Две жизни

Когда-то, на очередной паре по философии, учитель, расхаживая по аудитории с видом великого мыслителя, спросил у нас, «что есть страх?» Тогда, естественно, все отвечали заученными фразами из художественной литературы и любительских статьей. Что-то наподобие того, что страх, по силе ощущений, стоит наравне с любовью, что это две некие параллели, и что страх есть в нас всегда, только он всегда разный. Кто-то рассказал пару тройку случаев из жизни, когда он застревал в лифте/стоял на краю крыши/прыгал с парашютом/ убегал от маньяка. Наш лектор, сверкая очками-полумесяцами, заявил, что страх возникает вследствие бессилия духа. К каким только нелепым решениям ни приходит человек под влиянием страха! И правда, страх отупляет нас, мы закрываемся от голоса разума и бежим от него в противоположенном направлении. «Страх страшнее смерти» - заявлял профессор, поворачиваясь к студентам «лицом к лицу». И в этот момент ему верили все. – «Страх и смерть можно сравнить с двумя видами яда. Один из них действует медленно, разрушая внутренний каркас души человека, а второй растлевает оболочку». Я сидела на стуле в ночном кафе, и мои руки лихорадочно потряхивало. Перед глазами уже давно стояла белая пелена, а в висках гулко, словно удары набата, пульсировала кровь. Мой разум кричал мне, чтобы я бежала отсюда, но тело одеревенело и сдалось судьбоносному потоку. «Теперь ты уже никуда не уйдешь…» - отбивало сознание, и сквозь все мое естество проходила новая волна страха и всепоглощающего ужаса. Что же сейчас будет? Почему именно со мной? Тысячи вопросов роились у меня в голове, бездумно отскакивая от стенок черепной коробки. Пока я пребывала в состоянии «легкого шока» и прострации, Марк что-то говорил, надеясь запугать меня до потери рассудка. Из его речи я поняла только одно – нельзя ставить подпись везде, где просят. - …ты принадлежишь вот этому человеку. – Как можно бесстрастнее сказал парень, пододвигая ко мне фотографию размера А5, какую обычно приносят в похоронное бюро, дабы заказать гравировку на памятник. На фотографии был изображен человек крайне противоречивый: не красавец, но и не дурной наружности; не слишком толст, не особо тонок; не молод, но и не стар. Возраст прибавляла глубокая борозда горизонтальных морщин на лбу и вертикальных между бровей, будто он никогда не улыбался и всегда был чем-то недоволен. Ярко выраженные скулы придавали лицу английский шарм, а четко выделенная линия челюсти давала понять простым смертным, что этот человек почти всегда находится в напряжении. Людей с такой внешностью когда-то именовали громким словом – элита. Они разъезжали на первых «фордах», жили в загородных замках и курили дорогие доминиканские сигары. Этим людям было неважно, что о них думают простолюдины, и уж тем более плевать на то, куда те или иные рабочие их посылают. Они вертели мир. Потом мой интерес переключился на глаза мужчины. Они были холодными, ничего не выражающими, но воинственными. Синие глаза, обычно придающие своему обладателю теплоту и очарование, в этом случае, напоминали толстую корку льда и смотрели сквозь тело в твою беззащитную душу. Костюм-тройка от Vivienne Westwood, созданный, чтобы подчеркивать толщину бумажника, сидел как влитой на широких, на вид сильных, плечах. Все в этом мужчине дышало богатством, но отнюдь не помпезностью, а воображение так и порывалось вырвать его из фотографии и поместить в черный Cadillac sixteen. Прочистив горло и бегло пробежавшись кончиком языка по пересохшим губам, я спросила: - И зачем ему я? – Если бы не страх, который сковал все мои внутренности и обвил своими щупальцами руки и ноги, я бы сейчас уже бежала по местному парку, срывая голос от истошного крика. - А ты как думаешь? – Марк заговорчески подмигнул, склоняясь над столешницей так, чтобы я могла, в полной мере, разглядеть его оскал. «Фили….» - Я сдавленно пискнула, поджимая побелевшие от напряжения губы. - Расслабься! Не я решаю, что ты там делать будешь! – Парень