Путешествия в параллельные миры (альтернативное продолжение)

Одиннадцатая глава

– Мэдди! Папочка пришел! – воскликнула Керри, когда Даг переступил порог гостиной. Сидя на полу, они были увлечены любимым занятием Мэдди – раз за разом пересыпали разноцветные пуговицы из одной коробочки в другую. – Стой там! – резко остановила его Керри, и Даг недоуменно замер. Обычно она брала Мэдди на руки и вместе с ней шла приветствовать папочку, но по загадочной улыбке Керри он понял, что она собиралась удивить его. И удивить чем-то очень приятным. У него тоже был для нее сюрприз, поэтому он решил набраться терпения, чтобы позволить Керри продемонстрировать ему свой. – Мэдди, беги к папочке! – сказала она и слегка подтолкнула вперед хохочущую от восторга малышку. – Она же не… – начал было Даг, но замолчал, когда, быстро-быстро перебирая ножками и ручками, Мэдди поползла к нему, отрывая коленки от пола, словно маленькая обезьянка. Явно довольная произведенным эффектом, Керри закрыла баночки и поднялась с пола. – Во время прогулки она неожиданно выпустила мою руку и побежала вот так за Уолтом, – пояснила она и, повернувшись в сторону детской, крикнула. – Уолт! Даг пришел! – Все еще строит свой зáмок? – спросил Даг, подхватывая Мэдди на руки. – Я принес ему еще кубиков. – Зачем?! Там и так ступить некуда из-за этих кубиков! – Ну, может, у нас растет будущий архитектор, а ты не хочешь помочь ему развивать свой талант, – примиряющим тоном ответил Даг и счастливо улыбнулся выбегающему ему навстречу «будущему великому архитектору». Он знал, что Керри не одобряет его стремление всегда и во всем баловать ее сына, но ничего не мог с собой поделать. Слишком долго мальчик рос от него вдали. И он слишком сильно его любил. Так сильно, что порой начинал испытывать чувство вины перед Мэдди и их с Керри еще не родившимся ребенком. Всегда и во всем Уолт был для него на первом месте, и Даг понимал, что ничто и никогда не сможет этого изменить. А по-честному он и не хотел ничего менять. Он любил свою семью и знал, что его любви хватит на всех. – Даг! Даг! Даг! Я построил дозорную башню! Подъемный мост! Барбаканы! Машикули! – подпрыгивая от возбуждения, выкрикивал Уолт, осыпая его архитектурными терминами. Даг скосил глаза на Керри и виновато пожал плечами. Когда месяц назад он купил для Уолта красиво-иллюстрированную книжку о средневековых зáмках, Даг и понятия не имел, насколько тот помешается на строительстве собственной крепости. Каким-то непостижимым образом, один раз услышав слово, пусть даже самым отдаленным образом связанное с зáмками или строительством, Уолт запоминал его и мог повторить – даже самое сложное! – с точностью до звука и ударения. С одной стороны, увлечение мальчика казалось Дагу забавным и безобидным, но, с другой, он мог понять Керри, которая вынуждена была целыми днями слушать бесконечные «машикули» и «архивольты» и начинала сходить с ума от одного слова «архитектура». – Уолт, пожалуйста, сбавь громкость. Мэдди, пойдем вымоем ручки перед ужином, – забирая у Дага девочку, сказала Керри и потянулась к нему, чтобы поцеловать его в щеку. – На работе все хорошо? – Да, – ответил Даг, пытаясь перекричать Уолта. – А у вас? – У нас тоже! – Керри уже открыла рот, чтобы приструнить сына, но смирилась и с Мэдди на руках направилась в сторону кухни. – Через пять минут будем ужинать! – крикнула она от двери, и, чудом услышав ее, Даг кивнул и улыбнулся. – Пойдем, покажешь свои капитоли, – произнес он, усаживая Уолта себе на плечи. – Капители! – возмущенно завопил тот, едва не лишив крестного возможности слышать. – Милый, я всего лишь врач! – убедившись, что органы слуха худо-бедно, но все же функционируют, сказал Даг. – Ты слишком многого от меня хочешь. Проходя мимо кухни, Даг бросил на Керри виноватый взгляд. Надежды на то, что после демонстрации своих последних архитектурных достижений Уолт на какое-то время перестанет перегружать их мозг непроизносимыми словами и даст им хотя бы один вечер провести в тишине и покое, стремительно таяли. Восхищаясь расставленными в хаотичном порядке кубиками, Даг думал о том, как Керри отреагирует на его новость. Впервые он был по-настоящему уверен, что им повезло, и ему очень хотелось убедить в этом Керри. Со дня двойных похорон прошло два месяца, и все это время он не переставал искать для них новый дом, раз за разом отметая неподходящие варианты, – то теряя надежду на успех, то вновь обретая. И, наконец, он нашел то, что так долго искал. Идеальный вариант, даже не подходящий. Там было все: работа и для него, и для Керри, согласие работодателя ждать ее выхода из декретного отпуска, просторный дом с задним двором и роскошным садом, школа недалеко от дома… Даг столько раз перечитал письмо и просмотрел фотографии, что выучил наизусть каждое слово, запомнил до мелочей расположение каждой из комнат. И ему страшно было представить степень собственного разочарования, если Керри не понравится хоть что-то в доме его мечты. Ведь он уже видел, как их дети играют на заднем дворе. Представлял себе их новых друзей, которые станут приходить к ним на воскресные барбекю… В своих мечтах он уже прожил в этом доме целую жизнь, дети росли, они потихоньку старели… и раньше он даже представить не мог, насколько это здорово – стареть рядом с любимой женщиной в окружении детей, внуков и двух собак в тени посаженных ими к рождению младшего сына фруктовых деревьев. – Даг, ну смотри! Это дозорная башенка! – требовательный голосок Уолта вторгся в его мысли, и Даг невольно огляделся по сторонам. Словно еще надеясь увидеть цветущий сад и резвящихся в нем маленьких внуков. – Прости, милый, – пробормотал он, старательно изобразив на лице интерес к постройкам Уолтера. «Господи, мы ведь еще даже не знаем, кто у нас родится, – мальчик или девочка. Так откуда же могли взяться фруктовые деревья?!» – подумал Даг, пораженный реальностью только что виденной им идиллической картины их будущей жизни. На мгновение закрыв глаза, он вновь увидел просторные светлые комнаты и цветущую лужайку. Казалось, никогда и ничего Даг не желал столь сильно и страстно, чем этот дом с прилагающимся к нему набором: любимая работа, семья и барбекю с соседями по выходным. Но одно он знал точно, вываливать на Керри свои фантазии было нельзя. Она только-только начала привыкать к роли матери большого семейства и вряд ли с его энтузиазмом восприняла бы новость о внуках, деревьях и двух собаках с кличками Терминатор и Лаки. Он долго готовился, подбирал слова, но, когда, уложив детей спать, они, наконец, остались одни, в его голове не осталось ни одной из тщательно составленных за ужином фраз. Набрав в легкие побольше воздуха, словно перед прыжком в холодную воду, Даг скрестил на удачу пальцы и шагнул вперед. – Я… – Я прочитала ее дневник, – сказала Керри, опередив его на долю секунды. Закрыв рот, Даг вскинул на нее непонимающий взгляд. Перед его глазами все еще качали ветвями фруктовые деревья – олицетворение их семейного благополучия и долголетия. И насколько трудно ему было поверить в нереальность столь тщательно прорисованной его воображением фантазии, настолько же тяжело было переключиться, чтобы вникнуть в смысл произнесенной Керри фразы. – Я думал, ты не… – пробормотал он и, не сумев подобрать слова, чтобы закончить фразу, неопределенно пожал плечами. Керри не удивил его жест, тяжело вздохнув, она взяла с прикроватной тумбочки сверкнувшую наклеенными стразами тетрадку и протянула ее Дагу. – Я тоже так думала. Но только так можно было получить ответ… – она замялась, будто ожидая, что он осудит ее за чрезмерное любопытство. Только Даг хорошо понимал, что отнюдь не любопытство и не праздный интерес двигал Керри, когда она, изначально отрицая саму возможность такого поступка, раскрыла дневник умершей два месяца назад женщины. В ее отношениях с Лукой, непростых с самого начала, не была поставлена точка. Не было даже многоточия. Пуля, оборвавшая жизнь ее мужа, словно скальпель хирурга, оставила глубокий рубец на душе Керри. Рубец в форме знака вопроса. Вопросительный знак вместо открывающего новые горизонты двоеточия… Когда Керри подтвердила его догадку о том, что они с Лукой приняли решение сохранить свой брак, Даг видел, как в ее глазах вспыхивали и угасали, теперь уже навсегда, отблески умершей вместе с Ковачем надежды. У них были планы, сказала она. Даг не хотел этого слышать, но если бы она промолчала, он прочитал бы все в ее глазах. В то утро, когда Ковачу и Кэрол оставалось жить всего несколько часов, Керри решилась связать с ним свою жизнь. Она никогда не выходила за него замуж, она не любила его, презирала и боялась, но в то утро – Даг как никогда ненавидел свое богатое воображение – Лука сделал или сказал нечто такое, что все изменило. Керри выбрала его. Луку Ковача из этого мира, двойника своего мужа. В ее будущем не было места для двух мужчин, и она сделала выбор. Вот только судьба с ее неизменным черным юмором вновь извращенно подшутила над ними, всего парой выстрелов добавив к их любовному треугольнику еще один угол, за тем лишь, чтобы в следующее мгновение разрушить его до основания. После смерти Луки и Кэрол ни лишних углов, ни хотя бы иллюзии выбора у них не осталось. – Малыш, я понимаю, как для тебя важно получить хоть какой-то ответ… – тихо сказал Даг, и его голос дрогнул. Сам того не желая, он вновь представил себе их последнее утро с Ковачем. Как они строят планы. Как они смеются. Как он целует ее… целует и уходит, чтобы никогда больше не вернуться домой. И как с его уходом в ее голове родятся и множатся вопросы – один за другим, бесчисленное множество вопросов… и ни на один из них невозможно получить ответ. Смерть Ковача поистине обернулась одним большим вопросительным знаком, который, подобно Черной дыре, затягивал в себя эмоции Керри и ее мысли, словно подпитываясь ее энергией. Даже убийц Луки так и не нашли, что уж говорить об ответах на застывшие в глазах Керри вопросы: «Кого он любил, ее или меня?» и «С кем бы он остался?». Вопросы старые как мир. Вопросы вечные как мир. Вопросы, ответы на которые мертвый мужчина унес с собой в могилу. И дневник мертвой женщины вряд ли мог пролить свет на то, что творилось в душе ее погибшего вместе с ней любовника. А душевные переживания самой Кэрол не интересовали ни Керри, ни Дага. Она так и осталась в их памяти чужим и не слишком приятным человеком, не смотря на то, что он с ней жил, а Керри изображала ее подругу и являлась крестной ее дочери. Даг опустил взгляд на розовую тетрадку, которую все еще сжимал в руках. Ему не нужно было смотреть на обложку, выложенные сердечками стразы и отливающие фальшивым золотом кусочки фольги буквально впечатались в его подкорку – с первого взгляда. Он вспомнил, как три недели назад обнаружил эту тетрадку… и как больше двух недель сомневался, стóит ли отдавать ее Керри. Он пытался прочитать дневник, чтобы принять взвешенное решение, и… он не смог. «Это все равно что раскапывать ее могилу», – сказал он Керри, когда три дня назад решился показать ей свою находку. «Написано языком Барби?» – спросила она, с опаской разглядывая тетрадку и не торопясь взять ее в руки, словно ощущая исходящую от нее угрозу. «Я просмотрел только начало, – Даг невесело усмехнулся и положил дневник Кэрол на кухонный стол. – Но я понимаю, о чем ты говоришь». И тогда Керри сказала, что не станет читать записи умершей женщины. А он по ее глазам прочитал, что она сама в это не верит. В тот день, когда он нашел в спальне Мэдди импровизированный тайник своей покойной жены, Даг поставил последние подписи на договоре о продаже квартиры, пожал руку риелтору, миловидной блондинке средних лет, которую, будь он свободен, непременно пригласил бы куда-нибудь вечером (а она была бы совсем не против – сообщили ему ее глаза и улыбка), и в последний раз обошел дом, где прожил почти год, но который так и не стал его домом в истинном значении этого слова. Он останавливался в каждой комнате, не задерживаясь подолгу ни в одной из них. Пустая квартира, из которой вывезли почти все их вещи, словно затаилась в ожидании новых жильцов. Было странно смотреть на стены, с которых сняли любимые Кэрол картины, видеть зияющие пустоты там, где привычно стояли стол или шкаф, или обитый бархатом стул… Даг понимал, что никогда больше не переступит порог этой квартиры, и при этой мысли его с головой накрывало теплой волной облегчения. «Все закончилось, – думал он, с легким удивлением дотрагиваясь до темного пятнышка на обоях, вспоминая, как полгода назад ручонка Мэдди выбила у него из рук чашку с кофе. Они смеялись тогда, он и Кэрол, и со стороны, все трое, они наверняка выглядели счастливой и настоящей семьей. – Теперь все действительно закончилось». Совсем скоро старые обои переклеят, стирая вместе со следами пролитого кофе прочие свидетельства их жизни в стенах этого дома. Ему не было жаль покидать их с Кэрол квартиру, но вместе с тем он испытывал смутное, едва ощутимое чувство, которому не мог подобрать подходящее название. Ностальгия? Да, это слово лучше всего передавало его состояние, хотя и не вмещало в себя все оттенки владеющих им эмоций. Большой этап его жизни был завершен. И как бы ни рвался он каждой своей клеточкой в новую жизнь, как ни стремился раз и навсегда захоронить эту часть своего прошлого на задворках памяти, Даг сознавал, что в глубине его души что-то отчаянно сопротивляется уходу из этой квартиры. Здесь, в этом доме, он впервые увидел улыбку дочери, здесь она сделала свой первый в жизни неуверенный шажок, сжимая пальчиками его руку. Он вошел в спальню, постоял на пороге и, резко развернувшись, вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Пока Кэрол была жива, в этой комнате незримо ощущалось присутствие и той другой Кэрол, которую он потерял, но с образом которой так и не сумел расстаться. Он хранил ее, но не в своем сердце – метафора, которую снова и снова тиражируют поэты-песенники; его Кэрол жила в этой спальне. А теперь у него не осталось и этого. Была просто комната. Комната, которая когда-то была его спальней. Четыре стены и большое окно. Плюшевый ковер с четырьмя круглыми следами-углублениями от ножек еще недавно стоявшей на нем кровати; новые хозяева наверняка поспешат от него избавиться. Выцветшие в некоторых местах обои. Опустошенный массивный шкаф, в былые времена возвышавшийся над их супружеским ложем, а сейчас вызывающим недоумение атавизмом застывший в углу покинутого людьми помещения. Едва открыв дверь спальни, Даг понял, что его храм опустел. В нем не было даже тени от тени его возлюбленной. Словно вместе с вещами из комнаты вынесли его воспоминания. Ощущение пустоты, которую не сумеют заполнить ни любовь к другой женщине, ни годы счастливой жизни, ледяными пальцами сдавило его сердце. И тогда он направился в детскую, единственное место в доме, где он бывал по-настоящему счастлив. Единственное место, способное хотя бы временно, но излечить его тоску. А под кроваткой Мэдди, которую со дня на день должен был забрать недавно ставший отцом его приятель из хирургии, Даг и нашел тайник Кэрол. Склонившись посмотреть, не завалялась ли в темном углу игрушка Мэдди, он заметил странно топорщащийся в одном месте ковер, и минуту спустя, шокированный своей находкой, сжимал в руках толстую тетрадку, украшенную россыпью стразов и блестящей фольгой. – Она знала о нас, Даг, – сказала Керри и обхватила себя за плечи руками. – Она знала, кто мы… кем мы не были. Даг обнял ее, и она благодарно спрятала лицо у него на груди. – Мне кажется, я чувствовал это с самого начала. Но я не позволял себе думать об этом, – через силу проговорил он. Больше всего на свете ему хотелось сменить тему, попросить ее замолчать, но… Керри нуждалась в этом разговоре, поэтому, усадив ее рядом с собой на кровать, Даг заглянул ей в лицо и сказал, – что ты узнала? И она начала говорить, сначала медленно, с видимым усилием подбирая слова, но с каждой произнесенной фразой темп ее речи становился все быстрее и быстрее, а слова отскакивали от ее губ, словно мячики… и неизменно попадали в цель. – Она… ты, наверное, сам это видел… ты же листал ее дневник… она просто записывала события, иногда описывала свои мысли. Ты прав, читать ее записи, все равно, что раскапывать ее могилу… или глумиться над ее телом. И я вряд ли сумею отмыться… теперь… от того, что я сделала, – глаза Керри остановились на его лице. Мучительное мгновение он был уверен, что она заплачет, но она отвернулась и продолжила говорить. – Она… Кэрол… Кэрол написала, что знает, что не обладает талантом писателя. И ты знаешь, я с ней согласна. Ее дневник было трудно читать. Я… я пролистывала целые страницы. Пыталась убедить себя, что делаю это из этических соображений, но на самом деле читать ее сумбурные мысли… написанные этим птичьим… детским языком… это было скучно, Даг. Не страшно, не стыдно, не отвратительно… просто скучно. Я сама себе кажусь последней сукой из-за того, что я говорю это… тебе… но я просто хочу быть честной. Знаешь, я только сейчас, когда прочитала ее дневник, поняла, почему они прижились в этом мире. Это было так очевидно, но я осознала это только сейчас. Они посчитали этот мир своим, потому что изначально жили в таком же пряничном домике! Мир кукол Барби… я не знаю, как еще его называть. Так… так нельзя, – пальцы Керри, лежавшие в его руке, с силой сжались, и Даг стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. – Я