, и я усмехнулся. Анна заметила мою ухмылку и истолковала ее по-своему, как умеет она одна. - Я рада, милорд, что мои страдания и близкая гибель Вас забавляет. Вы, видимо, уже предвкушаете вкус победы. Ядовитая, словно змея! И кусает тоже только в том случае, когда вынуждена защищаться. Я решил промолчать, а Анна принялась мерить комнату шагами. Я знал, что в этой черноволосой голове сейчас роится множество мыслей и выстраивается стратегия, но все-таки решился вмешаться. - Я не выполню приказ короля, мадам, и Вам будет нечего опасаться. У Генриха ничего на Вас не будет. Она резко остановилась и вперила в меня свои черные глаза. - Почему он выбрал именно Вас, Сеймур? Я не понимаю, - она растерянно покачала головой. - Я должна идти. Меня слишком долго нет. Ее голос тихий, взгляд отрешенный, словно из нее ушла вся жизненная энергия и сила. Сейчас она настолько хрупкая и трогательная, что только огромным усилием воли я сдерживаю себя от безумного желания схватить ее в охапку и увезти подальше, чтобы спасти. Я открываю двери и выхожу из комнаты первым, проверив безопасность коридора. Вокруг тихо и пусто. Анна проскальзывает быстро и бесшумно, нарушая тишину легким, едва уловим шуршанием платья. Прежде, чем скрыться за поворотом, она мешкает, оглядывается. Я пытаюсь ей улыбнуться, но, видимо, у меня не выходит. В глазах королевы Англии печаль. Не проронив ни слова, она уходит. То, что начало происходит потом, не укладывалось у меня в голове, и происходило так быстро, что мне казалось совершенно нереальным. Анна делала вид, что меня не существует и я для нее пустое место, Генрих больше не донимал меня расспросами и казалось оставил эту затею, поняв, что ничего не выйдет. С одной стороны меня это несомненно радовало, но безразличие королевы к моей персоне отдавало болью где-то там, в сердце. Я тосковал по ее взглядам, по ее смеху, по ее колкостям в мой адрес. Я тосковал по ней. Но в воздухе незримо ощущалось приближение бури. Я чувствовал это всем своим нутром. Анна была напряжена, хотя изо всех сил старалась делать вид, что ей совершенно безразличны слишком очевидные знаки внимания Генриха к моей сестре. Королева была сосредоточена на том, чтобы как можно более выгодно устроить будущее своей дочери - рыжеволосой принцессы Елизаветы. Но договориться о помолвке с ребенком, которого весь христианский мир считает незаконнорожденным, оказалось не так уж просто. Это, несомненно, задевало самолюбие короля и королевы. - Ходят слухи, что он вообще не посещает ее покои, - насмешливый голос брата отвлек меня от мыслей. Я проследил за его взглядом, который, словно острие меча, вонзился в хрупкую фигуру Анны. Сегодня на ней было светлое платье, расшитое золотом и серебром, волосы убраны так, что взору открывается тонкая, длинная, изящная шея, на которой неизменно красуется ожерелье с буквой "Б". - А еще говорят, что вчера она кричала, что выдаст принцессу Марию за конюха или лакея, если та не смирится и не признает ее королевой. Я усмехнулся, отчетливо представив, как горят огнем черные глаза, как срывается от крика голос и краснеют ее смуглые щеки. Анна очень эмоциональна и, скорее всего, при этом махала руками или даже бросала что-нибудь в стену. Мария Тюдор... Кость в горле Анны Болейн. Такая же непокорная и упрямая, как и покойная Екатерина. Анна даже сделала падчерицу служанкой у принцессы Елизаветы, чтобы усмирить нрав дочери Арагонской, которую Генрих объявил бастардом. Но это не помогло - Мария наотрез отказывается признавать Болейн королевой и законной женой отца, по прежнему называя ее "любовницей". Я затаил дыхание, ибо она оказалась слишком близком. Мы с Томасом поклонились, но она показательно нас проигнорировала, повернувшись к нам спиной. Ее голос бархатный, я слышу его даже ночью. Сейчас она о чем-то щебечет с Уайеттом. Тот краснеет, словно мальчишка, стоит ей лишь слегка прикоснуться к его руке. Зачем-то сейчас я вспомнил, как близко она стояла ко мне в комнате брата, вспомнил как мои руки обнимали ее тело. Наваждение какое-то! - Слышал ли ты, Эдвард, что Кромвель был так милостив, что уступил свои личные покои нашей сестре и вскоре она туда переедет? Этот вопрос прозвучал, словно гром. Мое дыхание сбилось, а сердце пропустило удар. Томас сказал это настолько громко, что обернулись даже те, кто стоял поодаль от нас. Смех Анны стих, она выпрямилась и сейчас стояла прямая и напряженная, словно проглотила меч. - Нет, я не знал, брат, - мой ответ предназначался явно не ему. Поняла ли она? Поверит ли? - Это произошло недавно, вскоре Джейн переедет, - Томасу стоило бы заткнуться, но "кусать" Болейнов - наша любимая семейная забава. Что-то промелькнуло в глазах Уайетта, которые были обращены к Анне. Она медленно повернулась, но даже не взглянув в нашу с братом сторону, направилась к выходу из главного зала. Притихшие фрейлины, шурша юбками, поспешили за своей королевой. Буря была все ближе.