Путешествия в параллельные миры (альтернативное продолжение)

Вторая глава

– Вы ошиблись номером, – сказала Керри и аккуратно вернула трубку на базу. Лука окинул ее внимательным взглядом, не прекращая пережевывать пищу. Его челюсти двигались медленно и размеренно. Столь же медленно вилка опускалась в тарелку. Столь же медленно поднималась ко рту. Мерный стук ее зубчиков о фарфор действовал на Керри всегда одинаково – движения ее затормаживались, ноги становились ватными, а из головы вылетали все до единой мысли. Если бы ей сказали, что сидящий напротив нее человек в прошлом увлекался гипнозом, она вряд ли была бы удивлена. – Почему ты не ешь? – рассматривая ее взглядом удава, в поле зрения которого попал аппетитный кролик, спросил Лука. Вилка медленно опустилась в тарелку. Зубчики стукнули о фарфор. Керри вздрогнула, словно очнувшись, попыталась сказать, что предпочитает куда более поздние завтраки, но вместо этого поднялась и поставила перед собой тарелку с омлетом. – Приятного аппетита, – произнес Лука. Вилка стукнулась о тарелку и начала плавно подниматься обратно ко рту. Челюсти мужчины вновь пришли в движение, тщательно пережевывая пищу. – Спасибо, – пробормотала она, отчаянно надеясь, что ее не стошнит прямо в тарелку. И токсикоз был не причем, один вид сидящего напротив мужчины вызывал рвотные позывы. Боже, если бы он не был сторонником ежедневных совместных трапез, пытка под названием «семейная жизнь с самым красивым врачом приемного» могла сократиться на целых полчаса! Полчаса без его общества. Полчаса истинного рая! Керри зажмурилась и заставила себя проглотить кусочек омлета. Пока она не съест все до последней крошки, он будет сидеть напротив и гипнотизировать ее взглядом. Зная это, Керри принялась торопливо запихивать в себя еду. Не чувствуя вкуса. Борясь с отвращением. Но предвкушая его скорый уход. – Чай? – вежливо поинтересовался Лука, дождался ее кивка и, наконец, перестал сверлить ее глазами, переключив внимание на закипающий чайник. Керри облегченно выдохнула и на мгновение позволила себе расслабиться. Стрелка настенных часов медленно сдвинулась, нерешительно поколебалась, а затем нехотя переместилась на цифру «12». Шесть утра! Керри еле успела зажать рот рукой, чтобы не вскрикнуть от радости. Лука уходил на работу в шесть пятнадцать. И ни секундой позже. – Пожалуйста, – он поставил перед ней чашку с дымящимся напитком. – Спасибо, – поблагодарила она, усилием воли заставляя себя не подпрыгивать на месте от нетерпения. Через пять минут он поднимется с места, аккуратно вытрет губы салфеткой, отнесет посуду в посудомоечную машину, пригладит волосы, поблагодарит ее за вкусный завтрак, приставит стул к столу, улыбнется, кивнет и, не торопясь, выйдет из кухни. – Какие планы на день? – спросил Лука, размешивая сахар. Два кусочка. Десять круговых движений в одну сторону. И десять круговых движений в другую. Ей не нужно было смотреть, чтобы знать. Ритуал не менялся девять последних месяцев. И что-то подсказывало ей, что он оставался неизменным гораздо дольше, чем девять последних лет жизни Луки. – Лиззи обещала зайти… – ответила Керри, чтобы заполнить паузу. До окончания пытки осталось три с половиной минуты. – А Кэрол? – Вопрос поставил ее в тупик. Обычно все вопросы, которые Лука задавал ей за завтраком, сводились к набору ничего не значащих вежливых фраз. – Мы редко видимся. Она все время отдает Мэдди. Ты же знаешь… – Раньше вы больше времени проводили вместе, – глаза Луки, кажется, собрались просверлить две маленькие дырочки у нее на лбу. Керри сглотнула и задумалась над ответом. – Раньше я не была беременна вторым ребенком. И мне разрешалось… – она бросила на мужа