Сашка-Ёжик

День у Гордеева не задался с утра: проспал, в спешке выбегая из дома, забыл пачку сигарет — пришлось быстро бежать в ближайший магазин, в больнице облился ежедневным кофе так, что костюм оказался безнадежно испорченным. Ругаясь себе под нос, мужчина переоделся в запасную униформу и хотел уже выбросить пришедший в негодность комплект, как нащупал в кармане смятую бумажку. Это оказался давешний портрет, нарисованный Чеховой. Саша рассматривал его несколько долгих томительных секунд, потом уже окончательно решил порвать бумагу, но рука не поднялась, и портрет отправился в карман халата. Гордеев не мог дать себе отчета, зачем он сохранил рисунок, но последующие два часа, касаясь кармана, он непроизвольно легко улыбался, а понимая причину своего веселья, тут же начинал хмуриться. В ужасном расположении духа — медсестры опять не вовремя поставили капельницы, а кофе выпить так и не удалось — Гордеев зашел в учебную аудиторию, где его ждали развеселые студенты. — Хватит улыбаться, господа, вашим больным от ваших действий грустно. И я с ними солидарен. С мрачным выражением лица мужчина наблюдал, как улыбки сползают с лиц молодежи, которая стала покорно рассаживаться по местам. Преподаватель начал занятие, постоянно язвя насчет умственных способностей студентов и не реагируя на попытки Смертина или Лобова пошутить и хоть как-то разрядить обстановку. В конце полутора часов Гордеев заметил, что одна из студенток отвлеклась и занимается чем-то совершенно посторонним. — Вот скажите мне, доктор Капустина, — решил он призвать девушку к порядку вопросом из абсолютно другой, не касающейся хирургии области, — если у человека приступ астмы на ваших глазах, что вы будете делать? Доктор Новиков, молчать! Рудик разочарованно опустился обратно на стул, с нетерпением поглядывая на замершую Машу. — Я… я ему дам пожевать бешеную вишню или пьяного огурца немного, — растерянно ответила Маша. От такого резкого вопроса у нее из головы вылетело все, что было. — Что? — Гордеев был явно удивлен, смущен и обескуражен. — Вы что ему дадите «пожевать»? — Пьяный огурец и-или вишню, бешеную… — Маша испуганно глядела на начинающего свирепеть преподавателя. — Красавка обыкновенная и дурман, — пояснила едва сдерживающая смех Лера. За несколько лет совместной учебы она уже выучила те деревенские названия лекарств, которые иногда упоминала Маша. — То есть вы всегда носите в кармане листья красавки? — Нет, но они же алкалоиды содержат и входят в противоастматический сбор… — залепетала вконец смутившаяся Капустина. Гордеев устало закрыл глаза и, медленно опустив голову, несколько раз стукнулся лбом о поверхность стола. — Доктор Капустина, вы обучаетесь в институте, а не у бабки-знахарки, так что будьте добры, применяйте полученные знания о современной медицине… Доктор Новиков, растолкуйте коллегам, что делать в случае с приступом астмы. Это, конечно, не относится к теме хирургии, но я уверен, что вы прочитали всю энциклопедию и по этому вопросу! Пока Новиков расписывал все схемы облегчения участи астматиков, Гордеев разглядывал студентов и снова начинал закипать. Вместо того чтобы слушать полезную информацию от одногруппника, молодежь занималась совершенно другими делами: красная от стыда Капустина тихонько утирала слезы, Смертин что-то нашептывал Алькович, Фролов по обыкновению спал, Шостко яростно отчитывала Рудаковского, Лобов лениво копался в телефоне, и только Чехова строчила в блокноте. Злому Гордееву жутко хотелось накричать хоть на кого-нибудь, и почему-то его выбор пал на Леру. Возможно, потому что именно ее рисунок он все никак не мог выбросить и ужасно злился по этому поводу. — Доктор Чехова, я смотрю, вам заняться больше нечем, кроме как написанием любовных писем. Девушка подняла на него удивленные глаза, в которых постепенно стала проглядывать обида. Единственная из всех она записывала, а недовольство преподавателя почему-то обрушилось на нее. Лера попыталась хоть как-то оправдаться, но Гордеев ее и слушать не желал. — Я понимаю, что ваш отец главврач, и вы делаете на занятиях все, что угодно, кроме учебы. Но запомните: зачет я вам не поставлю! Никому! — он обвел потупившихся студентов напряженным, злым взглядом. — А вам, доктор Чехова, я дам совет: если хотите остаться связанной с медициной, переводитесь на сестринское дело. Все равно вам дорога только в медсестры! Лера с трудом сглотнула и поспешно опустила голову. «Не плакать, только не плакать!» — твердила она про себя, крепко сжав губы. Едва заслышав шаги выходящего за дверь преподавателя, она вскочила, бросила свои записи на стул и, мотнув головой на вопросы Вовки, вылетела из аудитории. На всех парах она добежала до лестницы и позволила себе заплакать, только упав на диван. " — Ну почему? Почему он такой несправедливый? Я же стараюсь, учусь, так много читаю, а он постоянно оскорбляет меня… Ёжик, ты бы не стал так делать, да? Или стал? Я же совершенно тебя не знаю, какой ты… И я пообещала себе больше не думать о тебе! — Лера села поудобнее, вытерла слезы. — Теперь я поняла, что меня обидели не его слова про медсестру. В принципе, медсестра-то отличная профессия. Мне больно от того, что это сказал именно он, Гордеев… А вот это уже плохо… — девушка поднялась, посмотрела на свое покрасневшее лицо в зеркало. — Больше никаких мыслей о Гордееве!». И с этой твердой мыслью Лера отправилась к своему больному.

