Две жизни

Я стояла посередине огромного пустого зала и чувствовала, как в моей голове, с разъяренным скрежетом и потрясающей самоотдачей, вращаются шестеренки. Руки потряхивало мелкой дрожью, а сердце билось в ритме финской польки. А мужчина со вселенским спокойствием стоял в семи шагах от меня, незатейливо перекатываясь с пятки на носок. Глаз было не видно, из-за затемненных стекол очков, и это делало атмосферу еще напряженнее. За эту минуту молчания в моей голове пролетели все недалекие и значимые события из моей жизни: вот я первый раз пришла в больницу, мама тогда плакала весь день, отец пил, а я… просто молчала; вот я лежу в палате, незаинтересованным взглядом разглядывая потолок; а вот я очнулась и увидела Фили. На этом воспоминании я, сильнее сжимая свою правую руку, огляделась, медленно поворачивая голову сначала в одну сторону, потом в другую. Его нет. Снова. Гадкий комок слез сдавил горло, перекрывая дыхание. Нет, не сейчас, только не при нем. «Если ты меня не видишь, это не значит, что меня нет рядом…» - Всплыл в сознании голос гнома, и я заметно расслабилась, опуская, на нервном выдохе, затекшие плечи. Он здесь. Он обещал. До этого молчавший, хозяин дома сделал маленький шаг вперед, заинтересованно наблюдая за тем, как я непроизвольно отшатываюсь, распахивая свои и без того немаленькие глаза. Это игра. Некое подобие «кошки-мышки», только я, обычно резвая и жизнерадостная, теперь обязана защищаться, исполняя роль жертвы. А мой покупатель медленно, словно грациозный хищник, сверкая стеклышками очков, подбирается ко мне, загоняя в ловушку. - Боишься. – Это утверждение хлыстом рассекло толстую броню воздуха, что разделяло нас, обрушаясь на меня необузданной волной, заставляя задыхаться и пятиться. – Ты настолько слаба. – Уголки его губ дрогнули, искривляясь в подобии ухмылки. – Настолько ничтожна… Мужчина задумчиво вскинул голову, подставляя ее под ослепляющие лучи солнца, которые пробивались в помещение через огромное круглое окно. А я наоборот отступила, прячась под надежный полог тени. - З-зачем я вам? – Мой голос дрожал, во рту пересохло, и каждое сказанное мной слово вырывалось с сиплым выдохом. Густые аккуратные темные брови взметнулись вверх, подобно крыльям ворона. - Мне нужна не ты… - Безмятежный бас пленял, завораживал и гипнотизировал, приковывая мой взгляд к своему обладателю. – Мне нужен… - Представитель сильного пола резко поддался вперед, в четыре широких шага преодолевая расстояние между нами, и, остановившись на дистанции вытянутой руки, наклонился, обдавая меня запахом парфюма. Голова тут же закружилась, а ноги предательски задрожали, в любой момент готовые подкоситься. А мужчина склонил голову вбок и, приподняв одну руку, дотронулся указательным пальцем до моего виска, отчего по телу прошел неприятный разряд. – Он. Я в ужасе отшатнулась, болезненно врезаясь спиной в одну из многочисленных колонн. Тело снова сковал пожирающий страх. Мне хотелось плакать, спрятаться, звать от бессилия маму… но не могла. - Зачем? – Еле слышно прошептала я, придерживаясь одной рукой за камень позади меня. Я ведь еще молодая, причем, пролежавшая полтора года в коме. Для чего этому уроду мой мозг?! Внутри меня все кипело, взрывалось и выло - от боли, страха и отчаяния. - Глупый вопрос, девочка. – Мужчина неопределенно передернул плечами и, смерив меня ничего не выражающим взглядом, сделал пару шагов назад. - Рак мозга - смертельная болезнь, пожирающая клетки белого вещества. - Начал вещать мужчина, тоном лектора самого престижного медицинского университета. - Его нельзя вылечить. Нельзя побороть. - Широкие плечи воинственно расправились. - Тогда спрашивается, как обыкновенная девчонка, которая отсчитывала свои финальные секунды, восстановилась? - Последние слова он прошипел, угрожающе наклоняясь в мою сторону. Сердце пропустило удар. Он сможет узнать о Фили? Искорки паники промелькнули в моих глазах, вызывая у этого сумасшедшего плотоядную ухмылку. - Не находишь это занятным? Мне, как студенту-практиканту, который днями и ночами репетирует клятву Гиппократа, непозволительно было проявлять признаки страха, когда дело касается медицины. Но сейчас я понятия не имела, что нужно сказать. "Возможно, это была не злокачественная опухоль"? Бред, мне делали МРТ и биопсию. Если расскажу правду, то прикую к себе интерес стальной цепью. "Это могла быть ложно злокачественная опухоль"? Тогда, как я потом объясню кому и отказ правого полушария? Никак. "Давай, Эли, ты же хирург! Ты отучилась пять гребанных лет! Ты даже уже резюме подготовила! Шевели извилинами