***
По просьбе или скорее личному велению Османской империи, Ярослав, носивший в те времена имя Ахмат, приехал прямо во владения молодого Санкт-Петербурга, чтобы добыть кое-какие сведения об Иване. Крымское ханство неохотно согласился на это, поскольку он не горел желанием встречаться лицом к лицу с Россией. Одному Богу известно, что тогда творилось в его светлой голове, и Ахмат опасался встречи с кем-то по статусу выше. Да, были времена Золотой Орды, когда Крым делал всё, что хотел, но относительно недавно у Швеции только пятки сверкали, как он удирал в свои края. И вот что выросло из Ивана, которого Ахмат знал? Кто ему подскажет? Крым поехал просто вслепую, прихватив одежды у русских торговцев. Он мучился догадками о том, кого встретит во дворце и узнает ли. Впрочем, отступать было поздно: вот он стоит перед одним из шедевров русской архитектуры и уже не может просто взять и уехать. Ахмат поправил на себе камзол, удивляясь, как в такой неудобной одежде ходить можно было. Крым решил идти не в лоб через охрану, а найти хоть какую-нибудь лазейку с заднего двора. Бродил он вокруг да около минут двадцать, пока наконец не скользнул территорию дворца. Только попав во дворец, челюсть парня чуть ли не встретилась с полом. Но Ахмат сурово одернул себя: он здесь не за тем, чтобы рассматривать с открытым от восхищения ртом каждый уголок роскошного дворца. Крым бесшумно плыл по полу, осторожно заглядывая во все комнаты и коридоры на наличие хоть одной живой души. Он почти потерял бдительность и почти налетел на спокойно курящего у окна Нидерланды, благо тот был полностью погружен в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Ахмат, доселе видевший голландца краем глаза, получил отличную возможность разглядеть его. Впрочем, этот странный тип не особо интересовал крымчанина, утолившего своё любопытство в несколько минут; он осторожно зашёл за занавеску, ожидая главного "виновника торжества". Ахмат не сомневался, что Иван появится. Тем временем в соседнем коридоре послышались лёгкие шаги, а голос в комнате, чуть поодаль двери которой стоял Холл де Вард, становился всё громче, с примесью истерики. Всё чаще мелькали упоминания о Пруссии, о его небывалом величии, и о глупости самого России, бесполезного и слабого. Крым только усмехнулся. Вот в поле зрения Нидерландов появилась прелестная женщина, тот дёрнулся в сторону и поклонился. — Ваше Высочество, — учтиво сказал он, не смея поднять глаз. Императрица снисходительно кивнула. Она повернула голову в сторону комнаты и тихо вздохнула. — Я бы хотела поговорить с князем, но... Как вижу, мой муж сегодня не даёт ему спуска, — императрица говорила с немецким почти незаметным акцентом. Внимание императрицы и Холла привлёк страшный грохот, даже Ахмат немного отодвинул занавеску в сторону, и через несколько секунд в коридор вывалился Иван, прижимающий руку к левой половине лица. Время будто замедлилось, поэтому Крым отлично рассмотрел повзрослевшего Россию в чёрном военном мундире, с саблей на правом боку. Он сам стал бледнее прежнего и немного выше, глаза теперь были живее и ярче; русский будто бы светился белизной. Светловолосая голова Ивана встретилась бы с полом, но де Вард вовремя подхватил его всего в паре сантиметрах от холодного камня. Тут Нидерланды охнул, и Крым хорошенько разглядел причину его ошарашенного выражения лица: белая перчатка России стремительно окрашивалась в алый цвет. Он в отчаянной мольбе посмотрел вглубь комнаты на императора, а затем, увидев императрицу, быстро поднялся. Шатаясь из стороны в сторону, Иван тряхнул головой и поклонился, дрожа. — Государыня, — Ахмат едва расслышал его изменившийся хриплый голос. Смотри-ка, Джучи, мальчишка-то вырос. — Россия! — Голландия положил руки на его плечи. — Что случилось?! — Будет знать, как мне перечить! И не смей больше грубить Пруссии, бездарь! — Воскликнул император. — Я бы... Принёс свои извинения, — Иван еле-еле держал язык за зубами, — но, боюсь, они не будут искренними... — Ваше Высочество! — нагло