Две жизни

Спросите, сколько я здесь уже нахожусь? Без малейшего понятия. Возможно, день. Возможно, два. А может быть, и вовсе – неделю. Время для меня остановилось, как только мне вкололи какой-то препарат неизвестного происхождения. И лишь Всевышний знает, из чего эта муть состояла. Я помню лишь то, что меня жестоко лихорадило, а бедный Фили, вместе с последними крупицами моего рассудка, пытался достучаться до моего ошалевшего сознания. По рассказам гнома, я, сначала, была кошкой – просто сидела изваянием, а когда ко мне кто-то подходил, я начинала шипеть, выгибаться под неестественным углом и скрести ногтями о каменные плиты. Ну не дура ли? Потом я была быком, а карлик сам того не ведая, стал моим тореадором. Я била кулаком о пол, как делают разъяренные буйволы, взрывая земную твердь. Естественно, после этого «перевоплощения», я содрала кожу на костяшках пальцев. Последнем в списке моего персонального шоу, стала никто иная, как собака. С виду, обыкновенное животное. Но, когда я очнулась в изодранной рубашке и всклоченными, наверное, с тысячами колтунов, волосами, мне стало отнюдь не весело. Сейчас я сидела в дальнем, от двери, углу и, съежившись, слушала повествование трезвого представителя моей персоны – Фили. Гном рассказывал незатейливый, но безумно захватывающий сюжет всеми известного романа «Дети капитана Гранта». Наверное, только благодаря этим рассказам я еще не окочурилась тут. «Не уходи в себя!» - часто кричал карлик, отвешивая мне звонкую и весьма ощутимую пощечину. Он говорил, что, если я отключусь на время, то потеряю связь, не только с ним, но и с мозгом. А мне этого ой, как не хотелось. В общем, моему состоянию оставалось желать лучшего. Про головные боли я уже и не заикаюсь, по сравнению со всем остальным – это просто райские ощущения. - Обед! – Сварливо каркает мой надсмотрщик, пропихивая жестяную тарелку через специальное отделение в двери, будто я зек. Когда щеколда снова защелкивается, я приподнимаю голову с коленей, и на четвереньках ползу к миске. Сказать, что кормят скверно, это вообще равносильно молчанию. Но есть надо, иначе склею ласты быстрее, чем планировалось. Нет, я не планирую собственную смерть, просто нужно продержаться хотя бы недели две, тогда родственники всполошатся и подадут в розыск. Хотя, я сомневаюсь, что полиция сможет меня найти в этом Богом забытом месте. На дне миски отчетливо выделятся какая-то зеленоватая котлета с дурным запахом и, уверена, таким же вкусом. Как бонус идет кусок хлеба, но я его никогда не ем, потому что мучные изделия легче всего напичкать какими-то химикатами. Так что я одним быстрым змеиным движением хватаю злосчастный обед, запихиваю его себе в рот и быстро глотаю, чтобы не успеть распробовать вкус. - Ты похожа на животное, Эли… - Качает головой гном, подпирая спиной белесую стену. Я чуть не заревела, пряча лицо под спутанными волосами. Я знаю, что веду себя, как хищник, который наконец-таки добрался до добычи; знаю, что даю волю инстинктам, но иначе не могу. Если я встану на две ноги, то попросту рухну навзничь. А если буду есть медленнее, отрезая кусочек этого варева тупым ножичком, то меня вывернет. Сейчас я уже отреклась от своих принципов ради того, чтобы выжить. А еще, я делаю вид, что не замечаю Фили, потому что за мной дневно и нощно следят камеры, и если я буду смотреть в пустоту, кивать и отвечать вслух, эти ненормальные решат, что я спятила, и прибьют меня из-за непригодности. Я даже уже не помню, когда я последний раз спала. Стоит мне закрыть глаза, как перед внутренним взором предстает тот мужчина, по вине которого я застряла здесь, а в тело снова возвращается боль. Вернувшись в свой облюбованный угол, я обняла руками колени и тупо уставилась в одну точку, вслушиваясь в размеренный тембр карлика. Он снова что-то рассказывал, не давая мне