знаю, что не имею права ее судить. Или осуждать. Это их мир. Их образ жизни. Но я читала ее дневник… и я не могла не презирать ее за то, что она писала. Ведь не смотря ни на что… где-то в глубине души я все равно принимала ее за Кэрол. Это дико звучит, но ты, наверное, меня поймешь. Да что там… только ты и можешь меня понять! Губы Дага слились в одну тонкую линию, он сжал зубы – только теперь не от боли. Он понимал, понимал все, о чем она говорила. И это было сродни изощренной пытке. Даг любил ее, он по-настоящему любил эту женщину. Он хотел, чтобы она была счастлива. И он сделал бы все, чтобы ее защитить. Однако ему приходилось прилагать поистине нечеловеческие усилия, чтобы сдержать себя и не заставить ее заткнуться. Она облекала в слова самые черные его мысли. Мысли, которые он отчаянно пытался скрыть от себя… и уж точно он не хотел посвящать в них другого человека, а особенно Керри – и он всего себя положил на то, чтобы выглядеть лучше в ее глазах… хорошим. Для нее он всегда хотел быть и оставаться хорошим. Вот только разве хорошие парни врут самим себе? Или любимым женщинам? «Да, Керри, я тоже не стал читать ее дневник не из этических соображений. Она была мне противна. И меня тошнит как от нее самой, так и от тех мыслей, которые она записывала. Она умерла, и мне должно быть больно из-за ее смерти. Но ты и представить себе не можешь, какое облегчение я испытываю каждое утро, когда просыпаюсь и вижу рядом с собой тебя, а не ее. И иногда я думаю, что, если бы ты решила бросить меня, а Кэрол и Лука не умерли, я взял бы свой пистолет и… я говорю себе, что не смог бы ее убить. Я врач, а она была Кэрол. Но, Господи, с каким наслаждением я бы нажал на курок! И я не знаю, смогла бы ты продолжать меня любить, если бы я рассказал тебе о своих мыслях. Иногда мне кажется, что смогла бы… а иногда… иногда, что нет», – подумал он, ощущая уже привычное, а от того еще более пугающее и омерзительное, чувство презрения к самому себе… ненавидя себя и свои мысли. Видимо ненависть отразилась в его взгляде, потому что Керри осторожно высвободила свою руку из его ладони и отодвинулась от него к краю кровати. Ее руки обвились вокруг живота, как если бы она хотела защитить от него ребенка, и этот бессознательный жест Керри по-настоящему напугал его. Она словно почувствовала исходящую от него угрозу. Он хотел успокоить ее, хотел сказать, что ничто и никогда не заставит его причинить вред ей или ее ребенку, но лишь плотнее сжал губы, боясь тех слов, что могли с них сорваться, стоило ему открыть рот. – Этот дневник окончательно убил для меня Кэрол, – поколебавшись доли секунды, Керри решилась продолжить свой рассказ. Даг на мгновение закрыл глаза и мысленно досчитал до десяти. Теперь он не просто жалел, что отдал Керри чертов дневник, он понял, что это было ошибкой. Их совместная жизнь началась с трагедии, и они только-только начали отходить от череды потерь и несчастий. А он вместо того, чтобы наслаждаться долгожданным семейным счастьем, притащил беременной женщине дневник своей мертвой жены, которая, возможно, описывала в нем подробности своего романа с мертвым мужем Керри. «Черт, даже в мыльных операх забраковали бы такой сюжет! Как одновременно избитый и неправдоподобный», – пронеслось в его голове, и он едва сдержал нервный смешок. – Я понимаю, о чем ты говоришь, – заставил себя произнести Даг. Отступать было поздно. Хотел он того или нет, Керри прочитала этот дневник, и ей нужно было выговориться. – Каждый прожитый день рядом с этой женщиной убивал для меня Кэрол. – Она была совсем другой, эта Кэрол. Она не любила свою работу. Она даже не любила своего мужа… так, как Кэрол любила тебя. Их воспитывали по-другому. Муж был нужен для статуса, для обеспечения достойной жизни… но я не прочитала ни слова о любви! Ни единого слова… И пусть записи в дневнике начинаются уже после их возвращения из путешествия по мирам, я не уверена, что слова любви были написаны в ее предыдущем дневнике после знакомства с твоим двойником. Она была насквозь фальшивая, эта женщина. Да, я тоже притворялась женой постороннего человека, но я хотя бы терзалась угрызениями совести! А она просто писала о своих сомнениях. Констатировала факты. Ты выдал себя, с головой выдал – своими жестами, своими словами… всем, что было несвойственно ее мужу. Но по-настоящему она поняла, что случилось непоправимое, когда увидела нас в парке. Тебя, меня и Уолтера. Сначала она решила, что у нас наконец-то случился роман, о котором они все подозревали. У наших двойников, в отличие от нас, были… были… – Более чем теплые взаимоотношения, – подсказал Даг, невольно вспоминая о ненависти в глазах Кэрол, когда она говорила – «Ты всегда и везде готов защищать свою дорогую Керри» – о двойнике Керри. И это были не самые приятные воспоминания. Оставалось надеяться, что история Керри близилась к завершению, чтобы можно было устроить повторные двойные похороны. Даг поклялся себе, что сделает все, чтобы избежать еще одной эксгумации. Перед его глазами, словно мираж, возник образ маленьких детских ножек, бегущих по саду в тени шелестящих листвою деревьев. «Мы уедем отсюда, – думал он, слушая Керри. – В конце концов, чтобы попасть в новый мир не обязательно прыгать в воронку. Мы сами в состоянии построить тот мир и ту жизнь, в которой будем счастливы. А прошлое со всеми покойниками и мрачными историями останется здесь». Он представил их с Кэрол квартиру, в которую, как он знал, уже заселились новые жильцы. Их полное смерти и запустения жилище не могло не возродиться с приходом под свои обновленные стены новой жизни. Даг думал о детском смехе, который вновь зазвучал в бывшей спальне Мэдди, думал о людях, пьющих чай в их маленькой кухне, думал о переменах, которые привнесли в интерьер дома его нынешние хозяева, и внезапно его охватило сильнейшее возбуждение. Впервые он поверил – по-настоящему поверил – что все будет хорошо. У них получится. В том ли месте, что он выбрал для них, или в каком-то другом, их семью ждут перемены и возрождение. – Кэрол написала, что мы были другими. Там, в парке, она увидела двух незнакомцев, – история Керри стремительно двигалась к кульминации. Она говорила торопливо, будто боялась не успеть за своими мыслями. – Пришельцев с другой планеты, – она усмехнулась и тут же продолжила, – пришельцев, у которых были более чем теплые взаимоотношения. Она написала, что ненавидит Керри. Кем бы ни была эта женщина, она ее ненавидит. На этом месте мне захотелось захлопнуть этот дневник… и сжечь его, словно через него Кэрол могла дотянуться до меня из могилы. Знаю, как дико звучат мои слова, но, когда читаешь дневник мертвого человека, который пишет, как сильно он тебя ненавидит, логика волей-неволей начинает отказывать. Но я не захлопнула дневник и не сожгла его. Я прочитала о том, как начался их роман. Она хотела сказать Луке правду. Но побоялась, что он ей не поверит. И знаешь что? Он не поверил бы ей. В мире, откуда мы пришли, мой муж мне не поверил. А он любил меня и верил мне – так, как Кэрол с ее логикой и стремлениями Барби даже не снилось! Лука не поверил бы ей. И она это знала! Керри перевела дыхание и замолчала, собираясь с мыслями. Почувствовав знакомый укол ревности, Даг положил руку ей на колено. Керри подняла на него взгляд, и Даг понял, что она верно истолковала значение этого собственнического жеста. Он смущенно улыбнулся, но не убрал руку. Керри улыбнулась в ответ и накрыла его ладонь своей. – Я избавлю тебя от подробностей, – сказала она, и Даг облегченно вздохнул. Подробностей с него было более чем достаточно. – Она сказала Луке, что думает, что у ее мужа роман с его женой. Вот в это он мог поверить. Если бы эта маленькая сучка знала, в какой ад он превратил мою жизнь… как бы она была счастлива! Но она не знала. Он убеждал ее, что между Керри и Дагом может быть только дружба: «Ведь Даг так тебя любит!» Зато я поняла, на что купился мой муж. Видимо, она выглядела такой потерянной и беззащитной, что такой человек как Лука не мог перед ней устоять. Тем более что дома его ждала холодная стерва, которая даже не пыталась притвориться, что любит его. – Керри… – Даг притянул ее к себе и прикоснулся губами к ее щеке. Ему показалось, что погруженная в свои мысли она не заметила его поцелуй. Он вздохнул и продолжил. – Они оба мертвы. Сейчас уже ничего не изменишь. – Я знаю, – она тряхнула головой, словно сбрасывая с себя злые чары. – Заканчивается дневник ее размышлениями о том, что Лука никогда не оставит свою жену, какой бы невыносимой сукой она ни была. Кэрол думала, что он не оставит меня из-за сына. Только я знаю, что он меня любил. Он сам мне об этом сказал. И Уолт был