***
С того момента, как Джонс сделал Ивану предложение, уже прошло почти полтора месяца, за которые они почти не разговаривали, Иван был погружен в себя, а Джонс старался лишний раз не надоедать, чтобы случайно не задеть русского за живое. Так и бегали друг от друга, прячась по дому весь день, а вечером сидя бок о бок и думая о чем то своем.***
Иван уютненько завернулся в одеяло и скрутился калачиком, насколько теперь позволял заметно выросший живот, в котором уже активно кто-то пинал его по почкам и судя по всему явно не один ибо уж слишком большая жилплощадь была бы для одного карапуза. В последнее время Брагинскому стало совсем сложно ходить, и он проводил все свое время или под одеялом в гостиной, наблюдая за мечущимся туда-сюда Джонсом, или же на кухне в обнимку с чем-нибудь съестным и откровенно чувствовал себя огромным шаром для хомяков. Наконец дерганья американца Ивану надоели вконец и он, легким и плавным движением выставил ногу вперед, сидючи на диване. Не заметивший подлянки Джонс влетел носом в спинку кресла и тут же подскочил на ноги: - Ты что дерешься?! - Я не дерусь, я тебя давлю массой и авторитетом, – Иван хмыкнул и похлопал по дивану рядом с собою ладонью, - присядь, надоел мельтешить. Альфред только вздохнул и присел рядом с Иваном, почти сразу же залипая в окно. В этом году зима пришла ровно в срок, и сейчас за окном плавно оседали здоровенные хлопья снега на землю. Американец подумал, что наверняка завтра встанет весь штат, ибо если так продолжится, то заметет все. Но эта мысль быстро потухла и забилась на окраину сознания. - Я тут подумал, - тихо начал Иван, медленно поворачивая голову к Альфреду и с трудом поджимая под себя ноги, - хорошо. Я согласен. Альфред так же медленно перевел на Брагинского чуть удивленный взгляд, пытаясь понять, на что же сейчас согласились, но мозг буксовал и не хотел помогать хозяину понимать, что за черт творится и в жизни, и в голове, и в этом разговоре. Иван оглядел задумчивое лицо Альфреда и хмыкнул, осторожно боднул того в плечо, накрывая руками живот да так и замер, прикрыв глаза: - Почти два месяца назад. Вспоминай, голова, дитенков рожу, – Иван хохотнул и зевнул, снова поворачивая голову к окну, - я согласен выйти за тебя, склерозник начинающий. Альфред перевел взгляд на казавшуюся седой макушку русского и прикрыл глаза, утыкаясь носом в волосы и осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до руки Ивана, которая лежала на животе: -Можно? Или ты мне пока не доверяешь? Иван прикрыл глаза и хмыкнул, прижимая ладонь американца к животу тихо бурча что-то о « нерешительных склерозниках». Альфред тихо усмехнулся и прикрыл глаза, пытаясь вспомнить какое число на календаре, дабы обвести его красным и ввести в разряд национальных праздников. Вспоминалось первое декабря, а Иван, пригревшись, и как-то незаметно укутав и его в одеяло, тихо спал, измотанный переползаниями с дивана на диван. Альфред зарылся носом в отросшие волосы России и прикрыл глаза. В груди разливалось сонное тепло. Вроде и стоило сейчас прыгать от радости, как никак два месяца нервотрепки не прошли даром, а вроде не хотелось ничего делать кроме как вот так сидеть. Все потом, не сейчас, сейчас было тепло от уснувшего России, который уже седьмой месяц (Прим. Автора: Я не помню какой, сами посчитайте и исправьте, если надо) ходит по его дому, вынашивая под сердцем его детей и принимая только что его предложение. Что еще для счастья надо? Да вроде ничего, во всяком случае, именно тогда так казалось Альфреду, но выводы, сделанные в приступе эйфории достаточно опрометчивы по сути своей, и только на следующий день Джонс осознал, что для счастья ему не хватает еще и нервов. Совсем немножко. Чуть-чуть. Буквально пару вагонов успокоительного и клубочков десять самих нервов.***
Следующий день для американца начался с бодреньких криков над ухом голосом Ивана. Крики были явно не слишком цензурные, а подпрыгивания кровати, на которой собственно и почивал американец, через каждые три минуты наводили на размышления о бренности бытия. - Да ебанный ты шашлык, харе спать и помоги мне подняться! – от мощного толчка под ребра Джонс колбаской укатился с кровати и даже не успел осознать, почему мир вокруг него вдруг пришел в действие. Когда Альфред все же поднял свою тушку в более-менее вертикальное положение, его глазам открылась воистину замечательная картина: злой как тысяча подлунных тварей Брагинский сидел на краю кровати и придерживал руками живот, пытаясь отдышаться и отфыркаться и, как только заметил, что Джонс поднялся, оскалился по все 32. - О, уже стоишь, младеньчик!* Ну, давай тогда подтаскивай свою тушкенцию сюда и помогай мне встать! Ты меня в это втравил, тебе со мной и подыхать!* Альфред неприлично заржал и помог подняться своему новоявленному суженному, с улыбкой идиота наблюдая, как Иван, переваливаясь с ноги на ногу и проклиная его до десятого колена, уходит в сторону ванной. Кажется, оставшийся срок будет очень веселым, и зад Джонса протестующее заныл, чувствуя приближающиеся приключения.