изобретательности!" - Кричал мой внутренний голос, но, скорее всего, из-за большого количества адреналина в крови, я его проигнорировала, продолжая смотреть на своего мучителя. - Вижу, ты разделяешь мой интерес, так что... - Мужчина еле заметно усмехнулся, пряча руки в карманы дизайнерских брюк. - Сыграем? Я напряглась всем телом, являя собой оголенный комочек нервов. Но прежде, чем я успела ответить, жгучая боль прострелила шею и часть спины под правой лопаткой. Словно огромная змея впилась в мою кожу, раздирая плоть. - Не люблю спорить с людьми. - Меланхоличным тоном заявил бизнесмен, поворачиваясь ко мне полубоком. - Сладких снов, Элина Фрайт. Все, занавес. Этот бой я проиграла. Возможно, вместе со своей жизнью. *** Этот мужчина, - по имени Бард,- оказался лодочником, что еще больше распылило Эли, которая начала трещать над моим ухом о сильных и крепких мужских руках. Спустя минут двадцать я уже откровенно выказывал последнюю степень мучений, но никто не обращал на меня внимания - Кили задумчиво смотрел вдаль, вслушиваясь в размеренный шелест волн; Торин и Двалин расхаживали по палубе, то и дело бросая в сторону нашего провожатого подозрительные взгляды, а остальные гномы считали деньги за переправу. - ...ты только посмотри на него! Не мужчина, а мечта! - На выдохе проворковала девушка, растягивая губы в глупой улыбке. Была бы она настоящей, за борт бы выкинул. - Ты меня вообще слушаешь? - Нет. - Многозначительный взгляд в ее сторону натыкается на плотно сжатые губы, немного сморщенный носик и гневные огоньки в глазах. - Это как минимум некультурно, Ваше будущее Высочество! - Лина громко хмыкнула, гордо вздергивая подбородок. "Зачем мне слушать то, как ты всяческими словесными оборотами описываешь Барда? Это насилие над языком!" - Я не смотрел на нее, но почувствовал ее обиду, сменяющуюся смятением. - Я впервые увидела нормального, а главное, обычного человека, Фили... - Она вздохнула, переплетая свои пальцы между собой, создавая тем самым замок. - И не отрицай, что он привлекательный! "Я и не пытался. Я же ничего не понимаю в мужской красоте!" - Теперь уже пришла моя очередь хмыкать. - А я? "Что ты?" - Привлекательная? - Эли лукаво улыбнулась, элегантным движением закидывая ногу на ногу. Что мой мозг со мной делает?! "С чего вдруг такие вопросы?" - Я настороженно посмотрел на свою собеседницу, понимая, что так просто она от меня не отстанет. В ее медовых глазах плескалось ожидание и что-то отдаленно напоминающее надежду. Взгляд пробежался по лицу, задерживаясь на аккуратном носике и на четко очерченных губах. - "Да". Лина уж было открыла рот, чтобы, наверное, раскритиковать мою многословность, но мужчина-мечта приказал нам лезть обратно в бочки. На этих бочонках мир клином сошелся. Я смиренно подошел к ближайшей и заглянул внутрь, улавливая ненавязчивый запах яблок. Сойдет. Под возмущения старших участников отряда, младшие, не задавая лишних вопросов, расселись по бочкам. Моя мигрень села рядом со мной и, из-за того, что мне пришлось сжаться, чтобы не мешать ей, мы - вернее сказать, я,- оказались в крайне неудобном положении. - Можешь немного вытянуть ноги, а то на тебя смотреть больно. - Эли ехидно ухмыльнулась. "Чья бы корова мычала!" - Мысленно закатив глаза, я положил голову на подтянутые, почти к самому лицу, колени. Снаружи было тихо, только еле слышное бормотание хоббита об обстановке не давало мне полностью уйти в себя. - О! Рыба! - Я лениво разлепил глаза и посмотрел на Эли, которая, задрав голову, хихикала. А потом на нас обрушился целый дождь из этой обмороженной морской пищи. Захотелось взвыть варгом от отчаяния, когда одна рыбка со всей душой, или что там у нее, шмякнулась на мое лицо и медленно поползла вниз, оставляя на мне какую-то слизь. *** Я росла предоставленная самой себе. Могла гулять днями и ночами напролет – никто обо мне даже не вспоминал. У отца была своя жизнь, он, можно сказать, жил у своей любовницы, приезжая только на выходные и то, чтобы наорать на меня, а матери, в очередной раз, высказать, что она никчемный родитель. Мама же работала на заводе в цеху, так что дома она бывала редко, а когда и приходила, то, в основном, спала и набиралась сил. Она знала о романе отца, даже знала ту девушку, с которой мутил мой биологический папа. Они, оказывается, когда-то давно вместе работали на заводе. Только потом эта барышня уволилась, сказала, что у нее появился мужчина, который сможет ее обеспечить. Разумеется, мама плакала. Часто запиралась в своей комнате, а мне только и оставалось, что сидеть под дверью и вслушиваться