ни при чем. Может, Лука и думал о том, чтобы оставить меня ради Кэрол, но только не в то утро. Не в утро, когда их убили! Люди могут врать, я знаю. Я сама столько времени жила в постоянной лжи. Но я знаю, что он любил меня. Понимаешь? Я это знаю! – голос Керри сорвался на крик и, закашлявшись, она отвернулась. Даг знал, что она пытается убедить не его, а себя; ее горячность была красноречивее слов. Однако, по иронии судьбы, на вопросы Керри – «С кем бы он остался?», «Кого он любил?» – дать ответы мог только дневник Ковача. Но представить себе мужа Керри, записывающего в тетрадку, усеянную стразами, свои любовные переживания, можно было разве что в горячечном бреду. Ковач не вел дневник. И они никогда не узнают правду. – Милая, ну, конечно же, он любил тебя, – попытался ее утешить Даг, но она молча покачала головой. Он подчинился и замолчал. Живой или мертвый, Ковач навсегда останется частью ее жизни, и с этим Даг мог смириться. Но с тем, что его соперник два месяца спустя после своей смерти продолжает отравлять жизнь женщине, которую он любил – которую, скорее всего, они оба любили! – примириться было куда труднее. «Невозможно», – подумал Даг. И, к сожалению, что бы он ни сказал, что бы он ни сделал, этого не было бы достаточно. У него не было ответов на вопросы Керри, а значит, он ничем не мог ей помочь. – А, может быть, я только думаю, что знаю… – тихим голосом произнесла Керри. Ее запал угас. Она сидела рядом с ним и выглядела такой грустной и потерянной, что от жалости у него защемило сердце. – Чем больше времени проходит, тем меньше становится моя вера. Мне кажется, что я помню… но, может быть, я все придумала? Одного утра недостаточно, чтобы все изменить. Да, он сказал мне, что любит меня… но, может быть, он говорил это всем женщинам, с которыми спал? Почему я решила, что у него была только Кэрол? Потому что я его знаю? Это смешно! Ни черта… я ни черта про него не знаю! А хуже всего, что я сама не понимаю, почему я продолжаю об этом думать… Я мучаю тебя, я мучаю себя… и так может длиться вечно! – Керри закрыла глаза, и по ее щеке потекла одинокая слезинка. Даг протянул к ней руку, но на полпути отдернул ее назад. Он хорошо знал Керри и понимал, что его жалость возымеет обратный эффект: она отстранится от него и замкнется в себе. Поэтому он продолжал молча следить за тем, как слезинка медленно скатывается с ее подбородка, оставляя за собой поблескивающую в свете лампы мокрую дорожку; и чувствовал себя беспомощным и несчастным. – И Кэрол, – заговорила Керри, когда Даг, наконец, решился сменить тему и показать ей письмо и фотографии дома, в котором они могли бы укрыться от не желающего оставлять их прошлого. – Кэрол, Даг… какой бы мразью она ни была, она ведь была очень красива. По-настоящему красива! Впрочем, что я тебе об этом говорю! И… как я могла всерьез поверить его словам? Он ни за что бы ее не бросил! Какой мужчина в здравом уме выберет меня?! – Я тебя выбрал, – сказал Даг, и она вскинула на него удивленный взгляд. С минуту они молча смотрели друг на друга, а потом одновременно выдохнули и рассмеялись. – Господи, прости… – прошептала Керри, продолжая смеяться непривычно тихим смущенным смехом. – Я в шоке от того, что наговорила тебе… Я не собиралась говорить о Луке. Пожалуйста, поверь мне… я… я просто хотела рассказать тебе, о чем она писала в своем дневнике. – Ты просто устала, – сказал Даг и, наклонившись, поцеловал ее в губы. – Если бы ты имела возможность заниматься любимым делом… – То у меня не осталось бы времени на чтение чужих дневников и самокопание? – закончила за него Керри. Она больше не выглядела расстроенной, и ее смех обрел прежнюю силу. – Наверное, ты прав. Но ты не поверишь, мне нравится моя жизнь. Нравится быть матерью. И то, что у меня есть возможность и время видеть, как они оба растут… быть рядом. Нет, я не сошла с ума и не превратилась в другого человека, – она улыбнулась. – Я не собираюсь быть домохозяйкой всегда. Рано или поздно, но ты найдешь для нас новую работу и дом. – А что если я скажу тебе, что уже нашел? – спросил Даг, не веря, что, наконец, говорит об их будущем, а не о любовных привязанностях умерших людей. Пройдя в гостиную, Даг захватил ноутбук и вернулся в спальню. – Это небольшой городок на юго-восточном побережье Англии. Сидмут. Он всего в паре часов езды от Лондона. Есть пляжи, магазины, школа… Судя по фотографиям, там очень красиво. И самое главное, они построили новую современную клинику. И подбирают в нее персонал. – Сидмут, – повторила Керри, словно пробуя слово на вкус. – Значит, Англия? В ее глазах не отразилось и тени сомнения – только надежда и легкое удивление, но Даг чувствовал себя так, как если бы сдавал сложный экзамен. Пытаясь подобрать правильные слова, он замолчал, собираясь с мыслями, когда в наступившей тишине прозвучал голос Керри. – Покажи, – просто сказала она. Он настолько был готов к обороне, уверенный, что у нее найдутся сотни аргументов – дожди, туманы, сырой климат, люди, такие же скучные, как Элизабет, английский футбол, бесконечные и непонятные «файф-о-клок» – против переезда в страну Туманного Альбиона, что по инерции забормотал что-то в защиту запавшего ему в душу варианта. И только когда она, рассмеявшись, положила руку ему на плечо, Даг заставил себя замолчать и включил ноутбук. Пока Керри читала письмо и рассматривала фотографии, тишина нарушалась лишь одиночными комментариями Дага: «Побережье», «Школа», «Просторный двор», «Больница». Фотографии последней Керри изучала дольше всех остальных, что не могло укрыться от Дага, внимательно следившего за ее реакцией. Он знал, что правильно истолковал значение ее взгляда, и ему не нужно было задавать вопросы, чтобы узнать, о чем она думала. Керри мечтала вернуться на работу. Что бы она ни говорила, что бы она ни думала и во что бы она сама ни верила, Даг понимал, как она устала от вынужденного бездействия. Впрочем, назвать «бездействием» развернутую ею бурную деятельность можно было разве что в шутку. Она демонстрировала ему достижения подрастающей Мэдди с видом тренера, чья подопечная спортсменка выиграла очередную Олимпиаду, готовила виртуозные ужины, переделывала что-то в доме, начала обучать Уолта французскому, научилась вязать и почти довязала для него свитер с орнаментом в настолько сложносочиненные ромбы и треугольники, что невозможно было поверить, что еще месяц назад Керри не имела представления ни о спущенных петлях, ни о видах пряжи и не держала в руках спицы. И если поначалу Дага пугали объемы и качество проделанной ею за день работы, то уже пару недель спустя он втянулся и шел домой, словно на премьеру увлекательного фильма, с интересом гадая, куда сегодня она приложит свою кипучую энергию. При этом Керри неважно себя чувствовала и из-за беременности часто и подолгу отдыхала, пока дети спали или находились под присмотром няни. Ему страшно было представить, какие горы она смогла бы свернуть на поприще ведения домашнего хозяйства, если бы могла действовать в полную силу! – Они предлагают женщине такой высокий пост? – разглядывая фотографию фасада небольшой, по сравнению с привычной им Окружной больницей, провинциальной клиники, спросила Керри. – Их впечатлил твой опыт и стаж, – сказал Даг, чувствуя, что как никогда близок к победе, но все еще боясь неосторожным словом спугнуть удачу. – Слава богу, что она была увлечена не только личной жизнью, но иногда отвлекалась и на карьеру, – с презрением в голосе произнесла Керри. Даг знал о ее отношении к своему двойнику, поэтому не удивился ее словам. По-честному, он и сам был не в восторге от местной Керри: как и большинство знакомых ему в этом мире женщин он считал ее расчетливой, бездушной и поверхностной. Керри называла этот мир «пряничным домиком кукол Барби», и Даг не смог бы подобрать ему лучшего названия. – Самое главное, они готовы ждать до рождения ребенка, – медленно проговорил Даг и понял, что пришло время вытащить главный козырь. – Когда мы немного освоимся на новом месте, ты могла бы еще до родов изучить устройство этой больницы. Посмотреть административные бумажки… Думаю, они были бы заинтересованы в этом не меньше тебя, учитывая, сколько привилегий они готовы нам предоставить и сколько готовы ждать. По всей видимости, у них серьезный напряг с хорошими специалистами. Рука Керри взметнулась вверх, и она осторожно прикоснулась к экрану. – Господи, Даг, я боюсь сглазить, но… – она обернулась к нему, и Даг готов был поклясться, что никогда прежде он не видел на ее лице похожего выражения абсолютного детского восторга… ему на ум пришло единственное сравнение: точно с таким же лицом Уолт показывал ему сложенные из разноцветных кубиков капители и