Путешествия в параллельные миры (альтернативное продолжение)

Восьмая глава

– Доброе утро! – Лука поднялся навстречу вошедшей на кухню Керри. – Прости, я проспала… – тихо сказала она, замерев на пороге, и, только когда Лука приблизился к ней, решилась поднять на него глаза. Он широко улыбнулся и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. – Это я виноват. Мне было жалко тебя будить, – сказал Лука и, не разгибаясь, прошептал ей на ушко, – ты так сладко спала… – Но уже почти семь… – так же шепотом выдохнула Керри, словно боялась спугнуть момент. Это утро и поведение Луки настолько отличались от впечатавшегося ей в подкорку ритуала «семейного завтрака», где слова и действия каждого из них были четко выверены, распределены и расписаны до секунды, что она чувствовала себя так, будто потерялась в пространстве и времени. – Ничего страшного. Приеду сегодня попозже, – Лука засмеялся и слегка подтолкнул вконец оторопевшую от его смеха Керри к столу. – Совру им что-нибудь. Я никогда не опаздываю. Поверь мне, мне поверят. – Сегодня тебе еще никто не говорил, что у тебя отвратительный английский? – она невольно рассмеялась над его последней фразой и, наконец, расслабилась. Увидев накрытую крышкой в ядовито-сиреневые розочки кастрюлю, которая занимала почетное место – точно по центру сервированного на двоих стола – среди изящного фарфора и не менее дорогих столовых приборов, Керри подняла на Луку удивленный взгляд. – Ты приготовил завтрак? Его улыбка стала чуть застенчивой, когда он приподнял крышечку, демонстрируя свое пышущее паром произведение кулинарного искусства. – Макароны? – она сама не поняла, что изумило ее больше – выбор приготовленного блюда, его привлекательный вид или аппетитный запах. Почему-то не верилось, что в кастрюле, изувеченной режущим глаза орнаментом, могло обнаружиться что-то съедобное. – Поверь мне, это вкусно! – словно почувствовав ее сомнения, поспешил заверить Лука. И выдержав театральную паузу, объявил. – Талиотелли в сливочном соусе! Итальянский рецепт. Керри закусила губу, чтобы сдержать смех. Торжественный тон, «итальянский рецепт» и громкое название блюда настолько не сочетались с розочками и кастрюлей в центре стола, что губы сами собой растягивались в улыбке. – Ну да, это, наверное, слишком сытно для завтрака, – торопливо заговорил Лука. – Наверное, не надо было подавать в кастрюле… Но я это блюдо готовлю хорошо. То есть это блюдо получается самым вкусным. То есть… – он с видимым усилием заставил себя замолчать и свободной рукой потер пунцовую от смущения щеку. Керри был знаком этот жест, ее Лука в моменты сильного волнения так же прикасался к лицу и смотрел на нее тем же взглядом страшащегося наказания ребенка. – Ну, я не нашел большое блюдо. Вот… – Оно в среднем нижнем шкафчике. Спасибо, – сказала Керри, когда поток оправданий иссяк, и Лука, выпустив, наконец, крышку кастрюли, отодвинул для нее стул. – Ты не сердишься? – спросил он, усевшись напротив и не сводя с нее напряженного взгляда. «Господи, да каким же монстром он меня считает?!» – подумалось ей, и, перегнувшись через стол, Керри накрыла его руку своей ладонью. – Ты приготовил для меня итальянский завтрак, ты накрыл на стол и ты дал мне выспаться, – медленно проговорила она. – Разумеется, я на тебя сержусь. Как ты угадал? – Прости, я… – Лука сжал ее руку в своих. Его глаза, не отрываясь, вглядывались в ее лицо; и Керри не могла поверить, что еще вчера этот взгляд вызывал в ней животный ужас. – Я просто хотел, чтобы все было идеально… а получилось… – А получилось еще лучше. Меня угощали разными завтраками… Но талиотелли, сливочный соус и итальянский рецепт – вот это все точно происходит со мной впервые! Будет о чем рассказывать внукам, – она улыбнулась, аккуратно высвободила ладошку из его