полностью отгородиться от этого мира. С противоположенной стороны двери что-то противно лязгнуло, заставляя меня чересчур сильно зажмуриться и вздрогнуть. Потом послышался странный шорох, но я могу поклясться, что это были голоса. С трудом поднявшись, я по стеночке поплелась к выходу, маленькими шажками продвигаясь по холодному полу. - …завтра. Открой! – Довольно отчетливо рявкнул низкий мужской бас до ненависти мне знакомый. Захотелось зарычать, выбить эту долбанную дверь и самолично придушить этого гада. Но я лишь отпрянула с нескрываемым ужасом, что исказил мое лицо. Ожидание тянулось долго. Мучительно долго. Наконец послышался звук открывающегося замка, и в мою камеру ударил яркий свет, слепя привыкшие к полумраку глаза. На автомате я вскинула руки, прикрывая веки ладонями, не забывая при этом тихо, но утробно рычать. Я и правда превратилась в животное. И где-то, в глубине души, это меня пугало. - Ну что, теперь ты превратилась в обходительного домашнего питомца? – Мужчина саркастично ухмыльнулся, обнажая свои идеально ровные зубы. Он стоял в двух шагах от меня, насмешливо смиряя своим высокомерным взглядом. – Говорить разучилась? - Не дождетесь. – На удивление, мой голос прозвучал достаточно четко и сухо. Это как-то приободрило меня. Знаете, это чувство можно сравнить с подачей кислорода на глубину – у тебя закончился воздух в балоне, ты задыхаешься и, когда ты уже готов проститься с этим миром, кто-то наверху нажимает заветную кнопочку, пуская по длинному шлангу кислород. На силу расхрабрившись, я даже умудрилась подняться, попутно пряча за спину руку с содранными костяшками. - Это хорошо. У нас переводчика со звериного нету, так что, пропала бы ты в больнице. – Мой похититель самодовольно хмыкнул и, взглянув на меня еще пару раз, развернулся на 180 градусов. А он не боится, что сзади на него наброшусь? Хотя, это ничего не даст. Меня сейчас любым порывом ветра сдуть может. - Почему? – Выдавила я, сжимаясь от своих больничных воспоминаний. - Твой рак вернулся. – Спокойно известил меня мужчина в костюме, перед тем, как скрыться за железной дверью. А я так и села там, где стояла секунду назад. *** За все то время, пока подходили к горе, мы не обмолвились с Эли ни словом. Она гордо шла где-то впереди, лишь изредка сообщая мне о своем состоянии - либо тихими вздохами, либо еле слышными ругательствами, либо звонким смехом. Эта незаконная обида, скажем так, раздражала меня с каждой минутой все больше и больше. Иногда я так и порывался подойти и высказаться, но всякий раз здравый смысл меня останавливал, напоминая, что она не материальна, и что я буду выглядеть крайне глупо, если вот так начну возмущаться в пустоту. Весь следующий день меня жестоко игнорировали, избегали и смотрели куда-то сквозь меня с надменным видом царицы-завоевательницы. Лишь изредка мне удавалось почувствовать чей-то взгляд, а когда поворачивался, в надежде увидеть, уже ставший неотъемлемой частью моей жизни, задорный блеск, то натыкался на глаза, цвета молодой коры, в которых плескались боль и всепоглощающее отчаяние. Будто перед этим человеком казнили тысячи неповинных людей, включая женщин и детей. Уже ближе к вечеру мы совершили переправу через небольшую горную речушку, и вот здесь я чуть не поседел, когда Эли сорвалась с обросшего мхом бревна. Недолго думая, я ухватился за ее руку, но мои пальцы прошли сквозь девушку, а виновница моего нервного срыва полетела вниз, разрезая лесную тишину пронзительным криком. - Фили, что это было?! - Прорычал Торин, сверля меня своим коронным взглядом. - Какого орка ты "плясал" на бревне, остолоп? Я невидящим взглядом оглядел отряд, пропуская вопрос дяди мимо ушей. "Ничего с ней не станется! Она дух! Плод твоего дурного воображения!" - Орал разум, выбивая, словно искусный скульптор, эти слова на корке моего