самодовольно прищурился, откидываясь на спинку стула так, что та невольно хрустнула. На глаза набежали слезы, и я приглушенно всхлипнула, мысленно молясь всем богам, чтобы прямо сейчас не разразиться диким воем и обреченным хлюпаньем. С противоположенного конца стола раздалась незатейливая мелодия, и Майк, с видом Александра Македонского, поднялся из-за столика. - Нам пора. И тут я поняла, что для меня открылась новая странница истории крепостного права на Руси. *** Если бы мне кто-нибудь раньше предсказал, что я буду бежать от эльфов по беснующейся реке в бочках, я бы хорошо посмеялся, а потом, пожалев бедолагу, сказал бы, что все возможно, только вот принцу непристойно бежать. Даже если мне грозит смертельная опасность, я должен оставаться под ударом – положение обязывает. Сейчас же, я, наплевав на свои происхождение и титул, скакал по водяным кочкам, отталкиваясь от, выступающих из ледяной клокочущей воды, валунов. Эли вцепилась в края нашего «судна» мертвой хваткой, вглядывалась в кристально чистый поток. Ну, да, ей же ничего не грозит, даже если она туда рухнет. Но мне все равно было как-то не по себе. Всякий раз, когда она наклонялась, по моему мнению, слишком низко, я порывался подхватить ее, ловя парочку вопросительно-удивленных взглядов своих сородичей. Со стороны я точно выгляжу, словно умалишенный. Разнообразие побега взяли на себя орки, которые, что-то утробно рыкая и пыхтя, пытались нас остановить. И все бы ничего, если бы не холодная, заставляющая неметь конечности, вода. Будто сама природа издевалась над нами, посылая в лицо одну за другой всплески дикого потока. Жидкость застилала глаза, из-за чего их неприятно резало, и приходилось каждый раз после такого «умывания» либо ожесточенно промаргиваться, возвращая глаза в строй, либо усиленно тереть промокшим насквозь рукавом. Единственная, и то воображаемая, девушка в нашем отряде весело смеялась, когда я начинал отплевываться, закрывая лицо руками. Ей-то ничего. Если честно, эта мысль подбадривала меня, ведь я все-таки хоть какой-то, но принц, и моя сущность чисто инстинктивно не могла бы сидеть спокойно, если бы с ней что-нибудь случилось. - Фили, за борт смотри! – Крикнула Эли, вырывая из водоворота мыслей. Сейчас она смотрела на меня не так, как смотрела тогда в камере. Этот взгляд был… счастливым. Невольно улыбнувшись, я позволил себе еще секунду задержать внимание на искрящихся глазах цветом гречишного меда, а потом, нехотя отвернувшись, снова принял на себя управление нашей бочкой. – Смотри, рыба! - Где? – Я резко развернулся, встречаясь с непонимающим взглядом младшего брата. - Что «где»? – Младший недовольно надул щеки и дунул, избавляя лоб от мокрых прилипших прядок. Говорил я ему, что косы нужно лучше заплетать. А он все: «нет-нет, я так более свободно и непринужденно выгляжу». А сейчас мучается, бедолага. Лина со знанием дела пару раз цокнула языком, скрещивая руки на груди, принимая весьма угрожающий вид. - Ничего! – Весело усмехнувшись, я отвернулся, возвращаясь к своим прямым, на данный момент, обязанностям. В ответ я услышал лишь невнятное бормотание, но и этого было достаточно, чтобы понять, что Кили явно недоволен моим поведением. Если кому-то покажется, что спуск по течению реки в бочках - веселое занятие, то спешу внести хоть тень правды. Во-первых, нас порой подбрасывало в воздух так, что мы свои имена забывали, а когда ледяная вода попадала в лицо или за шиворот, то легкие безжалостно сжимались, и создавалось такое ощущение,будто горло сжимала чья-то невидимая рука, которая перекрывала возможность нормально дышать. Во-вторых, когда наш бочонок сталкивался с другой бочкой, они начинали страдальчески скрипеть, а иной раз, сильно качнувшись, маленький корабль заглатывал устрашающее количество воды. - Гребем к берегу! – Сквозь рев реки донеслось до моего слуха, и я, самозабвенно наклонившись, принялся разгребать водяную гладь. Берег встретил нас мелкими камнями, которые норовили забиться во все