машикули, – это оно. – Солнышко, ты действительно соскучилась по работе, – сказал он, и они оба расхохотались. Поставив ноутбук на прикроватный столик, Даг взял руки Керри в свои и заглянул в ее лучащиеся счастьем глаза. – Забавно, что меня покорил дом, а тебя осчастливила фотография больницы. – Нет, дом, он… дом тоже, Даг, но… если бы ты знал, как я хочу… – бессвязно заговорила Керри, но, запнувшись к середине фразы, сказала явно не то, что собиралась, – поскорее уехать отсюда. – Чтобы снова начать работать. И можешь перестать притворяться, тебя можно читать как открытую книгу, – Даг улыбнулся, с удивлением отметив, что она даже не попыталась изобразить гнев или обиду, настолько была увлечена его новостью. Он мог поклясться, что мысленно она уже по-хозяйски расхаживала по территории приемного покоя, фотография которого ее особенно заинтересовала. И если для него символом приближающейся новой жизни стал шелест цветущих – пока только в его воображении – фруктовых деревьев, то для Керри олицетворением всех чаяний и надежд обернулась фотография с изображением улыбающихся людей в белых халатах на фоне регистрационной стойки приемного покоя провинциальной английской больницы. Даг представил себе Керри, которая, словно выпущенный на свободу заключенный, с маниакальным энтузиазмом впрягается в работу заведующей приемного, и понял, что в созданную его воображением картинку их семейной идиллии придется вносить существенные коррективы. Не то чтобы он имел что-то против работающих женщин – особенно если женщина по-настоящему любила свою работу – но Даг достаточно долго прожил в этом мире, чтобы его представления о «правильном» и «неправильном» подверглись серьезным изменениям, так же как и его привычки. Почти год он возвращался с работы домой, где его ждали накрытый стол и встречающая своего мужчину улыбающаяся женщина, настоящая хранительница очага, по мановению руки создающая домашний уют и атмосферу семейного счастья. К хорошему привыкают быстро, и если в каждом действии и улыбке Кэрол Даг чувствовал старательно скрываемые фальшь и неприязнь, то с Керри, которая всю свою нерастраченную энергию вкладывала в заботу о нем и детях, он был по-настоящему счастлив. Если бы он любил ее меньше, он сделал бы все возможное и невозможное, чтобы оставить ее дома, но… Даг понимал, что означает для столь деятельного человека, как Керри, заточение в четырех стенах. Она была бы несчастна. Может быть, не показывала бы виду. Может быть, срывала бы зло на нем или детях. Достаточно было взглянуть в ее огромные в пол-лица глаза, чтобы понять, насколько она устала от роли домохозяйки: всего лишь три не самые удачные фотографии маленькой клиники в богом забытом курортном английском городке смогли вызвать у Керри поистине сумасшедший восторг. – На следующей неделе я возьму пару отгулов и поеду разведать ситуацию. Маленький плюс этого мира – в нем нет этого жуткого засилья бюрократов. Я выяснял, для переезда в Англию всей семьей понадобится совсем немного бумажек и времени, – сказал Даг, сознавая, что готов принести в жертву свои привычки и удобство. Прислугу всегда можно было нанять, а вот счастливую улыбку любимой женщины нельзя было купить ни за какие деньги. – Я возьму с собой видеокамеру. И ты своими глазами сможешь увидеть дом… и больницу своей мечты. – Возьми с собой Уолта! – Керри буквально трясло от возбуждения. – Путешествие пойдет ему на пользу. Вы сможете пообщаться. И еще больше сблизиться. И, кроме того, новый дом должен понравиться и ему. Он тоже имеет право участвовать в принятии судьбоносных для всех нас решений. Ну, или, – она лукаво улыбнулась и подмигнула Дагу, – верил, что он принимает эти решения. – Ага, а ты получишь возможность пару деньков отдохнуть от его машикулей! – засмеялся Даг, и впервые ему пришло в голову задать вопрос. – А ты имеешь хотя бы малейшее представление, что это, черт возьми, за штука? Керри подняла на него недоуменный взгляд. – Понятия не имею. Я думала, ты его ему научил… – Хм, – Даг задумался, пытаясь вспомнить содержание настольной книги Уолта. – Может быть… – Наверное, что-то связанное с крепостью? – предположила Керри, на что Даг мог только пожать плечами. Не смотря на то, что вместо сказки на ночь он уже месяц читал Уолтеру перед сном учебник по средневековой архитектуре, его мозг неизменно вымарывал из памяти малоинтересные и труднопроизносимые термины. – Он обрадовался твоим кубикам? – Подпрыгивал от восторга, – улыбнулся Даг и, не сдержавшись, добавил. – Прямо как ты, когда увидела фотографию этой больницы. – Слушай, я тут подумала… чем черт не шутит, может быть, у него, правда, талант архитектора? – Придется немного подождать, чтобы это понять, – ответил Даг, который и сам на протяжении последнего месяца все чаще фантазировал о будущих грандиозных постройках Уолтера, в его мечтах неизменно приносящих ему богатство и славу. – Хотя пока мне представляется, что его главный талант – это изводить нас этими жуткими словами! Одни машикули чего стóят! – Да тебе же самому это нравится, – сказала Керри, на ее губы легла нежная улыбка. – Ты в восторге от всего, что бы он ни сделал. – А ты думаешь, он когда-нибудь будет называть меня папой? – спросил Даг, прежде чем успел себя остановить. Если бы ее улыбка не усыпила его бдительность, он никогда не произнес бы вслух вопрос, который боялся задать самому себе. И он не хотел, чтобы Керри знала, что его это волнует. Хотя, конечно, она знала, о чем и сообщили ему ее глаза, в которых не было удивления, только понимание и затаенная печаль. «Как же хорошо ты меня знаешь, что я практически не могу тебя удивить?» – подумал он, глядя, как на лице Керри появляется знакомое ему грустно-задумчивое выражение. Он знал, о ком она думает, но злиться можно было только на самого себя. Он сам своим вопросом заставил ее вспомнить о Коваче… о котором Даг так страстно мечтал забыть! – Придется немного подождать, – Керри повторила недавно произнесенную им фразу. – Только не предлагай ему и не настаивай. Пусть сам решит. В любом случае мы должны сохранить его память о Луке. Он был его отцом. Очень хорошим отцом. И они оба этого заслуживают. Лука, он… он его так любил… Даг стиснул зубы, боясь, что с его губ сорвутся слова, которые причинят боль Керри, испортят трогательный момент, а что еще хуже лишат его ее доверия. Этого он боялся больше всего. Разочаровать ее. Сделать или сказать что-то, что разрушит их близость, а именно ее он и полагал главным достижением в их отношениях. Никогда прежде и ни с одной женщиной у него не было ни подобной близости, ни хотя бы вполовину такого же безоговорочного доверия, что связывало его с Керри. Даже с Кэрол. Может быть, потому что они были моложе, а, следовательно, более бескомпромиссными и безжалостными к себе и друг к другу? И хотя он всегда старался щадить ее чувства, Даг хорошо понимал, как ранили порой его слова и какую боль причиняли его поступки. А она никогда не оставалась в долгу и тоже била в самое уязвимое место. Он мысленно усмехнулся, вспоминая, какими максималистами были они в начале своих отношений… и как быстро жизнь обтесала их и привела в чувства. Они оба изменились, но возможно слишком поздно: оба привыкли хранить в себе самые сокровенные желания и мысли, словно страшась быть высмеянными или непонятыми. Он любил Кэрол и готов был отдать за нее свою жизнь. Но… только в отношениях с другой женщиной он до конца осознал, что настоящего доверия между ними так не возникло. И не нужно было глубоко копать, эта очевидная истина лежала прямо на поверхности. Он и Кэрол хотели детей и много говорили на эту тему… пока не прошло достаточно времени с момента их первой попытки, чтобы понять и примириться с фактом: у них есть проблема. И тогда они перестали говорить о детях. Вообще перестали. Каждый вынашивал в себе свои страхи, старательно оберегая их друг от друга. А пропасть между ними ширилась с каждым днем, и иногда в его голову приходила мысль, до каких размеров она смогла бы вырасти, прежде чем их стало бы тошнить друг от друга? Но Кэрол забеременела, и, к счастью, они этого не узнали. Со спокойной совестью можно было продолжать делать вид, что никакой проблемы никогда не было, что у них вообще никогда не было проблем. А потом Даг провалился в воронку, и с проблемами было покончено – теперь уже раз и навсегда. У него остались только воспоминания… и тот бесценный опыт, который, как он хотел верить, сможет уберечь его от повторения прошлых ошибок. Он посмотрел на Керри. Закусив губу, она сидела очень прямо, словно примерная ученица во время опроса невидимого учителя, и невидящим взглядом смотрела на противоположную от кровати стену. Даг наклонился и осторожно