Две жизни

Прошу прощения за свое длительное отсутствие, но муза (гадина такая) покинула свое место жительства и пошла странствовать по миру, бросив меня в гордом одиночестве. Сейчас вроде бы она вернулась, но я не особо в этом уверена... Писалось вот под такие "оптимистичные" композиции: Red – Not Alone Red – Hymn For The Missing Akira Yamaoka – Room of Angel _____________ Кто-то когда-то сказал, что наша жизнь – это самый дорогой подарок, который только может быть. Еще бы год назад я бесцветно посмеялась бы на это заявление, махая в сторону говорящего рукой. А сейчас… Сейчас я готова была выть одиноким волком и скулить, поджав хвост, как трусливая шавка, лишь бы мне дали прожить еще один день на этой бренной – по мнению большинства, - земле. Чувство всепоглощающей безысходности сжирает меня без остатка каждый раз, когда я открываю задернутые сонной поволокой глаза. В груди сразу все сжимается, а из горла вылетает сдавленный хрип отчаяния. Возможно, это мой последний вздох или выдох. Именно такие оптимистические мысли приходили в мою вновь гладковыбритую голову последнюю неделю. Я жила от капельницы, до капельницы, от химии, до химии. Не сказать, что это как-то отодвигало меня от смертельного порога… просто я понимала, что умру в менее сильных мучениях. Буквально вчера умерла моя соседка по палате. У нее была соседняя кровать, поэтому глубокими бессонными ночами она просила взять ее за руку, чтобы было не так страшно. Эта мнимая поддержка друг друга продолжалась до утра, а потом к ней кто-нибудь приходил, и моя помощь утрачивала свою востребованность. А вчера я весь день слушала сдавленный плач её матери и сестры. Они сидели на прикроватных стульях и что-то тихо шептали, заботливо проводя рукой по пустой, только что выстиранной простыне. Интересно, по мне бы так же плакали? Колючий комок невыплаканных слез снова подобрался к горлу. Но я, уверенным жестом, опрокинула в себя уже пятый стакан немного прохладной воды и отвернулась к окну. Сейчас плакать бессмысленно. Кому я нужна со своими проблемами? Фили утешал меня как мог. Но чаще всего я просила его мне рассказывать сказки, как тогда – в камере. Где-то в глубине моей души я верила, что это спасет меня – исцелит. Но док уже прописал мне приблизительную дату смерти, к которой я двигалась просто семимильными шагами. Очередной, как я его именую, «приступ» дал о себе знать, когда я возвращалась с, наверное, тысячной по счету процедуры в палату. Каталку мне не выдали, оправдавшись тем, что я не лежачий пациент и пока не слягу, мне не предоставят ничего. И вот я, с видом раненного тюленя, размеренно брела по однообразной дороге, придерживаясь одной рукой о стенку – слабость давала о себе знать. Утешало меня лишь то, что я, когда доберусь до своей коморки, лягу спать, и никто меня не потревожит до самого вечера. Но сладостным мечтам не суждено было сбыться, потому что на очередном повороте я как-то неудачно согнулась, и мою грудную клетку сдавило невидимыми тисками, вышибая оттуда весь запас спасительно воздуха; голова и конечности налились свинцом, а в глазах начало медленно темнеть. От приемного отделения я уже отошла на приличное расстояние, так что мой лечащий врач не услышал бы меня, даже если бы я начала истошно орать. Ноги безжалостно подкосились, и я рухнула на пол, сдавленно шипя, когда коленки встретились с линолеумом. Нервные окончания болезненно пульсировали, заставляя меня кривиться и тихо скулить. Мир поплыл перед глазами, и я в очередной раз сдалась, уступая место тьме и беспамятству в своей голове. Я шла по берегу моря, утопая ногами в темно-буром, иногда черном, песке. Я отрешенно смотрела себе под ноги, цепляясь взглядом за отдельные маленькие песчинки. Небо над водой разлилось розовым маревом, словно огромное агатовое чудовище разинуло свою пасть, высовывая на всеобщее обозрение розово-багровый язык. На душе было до странности легко и спокойно, будто во мне тоже было море с полным штилем. Небесную вышину прорезал мелодичный голос, мелкой дробью проникая в мое сердце. - Медленно исчезая, Ты потеряна и так напугана. Где надежда в таком бездушном мире? Таинственный голос обволакивал, создавая вокруг меня невидимый купол, внутри которого я чувствовала себя в полной безопасности. Все казалось таким нереальным, запредельным… что я невольно подумала, что