подсознания. И я бы рад был поверить этому, но что-то необузданное колыхало мое море подозрений, не давая успокоиться. - Ты меня слышишь? - Король-под-Горой угрожающе встал напротив, приняв многозначительную позу "руки в боки". - Да. - Кивнул я, отводя взгляд в сторону своего младшего брата, который с явным сочувствием ковырял землю тоненьким прутиком. Засранец. Наш предводитель сменил гнев на милость и приказал всем остановиться на противоположенном конце полянки, а меня, как провинившегося, отправили в лес за хворостом. "Ты совсем с этой девкой голову потерял! На тебя такие надежды возложены, а ты готов землю зубами вспахивать, лишь бы у НЕМАТЕРИАЛЬНОГО - понимаешь, в чем соль, да? - существа было все в лучшем проявлении!" - Возмущался внутренний голос, безапелляционным тоном матери. "Она - это я" - Как-то не особо радуясь, выдал я, подбирая очередную сухую палку для костра. "А я о чем? Нельзя любить себя - пусть и в женском обличии, - больше других в отряде!" Разумеется, мое неодурманенное "Я" право. Оно всегда право. Понурив голову, я пнул гнилой пенек, от которого тут же отвалилась, приличных размеров, головешка. - Трудишься? - Эли стояла неподалеку, облокотившись спиной о скрюченную осину. Боль в глазах немного рассеялась, уступая место искоркам веселья. - А не видно? - Усмехнувшись, я в очередной раз наклонился, чтобы подобрать немного еловых веток. "Для аромата" - как выражался Бофур. Лина красноречиво покачала головой, усаживаясь под деревом на небольшой островок мха. - Скажи мне, что ты передумал, Фили. - Юркие солнечные зайчики ускользнули с молодого лица вместе с улыбкой. Я сильнее прижал к себе охапку хвороста и медленным шагом направился в сторону лагеря. - Ты знаешь ответ. - Скажи мне! - Девушка подскочила с земли, возмущенно вскидывая руки к небу. - Нет. - Ты роешь себе могилу, Фили сын Дис! - Донеслось мне в ответ, вконец уничтожая все мое, и без того паршивое, настроение. *** Где-то к полудню, судя по солнцу, меня привели в божеский вид и, усадив в карету скорой, увенчанную сворой мигалок и сирен, повезли в ЦГБ. Как я выгляжу, я даже знать не хотела, мне хватило косых взглядов медсестер, которые, крайне умело, выражали то, что я теперь исполняю роль местного чудовища. Только потом, взглянув в зеркало, я поняла, насколько мои догадки были близки: скулы немилосердно выпирали, натягивая сухую кожу, словно скобы для растягивания шкур; глаза, лишенные живого блеска, смотрели на меня взглядом дикого зверя, которого заперли в клетке; парик, который до этого мне налепили на голову, был непонятного красноватого цвета. Спасибо, что хотя бы умыли и дали объемную футболку, чтобы никто не видел моих торчащих ребер и впалого живота. Что стало со здоровой, в меру откормленной, всегда веселой девушкой? И что за жалкое подобие неудачного эксперимента делает на месте моего отражения? Только сейчас, стоя напротив своего «изображения», я осознала, насколько голодна. Но, мои финансы поют романсы. Так что, придется ждать. Фили задремал в кресле для посетителей, видимо, мое угнетающее состояние и на нем сказывается, только вот он может спать, а я нет – боюсь. Страх, за все это время, уже стал неотъемлемой частью меня. Но, когда я смотрю на такого спокойного и умиротворенного гномьего принца, мне становиться легче. Не сильно, конечно. Но хоть что-то. Решив про себя, что пора разведать территорию, я соскользнула с кровати, встречаясь ступнями не с каменными плитами, а с больничными тапочками. Вынырнув в подозрительно пустой коридор приемного отделения, я, стараясь не шаркать, еле заметной тенью прошла в сторону буфета в поисках наживы. Есть хотелось немилосердно, так что я, ведомая внутренними инстинктами, шла вперед, пока меня не остановил сидящий посередине прохода крупный бело-серого окраса сибирский кот. Не веря своим глазам, я