***
Эвилин искренне не понимала, почему она вообще решила зайти в этот дом. Потому что голос из ее сна так сказал? Или из-за банального любопытства? Девушка не знала, но что-то влекло её в этот заброшенный дом семейства Аретино. Взломать замок оказалось делом минутным, тем более, люди были заняты своими делами, чтобы заметить маленькую девушку возле «проклятого» дома. Внутри было тепло, но жутко: тусклый свет от немногочисленных свечей создавал весьма пугающий эффект, а жуткое бормотание сверху лишь добавляло мрачности. — Милосердная Матушка, пошли мне свое дитя, ибо грехи непокорных должны быть омыты в крови и страхе, — жуткие слова устами ребенка, Эвилин аж передернуло от того, с каким упоением, словно молитву, вновь и вновь повторял он воззвание для Черного Таинства. Эви крадучись, словно хищник, боявшийся вспугнуть добычу, поднялась наверх. В тусклом свете свечей, в примыкающем углу комнаты она увидела жуткую, пробирающую до глубины души картину. В кругу из маленьких свечей лежал человеческий скелет, подле него лежали куски мяса и сердце — почему-то Эви была уверенна, что они тоже человеческие. А еще там была раскрытая старая книга. Авентус Аретино — мальчишка лет десяти от роду, — самозабвенно повторял слова и вонзал нож в деревянный пол. У Эвилин даже дыхание сперло, и она уже хотела уйти, но половицы под ее ногами громко скрипнули. Аретино вздрогнул, встал с пола и удивленно, отчасти напугано посмотрел на нарушительницу, но потом на его лице появилась счастливая улыбка. — Наконец-то! Получилось! Я знал, что вы придете. Я знал! Я творил Черное таинство снова и снова с костями и всем остальным и вы пришли, ассасины из Темного братства, — восторженно произнес он, глядя на девушку с восхищением и страхом. — Прости, малыш, но ты меня с кем-то путаешь, — виновато произнесла Эви, покачав головой. — Да знаю я, кто вы. Я молился, и вы пришли. И вы примете мой контракт, — самоуверенно произнес ребенок, явно пропустив слова Эвилин мимо ушей. — Контракт? — неуверенно переспросила девушка, скрестив руки на груди. — Моя мама она… умерла, — он опустил голову. — Я… я остался совсем один, — он сжал руки в кулаки, а в его голосе проступали слезы, — и они отправили меня в этот ужасный приют, «Благородный», — наигранно произнес он, поморщив нос, — начальница там злая, жестокая женщина. Грелод Добрая., но она совсем не добрая. Она ужасная со всеми нами. Тогда я сбежал, и пришел домой, и сотворил Черное таинство, и вы пришли и вы убьете Грелод Добрую! — последнее слова были не просьбой, а приказом, и Эви совсем потеряла дар речи. В голове не укладывался тот факт, что ребенок просит ее об убийстве. Но, судя по его словам, Грелод и впрямь заслуживала смерти. Дюпре вышла из дома и глубоко вздохнула. Холодный северный воздух чуть прояснил мысли и поставил перед фактом: она должна убить эту женщину. На следующее утро она уже была в пути, но дорога ее лежала не в Фолкрит, а в Рифтен — город воров и обманщиков. Старушка Гаигим явно была не в восторге от этого странного путешествия, да и Эви её понимала, на душе возникало сомнение насчет всей этой безумной авантюры, в которую она попала, но бросить и обмануть ребенка она тоже не могла. С тяжелым сердцем и не самыми радостными мыслями она продолжила путь и лишь ближе к вечеру добралась до Рифтена. Этот город был необычным, но довольно серым по сравнению с Вайтраном или Виндхельмом, но точно больше, чем Фолкрит. Телега неприятно скрипнула у конюшни, где ее оставила девушка. После Эвилин подошла к городским воротам, но ее остановили. — Стоять! Чтобы войти в город, плати налог, — строго приказал страж, скрестив руки на груди. — Налог? — непонимающе спросила девушка, вскинув брови от удивления. Она и так была не в настроении, а тут еще такая «радостная» новость. — Все верно, налог на вход в город. Плати сорок золотых, если хочешь пройти, — продолжил настаивать стражник, явно ожидая получить горсть звонких монет. — Да это же грабеж! — Эви гневно повысила голос, её возмущению не было предела, и она хотела уже даже врезать по этой кастрюле вместо головы, но стражник замялся, стал испуганно озираться. — Да тише ты! Хочешь чтобы все услышали? — он задумался на секунду, а потом небрежно произнес: — Ладно, проходи, — после чего отворил ворота и встал в сторонке. Эвилин натянуто ему улыбнулась и прошла в город, в мыслях представляя, как бы забавно смотрелся бы этот бестолковый солдатик со сплюснутой головой. Болотный запах смешивался с отвратительным запахом канализации, что пролегала под городом сетью многочисленных туннелей и проходов, эдакая крысиная нора, видимо, не зря ее так называют. Ходят слухи, что именно в этих туннелях и укрываются воры со всего Скайрима, но проверить