пальцев и протянула Луке тарелку. – Придется шеф-повару поработать официантом. – С большим удовольствием, – галантно раскланялся Лука. Разложив по тарелкам щедрые порции, он потянулся за стоящим на краю стола графином. – К этому блюду полагается подавать молодое вино, но… мне на работу, а тебе вообще нельзя пить… и я… В общем, это яблочный сок. Если разлить его в бокалы для вина, то можно притвориться, что мы не завтракаем у себя дома, а ужинаем на террасе венецианского ресторана "De Pisis". Представь, что прямо перед нами открывается живописный вид на Большой канал. На столе горят свечи. Вокруг полумрак. Никакой кастрюли. Никаких фиолетовых розочек. В бокалах разлито молодое белое вино, например, «Терре Аллегре Треббьяно», – Лука наклонился вперед, гипнотизируя ее взглядом. – Звучит тихая музыка… плеск воды… ты, я, и никого вокруг… – Жаль, что мы тогда так и не попали в Венецию… – Фраза сорвалась с губ прежде, чем Керри успела себя остановить. В другом мире и с другим Лукой они планировали провести в Италии медовый месяц, но, когда номер в отеле уже был заказан, а билеты на самолет куплены, выяснилось, что утренняя тошнота, мучавшая Керри последнюю неделю, вызвана вовсе не предсвадебным волнением. Врач, который вел ее беременность, желая перестраховаться, настоятельно не рекомендовал перелеты и смену климата, так что билеты были сданы, бронь в отеле снята, и романтическое путешествие в город на воде теперь уже навсегда осталось неосуществленной мечтой. Пока Лука медлил с ответом, Керри показалось, что из ее легких разом выкачали весь воздух. Как же она могла так проколоться?! Ведь все то время, что она вынуждена была провести в этом доме, ее главной обязанностью было следить за своей речью, и всякий раз, прежде чем заговорить, она сначала прокручивала в голове возможные последствия своих слов и только тогда открывала рот. Неужели, чтобы она с головой выдала себя, нужно было так мало – всего лишь чтобы Лука пару минут побыл с ней нежен?! Готовая провалиться сквозь землю Керри едва не расплакалась от облегчения, когда Лука улыбнулся и кивнул. – Не нужно было тянуть с путешествием после рождения Уолтера. Я думал, что мы сможем поехать этим летом, но… – он выразительно развел руками и вдруг рассмеялся. – Интересно, когда у нас будет уже двое детей, и мы все-таки соберемся поехать в Венецию… – Нет! Нет! И нет! – вскрикнула Керри и замахала руками, не позволяя ему развивать мысль, приведшую ее в ужас. – Я уже не хочу ни в какую Венецию! Чтобы заводить полный дом детей, нужно было начинать их рожать лет в пятнадцать. А я, извини, уже в том возрасте, когда нормальные люди нянчатся с первыми внуками… Видимо, ее порывистые жесты со стороны выглядели очень комично, потому что ему не удалось сдержать смех, хотя Керри видела, он изо всех сил старался выслушать ее тираду с серьезным видом. – Хорошо, – сказал Лука и, разлив по бокалам янтарную жидкость, поднял свой бокал и посмотрел сквозь него на свет. – Остановимся на воображаемой Венеции, кстати, тоже незапланированной. Двое детей, талиотелли на завтрак и вино со вкусом яблочного сока – а жизнь, похоже, начинает налаживаться! Выпьем за это! Чин-чин! Соприкоснувшись, бокалы мелодично звякнули. И как и прошлым вечером, Керри с тем же изумлением поймала себя на мысли, что в этот момент она абсолютно счастлива. В голове не нашлось ни единой мысли, способной омрачить воцарившуюся вокруг и внутри нее гармонию. И если вчера непривычное для этой реальности чувство напугало ее, то сегодня воспринималось уже как нечто само собой разумеющееся. Конечно, она понимала, что стоило ей поддаться желанию покопаться в себе, то в результате самоанализа на передний план обязательно вылезло бы надежно захороненное в самом отдаленном участке сознания чувство вины