начала красться по стеночке, как бывалый Штирлиц, неотрывно следя за поведением кошака. Тот лениво прищурился и с нахальным вызовом посмотрел на меня своими огромными голубыми глазами. Поговаривают, что мурлыки с таким цветом глаз глухие. Расхрабрившись не на шутку, я решила показать этому мешку с блохами, кто здесь крышует, и с грацией пингвина двинулась прямиком на несчастного. Который, к слову, и ухом не повел, продолжая безбожно пялиться в мою сторону. Лишь бьющий по полу кончик хвоста возвещал о том, что сейчас прольется море крови. - Кис-кис-кис... - выдала я самое умное, что пришло в голову, на что кот удивленно - видать, привиделось, - посмотрел мне в очи а-ля "милочка, а не дура ли ты, часом?", вскидывая свою по-львиному мохнатую голову. Не глухой. Тут во мне пробудился материнский инстинкт, и я, протянув тощие, аки щепки, руки к котяре, сделала еще пару шагов вперед. Животное в свою очередь сначала недоверчиво отодвинулся, не отдирая мягкого места от пола, а потом кинул на меня взгляд, в котором, как по книге, можно было прочитать уверенное "не удержишь, голубушка". - А ты не волнуйся, котик! - Прошептала я, присаживаясь на корточках перед молчаливым собеседником. Ладонь, буквально, утонула в мягкой шерстке на загривке моего нового любимца. Пока это пушистое недоразумение прибывало в состоянии легкой эйфории, я, воспользовавшись прорехой в бдении четвероногого, подхватила его на руки, прижимая к груди, словно спасительный круг. Кот наградил меня подозрительным, как мне показалось, взглядом, но благородно промолчал, утыкаясь своей мордочкой в мое костлявое плечо. - Буду звать тебя Томо! Согласен? - Я расплылась в блаженной улыбке, чувствуя небольшое копошение котейки. А когда я, на полпути в палату, принялась любовно чесать его за ушком, то получила в награду урчание, с поистине тракторной громкостью. В моей персональной "клетке" было тихо, темно - шторы-то мне задернули! - и скучно. Фили с присущей ему аристократией развалился в кресле и даже в ус не дул. Видимо, если он может спокойно спать, значит, со мной все в порядке. Томо с заинтересованным видом прохаживался по больничной койке что-то вынюхивая. Универсальное животное. Немного поразмыслив, я сняла парик, оставаясь с небольшим ежиком - сантиметров в пять, наверно, - и легла на кровать, вытянув ноги. Мой новый сожитель, мурлыкнув что-то непонятное, устроился у меня под боком, пряча свой розовый носик в складках, выданного под мое верное покровительство, одеяла. *** Я вернулся к лагерю под «мирное» покаркивание старого ворона, который сопровождал меня всю дорогу, перескакивая с ветки на ветку, еще сильнее накаляя ситуацию. До сих пор в голове крутились последние слова Эли. А что, если это правда, и мне суждено положить свою голову, в какой-нибудь из битв? Внутри сразу зародилось знакомое чувство геройского самопожертвования. «Зато ты умрешь смертью героя, о тебе сложат легенды и хвалебные песни!» - Размеренно вещал внутренний голос, подбрасывая уголь в костер гордости. «Но, возможно, о тебе забудут сразу же, как твое тело упрячут в саркофаг» - учтиво подсказал разум, и я, сам того не замечая, кивнул, бросая собранный хворост рядом с Оином, который сегодня был ответственным за костер. - Что такой хмурый? – Кили беззаботно ухмыльнулся, когда я с громким вздохом приземлился рядом. - А что, если мы не вернемся домой? Брат на секунду нахмурился, отчего между бровей появилась неглубокая складка, а потом весело хмыкнул, махнув рукой в мою сторону. - О чем ты? На нашем пути еще не встречались достойные противники, да и где им здесь, - младший показательно огляделся, - прятаться! Это самое мирное место из всех, что я знаю. Не считая дома, разумеется! Я смотрел на зарождающее пламя, разгорающееся трудами старого гнома, и мне хотелось верить в то, что Кили прав.