в судорожные всхлипы и еле слышный шепот. Тогда я мало что понимала, но возненавидела отца всем своим маленьким сердцем и чистой детской душой. Мне хотелось заставить его рыдать, чтобы он почувствовал ту боль, которую несла в своей груди моя мать. Но я ничего не могла сделать. Со временем раны на сердце у мамы затянулись, оставляя за собой лишь грустный отягощающий шлейф ненужности. Отец окончательно про нас забыл, с головой погружаясь в новую жизнь. Но этому не суждено было длиться долго. Вскоре, его пассия нашла себе другого ухажера с виллой и спортивной машиной. Что еще нужно для счастья бывшей работнице завода? Девушка ушла от отца, и тот, с полупустой бутылкой и разбитым сердцем, заявился к нам, прося его принять обратно. И мы приняли. Поверили. Вернее, поверила мать, а я лишь молча стояла, сжимая свои маленькие кулачки, грея в сердце зарождающую месть. Когда я пошла в школу, отец начал меня бить, запирая в кладовке на ночь, утверждая, что это в воспитательных целях. А мама смирялась, боясь сказать что-то поперек. Я ее не винила, лишь жалела, понимая, что она просто в его плену. Однажды он пришел весь в крови, заявил, что подрался, заставляя нас задохнуться перегаром, которым пасло от него на многие мили. Потом приехала милиция. Служащие горели желанием забрать отца в обезьянник, а потом передать городскому суду, но мама и тут его пожалела, заплатила огромный, для нашей семьи, штраф, тем самым снимая с него все обвинения. Тогда я и захотела стать врачом, чтобы облегчать участь тех, кто попадается под руки и ноги таких людей, как мой предок. Из-за того, что я пошла в школу в шесть лет, я рано ее закончила. И, совершенно не готовая к взрослой жизни, я поступила в московскую медицинскую академию. Позже, я выбрала специальность хирурга. Теория давалась мне несказанно легко, но не без усилий. Поэтому, по велению свыше, меня перевели на год вперед, посылая сразу на практику, где я должна была резать, зашивать, спасать… Легкий холодок пробежался по моим ногам, перебираясь от кончиков пальцев до бедер. С глухим стоном я открыла глаза, стараясь понять, что произошло и где я. Темно-серый потолок притягивал мое внимание, словно магнитом, маня к себе. С трудом отведя глаза, я огляделась, осознавая, что нахожусь в маленькой комнатке, которая, по своей форме и интерьеру, напоминает больничную палату. И что самое загадочное в этой ситуации, так это то, что я была в светлом балахоне, которые обычно носят пациенты психлечебниц. Глаза неестественно широко распахнулись от нахлынувшей паники, а вмиг пересохшие губы беззвучно зашептали что-то отдаленно похожее на молитву. Я уже сама не понимаю, что со мной происходит. Тупо глядя куда-то в угол комнаты, я давилась солеными обжигающими слезами. Сейчас они напоминали мне расплавленный металл, который, шипя, течет по заданной траектории, оставляя за собой борозды. «Ну-ну, Эли, не убивайся так…» - Послышалось откуда-то слева, а в следующую секунду передо мной появился уже такой родной, ставший неотъемлемой частью меня, карлик с забавными косичками и вечным задорным блеском в глазах. «Мне страшно, Фили…» *** В Озерный городок мы так и приплыли под натиском морепродуктов. Когда, наконец-таки, я смог выбраться на свободу, все тело предательски ныло, оповещая меня о том, что я больше двух часов провел в крайне затруднительном положении. Кили тоже пришлось не сладко – он сидел в бочке с Ори. И теперь они, кряхтя и негромко ругаясь, стояли неподалеку, разминая конечности. Мой взгляд пробежался по присутствующим, уже по привычке, ища веселую улыбку и глаза, цвета благородного янтаря. Карие глаза – вот это тайна, как темная ночь, философия мрака и бесконечности. Глубокий взгляд, где не видно дна, а только зияющая дыра вечности. Я никогда раньше не видел таких зеркал души. Они смотрели на меня с какой-то непонятной мне мудростью, будто их обладатель наперед знал, что будет дальше, и как я на это отреагирую. Порой становилось не по себе, но, ловя на себе заботливый, с искорками смеха, взор, я расслаблялся, погружаясь в этот водоворот. - Ты как, живой? – Осведомилось мое наваждение, посылая в мою сторону по-дружески насмешливый взгляд. Девушка сидела на опрокинутой бочке, ритмично покачиваясь вперед-назад. Интересно, что бы было, если бы она была осязаема? Смогли бы мы общаться так, как делаем это сейчас? Где-то внутри себя я знал ответ на этот вопрос, но старательно прятал его, зарывая все глубже и глубже. Сейчас я живу этой жизнью, где мой дядя в бегах, а королевство гномов под властью огнедышащего ящера. Здесь все неправильно.