вмешался Холл. — Позвольте?... Он отвёл Ивана в сторону, подальше от гнева императора. Императрица кивнула, но Россия всё ещё ждал разрешения императора, опустив взгляд в пол. Левая половина лица горела и залилась кровью, не давая открыть глаз. Ещё благо, что кочергой ему не разбили череп, а только прошлись острым концом по лицу. — С глаз моих вон, — брезгливо фыркнул император, будто перед ним стоял ободранный крестьянин. Голландия опустил голову и повёл Россию к лекарю, надеясь, что на сегодня подобного рода "представления" закончились. Иван даже слова не сказал в своё оправдании, позволив человеку так с собой обратиться. Крым проклинал чуть ли не каждую секунду, ожидая, когда скандал императорской четы перекочует в кабинет главы государства. Сам не понимая, почему злится, Ахмат решительно зашагал следом за Холлом и Иваном, но держал себя в узде, дабы не выдать собственного присутствия. Кажется, голландец не прекращал читать Ивану нотаций вплоть до лекаря, и Ахмат ухмыльнулся тому, что у де Варда не было привычки закрывать за собой двери. Крым притаился в углу неподалёку. Лекаря на своём положенном месте не оказалось, поэтому Нидерланды взял дело в свои руки. А Россия со вздохом опустился на стул, смотря в одну точку на полу и не отрывая руки от лица. Ну, не нравился ему Пруссия, что тут сделать? Слишком дерзкий, не умеющий устанавливать границы дозволенного. Только бы дали покойной императрице больше времени, и Пруссия был бы стёрт с лица Земли! Ко всему прочему, Иван просто ненавидел после той выходки, за которую Гилберту мало было руки отрубить. — Эй, — вздрогнув, русский посмотрел на севшего напротив Холла. — Убери руку от лица. Полностью проигнорировав слова голландца, Иван только посмотрел в сторону, всё ещё не понимая, за что император так сильно его ненавидел. Не желавший ждать Нидерланды скептически закатил глаза, а затем положил ладонь на запястье России. — Убери, — де Вард дёрнул руку Романова в сторону, но с таким же успехом можно было попробовать подвинуть корабль. — Руку. От. Лица. В конце концов, Холл убрал ладонь Ивана и даже приоткрыл рот от удивления; Крым прижал руку ко рту. От кончика брови и до подбородка тянулся первый страшный порез, а чуть рассекая бровь и чудом не задевая глаз — второй. Холл поспешно приложил к лицу Ивана белую мягкую ткань. — Как же так! — выдохнул Голландия. — Как есть, — слабо усмехнулся Россия. Нидерланды начал судорожные копания на полках лекаря, пока русский откинулся на спинку стула, и Ахмат, потеряв бдительность, смотрел на Ивана во все глаза. Крым отказывался верить своим глазам. Чтобы человек, да ещё и Россию избил за победу!... Ахмат дёрнулся, когда понял, что Иван с улыбкой смотрит на него, а Холл мрачнеет с каждой секундой. Дёрнувшись в сторону, Крым по памяти побежал к выходу.***
Ярослав ухмыльнулся, ведь тогда он был пойман, и Иван передал Садыку свой пламенный "привет" и сломанный меч, на котором явно было выгравировано имя турка. Для Турции это было страшное унижение, поскольку тот, получив подобный "подарок", просто рвал и метал. Тихо рассмеявшись, Крым поправил подушку под головой и повернулся на спину. — Россия, возьми меня на ручки! — с улыбкой протянула Москва и повисла на его шее. Иван рассмеялся, но в самом деле взял девушку на руки и закружил. Василиса радостно запищала, как маленькая девочка, крепко обнимая его. — Москва, хватит кричать, тебе не пять веков! — заворчал Петербург. — Захлопнись, форточка в Европу! — Москва показала Петербургу язык. — Тебя так никто не покатает! — Он же мне сейчас на спину запрыгнет! — хохотнул Россия. — Вот пока ты не сказал, — с хитрой улыбкой сказал Питер, пригрозив пальцем, — я даже не подумал! Иван и Пётр долго смотрели друг другу в глаза, пытаясь при этом не смеяться. Но Россия всё-таки прыснул, а Санкт-Петербург поднялся из-за стола. — Нет, ты не сделаешь этого! — помотал головой Брагинский. Пару минут Крым слышал только голос комментатора хоккейного матча и какое-то шуршание. Затем Ярослав