умерла и попала в рай, и теперь в моем сердце всегда будет этот мир и покой. - Пытаясь отыскать далекий свет, Того, кто может спасти жизнь, Ты живешь в страхе, что никто не услышит твой крик: «Спасите меня!» Защитная оболочка растворилась, а под ногами разверзлась земля, отправляя меня в далекий полет. Бездна психологически давила на меня. Порой мне казалось, что она начинает сужаться, и я непроизвольно жмурилась, в полете втягивая шею в плечи. После пяти минут такой пытки, когда ты всегда находишься в напряжении и каждую секунду готовишься встретиться спиной с выступающими камнями, я уже начала молить тайного мучителя позволить мне спокойно умереть. Глаза жгло от быстро высыхающих на ветру слез, а горло жестоко саднило от беспрерывного крика. - Я с тобой, Я проведу тебя через любые невзгоды, Я подхвачу тебя… Пропел прекрасный баритон, и меня резко, будто невиданной силой, подбросило вверх. Навстречу алеющему небосводу. «Неужели так легко умирать?» Я очнулась в своей палате, замотанная в одеяло, с мешающимся катетером на указательном пальце правой руки. Облегчение затопило сознание как только я поняла, что никуда не лечу, и мне ничего не грозит. - У тебя была остановка сердца. – Будничным тоном сказал Фили, который сидел на прикроватной тумбочке для книг и бумаг. - И ты так спокойно об этом говоришь? – С небольшим усилием я повернула голову в его сторону и измученно усмехнулась. – Глупый вопрос… На самом деле, мне самой было все равно, что со мной произошло. В душе расползлась медовая нега, из-за которой хотелось закрыть глаза и отдаться в заботливые руки забвения. - Доктор сказал, что этот приступ рака будет тяжелее, чем первый. – Гном рвано выдохнул. Я поняла, что он пытается сказать, и от этого стало как-то тоскливо. Нет, не из-за того, что я покину этот мир. Рано или поздно это все равно бы случилось. Просто грустно уходить, зная, что по тебе никто не будет плакать: мама уже, наверное, давно меня похоронила; отцу чихать на меня с высокой колокольни; друзья из универа – мы никогда не были близки по-настоящему. - У меня уменьшилось время? – Где-то на границе подсознания я знала ответ на этот вопрос, но светлый и наивный человечек внутри меня все еще верил в то, что я смогу жить как раньше. Наследный принц коротко кивнул, неловко поджимая нижнюю губу. Вот и все… - И сколько? - Неделя, может меньше, может больше. Ты сегодня чуть не умерла, тебя буквально выдернули с того света за шкирку! – Карлик многозначительно вскинул руки ладонями к потолку. А потом спрыгнул с насиженного места и присел на кровать, накрывая своей широкой – для гнома, - ладонью мою руку. - Я хочу уже уйти, Фили! Ты не знаешь(разумеется, знаешь), какие муки приносит химия или простая кома! Тем более, я ненавижу эту больницу, тут, наверное, всем платят, чтобы мне хамили! – я попыталась засмеяться, но из горла вылетел только жалкий свистящий сип. – Я – овощ, обремененный болезнью-паразитом. - Ты так говоришь, будто живешь уже не первое столетие! – наследный принц подбадривающе ухмыльнулся, сильнее сжимая мои пальцы. - Кто знает… - я глубоко вздохнула, наслаждаясь мирным течением жизни внутри себя. – Возможно, это уже моя сотая реинкарнация. Фили ничего не ответил, даря мне одну из своих очаровательных улыбок. - Спи. И я послушалась, прилежно прикрывая глаза и обнимая скомканное, возле бока, одеяло. *** Алеющий диск солнца почти полностью скрылся за полосой горизонта, когда мы, общими усилиями, добрались-таки до подножья Одинокой горы. Все тело ужасно ныло из-за непрерывной ходьбы и плохого сна. А ноги передвигались уже по привычке, то есть сил у тебя нет абсолютно, но ты все равно идешь вперед на одном добром слове. Я даже пропустил тот момент, когда открыли дверь и в недра горного царства отправили полурослика. Лишь когда суета и всеобщее возбуждение улеглись, я смог самозабвенно развалиться на первом же выступе, отдаваясь во власть сладостной дремоте. Надо будет – разбудят. - Фили… - Почти безэмоциональный голос моей вынужденной спутницы выдернул меня из сладостного состояния полного умиротворения. Эли сидела на соседнем камне и смотрела на меня своими невозможными глазами, в которых плескалась… тревога? «Что на этот раз?» - Девушка гордо вздернула подбородок, обрывая тем самым зрительный контакт. Янтарные глаза обиженно блеснули в