доступные места, залетая в, уже порядком сползшие, сапоги и больно впивались в кожу. Я сел на первый попавшийся камень приличного размера и запрокинул голову, подставляя ее ласкающим солнечным лучам. Неподалеку что-то недовольно пыхтел Ори, выливая из своих походных сапог годовой, по его словам, запас воды. Балин тихо вздыхал на соседнем валуне, опираясь крепкими ладонями о теплую поверхность горной породы. А Кили мученически постанывал, растирая закоченелые конечности. В общем, каждый был чем-то занят, кроме… - Фили, пошли в лесу ягоды поищем! – Неугомонная стрекоза Эли выпорхнула на земную поверхность с такой легкостью, будто все это время шла по воде. На секунду я даже залюбовался такой беспечностью. «Я не могу даже пальцем пошевелить, а ты меня встать и идти просишь…» На мое оправдание девушка ответила громким фырком и, демонстративно откинув волосы назад, пошла по еле заметной тропинке в лес. Боги, как же мне сейчас плохо. Мышцы, от такого богатого приема ледяной воды, быстро сокращались и, пока я сидел, я не раз ловил себя на том, что моя рука или нога непроизвольно дергались, посылая противный жгучий импульс по всему телу. «А ты, сидишь, скучаешь, меня не замечаешь!» - Услышал я знакомый голос со стороны большого развесистого куста орешника. « Эли…» «Хватит умирающего лебедя изображать! Иди сюда, тут дикая вишня есть!» *** Мы ехали по ночным улицам и с каждым новым километром, оставшимся позади, мое сердце билось усерднее, обильно снабжая головной мозг кровью и кислородом. Рука сжимала кожаный подлокотник до побелевших костяшек, и я просто уверена, что на черной коже потом останутся следы моего пребывания. Но сейчас мне было все равно. Чувствую себя персонажем книги «Маленькая принцесса» - имела, что душе угодно, а потом все исчезло в один миг. Бесшумно всхлипнув, я отвернулась к окну, чтобы похититель не видел мою слабость в виде нескольких мокрых полосок на щеках. Автомобиль, цвета платины, остановился перед высоким кованым забором с изображением льва и листвы. Тоже мне, Ланистер нашелся. Мысленно фыркнув и закатив глаза, я нехотя вылезла из машины и на подгибающихся ногах пошла следом за Марком. Все окружающее вычурное великолепие раздражало немыслимо. Я аккуратно поправила парик, который достался мне бонусом после выписки из больницы. «Поправься сегодня – получи парик на лысую голову». Как-то так. - Сейчас тебя проводят в твою комнату, а завтра представят хозяину дома. – Юноша, шествующий впереди меня с видом индюка, бросил в мою сторону холодный взгляд, и я не нашла ничего умнее, кроме как показать ему язык. Выкуси. Вообще, радовало, насколько это было возможно в данной ситуации, что меня поселят в комнате, а не подвале. Так что, когда передо мной открылись массивные парадные двери, я даже и ухом не повела. Мысленно, я уже спала. Возле лестницы, оттенка слоновой кости, стоял самый настоящий дворецкий во фраке. Он галантно повел рукой, показывая тем самым, что мне нужно наверх. Его вычищенные туфли обольстительно блеснули, когда в их отражение попала часть люстры. - Спасибо… - Выдавила я невероятно сиплым голосом. Мужчина же понимающе кивнул и пошел первым, понимая, что сейчас я не в состоянии и собственную руку найти. Выделенная мне опочивальня напоминала мне, как минимум, комнатку дочери среднестатистического миллионера. Я заворожено уставилась на резную кровать с балдахином, автоматически забывая, что меня купили. - Сегодня вы проведете ночь здесь, а завтра господин, - боже, как пафосно, - решит, что с вами будет дальше. Дворецкий учтиво поклонился и поспешил удалиться, а я медленно прошла к постели и, не раздеваясь, упала на мягкую перину. Зарылась носом в подушку и беззвучно заплакала. Горячие слезы душили, нещадно драли горло и, вскоре, мои вздохи превратились в хрипы. Больно. Когда мое сознание уплывало в царство сна и забвенья, мне показалось, что рядом кто-то есть. А потом заботливая, немного грубая, ладонь легла на мои волосы. - Спи, страдалица моя, спи…