повернул голову в сторону России, и как раз в этот миг ему на спину запрыгнул Питер. Иван пошатнулся с судорожным вздохом, но не упал. — Вперёд покорять мир, Россия! — в детском восторге закричал Пётр. — Господи, Питер! — прокряхтел Иван, не переставая улыбаться. — Ты хочешь, чтобы я сломался?! Ну-ка слезь! Пока Брагинский пытался стряхнуть Петра со своей спины, Ярослав принял сидячее положение, закинув руки на спинку дивана и положив ногу на ногу. Он задумался и не заметил, как в упор смотрит на Ториса, который сжался под его взглядом и недовольно отвернулся под злобное хихиканье Вука. Крым только ухмыльнулся: извиняться он не собирался. Пусть литовец думает, что хочет, но не смотрит на разбалованные вниманием России города таким ошалевшим взглядом, будто они какие-то звери. — Осталось только Сибири мне на шею сесть, и тогда я точно попаду в больницу! — смеялся Иван. — Могу устроить! — весело отозвался Михаил. — В смысле, сесть тебе на шею, — и опять погрузился в книгу. Наблюдая за этой сценой, Крым впервые за несколько дней улыбнулся. История — действительно странная штука. Какой-то год назад он сидел с Ольгой за одним столом и всё рассказывал ей про свою работу, пока Владимир мыл посуду, а Богдан со скучающим видом читал газету. Ирина протирала скатерть, постоянно делая колкие замечания Ярославу, а тот отвечал ей с обыкновенным сарказмом, заставляя девушку краснеть. Ольга как-то загадочно улыбалась, иногда смотрела в глаза Ярославу, а затем что-то искала в безмятежном виде за окном. Спокойное было время: все работали днём, а вечером собирались вместе или смотрели кино в выходные. И русский, и украинский звучали на равных, и для Крыма это было маленьким счастьем. Ярослав перестал улыбаться, закинув голову назад. Вспоминая последствия революции семнадцатого года, он помрачнел и закрыл глаза. Если бы тогда он только подумал о том, чтобы подойти к Ивану ближе, чем на метр, несомненно последний закопал бы его заживо. И не только его. Москва, Сибирь и Питер тоже входили в число тех, кого Россия едва ли не проклинал.***
Ярослав никак не мог закурить: ледяной дождь лил как из ведра, не давая и тени возможности прикурить. Всё вокруг было серым и тёмным, будто наступила ночь, хотя на самом деле было только три часа дня. Подпирая стену дома, Крым с особым вниманием слушал разговор, доносившийся из раскрытого окна. — ... И улыбайтесь, товарищ Брагинский, улыбайтесь! — говорил вождь мирового пролетариата. Долго стояла тишина. — Умрите. Удар. — Как ты смеешь что-то говорить против?! Мы освободили тебя от царизма, неблагодарная мразь! — закричал мужчина, у которого в голосе присутствовали нотки истерики фанатика. — Ну, освободили? Довольны? Может, мне сразу в могилу лечь? — равнодушно спросил бывший великий князь Романов. Целая серия ударов. Затем грохот чего-то свалившегося на пол. — Нет, но... Сейчас ты будешь их копать. Проводить, — отчеканил вождь. Через пару минут дверь со скрипом открылась, и первым вышел еле живой Брагинский, к затылку которого был приставлен пистолет. Ярослав, поманив рукой стоявших неподалёку Петра и Михаила, пошёл следом. Хромая, Иван волочил по земле лопату: за деревьями лежала целая груда остывших тел "белых". Россия остановился рядом с одинокой берёзкой и начал копать, даже несмотря на то, что руки у него заметно тряслись при одном взгляде на тела. — Как я вас ненавижу! — шептал Россия хриплым голосом. — С радостью выкопаю эту могилу для вас, проклятые предатели! — Какой эмоциональный! — рассмеялся Крым, поправив красную повязку на руке. — Эй, РСФСР! — Иван даже не обернулся, но он не собирался останавливаться. — Я даже всплакнул! Копай давай, быстрее домой поедем. — А правду говорят, что вы бессмертны? — ухмыльнулся мужчина и провёл пальцами по усам. — Правду, — опасно улыбнулся Ярослав. — Только сейчас такие вопросы задавать запрещено. — Да, правду! — этот слащавый голос заставил Крым содрогнуться, как и рука на плече. — Только не забывай, что нас можно убить! Брагинский резко