испуганный взгляд. Выражение его лица оставалось невозмутимым. – То есть раньше я тоже ходила на работу. Мы обе ходили… – Но ты же водишь Уолтера гулять в парк? Почему бы вам не созвониться и не договориться о встрече? – Зачем тебе это нужно? – спросила Керри прежде, чем сумела заставить себя замолчать. – Я навещал свою крестницу в эту среду, – произнес Лука слегка удивленным голосом. Жена редко вступала в какие-либо дискуссии. Обычно она молча кивала и соглашалась. – Кэрол показалась мне немного одинокой. Ее муж постоянно в больнице. – Ты тоже постоянно в больнице. Но ты никогда не озабочивался проблемой моего одиночества, – сказала Керри и тут же пожалела об этом. Брови Луки сначала приподнялись, а затем сошлись на переносице. Ей не нужно было объяснять, что тяжелый взгляд и нахмуренные брови – плохой, очень плохой знак. Какого черта она вообще открыла рот?! Трудно было просто кивнуть?! Уже в это мгновение он выходил бы из кухни. – Я не слишком нравлюсь Дагу, – пробормотала она первое, что пришло в голову. И даже в такой мучительной ситуации произносить его имя вслух было настоящим облегчением. – Мне казалось, он не слишком поощрял нашу дружбу с его женой… – А мне не показалось, что ты не нравишься Дагу, – поднявшись на ноги, Лука медленно обошел стол и вплотную приблизился к ее стулу. Чтобы не облиться еще горячим чаем, ей пришлось поставить чашку на стол. Руки дрожали как при внезапном обострении болезни Паркинсона. – Напротив. Мне казалось, что Даг буквально оживает в твоем присутствии. Лука наклонился так, что его глаза оказались прямо напротив ее глаз. Он словно считывал информацию с ее зрачков. И Керри в ужасе ждала, что сейчас он задаст вопрос, знает ли она, кто является отцом ребенка, которого она ждет. А потом… о том, что случится потом, ей было страшно просто подумать. – Если я опоздаю на работу, милая… – ровным голосом начал говорить Лука, и Керри невольно вскинула руки в защитном жесте. – Я позвоню Кэрол! Я позвоню Кэрол! Лука! Я позвоню Кэрол, и мы сегодня же встретимся! – Она не замечала, как ее голос, постепенно повышаясь, к концу последней фразы сорвался на крик. Губы Луки начали кривиться в довольной улыбке. Она понятия не имела, что означала столь внезапная перемена, и если бы его тело буквально не прижимало ее к стулу, она бросилась бы к двери и бежала бы так далеко, насколько хватило сил. И никогда… никогда больше не возвращалась в эту квартиру, ставшую для нее настоящей тюремной камерой! – Я рад, что ты решила позвонить Кэрол. Друзья должны поддерживать друг друга. Ты согласна? – Его лицо по-прежнему находилось в паре миллиметров от ее лица, и Керри не смогла бы кивнуть, не столкнувшись с ним лбами. Каким-то образом ей удалось выдавить еле слышное «согласна». Боже! Какой же самоубийцей была женщина, которая согласилась выйти замуж за это чудовище?! На несколько невыносимо томительных секунд Лука завис над нею, гипнотизируя ее взглядом. Керри искренне не понимала, как ей все еще удавалось сохранять рассудок, но кожей чувствовала, что грань, отделяющая ее от безумия, истончалась с каждым днем, прожитым под крышей этого дома. – Люблю тебя, – наконец, произнес Лука, и его губы на мгновение прижались к ее щеке. Керри не вырвало от его прикосновения, чему она несказанно обрадовалась. – Я… я тоже тебя люблю… – прошептала Керри, молясь, чтобы слово «уходи!!!», звенящее в ее голове, не сорвалось с губ. Лука подмигнул ей, разогнулся, но… не сдвинулся с места. Теперь ей приходилось совершать над собой поистине титанические усилия, чтобы не закричать. Она не могла больше выносить его присутствие. Каждая клеточка ее тела, казалось, вопила от ужаса и отвращения. Все ее