подул ей в затылок. Сначала она ничего не заметила, а затем вздрогнула и обернулась. – С возвращением, – он улыбнулся ей, и она ответила ему смущенной полуулыбкой. – Прости, я… я задумалась, – сказала она, и по ее взгляду Даг понял, что меньше всего на свете ей хотелось посвящать его в свои мысли, но он слишком хорошо помнил, к какой пропасти привело их с Кэрол нежелание делиться друг с другом своими чувствами и замалчивание проблем. – Ты опять думала о том, что мы украли их жизни? – спросил Даг и вздохнул, увидев, как изменилось ее лицо. Он снова оказался прав, но с какой радостью он предпочел бы ошибиться! – Малыш, ну зачем ты продолжаешь над собой издеваться? – Тебе, наверное, кажется, что я придумываю себе проблемы? – с кривой усмешкой произнесла Керри и, не дожидаясь его ответа, добавила. – Что ж, может быть, ты и прав. Только все равно это не выглядит красиво – то, что случилось. – А я тебе уже говорил и повторю еще столько раз, сколько потребуется. Пока ты, наконец, не запомнишь, – Даг попытался ласковыми интонациями смягчить резкость своих слов, подозревая, что она все равно на него обидится. Но, черт возьми, он на самом деле не мог больше слышать бред, который она вбила себе в голову! Когда пару недель назад Керри впервые сказала: «Иногда мне кажется, что мы – два паразита, которые вторглись в жизни других людей, разрушили их до основания, а потом забрали их себе – все до последнего: и детей, и дома, и все их имущество», Даг не разозлился, а постарался переубедить ее и утешить. Во второй раз Керри озвучила эту мысль другими словами, но смысл оставался тем же; и тогда он почувствовал легкое раздражение. На третий раз он сорвался, наговорил лишнего, и она долго плакала, а Даг утешал ее, ощущая себя последним подонком. Но он и подумать не мог, что будет четвертый раз. А потом и пятый. Мысль, словно растение-сорняк, пустила корни, и Керри продолжала изводить себя, уже не облекая свои переживания в слова, чтобы не расстраивать его или вновь ненароком не вызвать его ярости. – Даг, не нужно по сто раз повторять одно и то же, – злым голосом произнесла Керри. – Я знаю, что ты думаешь о моем чувстве вины. Ты это предельно ясно мне объяснил. «Дерьмо собачье», так ты его назвал? – она попыталась встать, но Даг удержал ее за руку. – Мы не будем ссориться. Ты меня поняла? – взяв ее за плечи, он развернул Керри к себе. – Если ты хорошо подумаешь, ты сама поймешь, что твое чувство вины и есть тот паразит, о котором ты говоришь. У меня оно точно такое же. Думаешь, я не виню себя за то, что случилось? И за воронку, потому что я, взрослый мужчина, не смог тебя удержать. И за то, что из-за моей «гениальной» идеи мы оба вынуждены были жить с чужими людьми, которых мы не любили и которых мы делали несчастными. И, по-твоему, я не виню себя за то, что не поставил на место этого ублюдка, который раз за разом, снова и снова поднимал на тебя руку?! И не говори мне, что ты сама заслужила, или что в этом не было моей вины! – Ты делаешь мне больно, – сказала Керри, и Даг ослабил хватку, но не выпустил ее плечи. Она попыталась высвободиться из его рук, но он заглянул ей в глаза и медленно покачал головой. Только тогда она смирилась и перестала дергаться. – Даг, я понимаю все, о чем ты говоришь. И я, правда, стараюсь не думать об этом. И уж тем более я не хотела и не хочу говорить об этом с тобой! Уже ничего не исправить, но… – В точку, лапочка! – перебил ее Даг, незаметно для себя повышая голос. – Ничего. Уже. Не исправить. И знаешь, куда нужно засунуть это твое «но»?! – Ненавижу, когда ты меня так называешь, – вдруг улыбнулась Керри, и он с удивлением поймал себя на мысли, что больше не испытывает ни злости, ни раздражения. – Я не буду извиняться. И обещать, что не буду больше об этом думать, тоже не буду. Но я не хочу, чтобы мы ссорились. Мне не нравится, когда ты на меня злишься, – она пошевелила рукой, и когда он разжал пальцы, отпустив ее плечо, с нежностью погладила его по щеке. – Я люблю тебя, и ты прав, мы не будем ссориться, – губы Керри мягко коснулись его щеки в том месте, где секунду назад до нее дотрагивались ее пальцы. – Только не сегодня. Не сегодня, потому что я верю, я впервые по-настоящему поверила, что мы, наконец, нашли то, что искали. И что наши призраки с нами не поедут. Здесь их мир и их дом. Вот здесь они пусть и останутся! – Тогда не пакуй с собой и чувство вины, – попросил ее Даг. Он старался сохранить серьезное выражение лица, но она улыбалась ему, и его губы сами собой расползались в ответной улыбке. Сдавшись, он рассмеялся и, притянув ее к себе, поцеловал в основание шеи. – Я не хочу, чтобы ты страдала. И меня убивает ощущение собственной беспомощности, потому что я ничего не могу сделать, чтобы облегчить твою боль… – прошептал он, уткнувшись лицом в ее плечо. – Ты делаешь, Даг, – Керри взяла в руки его лицо и, встретившись с ним взглядом, горячо продолжила, – каждый день ты спасаешь меня. Вытаскиваешь из того ада, куда я сама себя загоняю. Может быть, у меня, правда, много свободного времени. Может быть, я человек с самой гипертрофированной совестью на свете, – она улыбнулась, и Даг заворожено кивнул в ответ. Прошло уже достаточно времени с момента, как они начали тайно встречаться, и вот уже два месяца вместе жили, но каждый раз, когда Керри смотрела на него так, как сейчас – взглядом, полным благодарности, нежности и любви, он ощущал себя мальчиком, впервые добившимся взаимности любимой девушки. Словно под гипнозом ее глаз, он лишался главной своей защиты – возможности обратить в шутку любой, даже самый тяжелый разговор, он терял волю, он не знал, куда деть руки и что говорить. Когда-то похожие чувства вызывала в нем близость Кэрол, но Даг не мог с уверенностью сказать, так ли это было на самом деле. Как будто бы вместе с женой в том мире, где они так недолго были счастливы вместе, остались и все его воспоминания о ней. Его истинные воспоминания. Потому что все, что он помнил, словно подернулось пленкой тумана, сквозь которую проглядывали лишь искаженные силуэты, и невозможно было отличить реальность от псевдовоспоминаний – его кошмаров, порожденных ложной памятью. Привычно он винил в этом двойника Кэрол, за привычками и детским лексиконом которой потерялись жесты и любимые фразы его жены. Но порой Даг думал, что дело было вовсе не в Кэрол, что, возможно, его организм включал защитные механизмы, чтобы уберечь его от воспоминаний, которые в конечном итоге могли свести его с ума. Он пристально посмотрел в глаза Керри и почувствовал привычный укол страха за эту одновременно хрупкую и невероятно сильную женщину. Ее защитные механизмы явно не срабатывали. Она помнила все о Луке, за которого вышла замуж, ее память не выбраковывала изматывающие воспоминания о его двойнике… и он мог бы, очень хотел посмеяться над ее шуткой о гипертрофированной совести, но только никакой шутки тут не было, и быть не могло. Она привыкла брать на себя ответственность – за все и за всех. Так было и когда они вместе работали, так было и когда они путешествовали по мирам, Дагу казалось, что так было всегда. С самого их знакомства эта черта ее характера более всего выводила его из себя, но именно за нее он уважал эту женщину, а порой, не отдавая себе в этом отчета, и восхищался ею. Однако, насколько бы парадоксально это ни звучало, именно ее сила делала ее уязвимой. Сейчас ее чувство ответственности, как бы Керри его ни называла: «чувством вины» или «гипертрофированной совестью», буквально пожирало ее изнутри. Оно было разрушительным, это чувство, и Даг серьезно начинал беспокоиться, что его любви может оказаться недостаточно, чтобы вытащить ее из трясины саморазрушения и вины, куда она загоняла себя своими собственными руками. – Керри, когда я увезу тебя отсюда, ты обещаешь мне хотя бы попробовать… – начал говорить Даг, но ее ладошка взметнулась к его губам, и он замолчал, отчаянно надеясь услышать, что она верит в их светлое будущее… ну или хотя бы в будущее, не окрашенное исключительно в траурные цвета. – Даг, я не хочу ничего обещать. Может быть, это прозвучит глупостью, но я знаю, даже не верю, а именно знаю, что, когда у нас будет свой дом и своя жизнь, все изменится. Я не хочу доживать жизнь за Керри из этого мира. То, что я узнала о ней, мне очень не понравилось. Но дело даже не в том, нравится ли она мне, и не в том, нравится мне, или нет, ее жизнь. Я будто взяла ее взаймы. Украла и ее жизнь, и ее мужа, и ее сына. А я хочу, чтобы все это было только моим. Понимаешь? Ты прав, никто из нас не был виноват в том, что случилось. Изначально не был. Но за все решения, что мы здесь принимали, за все наши поступки по счетам придется платить нам самим. И