развернул Ярослава лицом к себе и со всей силы вмазал кулаком в челюсть. Не успел мужчина среагировать, как Иван и его ударил ногой по руке, в которой тот уже держал пистолет, а затем, развернувшись, нанёс удар в солнечное сплетение. Крым тряхнул головой и вправил челюсть, правда Россия не дал ему опомниться и ногой сломал пару рёбер, пнув его. Сзади Ивана попытался атаковать Пётр, но ничего хорошего из этого не вышло: на несколько секунд петербуржец взмыл в воздух, а затем Брагинский просто впечатал его в землю. Питер тихо охнул и попытался что-то сказать. Он полным ужаса взглядом смотрел в странные глаза России, время от времени становившиеся алыми. С Михаилом Иван тоже особо долго не церемонился, и даже выстрел, попавший ему в правое плечо, не остановил его. Сибирь, пролетев несколько метров и ударившись головой о дерево, упал бессознательным телом. Брагинский рассмеялся, запрокинув голову к небу; потом он обвёл всех внимательным взором, и улыбка тут же исчезла с его лица. Ярослав скривился, заставляя себя встать. — Ишь, какие! — прорычал Россия. — Вертеть мной вздумали, как хочется, да? Поиграли и хватит развлекаться. Отныне будет вам наука, как меня в затылок бить. Иван подошёл к Ярославу, наступил на него, прижимая к земле, и наклонился. Кожаный ремень вполне сгодился в качестве верёвки, поскольку Крым даже пальцем пошевелить не мог, сколько бы ни дёргался. Так же Россия поступил и с Петербургом и с Сибирью, которого приволок в компанию к Крыму. Не колеблясь, мужчину Брагинский застрелил. Россия присел на корточки, наклонил голову сначала в одну сторону, затем в другую, всматриваясь в лица своей "дорогой" семьи. — Итак, сегодня мы все вместе вынесем несколько важных уроков из всего случившегося бардака! — Голос Ивана дрожал, но он тщательно скрывал это за чуть безумным тоном с частичкой истерики. — Во-первых: никто из вас никогда больше не посмеет помыкать мной. Вы же больше никогда не подкрадётесь ко мне со спины — это во-вторых. Убью и даже не чихну. И в-третьих, — он заговорил шёпотом, опустившись на одно колено, — не будем торопить тот час, когда я слечу с катушек и окажусь по колено в крови. Россия выпрямился и выдохнул горячий пар. Ярослав даже плечами передёрнул: стало очень холодно. Дождь превратился в микроскопические ледяные иголочки и впивался в кожу. Волосы Крыма внезапно покрылись инеем. Он посмотрел на Ивана, который зачесал свои волосы назад и расставил руки в стороны. Одежду на нём иней обернул в белое одеяло, прихватив его волосы, брови, ресницы. За спиной России появился Генерал Мороз, одаривший всех лежащих на земле убийственным взглядом. Мол, молитесь: стоит только Ивану щёлкнуть пальцами, и от вас останутся ледышки и кости. От него веяло жуткой холодной опасностью. — Ты всегда на моей стороне. Только на моей стороне, — сказал Россия, улыбаясь. А потом они ушли. Последнее, что запомнил Ярослав — он страшно замёрз.***
Вздрогнув, Ярослав проснулся и судорожно вздохнул. Его снова заботливой рукой накрыли пледом, а громкость телевизора опустилась до минимума. Ереван храпел прямо на стуле, сложив руки на груди, Питер всё ещё пытался держаться в этом мире, противясь объятиям Морфея и положив голову на руки. Он тоже сидел за столом, но, как видел Ярослав, принёс одеяло из спальни и накрылся им с головой. Сибири нигде не было, а значит он, как все цивилизованные люди, пошёл спать на кровать. Литва что-то строчил в телефоне, сидя в кресле в то время, как в другом с прикрытыми глазами сидел Россия, на коленях которого свернулась в клубок Москва. Иван, казалось, даже не вникал в суть того, что говорят на голубом экране, либо просто не хотел принимать что-то плохое происходящее с Ольгой. Поправив одеяло на Василисе, он потёр глаза и положил голову на спинку кресла. Вук тихонько копошился в соседней комнате, куда тихо удалился пару минут назад. Однако серб вернулся, выключил телевизор и снова ушёл. В кромешной темноте Иван отнёс Василису на кровать и вновь устроился на кресле. Ярослав