по отношению и к бывшему мужу, и к Дагу. Но сидящий напротив мужчина улыбнулся ей самой соблазнительной улыбкой, какую только можно было вообразить, и все мысли и сомнения разом вылетели у нее из головы. – Это, правда, очень вкусно, – похвалила Керри приготовленное Лукой блюдо, хотя едва ли ощутила его вкус. Во рту пересохло, и она вцепилась в свой бокал с соком, как в спасительную соломинку. – Да… это... это вкусно, – невпопад произнес Лука, так и не притронувшись к содержимому своей тарелки. Его взгляд задержался на ее губах, он сглотнул и тоже ухватился за свой бокал. – Уолт сейчас проснется… – прошептала Керри. – Я знаю, – сказал Лука и, вдруг перегнувшись через стол, резким движением привлек ее к себе. Посуда с грохотом полетела на пол. – Я хочу тебя. Сейчас, – выдохнул он, обжигая дыханием ее кожу. На мгновение их губы замерли в миллиметре друг от друга, и Керри показалось, что воздух между ними заискрился от захлестнувшего их желания. А затем они подались вперед – одновременно, словно повинуясь слышимому лишь им двоим сигналу… Впоследствии, собирая в мусорное ведро щедро сдобренные осколками макароны – остатки несостоявшегося тихого семейного завтрака женатой уже не первый год пары, Керри пыталась хоть как-то привести к общему знаменателю вышедшие из-под контроля чувства и мысли. Да, Лука хотел ее удивить и порадовать. Да, он организовал самый романтический завтрак из всех, что случались в ее жизни. И да, после прошедшей ночи ее вряд ли могло удивлять наличие сексуального притяжения между ними. Но ничто из того, что когда-либо было между ней и Лукой – включая всех его двойников, с которыми ей приходилось контактировать во время путешествий между мирами, не готовило ее к настоящему взрыву эмоций, испытанному этим утром. Она редко теряла над собой контроль, и случаи, когда разум лишался власти над телом, и она полностью отдавалась чувствам, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Чаще всего поводом служили отнюдь не приятные обстоятельства, как сегодняшнее занятие любовью на кухонном столе, а по-настоящему тяжелые жизненные потрясения. Последний случай, который приходил ей на память, – это ее истерика в пустой палате после того, как ей худо-бедно удалось донести до Дага неутешительные факты: их окружает чужой мир и нет никаких шансов вернуться домой. Керри пыталась, но так и не смогла упорядочить события, произошедшие после произнесенного Лукой: «Я хочу тебя. Сейчас». Собственные действия всполохами вспыхивали в памяти вне какой-либо связи с реальностью; воспоминания словно перекрывались захлестывающими ее эмоциями. Она помнила, как сводили с ума жадные поцелуи Луки. Помнила, как в голове, затихая, отдавалась одна и та же мысль: «Это безумие… безумие… безумие…». Помнила, как в это же время ее собственные пальцы лихорадочно расстегивали ремень на его брюках. Помнила, как в какой-то момент осознала себя сидящей на столе и обвивающей ногами спину Луки, и о том, когда и как она там очутилась, Керри могла лишь догадываться. Помнила его руки, буквально разрывающие на ней одежду, и свои собственные – раздирающие ногтями его кожу. Помнила, как в попытках стащить с него рубашку снова и снова дергала и дергала вниз его галстук, пока не услышала его хрипы и не сообразила развязать узел; и как он, не замечая резкой нехватки кислорода, губами и зубами впивался в ее шею, ни на секунду не озабочиваясь проблемой, сколько красноречивых следов останется на ее коже. Раньше, все время, что Керри знала этого мужчину, он тщательно оберегал от посторонних происходящее за закрытыми дверями их дома. Даже выходя из себя, что случалось с ним крайне редко, Лука старался сохранить контроль над своими эмоциями и, если и поднимал на нее руку, то чаще это происходило в воспитательных целях, чем под