единственный шанс прекратить донашивать их жизни, это, наконец, снова начать жить своими собственными. Перестать притворяться. Снова стать прежними. Для меня отъезд из Америки… – Керри задумалась, подбирая слова, – словно прыжок в воронку. А после прыжка будет новый мир. Мир, попав в который, я стану той Керри, которую ты когда-то ненавидел. Стану собой. – Я тоже об этом думал, – медленно проговорил Даг. – Мы бежим не от Элизабет и не от Картера. Здесь, в этом городе, только за стенами этой квартиры и только наедине мы можем быть сами собой. Я так и не понял, чем местный Даг отличается от меня, я ведь не стал читать дневник Кэрол, чтобы это узнать. Но я не хочу больше играть его роль. В этом я с тобой солидарен. Оглянувшись на погасший экран ноутбука, Керри улыбнулась своим мыслям. – Теперь нам есть, куда ехать. Я чувствую, это – то самое место! – Я знаю. До этого письма уже были интересные варианты, что-то я даже хотел тебе показать, но в последний момент меня будто что-то удерживало. А в этот раз я готов был бросить работу, чтобы сломя голову бежать домой… и если бы не массовая травма, я бы прибежал домой. Сломя голову. На мгновение Керри зажмурилась, а когда открыла глаза, Даг увидел в них уже знакомые искорки безудержного восторга. – Я не могу поверить, что этот кошмар, наконец, заканчивается… – сказала она, зарывшись пальцами в его волосы. – Мне так хочется свалить на гормоны свое скачущее настроение, но не думаю, что дело в них. Я так не хочу, чтобы ты уезжал, потому что мне страшно расставаться с тобой даже на день! И одновременно мне хочется, чтобы ты уехал прямо сейчас. Чтобы позвонил мне и сказал, чтобы я собирала вещи. Мне хочется и смеяться, и плакать… и я не понимаю, как можно быть такой счастливой. Но я так счастлива сейчас, Даг… ты и представить себе не можешь… Его губы находились всего в паре миллиметрах от губ Керри, и он точно не собирался с ней разговаривать и уж, конечно, он не хотел разговаривать с ней о Коваче. – С Лукой было не так? – с ужасом услышал Даг свой собственный голос. Керри, которая тоже ждала от него не разговоров – и уж точно не разговоров о Луке, широко распахнула глаза и подалась назад. – С каким из двух? – стараясь говорить небрежным тоном, уточнила она. Шутка не удалась. С виноватым выражением лица изучая свои ботинки, Даг односложно ответил: – С первым. – С ним было… – Керри задумалась, а затем подняла на него просветленный взгляд, – иначе. Не хуже и не лучше. По-другому. Сейчас… ты знаешь, сейчас я вспоминаю о нем, как о сне. Очень хорошем сне. Но только сне… иллюзии… У нас все было гладко. С самого первого взгляда. С первого признания. Как в романтическом фильме, только без экшена, интриги и прописанных в сценарии шуток. Встретились, полюбили, поженились. Очень быстро. И безо всякой интриги. У него было прошлое. Война, погибшие дети… все это не могло не наложить на него отпечаток, но… да, Лука бывал грустным, но я не могу сказать, что он часто грустил. Мы все время смеялись. С тобой мы тоже смеемся, но по-другому. Ты по-настоящему смешно шутишь. А тогда… сейчас я пытаюсь вспомнить, что вызывало наше веселье, и я не могу этого сделать. Опьянение любовью? Я не знаю, какими словами объяснить, что я тогда чувствовала. Все было так легко. И невероятно быстро. Он предложил зачать сына – в шутку. Мы только начали встречаться, и я, конечно, не могла и подумать, что у нас получится с первой попытки. Однако вышло именно так. Я торжественно выкинула упаковку презервативов, и… я более чем уверена, что Уолт был зачат в ту ночь. Мы… я и Лука… мы даже не ссорились. Не было причин. Он всегда мне уступал. И мне не за что было на него злиться, – она грустно улыбнулась. – Сейчас я себя слушаю и… не верю. Может быть, я была измотана нашим путешествием и мечтала о тихой гавани? Может быть, я, правда, влюбилась в него до беспамятства. И я не хотела говорить это тебе… я самой себе боялась признаться, но, скорее всего, со временем мне стало бы скучно. У меня слишком тяжелый характер. И я не выношу застоя… в любых его проявлениях. Поэтому я не знаю, к чему бы мы с ним пришли. Иногда я думаю, что, может быть, воронка появилась вовремя… не знаю… чтобы добавить в мою жизнь немножечко драйва? Невольно Даг рассмеялся, и Керри, не меньше него шокированная своей последней фразой, нервно улыбнулась. – Тебя устроил этот ответ? – спросила она. – И предвосхищая твой следующий вопрос, отвечаю: то, что есть сейчас у нас с тобой, я не променяла бы ни на какие другие, даже самые идеальные из идеальных, отношения. Мы боролись за эту любовь. Мы столько выстрадали. Я знаю тебя целую вечность! И ничто и никогда не давалось нам просто так. И вражда, и дружба, и любовь… я не знаю, как объяснить, но все это было настоящим, понимаешь? Выстраданным. Мы столько вместе пережили… и уж точно нам никогда не было скучно! Даже с Лукой… который умер, даже с ним все было по-настоящему. Я не успела его узнать, но мы тоже через многое прошли вместе. Мы много страдали… И, может быть, поэтому то счастье, что у нас было, пусть и совсем недолго, для меня значит так много… То, что само дается в руки, то и ценится меньше. Я поняла это в то утро… когда мы… в день, когда он погиб. Я подумала тогда о своем муже… и хотя мне до сих пор больно, что я никогда его не увижу, и я понимаю, что всегда, сколько бы времени ни прошло, я буду продолжать тосковать по нему… тогда я как будто увидела все со стороны. И ты знаешь, те чувства, что я испытывала к Луке… к Луке из этого мира, были в тысячу раз острее и сильнее, чем то, что я когда-либо чувствовала по отношению к мужу… к тому, другому… первому Луке, – Керри неуверенно улыбнулась. – Черт, это так по-идиотски звучит. Все эти миры, двойники. Иногда мне самой кажется, что я все это придумала. Хорошо, что у меня есть ты. – Да, я у тебя есть, – Даг засмеялся и, приблизив свое лицо к лицу Керри, загадочно поводил бровями, – человек, который всегда готов разделить твою веру в двойников и другие миры. Психиатры с радостью назвали бы эту веру коллективным бредом и не менее радостно упрятали бы нас в психушку. – Ну почему ты всегда говоришь мне гадости? – спросила Керри, даже не пытаясь казаться сердитой. Даг видел, что она из последних сил сдерживает смех. – Я? Гадости? – он сделал невинное лицо. – Неужели это я полчаса рассказывал тебе о своей любви к двум мужчинам с одинаковыми именами и идиотской труднопроизносимой фамилией? – Но ты сам попросил меня рассказать… Черт, прости… – Керри виновато улыбнулась. – Я могла просто ответить, что мне хорошо с тобой, и что только это имеет значение, – подавшись вперед, она прикоснулась губами к его щеке. – Я думала, что ты правда хочешь знать обо мне и Луке… Просто все мои мысли сейчас только о нашем новом доме. Мне так хочется поскорее отсюда уехать! Даг взял Керри за подбородок и медленно провел большим пальцем по ее губам. – Если бы ты знала, как сильно мне хочется как можно скорее увезти тебя отсюда, – сказал он, целуя ее в уголок рта. – Чтобы ты забыла обо всех своих Ковачах, – на этот раз его губы дольше задержались на ее губах, прежде чем он продолжил, – и о первом, и о втором… – притянув Керри к себе, он усадил ее себе на колени. – Знаю, что я придурок и собственник, но я хочу, чтобы ты принадлежала мне и только мне. И, может быть, если я увезу тебя из этого дома, ты перестанешь думать о них… – он понизил голос и прошептал ей на ухо, – и будешь думать только о нас? – Увези меня, – шепотом откликнулась Керри и закрыла глаза, когда его губы завладели ее губами. – Пожалуйста, увези меня поскорее… Не прекращая ее целовать, Даг принялся расстегивать пуговки на ее кофточке. Когда его прохладные пальцы дотронулись до ее аккуратного животика – еще небольшого, но который, однако, уже не могла скрыть даже самая свободная одежда, Керри вздрогнула, и Даг улыбнулся. Ребенок уже вовсю шевелился, но в этот раз он вел себя так же смирно, как и замершая в его руках женщина. Он нежно провел ладонью по ее гладкой коже, которая показалась ему обжигающе горячей. – Если мы действительно хотим переехать в Англию, нам нужно поторопиться, – Даг засмеялся и, наклонившись, прикоснулся губами к ее животу, – пока ты не стала совсем огромной. А то самолет не взлетит! – Очень смешно! – Она попыталась высвободиться из его рук, но он удержал ее, а, когда ее кулачки взметнулись вверх с явным намерением его ударить, перехватил на лету руки Керри и завел их ей за спину. Она предприняла еще несколько попыток освободиться, но Даг крепко держал ее за запястья, и тогда, перестав дергаться, Керри вскинула голову и посмотрела на него злым взглядом. – Приятно слышать от мужчины, с которым собираешься заняться