снова лёг на диван, засунув руку под подушку и закрыв глаза. Он чувствовал себя страшно изнурённым. В голову лезли плохие воспоминания, и всё чаще мелькала мысль: "Прости, дорогая, я облажался". После Великой Отечественной Крым долго не мог забыть Одессу, поэтому желание придушить Бранденбург голыми руками увеличивалось с каждым днём. Если бы только Фридрих, этот хитрый, как лис, пакостник, не придумал охоту на русские города, то все те, что пали от рук семейки Германии, были бы живы сейчас. И произошло это только потому, что Фридриха заинтересовал один вопрос: умрёт ли город, если убьёт другой город? Он знал, что во время любой войны города, области, губернии и прочие не должны быть убиты — запрещено. Россия всегда соблюдал это негласное правило, понимая, как сильно будет страдать государство. Но в то время Бранденбургу закон был не писан. Агнесса не была красавицей для зазнавшихся европейских столиц, но чувствовалась в ней какая-то чарующая таинственность, доставшаяся от Ивана. Серые глаза всегда глядели украдкой, а тонкие губы изгибались в загадочной улыбке, пока их обладательница убирала за ухо мешающую прядь длинных русых волос. Девушка была худенькой и маленькой, чаще всего молчаливой, но звук её речей был нежен, и любые рассказы из её уст рисовались в воображении яркими картинами. Агнесса привлекала своей кроткостью, чем в корне отличаясь от бойкой Василисы, которую история заставила научиться огрызаться и выпускать когти при малейшем подозрении на удар в спину. Россия берег её, как зеницу ока; он понимал, что если Одесса увидит кровь на своих руках, просто сойдёт с ума. Слишком хрупкой она была. Крым долго смотрел на неё со стороны, подмечая самые незаметные детали: например, когда она хмурилась, прикладывала палец к нижней губе. Сначала Ярослав стоял в тени деревьев, затем — сидел на лавочке рядом в каком-нибудь парке, осторожно поглядывая на то, как она перебирает полевые цветы. И он по уши влюбился.***
Ярослав всем сердцем ненавидел эту войну, медленно высасывающую жизнь из всего СССР. Две недели назад Сталинград умер; "большое спасибо" Саксонии за то, что пристрелила парня. Эта, как считал Крым, змея теперь планировала подобраться к Ленинграду и медленно убить его. Да чтоб её Генерал Мороз превратил в лёд!.. Они добрались до Одессы. — Подожди секунду, я их вытащу! — Ярослав никак не мог удержать пинцет в дрожащих руках, но каким-то чудом смог извлечь из живота Агнессы две пули. — Ты не умрёшь!.. Крым занимало только две мысли: спасти Одессу и убить Бранденбург, неспеша и очень мучительно. Но с каждой секундой надежда таяла на его глазах, и Ярослав чувствовал, как его жалкий внутренний мир, в котором равновесие было чем-то диковинным, рушился, рассыпаясь, как песок. Агнесса лежала на столе и почти не двигалась, изредка кашляя кровью. Бранденбург, может, и не пытался (на что Крым очень надеялся) сделать из Одессы решето, но у него это отлично получилось. Восемь пуль по всему телу - и Агнесса едва дышит, истекая кровью, и даже крепкое здоровье не могло долго поддерживать в ней жизнь. Она нашла в себе силы открыть глаза и найти мутным взглядом Ярослава. — Яр... Ярослав, — позвала его девушка, и когда он в отчаянии посмотрел на её, та слабо сжала его руку. — Россия... Хочу увидеть... Россию. Пожалуйста, Ярослав. Пока я... Ещё могу дышать. Уже поздно, поздно!.. Крым сжал руку Одессы и почувствовал, как она содрогается от боли. Конечно, увидеть Россию. Это абсолютно нормальное желание перед смертью. Ярослав всегда знал: как бы сильно Агнесса ни любила его, Ивана она любила чуточку сильнее. А Крым ревновал, совсем как... Обычный человек. — Хорошо, — Ярослав опустил голову и осторожно взял девушку на руки. Она не могла даже держать голову. Отвернувшись, Крым изо всех сил стиснул зубы, чувствуя, как к горлу подкатил ком, а глаза наполнились слезами. Никакой надежды; он понимал, что даже за воплощениями смерть ходит по пятам и дышит в затылок. Ярослав больше всего боялся причинить девушке ещё большую