***

Неспешно потягивая чай, Гордеев читал свеженький номер «Хирургии» и просто наслаждался жизнью и покоем. От этого наиприятнейшего занятия его оторвал назойливый звонок мобильного телефона. — Гордеев слушает, — недовольно отозвался мужчина. С каждой секундой разговора его лицо вытягивалось и мрачнело. Потом он глянул на часы, громко и со вкусом выругался и пулей вылетел из ординаторской. В коридоре института стоял шум от группы студентов, которые дожидались безбожно опаздывающего преподавателя. Некоторые, возмущаясь, ушли, а самые стойкие и любящие предмет оставались на месте, тем более им сказали, что преподаватель вот-вот будет на месте. В центре особо шумной группки стояла Лера и что-то объясняла своим товарищам. Ее оппонент — это был Новиков — не соглашался с ней, хмурился и обращался за поддержкой к окружавшим их студентам, потрясая толстым талмудом, который едва не рассыпался от ветхости. Но студенты встречали одинаково бурно слова обоих спорщиков. Поучительную речь Новикова прервал до боли знакомый голос: — Господа студенты, вы собрались здесь торчать до ночи? Заходите уже. Лера оцепенела, не замечая, что остальные ребята обходят ее, удивленно косясь на замершую в неподвижности девушку. — Лерка… — осторожно прикоснулся к ее плечу Рудаковский, — Ле-ер, ты чего? — Вовка, это опять он… Ну что он здесь-то забыл? — подняла на друга жалобные глаза. — Лерка, если он посмеет тебе хоть что-то сказать или оскорбить тебя, я его… я его… — парень был готов повергнуть невидимого врага, предположительно собирающегося обидеть девушку. От вида воинственного Вовки Чехова прыснула: — Ладно уж, защитник ты мой, пойдем скорее, — и с играющей на губах радостной улыбкой ступила в аудиторию. Почему-то от Вовкиного заступничества стало очень легко на душе, и девушка чувствовала, что сейчас Гордееву не задеть ее. Она сама ему жару задаст. Раздраженный, взмыленный Гордеев оглядывал гомонящих разновозрастных студентов и с тоской думал о недочитанной статье. Вот какой черт дернул его согласиться провести одно занятие в хирургическом кружке? Ведь знал же, что будет злиться от вида беспечных лиц, а согласился. А уж когда его взгляд упал на знакомые лица, то внезапная злость окатила его в ног до головы. — А вы что здесь забыли? Неужели все еще надеетесь стать хирургами? — резко спросил он у вошедших Чеховой и Рудаковского. Парень набычился, тяжело задышал, а девушка, наоборот, открыто и немного насмешливо улыбнулась, отвечая уверенным кивком на его вопрос. Гордеев развернулся к стенду, принимаясь развешивать плакаты. Он удивлялся сам себе: ну с чего он постоянно кричит и обижает в общем-то неплохую студентку? Да, она не станет хирургом, но хорошим терапевтом точно будет. И почему он все время уделяет ей особое внимание? Не придя ни к какому выводу, мужчина обернулся, обвел всех тяжелым взглядом, от которого стихли все разговоры, и объявил тему — хирургические швы. Студенты недовольно заворчали, что они-де их уже проходили. На что Гордеев с ехидной улыбочкой сообщил, что «repetitio est mater studiorum», и стал подробно описывать каждый шов. — Так, кто хочет первый попробовать зашить этот прекрасный поролон? — спросил у притихшей аудитории закончивший теоретическую часть Гордеев. — Чехова хочет, — раздался с галерки чей-то громкий голос. В ответ на возмущенный возглас девушки голос добавил: — Она всегда у нас первая, всем пример показывает! Увидев приглашающий жест преподавателя, Лера со вздохом встала: «Ну не съест же он меня. На практике не съел и сейчас не будет. Тем более я все знаю и умею… наверное…». Чуть трясущимися руками девушка взяла иглодержатель и принялась за работу, комментируя каждое свое движение. Если бы она обернулась в это мгновение, то увидела бы скользнувшую по губам Гордеева одобрительную улыбку. Но она не обернулась и поэтому услышала лишь «приемлемо», сказанное недовольным тоном. " — Приемлемо? Приемлемо? — заорал в голове Саши внутренний голос. — Гордеев, она выполнила шов идеально! Такой у практикующего врача Сенечки не получается. Ты что творишь? Надо немедленно похвалить девочку и извиниться за те слова про медсестру!» Но слова извинения так и остались невысказанными. Вместо этого Гордеев стал вызывать других студентов, стараясь не замечать направленного на него немного обиженного взгляда карих глаз. — Лер, да не обращай ты внимания на него, — пытался ободрить подругу Пинцет, когда они выходили из института. — Он же ко всем придирается. — Но только ко мне с таким рвением… — Брось. Слушай, пошли в клуб, там сейчас все наши собрались… Девушка лениво покачала головой. — Ле-ер, пошли. Развеемся, отдохнем от этого старого злобного черта… — И вам до свидания, доктор Рудаковский, — обогнал их неслышно подошедший мужчина. Вовка беззвучно застонал, а Гордеев обернулся: -Да, доктор Чехова, вам не мешало бы лучше готовиться к занятиям. — Ладно, Вовка, в клуб так в клуб! — усмехнулась Лера, глядя прямо в лицо преподавателю. — Молоде-ец, — обрадовался парень и, чуть приобняв подругу за плечи, увлек ее вперед. А Гордеев остался стоять, чувствуя злость на себя, на нее — на весь мир. — Нина? Я еду к тебе.