влиянием неуправляемых злости и ярости. И уж конечно, он делал все для того, чтобы кто-то, не имеющий возможности заглянуть ей под одежду, не смог заметить плоды его несдержанности. Только один раз он по-настоящему сорвался, когда она не сказала ему о своей беременности, и по ее взгляду он понял, что никто и не собирался ставить его в известность. Тогда он первый и единственный раз ударил ее по лицу. И как бы ни была она в тот момент напугана и обижена, в глубине души она понимала, что, владея собой, он никогда не позволил бы себе причинить вред женщине, носящей его ребенка. Так же обстояло и с сексом. Как и все, что он делал, Лука занимался любовью с обстоятельностью и педантичностью, в строго отведенных для этой цели местах и никогда – в неурочное время. Керри знала, что, если бы самолично каждодневно не провоцировала его на агрессию по отношению к себе, их супружеская постель никогда не превратилась бы ни в поле боя, ни в пыточную камеру, какой она виделась ей последние полгода, оставаясь местом, где они вместе спали и – не чаще, чем позволяли приличия – исполняли супружеский долг. И даже находясь на пике блаженства, Лука следил, чтобы на видимых сторонним наблюдателям участках ее тела не оставалось никаких компрометирующих его следов… всегда, но только не этим утром. Они были похожи, она и Лука Ковач этого мира; больше чем с кем бы то ни было из ее мужчин. Оба были людьми, наделенными колоссальным самообладанием. Оба старались держать себя в рамках раз и навсегда установленных правил и чувствовали себя неуютно в моменты, когда приходилось играть вслепую, принимать решения и действовать наугад. Оба умели ставить перед собой цели и идти к ним, отметая встающие на пути препятствия, и неважно – любовь ли всей жизни или чувства дорогих людей приходилось приносить в жертву, они шли вперед, не отступая ни на шаг и не терзаясь сомнениями. Цели же обоих, так или иначе, сводились к одному – им нужна была власть. Власть над людьми, над собой, над чувствами, над желаниями… И все, что они делали, они стремились доводить до совершенства, быть лучшими всегда и во всем; для обоих не было ничего страшнее, чем оказаться перед необходимостью признать собственные ошибки и, как следствие, собственное несовершенство. Керри хорошо понимала Луку. Много лучше, чем готова была признаться в этом даже самой себе. И для нее не было секретом, почему он прикладывает столько усилий, чтобы скрыть ото всех проявление собственных эмоций и их возможные последствия. Позволяя себе идти на поводу у чувств и желаний, он ощущал себя так, словно поддавался запретной слабости. А проявления слабости для людей их склада были едва ли не страшнее осознания собственной несовершенности. И уж что точно они не могли допустить ни при каких обстоятельствах – чтобы другие люди обнаружили, что они далеко не настолько выдержаны и хладнокровны, как хотели бы казаться. Поэтому то, что произошло сегодня, не укладывалось в ее голове. Если бы на месте Луки этим утром оказался Даг, она ни на секунду не удивилась бы. Даг был другим – импульсивным, открытым, взрывным; его кошмаром как раз и были те самые, столь трепетно выстраиваемые ею и Лукой, рамки, в его случае – ограничивающие свободу, и он плевать хотел как на мнение окружающих, так и на установленные ими правила. Когда они встретились впервые – в другой жизни, много лет и миров назад, Керри сразу четко и ясно осознала простую истину: ей нужно держаться подальше от этого человека, потому что никогда и ни в чем им не прийти к общему мнению. И так было всегда: там, где она видела черное, Даг отказывался замечать что-либо, кроме белого; там, где для нее рушился мир, Даг находил поводы для шуток. Единственное, в чем они сошлись, это – взаимная неприязнь, причем не сдержанная и тихо тлеющая – незаметно для окружающих, а бурная, часто грозящая перерасти в настоящее смертоубийство. Даже сейчас, не смотря на близкие отношения и тотальную нехватку времени, отведенного на их встречи, им ничего не стоило разругаться – настолько разными людьми они были. Рядом с ним Керри легко выходила из себя, теряя пестуемый годами самоконтроль, и еще несколько лет назад одно упоминание имени Дага Росса сводило ее с ума. Она бесконечное число раз, особенно после того, как в этом мире начался их роман, пыталась проанализировать все те эмоции, что когда-либо возникали между ней и Дагом, чтобы по возможности понять – только ли непохожесть и разница во взглядах на мир заставляла их снова и снова с пеной у рта доказывать друг другу свою правоту, доводя до белого каления и себя, и окружающих. Ведь в сущности Даг был неплохим человеком, и она всегда это знала. Его раскованность и открытость не только помогали ему сходиться с людьми, но и служили добрую службу в работе врача. Его любили и беспрекословно ему доверяли как коллеги, так и пациенты. Он умел с первого взгляда располагать к себе людей, чему, Керри хорошо это понимала, ей не было дано научиться, сколько бы усилий она ни прикладывала. Единственными, на кого не распространялось обаяние Дага Росса, были его начальники. Он как нечего делать нарушал правила, нисколько не заботясь о том, чьи задницы он подставит под удар в этот раз, и кому придется расхлебывать заваренную им кашу. Часто этим человеком становилась она сама, и это тоже отнюдь не способствовало их дружбе. Однако объяснить самой себе, почему их ненависть друг к другу была столь сильной и часто абсолютно безосновательной, Керри не могла. Необъяснимым для нее было и то, как быстро эта ненависть переросла сначала в страсть, а затем и в любовь, – едва лишь возникли обстоятельства, способствующие их сближению. Ей хотелось быть с ним; как и Даг, Керри мечтала, чтобы исчезли преграды, мешающие им быть вместе, но… иногда она вспоминала их ссоры, думала о том, что ни он, ни она нисколько не изменились за это время, и что, может быть, лучше было бы оставить все так, как есть... Действительно, если бы им с Дагом каким-то чудом удалось отстоять обоих своих детей, зажить общим домом и… если бы через недельку-другую они начали сходить с ума от одного упоминания имени друг друга, – для нее их разрыв обернулся бы одним из самых больших разочарований в жизни. А Керри так боялась разочароваться в своей любви, в мужчине… снова. Впрочем, общение с Дагом шло ей на пользу. Не смотря ни на что, рядом с ним она расслаблялась, ей не нужно было сдерживаться и притворяться, внутренне она чувствовала себя свободной, раскованной, и для нее это были новые и захватывающие ощущения. Ощущения, которых страшно было лишиться. Хотелось верить, что и ему было так же хорошо рядом с ней, так же легко и комфортно. Он говорил, что – да, а привычка доверять каждому из их пятерки – больше, чем самой себе, – за время их путешествий буквально впечаталась в подкорку. И как бы велики ни были ее сомнения, Дагу она верила беспрекословно. Возвращаясь к событиям сегодняшнего утра, она безуспешно пыталась сформулировать для себя, что именно ее так шокировало. То, что два закрытых человека повели себя настолько непредсказуемо? В их животном сексе на кухонном столе, спонтанном, по-первобытному грубом, не было церемоний и деликатности, была лишь страсть – неистовая, сумасшедшая, неукротимая… Или то, что Лука смог удивить ее – еще раз, и теперь куда сильнее? Им было хорошо вместе. Когда он пригласил ее к столу, она словно увидела их будущее. Сколько еще завтраков и ужинов они могли провести в этой кухне, вот так же непринужденно беседуя, смеясь над шутками друг друга, наслаждаясь близостью… Их дети росли бы в атмосфере любви и заботы. И