темноте. - Я… - мое наваждение глубоко вздохнуло, устремляя свой задумчивый взор в сторону Озерного города, - я молю тебя, сын Дис, уходи. Уходи пока не поздно. От этих слов и этого отчужденного взгляда меня пробрала дрожь зарождающегося гнева. Руки сами собой сжались в кулаки, а душевный туман сменился лавой. «Ты хочешь, чтобы я предал отряд? Оставил своего брата одного…» - С дядей, - Эли деловито нахмурилась, являя миру небольшие складки между бровями, отчего вся моя ярость и злость испарились, будто их и не было. «Я не могу» - вздохнув, я перевернулся на спину и вперился взглядом в черный небосвод, который безжалостно давил на меня, обещая показать свои самые темные закоулки. Собеседница ничего не ответила, лишь поднялась со своего места и ушла, оставляя меня на растерзание своих собственных мыслей. *** Дни перетекали в дни, лениво зачеркивая клеточки в настольном календаре. До истечения злополучной недели остался всего день. Всего двадцать четыре часа перед тем, как я переступлю порог между жизнью и смертью, или пересилю болезнь, оставаясь жить только благодаря препаратам. Медсестра, которую приставили ко мне вчера вечером, все утро бросала на меня сочувствующие взгляды, а изредка я и вовсе слышала еле слышные вздохи с ее стороны. - Всего день и мы, возможно, расстанемся… - сказала я в пустоту, обращаясь непосредственно к конкретной личности. Сотрудница больницы удивленно вскинула брови и приглушенно всхлипнула, заставляя мои губы дрогнуть в легком подобии улыбки. Я ждала… - А может и не расстанемся, - донеслось со стороны кресла для гостей. – Кто знает, что будет дальше? Я хмыкнула, усилием воли заставляя себя приподнять голову, которая сейчас, как мне казалось, весила как минимум тонну. Оглядев маленькое помещение, я остановила свой взгляд на гноме и невесело ухмыльнулась. - Ты веришь в старый добрый сказочный хэппи энд? – Все тело снова пронзила волна боли, начиная с головы и заканчивая пальцами ног, вынуждая меня со сдавленным стоном опуститься обратно на подушки. Моя сиделка небось с ума сошла от такого зрелища: сначала с пустотой разговаривает, а потом вдруг изобразила сцену из фильма про экзорцизм. Но мне сейчас было не до шуток, все тело буквально скрутило спазмом, врач предупреждал меня о том, что у меня иногда будет проявляться пароксизм лихорадки, когда меня будет буквально подбрасывать на кровати от внутренней боли и ощущений, что все мое естество пропускают через мясорубку. Где-то на границе сознания я услышала, в каком бешенном ритме зашелся измеритель пульса рядом с кроватью. - Началось… - сипло выдохнула я, глотая собственные слезы и безвольные крики. Я боялась, меня трясло от одной шальной мысли о том, что это конец. Что я больше не смогу пройтись по ночному городу, что больше никогда не взгляну в глаза своей матери, никогда не смогу прикоснуться к ее вечно опущенным плечам. Не смогу провести ладонью по спутанным, из-за спешки, волосам и, в конце-концов, не смогу сказать всего того, что вертелось у меня на языке долгие месяцы. Все, что со мной произошло, за последние недели в моей жизни, превратили меня в некое подобие чудовища, который метался по своей клетке, скребя сточенными когтями о металлические прутья. В палату вбежал врач, на ходу выкрикивая поручения, кто-то повязал меня по рукам и ногам, не давая вырваться из тисков смерти. Так хотелось крикнуть, чтобы они отпустили меня, дали волю движениям, пусть я метаюсь, пусть выгибаюсь, зато я чувствую, что я еще жива, что во мне есть жизнь. - Я буду твоей надеждой…- пропел знакомый баритон. Наконец, боль начала отступать, тело стало каким-то поразительно легким, а все посторонние звуки я начала слышать, будто через толщу воды. - Дефибрилляция сердца на 360, - крикнул док. - Я подхвачу тебя, - раздалось над моим ухом, и меня поглотила тьма. *** Когда именно в мою голову пробралось осознание того, что Эли была права практически во всем, я точно сказать не мог. То ли когда первый раз столкнулся лицом к лицу с огромным ящером, то ли когда мой дядя выбрал войну вместо перемирия. Единственная девушка нашего отряда лишь еле слышно фыркала всякий раз, когда мы встречались взглядами. Я понимал, что сейчас уже ничего не изменить, но даже если бы меня спросили еще раз, хочу ли я оказаться подальше от всего этого кошмара, мой ответ остался бы