любовью, что он считает тебя огромной. – Не огромной, а беременной, – так и не выпустив ее руки, он начал медленно целовать мочку ее уха, осторожно прикусывая его на каждом произнесенном слоге. – Ты сказал то, что сказал, – резко произнесла Керри, но по ее участившемуся дыханию и слегка охрипшему голосу он понял, что ей понравилось то, что он проделывал с ее ухом. Его губы сместились ниже, и она зажмурилась от удовольствия, когда он принялся осыпать поцелуями ее шею. – Я считаю, что беременность украшает женщину, – не отрываясь от ее шеи, невнятно пробормотал Даг. – И я понимаю, что тебя это волнует, но – нет, я не брошу тебя, если после рождения ребенка ты не сможешь вернуться в прежнюю форму. И нет, я не стану тебя меньше любить. – Если ты уже один раз прошел через это вместе с Кэрол, у тебя нет ни малейшего повода считать, что ты можешь читать мои мысли, – сказала Керри и пошевелилась, пытаясь высвободить запястья из его пальцев. – Да, я боюсь поправиться. И это так очевидно, что можешь прекратить гордиться своей нечеловеческой наблюдательностью! – Ты не поправишься, – сказал Даг и, ослабив хватку, наконец, позволил ей освободиться. – Посмотри на Элизабет. Вот она была по-настоящему громадной! А сейчас, – он осторожно опрокинул Керри на подушки, – просто кожа да кости. А всего лишь два месяца прошло с момента рождения их близняшек. – Я бы посмотрела, каким бы ты стал, если бы тебе день и ночь приходилось таскать на руках двух орущих младенцев! – машинально огрызнулась Керри, как завороженная наблюдая за тем, как он поцелуями очерчивает окружности на обнаженной коже ее живота. Даг на мгновение оторвался от своего занятия и, встретившись с ней глазами, заговорчески подмигнул. – Зайка, тогда тебе чего волноваться? У тебя-то их будет целых три! Они оба смеялись, когда он, слегка приподняв Керри, начал расстегивать молнию на ее юбке, но в этот момент дверь их спальни с грохотом распахнулась, и, отпрыгнув от нее, Даг лишь чудом не свалился с кровати. – Почему ты не запер дверь? – одними губами прошептала Керри, когда пулей пронесшись через всю комнату, Уолт запрыгнул на постель и, протиснувшись между лихорадочно приводящими в порядок одежду взрослыми, обхватил ее за шею своими ручонками. – Чудовище, – заметно пришепетывая, чего не делал уже несколько месяцев, забормотал Уолт, пряча лицо на груди Керри. – Чудови-ссс-тче у меня под кроватью… – Милый, у тебя под кроватью нет никаких чудовищ, – начал было Даг, но Керри выразительно посмотрела на него и покачала головой. – Медвежонок, чудовище не хотело тебя напугать, – тихонько проворковала она на ушко притихшему малышу. Тот вскинул голову и уставился на нее огромными, полными надежды и ужаса после недавно пережитого кошмара глазами. – Ты помнишь, что делал папочка, когда чудовище забиралось к тебе под кроватку? Уолт серьезно кивнул. – Он его выгонял, это чудовитч-ссс-тче, – произнес он, и на его глаза навернулись слезы отчаяния. – А теперь, когда папоссська на небе, никто его не прогонит… Вслушиваясь в этот странный, явно не один раз повторенный за жизнь мальчика диалог, Даг с ужасом подумал, что Керри предложит Уолту остаться в их спальне. Не то, чтобы он был против, чтобы иногда дети ночевали вместе с родителями, но только не сегодня! Не этим вечером, когда впервые за три с половиной недели Керри чувствовала себя хорошо, когда ее не мутило от его поцелуев и когда ее не раздражали его прикосновения. Только не сейчас, когда они собирались заняться любовью, а Даг не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь прежде желал этого столь страстно! Поэтому когда Керри заговорила, он испытал сильнейший прилив облегчения. – Ну, ты же знаешь, что папочка оставил вместо себя твоего крестного, – нежно поцеловав лобик мальчика, сказала она. – Поэтому Даг пойдет и прогонит твое чудовище, медвежонок. – А если чудови-ссс-тче вернется?! – явно успокоенный словами матери, но все еще сомневающийся, Уолт внимательно посмотрел ей в лицо. – Мамочка, что если чудови-ссс-тче вернется? – Ну что ты? – Керри ласково улыбнулась, и Уолт неуверенно улыбнулся в ответ. – Разве папочка оставил бы вместо себя Дага, если бы тот не был лучшим в мире изгонятелем чудовищ? – Ух ты, Даг! – захлебываясь от восторга, воскликнул Уолт и, одной рукой продолжая обнимать Керри за шею, другой – отыскал ладонь Дага и крепко стиснул ее влажными пальчиками. – Прогони чудовище! Пожалуйста, прогони это чудовище! Оно плохое! Прогони его! – Ну, конечно же, прогоню, милый, – улыбнулся Даг и подмигнул Керри. – Выгоню всех раз и навсегда. И ни одного не оставлю! – Ух ты! Здорово! – радостно закричал мальчик и, окончательно уверовав в силу своего крестного, решился отпустить шею матери. Словно обезьянка на дерево, Уолт вскарабкался Дагу на руки. – Выгони! Выгони их всех! – Сейчас, милый, – поглаживая его по спинке, произнес Даг и, наклонившись к Керри, прошептал. – Ты нашла очень верные слова. Теперь я знаю, чем лечить твое чувство вины. Мы не забрали у них их детей. Мы остались с ними, чтобы о них заботиться. Уверен, и Кэрол, и Лука хотели бы этого. Керри покачала головой и невесело усмехнулась. – Не думаю, что Кэрол хотела бы, чтобы я воспитывала ее дочь, – так же шепотом сказала она. – Чему хорошему я могу ее научить? – Ну, да, учитывая, что все, чему она сама могла научить ее, это красить глаза и пользоваться мужчинами! – Между прочим, – Керри привстала, чтобы поцеловать слипающиеся глазки сына, – здесь это едва ли не самое полезное умение для женщины. Как бы нам не испортить ее для этого мира! Прижав к себе Уолтера, Даг поднялся на ноги. – Видишь ли, лапочка, – сладким голосом произнес он, – в том мире, где я ее отец, ей понадобятся другие умения. – А в том мире, где я ее мать, мне остается сказать «аминь» и с надеждой перекреститься! – откликнулась Керри и испуганно зажала рот ладошкой, чтобы своим хохотом не разбудить задремавшего на руках Дага ребенка. Даг несколько раз глубоко вдохнул и резко выдохнул. Прием сработал, и ему удалось сдержать истерический смешок. Склонившись над кроватью, он поманил Керри к себе и, стараясь производить как можно меньше шума, тихонько прошептал ей на ухо: – Пойду уложу его в кроватку, прогоню всех чудовищ и сразу вернусь, – на мгновение он отклонился назад, чтобы встретиться с Керри взглядом. Она смотрела на него, кусая губы, чтобы не рассмеяться. – Не вздумай засыпать и постарайся, чтобы к моему приходу на тебе было как можно меньше одежды. А лучше, чтобы ее вообще не было. Мы продолжим с того, на чем остановились. Из последних сил стараясь сохранить серьезное выражение лица, Керри коротко кивнула и слегка подтолкнула его к двери. – Постарайся не задерживаться, – прошептала она, быстро поцеловала его в губы и сразу же подалась назад. – А то я действительно захочу спать. Он видел, что она шутит, но, тем не менее, поудобнее устроил Уолта у себя на плече и быстрым шагом направился к выходу. Чувствуя его легкое теплое дыхание на обнаженном участке шеи, Даг в какой уже раз подумал о том, как хорошо, что и Уолт, и Мэдди были еще слишком малы, чтобы осознать произошедшие в их жизнях перемены. Уолт помнил отца и скучал по нему, но Даг видел, как постепенно образ Луки в памяти мальчика замещался его собственным. Так, как сегодня, когда Керри снова исподволь подвела Уолта к мысли о том, что обязанности «папочки» отныне и навсегда будет исполнять его крестный. Она хорошо умела ладить с детьми, легко подбирая нужные слова и разговаривая с ними на понятном им языке, и Даг не мог пожелать для Мэдди лучшей матери… как не мог пожелать для себя лучшего сына, чем Уолт. И теперь, когда совсем скоро они уедут из этой страны, они смогут быть настоящей семьей не только за стенами собственной квартиры. Даг улыбнулся своим мыслям и от порога обернулся, чтобы взглянуть на Керри. Склонившись над ноутбуком, она прикасалась пальцами к экрану, а на губах ее блуждала мечтательная улыбка. «Я увезу тебя отсюда, – подумал он, аккуратно прикрывая за собой дверь. Уолт тихонько засопел во сне, и Даг прикоснулся губами к его теплой щечке. – Увезу отсюда вас всех, и я обещаю, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы вы были счастливы…» Распахнув дверь детской, Даг, не зажигая свет, прошел в комнату и уложил малыша в кроватку. С минуту он постоял над ним, прислушиваясь к размеренному дыханию мальчика. Уолт не проснулся, и чудовище так и не показалось из-под его кровати. Поцеловав его и поправив одеяльце на спящей в соседней кроватке Мэдди, Даг вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Когда он вернулся в спальню, Керри, следуя его просьбе, ждала его, полностью избавившись от одежды. И она совсем не хотела спать.