пусть Керри отдавала себе отчет, что с Лукой Ковачем этого мира ее жизнь никогда не станет той тихой гаванью, что в другой реальности была у них с его двойником, в глубине души это ее даже радовало, потому что их зарождающимся чувствам вряд ли грозило со временем перерасти в пресные и ровные, как прямая на кардиограмме покойника, скучные отношения двух скучных людей. Пример Лиззи и Марка стоял у нее перед глазами, и меньше всего ей хотелось в будущем вместе с мужем устраивать бесконечные чаепития для «друзей семьи», вязать крючком нескончаемые скатерти и занавески и с упоением выслушивать достижения благоверного на поприще игрока в гольф. А ничем другим эта парочка, кажется, не занималась. И всякий раз, когда кто-то из них открывал рот, Керри инстинктивно зажимала свой ладошкой – справиться с зевотой какими-либо иными способами не представлялось возможным. «Может быть, хорошо, что мы плохо начали», – подумалось ей, когда, тяжело дыша и ошалело переглядываясь, они с Лукой пытались привести в относительно божеский вид стол и одежду. Так, их отношения могут стать для обоих более ценными… Она вспомнила, как легко начался их роман с Лукой – другим Лукой другого мира. Первый взгляд, первая улыбка, первое свидание… секс на втором свидании и предложение жить вместе уже три недели спустя… У них не было ни одного повода для споров, и они никогда не ссорились. Не было причины меряться характерами, потому что он всегда чувствовал момент, когда она начинала выходить из себя, и неизменно ей уступал. И Керри была ему благодарна. Ей казалось тогда, что идеальные, ровные отношения – ее незаслуженный приз, то, к чему она стремилась всю свою жизнь… и которых невозможно было достичь без этого идеального во всех отношениях мужчины. Но сейчас, оглядываясь назад, Керри не была так уверена, что именно таких отношений она искала. – Прости меня… черт… прости… – бормотал Лука, ползая по полу и выискивая среди осколков и остатков их несостоявшейся трапезы пуговицы от своего парадного костюма. – Я сам не знаю, что на меня нашло… – Не извиняйся, еще неизвестно, кто из нас начал первым… Вот она! – радостно вскричала Керри и, опустившись на корточки, выковыряла пуговицу из опутавшего ее салатного листа. – Держи, – она вручила добытый трофей владельцу и оглянулась на дверь. – Слава богу, Уолт не прибежал на шум… – Я сам только об этом и думаю… – Лука дотронулся до ее разорванного на груди платья и вдруг улыбнулся. – Черт, это даже смешно. Разве муж и жена могут заниматься эээ… ммм… чем-то подобным? – Мне, видимо, полагается ответить, что не могут, – сказала Керри, удобно устроив голову у него на груди, когда Лука притянул ее к себе и бережно обнял. – Ну, еще вчера я бы тоже ответил, что не могут, – прошептал он, и ее волосы взметнулись от его дыхания. – Но мне не кажется, что это… – он замялся, подыскивая слово, – неправильно. Это было слишком хорошо, чтобы быть неправильным… – Ты так говоришь, потому что не тебе предстоит убираться и объяснять Уолту, почему в кухне такой бардак, – Керри засмеялась и отрицательно покачала головой, когда он предложил ей свои услуги. – Не нужно. Иди на работу, я сама со всем справлюсь. В конце концов, кто из нас женщина-домохозяйка и кто – мужчина-кормилец? – Жаль, – протянул Лука, все еще не находя в себе силы разомкнуть их объятья. – Я очень хотел бы остаться… Слушай, а что если нам на выходные взять Уолта, снять номер в гостинице и съездить загород? У меня есть парочка неиспользованных отгулов, так что можно будет не торопиться с возвращением? Уолт так редко бывает на природе… а свежий воздух… – Ты собираешься рассказывать мне, насколько свежий воздух полезен для неокрепшего детского организма? – прервала его Керри. Вскинув голову, она удивленно заглянула ему в лицо. Словно