прежним. - Ты боишься? – Кили хитро прищурился, поглядывая на мои подрагивающие от нервов пальцы. - Опасаюсь. Младший молчаливо кивнул, наблюдая за тем, как дядя раздает указания остальным членам отряда. - У меня плохое предчувствие, но это ведь ничего не значит? – Брат посмотрел на меня, его лицо сильно осунулось во время похода: скулы стали выделяться еще больше, а под глазами залегли темные тени – след бессонных ночей. Если бы он не был моим братом и мне сказали, что когда-то он был тем еще шалопаем, то я бы ни за что не поверил в это, потому что морщинки на лбу и плотно сжатые челюсти говорили внимательному глазу об обратном. Сбивали с толку лишь глаза – полные надежды. Это были глаза ребенка, который никогда не переставал верить в лучшее. - Ничего, - соврал я, отводя свой взгляд в сторону противоположенной каменной стены. Рядом послышался облегченный вздох, а затем тихий смешок. - Ну, раз ты так сказал, значит точно ничего не случиться. – И лишь после этих слов я понял, какая суровая бывает расплата за ложь. *** Я очнулась на какой-то поляне, которая была ненормально зеленого цвета, а в воздухе витал нереально насыщенный запах полевых цветов. - Где я? – Голова больше не болела, да и вообще, в общем и целом, я не чувствовала тело совсем. - Здесь, - бархатистый баритон обволакивал меня, даря ощущение ни с чем не сравнимой легкости. - А… Фили? – я растерянно огляделась, по привычке ища глазами уже такого родного гнома. В ответ небеса рассмеялись тихим размеренным смехом, который боготворят миллион женщин на земле. - Его здесь нет. Не все сказки имеют хороший конец, девочка. Вы были связаны при жизни, якобы поддерживая друг друга, но здесь… у него свой мир, у тебя свой. Осознание реальности накатило на меня ледяной волной, ноги подкосились, и я безвольно села обратно на траву. Он умер. Также как и я. В голове сразу всплыли последние страницы книги Толкина, а по щекам потекли горячие слезы. Опять… я снова делаю это. Снова безвольно плачу, рву руками траву, проклиная все и вся, срываясь на крик, но ничего не могу исправить. - Хочешь, я покажу тебе его? – в голосе промелькнули снисходительные нотки, но я не обратила на них внимания, полностью сосредотачиваясь на сказанном. - Да, прошу, пожалуйста. А дальше все было, как в кино из будущего: рядом возник большой «экран», на котором уже проигрывалось видео, будто сцена из фильма. - Это… - Да. Руки непроизвольно затряслись, а к горлу снова подкатил ком. Сейчас я увижу его. Увижу его смерть. То, как он покидает свой мир и попадает в свой рай, где мной даже и не пахнет. Во мне боролись два чувства: радость, потому что в его мире, если следовать логике, я тоже помогала ему, как у меня это делал Фили; и отчаяние от осознания того, что сейчас я вижу его в последний раз. - Можно вопрос? – еле слышно спросила я, неотрывно следя за маленькой фигуркой гнома, который сейчас делал очередной смертоносный выпад. - Конечно. - Если я умерла, то я пропала в том мире, как его вторая часть? - Пока что нет. Я никогда не любила смотреть фильмы, где постоянно кто-то вынужден убивать. Это меня как-то высасывало морально, потому что весь просмотр фильма находишься в диком напряжении, переживая за героев. Точно так же я себя чувствовала сейчас, только к дрожащим коленкам добавилась непрошеная аритмия и периодическое удушье, когда какой-нибудь вражеский клинок находился в смертельной близости от объекта моего наблюдения. Фили был красив даже в черной орочей крови. Его глаза цвета горного хрусталя блистали гневом и холодной решительностью, заставляя слабоверных падать ниц. Наследный принц, орудуя тяжелым мячом с необычайной легкостью, прикрывал истекающего кровью Торина собой. Кили был с другой стороны, его черные волосы, цвета дорожайшего опала, слиплись и перепачкались в крови и земле. Я не могла на это смотреть, руки сами потянулись к лицу, как раз в тот момент, когда над полем прокатился вышибающий воздух из легких крик старшего принца. Я в ужасе распахнула глаза, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, не в силах оторвать взгляд от сраженного гнома, который повалился на землю, что-то шепча. - Прошу, сделай что-нибудь! Прошу… - Из глаз снова хлынули слезы, а горло сдавили невидимые ладони. - Что ты готова сделать ради сохранения его жизни? - Все. Все, что угодно. - Что ж…