это так никто и не решается, больно жутко в этих подземельях: сумасшедшие всякие живут, да прочие отбросы общества, настолько отмороженные, что скорее умрут, чем в тюрьму сядут. Уже опускался вечер, но на такое дело, как убийство, лучше идти ночью, когда людей почти нет, а полуслепые стражники ходят по городу и не всегда замечают, что происходит в тени. Эви прошла в таверну «Пчела и жало», хозяйкой которой была аргонианка Кирава. Та чуть сощурила свои желтые глаза с узкими зрачками и спросила: — Чем могу помочь? — Можно комнату на ночь и еды: хлеба, кусок крольчатины и меда, — попросила Дюпре, выкладывая деньги за комнату и пищу. Аргонианка сгребла септимы с прилавка, взяла ключ от комнаты и пошла к лестнице. — Иди зсса мной, и я покажшшу тебе твою комнату, — шипяще произнесла хозяйка таверны, проходя мимо народа наверх, где располагались комнаты. Подойдя к одной из них, Кирава открыла дверь и отдала ключ девчушке. — Вот. Рассполагайсся, я принессу тебе еду, — прошипела аргонианка, уходя вниз к шумному народу, что требовал очередную порцию выпивки. Эвилин села на край кровати и тяжело вздохнула. Внутри все еще тлело неопределенное чувство вины — или это была совесть, что твердила о неправильности поступков? «Убийство — это преступление, которое не искупить ничем, даже кровью», — твердила сама себе Эви, но, вспомнив то несчастное выражение лица у Авентуса, она помотала головой. «Нет, раз уж он сказал, что эта женщина заслуживает смерти, так тому и быть», — от мыслей её отвлекла Кирава, что принесла еду. Эвилин кивнула ей в знак благодарности и приступила к ужину, скромному, но сытному. Ночь опустилась на Рифтен непроглядной тьмой, словно кто-то специально сгустил её, защищая последователей тьмы: воров и убийц, даже луны светили тускло, едва освещая силуэт города. Народ в таверне постепенно разошелся по комнатам и домам, и даже хозяева отправились на боковую, доверяя свой сон стражникам, что вышли на патруль, а также воле Девятерых. Эви готовилась к делу, собирая лишь необходимое: железный кинжал да обрывок тряпки, также она обмотала и лицо, чтобы никто не смог ее узнать. Тихо покинув свою комнату, она как тень незаметно покинула таверну и так же точно, как тень, кралась, озираясь по сторонам и прячась за углами, в переулках и за ящиками от стражников, дошла до «Благородного сиротского приюта». Дверь оказалось не запертой, видимо, хозяйка даже и не думала, что ей или детям может угрожать опасность, и именно поэтому Эви без труда проникла внутрь. Свет еще горел, видимо, хозяева приюта еще не легли спать, и поэтому девушка спряталась за углом и стала слушать, о чем говорила Грелод своим старческим скрипучим голосом. — Кто будет отлынивать — получит тумаков. Я ясно выражаюсь? — Да, Грелод, — удрученно ответили ей дети. — Да, вот еще что. Чтоб я больше не слышала про усыновление! Никого из вас, оборванцев, отсюда не заберут. Никогда! Никому вы не нужны, никто вас не хочет, — прошипела старуха, выплевывая эти слова сквозь неровные желтые зубы, — поэтому вы и здесь и останетесь здесь до совершеннолетия, когда вас выкинут пинком в большой мир. «Ведьма! Самая настоящая ворожея!» — мысленно отмечала Эвилин, понимая, почему Авентус сбежал и желал смерти этой Грелод. — Теперь что надо сказать? — Мы тебя любим, Грелод. Спасибо за доброту, — дети явно говорили эти слова через силу, в голосе их слышалась злоба и ненависть к этой женщине. — Так-то лучше, а теперь брысь отсюда! Беспрезорнички мои, — вот зашуршала ткань, заскрипело дерево, дети явно укладывались на кровати, да и Грелод со своей помощницей тоже разошлись по своим комнатам. И когда последняя свеча была затушена, Эвилин тихо прокралась в спальню Грелод Доброй, тихо закрыла за собой дверь и подошла к большой двуспальной кровати, где и лежала хозяйка приюта, чьи морщины красноречивее любых слов говорили её жестоком нраве и каменном сердце без толики любви или сострадания. Эви подошла к ней максимально близко, достала кинжал и замерла, затаив дыхание и собираясь с силами. Момент, и руки ее двигались сами, она зажала рот старухе одной рукой, а второй, с кинжалом, одним точным и сильным движением перерезала Грелод горло. Горячая алая кровь хлынула из глубокой прорези на шее, заливая гортань, плечи и подушку, расползаясь причудливым темным пятном на светлых шкурах. Грелод распахнула свои злые, но сейчас такие испуганные глаза, задергалась в предсмертном припадке, пытаясь уцепиться за жизнь, но потом замерла, испустив дух. Эвилин убрала руку в перчатке, достала тряпку, которой вытерла кровь с перчаток и кинжала, и, взглянулв на свою «работу» — на бледное, искаженное предсмертной судорогой лицо Грелод Доброй, на вскрытое горло с уже сворачивающейся кровью, и