боль, поэтому каждый шаг делал с особой грацией, переступая любое препятствие. Предстояло спуститься на первый этаж, где в таких же муках умирал всеми любимый благородный Севастополь. В комнатах стонали и делали последние вздохи рядовые солдаты и партизаны, проливали горькие слёзы матери и жёны, перебинтовывая их. Откуда-то издалека слышались звуки бомбёжки — разве несчастный город оставят в покое? Нет, только не фашисты. Когда Ярослав вошёл в самую дальнюю комнату, он уже не сдерживался: по щекам катились горячие слёзы, а плечи вздрагивали. Крым поджал губы, увидев, что в углу комнаты на полу сидел Иван, прижимая к себе едва живого Всеволода. Тихо всхлипывая, Брагинский уткнулся носом в его макушку и даже не пытался скрыть слёзы. Ярослав опустил пустой взгляд ниже и прислонился головой к дверному косяку, не желая больше видеть огромной кровавой лужи под Севастополем. Ну, кого они убьют следующего? Столицу? Ярослав плавно опустил Агнессу на койку и сделал бесшумный шаг к Ивану. Присев, Крым пытался сосредоточить свой взор на Севастополе, но ничего не получалось. Тут Иван посмотрел на него совершенно невменяемым взглядом, затем снова на Всеволода. — Кровь не останавливается... Не останавливается, — зашептал Брагинский. — Иван, — еле смог выдавить Ярослав. — Он... — Нет-нет-нет! — Россия замотал головой и крепче обнял Севастополь. — Они не могут просто уйти! Не могут! Я их не отпущу! — О, Боже... Россия, — Всеволод едва мог шевелить языком. — Прости. Мы не смогли... Смогли, — он закашлялся и прижал руку к ране на груди. — Мы не... — Молчи, ничего не говори! — Ивана уже трясло в истерике, а Ярослав сначала зажал уши, потом вытер мокрые щёки. — Только не оставляй меня! — Россия, — позвала его Одесса и протянула руку; казалось, она берегла последние силы только для этого. — Россия!.. Иван посмотрел на неё заплаканными глазами и подал ей руку, легонько сжав её холодную ладонь. Агнесса улыбнулась так радостно, как никогда раньше и навсегда закрыла ясные глаза. Несколько секунд ни Крым, ни Россия не смогли набрать в лёгкие воздуха. — Мне тоже пора прощаться, — зашевелился Севастополь, схватив Россию за плечо. — Для нас было честью быть твоими подопечными и жить с тобой под одной крышей, Россия! Россия!.. Всеволод обмяк, и Ярослав увидел его белое перемазанное кровью лицо, чем-то похожее на лицо Ивана. Всеволод был таким же странным и непонятным, будто он жил вовсе не на этой планете, а в своём прекрасном мире. Немногие могли понять, что творилось в его голове, другие же предпочитали вообще с ним не связываться, считая, что он не от мира сего. Во всём похожий на Брагинского, какой кошмар! Соседняя койка была подвинута к койке Одессы, и Севастополь был положен рядом с ней. Что-то в голове Ярослава кричало и рыдало в ярости, отказываясь верить в реальность происходящего. Сразу два города, выдержит ли Иван это? Крым посмотрел на Россию, который, шатаясь, стоял ни жив ни мёртв, смотря на Одессу и Севастополь. Ярослав схватился за голову и буквально прилепился к стене за спиной. В голове будто бил огромный молот, и мысль о смерти Агнессы и Всеволода вытеснила все остальные, лишая рассудка. Внезапно Иван схватился за сердце и сквозь зубы прошипел: — Как больно! Брагинский подумал, что лучше бы ещё раз прожил несколько веков с Ордой, нежели видел смерть любимых городов. Он не мог контролировать себя, поэтому по его щекам вновь потекли слёзы. Что ж за напасть такая?.. — Плачешь, как баба! — подал голос Ярослав, хотя знал, что сам выглядел не лучше. — Больше... Не появится ни один город, — Иван не мог совладать с собой, его трясло изнутри, — никогда. Никогда!.. Крым подошёл к России и обнял его, похлопав по спине. Иван только сильнее разрыдался. Ничего страшного в том, что он плачет: всё-таки, он такой же, как и все, а не памятник чугунный. Ярослав прекрасно понимал, что иногда Брагинскому нужно напоминать, что у него есть старший брат. Не родной конечно, но который точно никогда его не бросит. Никто не осмелится защищать Россию, он может надеяться только на народ... Москву, Питер и Сибирь? Потом Иван подошёл к Агнессе и, поцеловав в лоб, прошептал: — Клянусь, я буду сильным.***