существо жаждало, чтобы он ушел. – До вечера, – сказал он, и Керри едва не пустилась в пляс от радости. Он уходит! Господи, спасибо тебе! Он все-таки уходит! – Я позвоню тебе в три. Будь дома. – Да. Да, конечно. Я буду ждать твоего звонка! – торопливо произнесла она, не в силах скрыть возбуждение в голосе. Разумеется, он понял его причину и не смог оставить столь вызывающую несдержанность безнаказанной. Протянув руку, он обхватил пальцами ее ладонь и легонько пожал. Прежде чем его пальцы сжались, она интуитивно почувствовала, что ее ожидает, и закусила губу, чтобы не застонать. Медленно-медленно пальцы Луки продолжали сжиматься, стискивая ее руку, словно в железных тисках, и Керри казалось, что она слышит, как под давлением хрустят косточки ее запястья, а затем он слегка разжал пальцы, наклонился к ее руке и нежно поцеловал в раскрытую ладошку. «Очень трогательный жест! Галерка аплодирует! – Керри зажмурилась, чтобы он не прочитал ненависть в ее взгляде и, наконец, убрался из кухни и из ее жизни. Хотя бы на время. Хотя бы до вечера! – Иди к черту! Иди к черту!!! УБИРАЙСЯ УЖЕ ОТСЮДА К ТАКОЙ-ТО МАТЕРИ!!!!» – Кажется, Уолтер проснулся, – вместо слов прощания произнес Лука, прежде чем уйти. Когда через пять минут хлопнула входная дверь, Керри услышала приближающийся топоток детских ножек. Врезавшись с разбега в колени матери, Уолт счастливо рассмеялся. – Доброе утро, мамочка, – старательно проговаривая каждое слово, произнес он и поднял вверх свою трогательную мордашку в ожидании поцелуя. – Доброе утро, медвежонок, – ответила Керри, поцеловала пухлую щечку и, следуя только им двоим известному ритуалу, подхватила его на руки и закружила по кухне. Случайно или нет, но их жизнь начиналась с хлопка закрывающейся за Лукой двери. И хотя Уолт обожал папочку, он никогда не выбегал из комнаты до его ухода. Исключение составляли выходные, когда Лука сам заходил в спальню сына, усаживал себе на плечи и, издавая громогласное лошадиное ржание, несколько раз обегал все комнаты, прежде чем доставить вопящего от восторга Уолта к столу. В такие моменты Керри с трудом удавалось сдерживать слезы. Ненавидеть мужчину, «бьющего копытом» посреди кухни и требующего на завтрак стог сена для хорошей лошадки, она не могла. Ненависть – ее единственная защита – словно мыльный пузырь, лопалась в одночасье. И Керри оказывалась один на один со своей потерей. И с осознанием ее необратимости. Как ни парадоксально, но ей проще было жить с чудовищем, порабощающим ее волю, чем с этим смеющимся счастливым человеком, заботливым и любящим отцом ее сына. Она хотела ненавидеть его. Ненависть была ей необходима как воздух. Потому что иначе… иначе слишком близко она оказывалась от любви. А любить его – те же глаза, те же волосы, те же губы, те же жесты, те же руки, которые могли быть такими ласковыми и нежными, но которые чаще и чаще причиняли боль, боль и ничего, кроме боли, – означало предать последнее, что у нее осталось. Воспоминания. Она хотела, чтобы этот Лука ничем, кроме внешности, не походил на мужчину, который делал ее самой счастливой женщиной в мире… в том мире, куда попасть можно было только во снах и мечтах. И хотя иногда мысли о том, что было бы, если бы человек, чью жену ей приходилось изображать последние девять месяцев, оказался таким же добрым и любящим, каким был ее Лука, закрадывались ей в голову, она немедленно гнала их прочь. Эти мысли тоже были предательством. Потому что не могло быть второго Луки. Он был только один. Все остальные тысячи, сотни тысяч, миллионы мужчин с тем же именем, с той же внешностью в миллионах других миров – были лишь копиями. Двойниками. Хорошие ли, плохие – они не были тем