на красивый кровавый узор, похожий на корни деревьев, — она так же тихо и незаметно покинула здание и вернулась в свою комнату в таверне. К собственному удивлению, Эви заснула мгновенно, как только легла на шкуры. Проснулась она рано, но зато бодрой и выспавшейся, блаженная пустота без сновидений, несущая успокоение ее душе и избавляющая от тягостных мыслей содеянного преступления. Эвилин спустилась вниз, где в главном зале уже подтягивались жители Рифтена, чтобы распустить очередные сплетни, договориться о новом деле или просто послушать очередную песню странствующего барда. Девушка положила ключ перед аргонианкой. — Спасибо за комнату, — Эви улыбнулась и вышла из таверны, а потом и из города, но по пути, краем уха услышала: «Ночью убили хозяйку Благородного приюта — Грелод Добрую. Никак Темное Братство постаралось». Девушку чуть передернуло, но, кажется, никто её ни в чем не подозревал. Город стоял на ушах, и никому не было дела до маленькой девчушки на старой телеге. Вновь дорога до Виндхельма, отчасти утомительная, но отвлекающая от угрызений совести, что так и лезли в голову юной полукровке, одно поднимало настроение — предвкушение реакции мальчишки Аретино на «благую» весть.***
— Ну? Грелод Добрая. Она… ну… — мальчишка смотрел выжидающе, затаив дыхание, а его карие глазки сверкали от возбуждения в царившем полумраке комнаты. — Грелод Добрая мертва, — спокойно ответила Эви, внимательно глядя на мальчишку. — Ага! Я знал, что вы справитесь! Я так и знал! Я знал, что Темное Братство меня спасет! — От радости Аретино чуть ли не прыгал и не танцевал, и лицо его светилось от счастья, а улыбка не сходила с лица. Он сбегал к ящику, из которого что-то достал, и вновь вернулся к убийце. — Вот, как я и обещал. Ты сможешь дорого продать ее. И спасибо. Спасибо еще раз, — он отдал девушке красивое блюдо из серебра с тонкой гравировкой на каёмке. Эвилин кивнула мальчику и убрала блюдо в сумку, а потом, не теряя времени, пошла на рынок, где после нескольких минут обсуждений смогла продать блюдо за сто пятьдесят септимов. Убрав золото в мешочек, она быстро покинула город-крепость, вновь села на телегу и поехала домой, в Фолкрит. Решив более не терять время, она проехала мимо Вайтрана и в ночи продолжила свой путь на юг. До южного города она добралась у рассвету. Люди еще спали, и лишь стражники, зевая и потягиваясь, следили за порядком. Эвилин подъехала к ферме «Свеча покойника» и остановила телегу. Старушка Гаигим громко и устало всхрапнула, переступив с одной ноги на другую, это путешествие явно ее утомило. Эви сняла с нее узду и освободила от ремней телеги, кобыла мотнула головой и пошла пастись на свежей траве. Дюпре лишь улыбнулась и тихонько зашла внутрь небольшого дома, где она и жила вместе со своими опекунами. Матьес и Индара еще спали, дом за ночь остыл, но на столе еще стояла еда, холодная, но с дороги и такая была годной для путницы. Девушка села за стол и стала не спеша есть. Волнение прошло, никто не зал, что это она убила Грелод, да и денег теперь было достаточно. чтобы отправиться в Солитьюд, а именно поступить в Коллегию бардов. Эви даже улыбнулась своим мечтам, в которых представляла себя выступающей на праздниках и важных мероприятиях по всему Скайриму, но ее грезы оборвал стук в дверь. «Кого это в такую рань принесло?» — с беспокойством подумала Эвилин, подходя к двери. Когда она ее открыла, то увидела запыхавшегося гонца. — Я повсюду вас ищу! Вот тут для вас записка, — он порылся в сумке и достал желтую бумагу, которую протянул девушке. — От кого? — спросила она, немного растерянно и встревоженно. — Не знаю, он не назвался, но он был одет в черные одежды, жуткий такой тип, ладно, мне пора бежать, — с этими словами парнишка умчался прочь, а девушка, закрыв дверь, прошла вглубь дома и развернула листок. Она вздрогнула, выронив записку из рук, и с ужасом смотрела на два слова «Мы знаем» и символ в виде отпечатка руки. Ошибки быть не могло, кто-то видел ее возле приюта и явно недоволен ее действиями. Эвилин подняла и скомкала лист, спрятав его в своей сумке, и стала лихорадочно обдумывать план действий. «Это плохо. Очень, очень плохо! Просто кошмарно! Нужно уехать. Да, уеду в Солитьюд и поступлю в Коллегию бардов, возьму прозвище, и никто меня уже не найдет. Отличный план! Когда проснется Индара, то скажу, что хочу стать бардом, и уже к вечеру покину Фолкрит, а там, глядишь, к ночи следующего дня буду в столице. Да, так и сделаю», — решила для себя девушка и кивнула сама себе в знак одобрения этой затеи. Только вот она еще не знала, что за ней следят, и что плану её так и не позволят совершиться. Ведь те, кто следил за ней от самого Рифтена, были гораздо ближе к ней, чем думала девушка.