Интересно, сколько стран и городов готовы принести в жертву весь мир, чтобы оказаться на месте Севастополя? Тишина. Василиса уронила чайную ложку на пол. Все, включая Россию, ошалевшими взглядами уставились на Крым. Ах да, ночью ему следовало спать, а не думать. И вообще больше походить на человека, нежели на призрака. Но поздно об этом жалеть, сидя за завтраком за общим столом. Ярослав качнул головой из стороны в сторону, осмотрев всех присутствующих. — Я это вслух сказал? — наконец, произнёс Крым. — Да, — совершенно серьёзно ответил Сербия. — Тебе список предоставить или как? — А, — на некоторое время Ярослав будто выпал из существующей реальности, смотря в потолок, — нет, я его сам знаю. — О чём ты только думаешь? — выдохнула Василиса, отправив в рот конфету. — Таврида сейчас в прошлом, — помахал рукой Россия, держа в руках кружку ароматного чая и загадочно улыбаясь, — не обращай внимания. Никто больше и слова не сказал и продолжили завтракать в тишине. Только Литва изредка подозрительно смотрел исподлобья на Крым, но после весьма выразительного взгляда последнего, уткнулся в тарелку. Неожиданно в дверь кто-то настойчиво постучал, привлекая заинтересованные (и не особо) взоры. — Кого нелёгкая принесла? — проворчал Ярослав. — Действительно, лучше бы унесла, — согласно буркнула Василиса, закрыв половину лица ладонью. — Желательно туда, откуда она приехала. — Россия! — визг Париж едва ли не оглушил всех присутствующих. — Я так рада тебя видеть! — Господи, помилуй, — Сибирь сгорбился и закрыл уши руками. Изабель что-то усиленно начала рассказывать Брагинскому и вероятно затрясла его за руку, как маленькая девочка, в то время, как Ярослав так и не оторвал изучающего взгляда от Ториса. Литовец уже сидел как на иголках, готовый вот-вот сорваться с места и убежать прочь. Крым хитро ухмыльнулся. — Пока России нет, — он начал качаться на стуле, сложив руки на груди, — давайте посекретничаем. — О чём же? — Василиса наклонилась к нему, сгорая от любопытства. — Среди нас есть такой товарищ, который никак не может определиться, чего желает, — с каждым словом Ярослава все обращали свои взоры на Ториса. — Неужели это так сложно, а? — Что именно? — огрызнулся литовец. — Выбрать, — небрежно бросил Крым. — Что выбрать? — Любить или ненавидеть Россию. После того, как Ярослав заканчивал свою речь, говорить не хотелось никому. Из-за угла появились Париж и Иван. — А мы тут завтракаем! — говорил Иван, на ходу пытаясь оторвать Изабель от себя. — Чай будешь? Он перестал смеяться, когда увидел, как резко встала Василиса, опрокинув стул. Она сжала кулаки и прошипела, с ненавистью глядя на Ториса: — О первом пусть даже не думает, а из-за второго ему тут вообще делать нечего! Никто его тут не ждёт с распростёртыми объятиями! Иззи, мы идём гулять! Москва, прихватив своё белое пальто и шерстяной шарф, решительным шагом пошла к двери. По пути она схватила француженку за руку и буквально выволокла её, визжащую и упорно сопротивляющуюся, в коридор гостиницы, громко хлопнув дверью. — Всё равно всё бесполезно, — тихо сказал Крым, запрокинув голову назад. — Несомненно, мы все любим Россию, и он тоже иногда любит нас... — У-у-у, — протянул Иван с улыбкой. — Много на вокзале выпил? — Нет, я уже двадцать лет не пил, — возразил Ярослав и не спеша поднялся. — А вот теперь пойду и напьюсь в хлам с горя. — Я с тобой. Иначе, кто твою тушу потом домой понесёт? — Я с вами! — вклинился в разговор Вук. — И всё же, — улыбнувшись, Крым посмотрел на мрачного Литву, — давно мне не было так весело. Наверно, с тех самых пор, как мы выбирали тебе жену... А! Нет! — он щёлкнул пальцами. — С самого семнадцатого года, когда за твоей спиной мы перестали плести интриги, укладывая штабелями убитых фрейлин и адъютантов друг друга на заднем дворе!.. — Да понял я, понял! — рассмеялся Иван. — Иди уже!..