человеком, которому она сказала «да» на вопрос: «ты выйдешь за меня замуж?». И пусть ей не повезло, что из миллиона вариаций ей попалась «плохая копия», именно с ним – так мало похожим на ее мужа человеком – ей было проще сберечь воспоминания, самое дорогое, что осталось в ее жизни. Даг говорил, что двойник Кэрол с каждым днем по капле вытесняет из его памяти образ той Кэрол, которую они знали и любили. Керри видела его отчаяние и молилась, чтобы подобное не случилось и с ней. Лишиться воспоминаний означало потерять Луку еще раз. А пережить потерю снова она бы не смогла. Поэтому она не давала себе даже в те редкие мгновения, когда сердце рвалось из груди от любви и счастья, забыть о том, что перед ней другой человек, не ее муж, не ее любимый мужчина. Чужой. Посторонний. Плохой. Злой. И она молча стояла и смотрела – сторонняя наблюдательница чужого счастья, пока Лука не встречался с ней взглядом. Тогда улыбка медленно сползала с его лица. Он сажал сына на его стульчик и садился с ним рядом. А она подавала им завтрак. Улыбаясь, но оставаясь чужой и холодной. Поначалу ей бывало жаль его, потому что он тоже имел право на счастье с той женщиной, которую выбрал себе в жены и которая подарила ему сына. Кто знает, каким он бывал с ней и какой с ним бывала она, ведь Керри ничегошеньки не могла сказать о своем двойнике, кроме того, что та была на нее похожа, но, скорее всего, исключительно внешне. Но уже очень скоро жалость начала сходить на нет, а потом и вовсе исчезла. Уж слишком его обращение с ней напоминало отношения надзирателя с заключенной, уж слишком супружеский секс стал походить на регулярные изнасилования, уж слишком далеко зашла она в своей ненависти. И когда недавно на прогулке Уолт прибежал к ней, сжимая в руках баночку, в которую его старший приятель посадил двух жуков с целью посмотреть – сколько мертвых жуков в результате окажется в банке, Керри не смогла сдержать дрожь. Именно это произошло с ее жизнью. Кто-то с извращенным чувством юмора посадил их с Лукой в стеклянную банку, а теперь заглядывал в нее, в надежде обнаружить хотя бы одного «дохлого жука», а лучше всего – с откушенной головой. И в их случае в роли жертвы мог выступить только один «жук» – она. Потому что противопоставить что-то его силе и его власти над ней она не могла. Все, что было в ее силах, – это продолжать тянуть время, играя по его правилам. И стараясь как можно реже вызывать раздражение мужа. Лишь дважды она видела, насколько далеко он был способен зайти в своей ярости, и четко понимала, что третий случай может стать для нее фатальным. – Медвежонку нужен мед, – с хитрым выражением лица сказал Уолт и потянулся к ней ручонками, требуя, чтобы его посадили на стульчик. – Посмотрим, не осталось ли в горшочке немножко меда, – улыбнулась в ответ Керри и, отбросив лишние мысли, усадила сына за стол. Начинался еще один длинный день в мире, который, в отличие от предыдущего, не спешил становиться родным. Однако мысль о том, что до вечера Лука отметится в ее жизни только одним телефонным звонком, приятно согревала, и, к своему удивлению, Керри поймала себя на подзабытой уже привычке: накладывая завтрак в тарелку Уолта, она весело напевала любимую сыном детскую песенку. Обрадованный мальчик захлопал в ладоши, и уже через минуту, чудовищно фальшивя, но невероятно довольные друг другом, они распевали на всю кухню о дружбе прожорливого медвежонка и маленького трусливого поросенка. Иногда и в этом мире можно было почувствовать себя как дома, но обязательно какая-нибудь мелочь отравляла момент своей неправильностью. Керри до сих пор не могла примириться с фактом, что в этой реальности зверюшек звали не Вини Пух и Пятачок.