ожидая, что у нее найдутся тысячи доводов против его предложения, он с вызовом встретил ее взгляд. Керри вздохнула. Да, неважно – хотела она или нет, но, похоже, идеальных взаимоотношений, какие были у нее с другим Лукой, с этим ей не достичь никогда. «Как хорошо, – подумала она, – что не очень-то этого и хотелось». – Лука, ты можешь считать меня стервой, сукой, злой женщиной… эээ… черт, синонимы закончились. Но почему ты думаешь, что вместо того, чтобы просто пригласить меня провести семьей выходные загородом, тебе обязательно нужно придумать подходящий повод и расписать мне пользу этого отдыха для здоровья Уолта? Лука улыбнулся и нежно поцеловал ее в макушку. – Не нужно? – Нет… – она покачала головой и спрятала лицо у него на груди. – Я хочу попробовать… попробовать начать все сначала. Слегка отодвинув ее от себя, Лука наклонился, чтобы встретиться с ней глазами. – А ведь нам есть ради чего… – его рука осторожно легла на ее живот, и это собственническое прикосновение не вызвало в ней негативных эмоций, как непременно случилось бы еще вчера вечером, – и кого стараться. Знаешь, я только сейчас подумал, что мы могли навредить ребенку… черт! Больше никогда не буду пытаться приготовить для тебя завтрак… – Жаль, а я-то уже нафантазировала себе итальянские, испанские, французские завтраки… – Боюсь, что даже хорватским завтраком мне тебя не порадовать, – протянул Лука и сокрушенно тряхнул головой. – У меня немного коронных блюд. Точнее… совсем немного. – Точнее… это талиотелли под сливочным соусом? – Точнее… это они, – признал Лука. Его ладонь все еще покоилась на ее животе, и, поймав, он удержал ее взгляд. – Значит, все начинаем сначала? – Только я вряд ли смогу стать идеальной женой, – произнесла Керри, немного страшась его реакции, и облегченно улыбнулась, когда в ответ он рассмеялся. – Ну, ты знаешь, я столько времени пытался играть роль идеального мужа… И думаю, ты согласишься, что трудно найти человека, который в результате оказался бы столь же далек от идеала, как я. Ты знаешь, я… – он помолчал, перебирая в уме собственные недостатки, – всегда и во всем должен быть прав, я люблю командовать… я… в принципе могу контролировать любые свои эмоции, кроме обиды и ярости… – Боже, Лука, мы похожи куда больше, чем ты думаешь! – Ну кто тебе сказал, что я думаю, что мы похожи… меньше? – Лука улыбнулся и посмотрел на часы. – Я безбожно опоздал. И, кажется, только что хлопнула дверь детской... Приподнявшись на цыпочки, Керри на мгновение прижалась губами к его губам. – Я не хочу идеального мужа, – прошептала она и повернулась, чтобы встретить вбегающего на кухню сына. – Уолт! Встань у стенки! Мы с папой разбили бокалы, я сейчас замету… «Доброе утро, мамочка!» и «Мне тоже не нужна идеальная жена, мне нужна ты» – две фразы, одновременно произнесенные двумя самыми важными для нее мужчинами, слились в одну и прозвучали в голове Керри ангельским пением. «Господи, как же хорошо… – зажмурившись от счастья, словно не веря, что все это происходит именно с ней, подумала она. – И какое же счастье, что у нас все только начинается!» Она ошибалась. Все заканчивалось. Вспоминая последнее утро, проведенное с Лукой, и счастье, к которому им удалось на мгновение прикоснуться, Керри неизменно думала о том, каким же благом для нее было неведение… Если бы она заранее знала, что уже к вечеру все ее мечты и планы вдребезги разлетятся о страшную реальность… один из самых счастливых моментов в ее жизни мог быть отравлен предвкушением скорой трагедии. – Попрощайся с папочкой, медвежонок, – велела она сыну и, поглощенная уборкой кухни, в ответ на прощание Луки машинально махнула ему рукой и бросила обезличенное «пока»… не подозревая, что говорит с ним в последний раз. Потому что в обеденный перерыв он не позвонил – впервые