***

— Итак, записываем: для диагностики язвенной болезни надо провести эндоскопическое исследование, — Гордеев встал развесить плакаты, но, кинув взгляд на их огромное количество, решил, что один не справится. — Доктор Чехова, помогите мне с плакатами. Однако на его призыв никто не откликнулся. Лера засыпала, тихо заваливаясь на бок. — Доктор Чехова! Сидящий рядом Глеб ткнул сестру под ребра, и она вскочила, попутно уронив бумаги. Буркнув извинения, она подняла свои записи и поспешила к плакатам, которые тоже не хотели задерживаться у нее в руках и постоянно падали на пол. Окончательно покраснев, Лера уселась на свое место, боясь поднять глаза. Мужчина же оценивающе глянул на нее и продолжил занятие. — Всем спасибо, занятие окончено. Доктор Чехова, задержитесь. Услышавшая эти слова Лера скривилась. За что он отчитает ее на этот раз? Медленно подошла она к преподавательскому столу, из-за которого только что встал Гордеев. Он рассматривал ее и думал о том, что ему не помешает извиниться за постоянные оскорбления последних дней. Но вместо этого спросил: — Доктор Чехова, у вас что, дрожат руки? А вы, кажется, собирались стать нейрохирургом. Или, может, вы нездоровы? — Я здорова… — Ну, значит, вы как минимум не спали эту ночь. И чем же вы занимались? — Я была в ночном клубе, — Лера едва заметно ухмыльнулась, вспоминая их вчерашнее прощание. — А вы что, следите за моей нравственностью? — Нет, э-э, просто, можно сказать, проявляю заботу, — неожиданно даже для самого себя произнес мужчина и увидел, как на губах девушки расцветает довольная, немного смущенная улыбку. — И еще я хотел принести свои извинения за несправедливую оценку ваших знаний. Вчерашний шов был выполнен на отлично, а… работа медсестрой вам не подойдет. Девушка, вначале отведшая взгляд, удивленно посмотрела ему прямо в глаза. — Значит, я все-таки могу стать хирургом? — Ну насчет хирурга не уверен, но терапевтом вы можете стать замечательным, — усмехнулся Саша. Лера хотела сказать ему еще что-то, но ее окликнула Лебедева, позвав к главврачу, и она убежала, обернувшись на прощание. В ее взгляде было что-то такое, что заставило сердце мужчины странно сжаться, а перед глазами стали мелькать воспоминания вчерашнего вечера. Вот Чехова шьет, вот обиженно смотрит на него, вот медленно вышагивает со своим неизменным спутником, а вот нагло улыбается ему и уходит вместе с Рудаковским. А Саша после этого поехал к Нине. Почему-то ему казалось, что так он отомстит этой девчонке. Каким образом, за что отомстит — он не собирался разбираться. Однако ночь с Ниной не принесла ему радости или облегчения. Вместо того чтобы нежиться в постели, он сидел на кухне и курил сигарету за сигаретой, и думал, думал, думал. Правда, ни одна его мысль не коснулась женщины, которая ждала его за стенкой и тихо плакала в подушку.