с тех пор, как она очутилась в этом мире. А в четыре прозвучал дверной звонок, и, открывая, Керри уже знала, что случилось что-то плохое… но она и не подозревала насколько непоправимое, пока не встретилась взглядом с глазами Дага – мужчины, который стоял на пороге ее дома и… который пришел, чтобы разрушить ее жизнь. Как уже было когда-то давно… Керри на секунду зажмурилась… или не было? – Здравствуйте? – Привет, Керри. – Я вас знаю? – Да, мы просто очень давно не виделись. – Нет, я думаю, что я вас не знаю. Уходите, пожалуйста. – Нет. – Не вынуждайте меня звонить в полицию. – Давай, звони им, я не уйду. – Я позвоню. – Я не уйду. – Даг, пожалуйста, уходи!.. ... Мне нужно возвращаться, да? – Да. Диалог, которого никогда не было, все еще звучал в ее голове, когда Керри открыла глаза, ожидая услышать: «Привет, Керри», но Даг молча взял ее руки в свои; и она почувствовала, как дрожат его пальцы. Ирреальное ощущение дежа вю, вязкое, тошнотворное, заполонило ее сознание, вытеснив удивление от неожиданного визита и нехорошие предчувствия. Керри хорошо помнила, как однажды Даг точно так же возник на ее пороге – в мире, где виртуальная реальность, порожденная алчностью поработившей сознания людей корпорации, подарила ей любовь мужчины (Стивен… его звали Стивен!), о котором она могла только мечтать, стабильные отношения, настоящую крепкую семью… и как ее виртуальное счастье разлетелось на миллиарды осколков, стоило Дагу раскрыть рот и заговорить с ней. Но позже Керри пришла в себя в гостиничном номере, обшарпанном и полном следов запустения, и так же хорошо она помнила, что сказала ей Элизабет: «Помнишь, все казалось заброшенным? Все такое и есть». Корпорации, виртуальной реальности, Луки, женатого на Сьюзан, придуманной ею семьи с придуманным ею мужем – ничего этого никогда не было. А, следовательно, не было и Дага, отправившегося за ней в виртуальную реальность, чтобы заставить ее проснуться. И если для всех тот мир остался в памяти еще одним пустынным и безлюдным местом, где они побывали, для Керри все было иначе. Нереальность, порожденная ее грезами, не воспринималась ею как сон, и Элизабет с остальными очень удивились бы, узнав, что в глубине души Керри так и не сумела заставить себя поверить в «пустой мир». Как бы глупо при этом она себя ни чувствовала, Керри доверяла своим ощущениям больше, нежели словам других людей. И образ Дага, нежданно появившегося у дверей ее дома, нес в себе дурное предзнаменование. – Что случилось? – не выдержав затянувшегося молчания, спросила Керри. Ее голос – высокий и тоненький, словно голосок ребенка, – прозвучал неожиданно громко. Даг вздрогнул и, выпустив руки Керри, приобнял ее за плечи, увлекая в дом. Она не сопротивлялась, когда он подвел ее к дивану и, усадив, присел рядом. – Уолт спит? – наконец, заговорил он. Керри нашла в себе силы кивнуть; она не знала, зачем он пришел и что собирался сказать, но чувство, что Даг снова вернулся за ней, чтобы заставить ее проснуться, не отпускало и только усиливалось с каждым ударом сердца. Ей не хотелось просыпаться. Не хотелось тогда. И не хотелось сейчас. «Даг, уходи. Все так хорошо. Я не пойду с тобой. Я больше никогда никуда не пойду с тобой», – Керри хотела произнести эти слова. Очень… Но, конечно же, она промолчала. Какие бы новости Даг ни принес, он не заслуживал таких слов. Он любил ее. И он не хотел причинить ей зла. Керри не нужно было смотреть в его глаза, чтобы прочитать в них эти очевидные для нее вещи. А Даг, вдруг резко подавшись вперед, стиснул в своих руках ее пальцы и начал говорить. – Кое-что случилось, – сказал он. – Плохое, – его голос дрогнул, – они мертвы. – Кто? – выдохнула Керри, и стены пустились в пляс перед ее глазами, когда Даг произнес: – Кэрол и Лука. Их застрелили. Сегодня днем.