Половинка моей души

Тьяра       Они стояли там и ждали – Тир знает, сколько лет уже, но на плане Фугу время не имеет своей власти. Лич, от которого осталась лишь голова с пылающими глазницами, синий однорогий дракон, падший ангел, а за их спинами – много-много других существ, ангелов и бесов, магов и воинов. Все они пришли с одной целью – разрушить Стену Неверия, отнять у нее тех, кто растворялся в небытии лишь за то, что не возносил хвалы одному из богов. Сама я всю жизнь несла в сердце свет Тира, но и отказывающихся от помощи Высших, тоже понимала. Помню, Бишоп смеялся над нашей – моей и Касавира – преданностью целям Тира и говорил, что Изувеченный Бог отвернется от нас тогда, когда мы особенно сильно будем нуждаться в его поддержке. В тот момент я поймала себя на мысли, что следопыт был не так уж и неправ. Нет, Тир не отвернулся от меня, я это точно знала – его именем я творила чудеса, спасая жизни и исцеляя. Но отстраненность Высших от дел смертных теперь стала для меня понятнее и яснее.       Ангел с бледной кожей, чье единственное одеяние составляла набедренная повязка, шагнул мне навстречу.       – Акачи? – неуверенно спросил он. – Предводитель, ты вернулся?       Было несколько непривычно отвечать утвердительно на подобный вопрос, но я все-таки кивнула.       Лицо ангела прояснилось.       – Зоав приветствует тебя от имени всего войска! – он приложил руку к груди и слегка поклонился. – Ты здесь. Предначертанное должно свершиться, Стена Неверия будет разрушена.       – Именно так! – тихонько выдохнула стоящая за моим плечом Каэлин.       В этот миг протрубили незримые трубы, и черные ворота в стене, опоясывающей Город Правосудия, распахнулись. Несколько фигур в бесформенных одеждах вышли из ворот и замерли, не приближаясь к нам. Впереди стоял мужчина с непокрытой гладко выбритой головой – даже на таком расстоянии я без труда узнала Арамана.       – Кажется, Город отправил парламентеров, – пробормотала я. – Что ж, я побеседую с ними.       Я не стала убирать меч Гит в ножны – стосковавшийся по моей руке клинок пел неслышную для других песнь боя и ликовал, рассекая воздух. Я шла к воротам Города Правосудия быстрыми и уверенными шагами, не чувствуя страха или неуверенности. Душа Акачи в моей груди пылала радостью в предвкушении битвы.       Сверкающие глазницы огромного лича обратились ко мне.       – Зоав, это он? Наш предводитель? – прошипела великая нежить.       Ангел, шагающий справа от меня, утвердительно кивнул.       – Да, Раммак, это он.       – Он выглядит иначе сегодня, – протрубил синий дракон, с шумом втягивая носом воздух. – И пахнет иначе!       – Это я, Сейрю, – сказала я, не замедляя шаг. – Я – Акачи. Я вернулся, чтобы разрушить Стену Неверия.       Ярко-васильковая голова дракона с одним рогом склонилась в знак приветствия.       – Ты вернулся! – рык Сейрю раскатился далеко по равнинам плана Фугу. – Теперь мы разрушим Стену!       Каэлин рассмеялась звенящим счастливым смехом. Я обернулась и увидела, что она, как и я, несет меч во вскинутой руке, и огненно-голубые сполохи, скользящие по клинку Бури, рисуют на ее лице стремительно меняющиеся узоры. До достижения нашей цели оставалось пройти лишь несколько шагов.       Араман с печальным взором склонился передо мной.       – Приветствую тебя, брат мой…       – Не скажу, что мне приятно видеть тебя, но здравствуй… – я строго смотрела на сгорбившегося Арамана (нет, Эреши, моего брата и товарища по ордену Миркула!).       Впрочем, уже не я, Тиарель Фарлонг, а Акачи, прозванный Предателем, смотрел в усталые глаза своего брата и сжимал рукоять меча, едва удерживаясь от того, чтобы нанести смертельный удар.       – Ты пришел, чтобы закончить свое дело?       – Да, брат, я пришел, чтобы разрушить Стену.       – Келемвор не допустит этого.       Мой смех смешался со смехом Каэлин и Ганна. Презрительно фыркнул Окку, вздохнула Сафия. Армия демонов, личей и ангелов в сотне шагов позади нас присоединилась к нам, огласив окрестности громовым боевым кличем.       Алая вспышка озарила зеленовато-белый песок, и из портала появилась высокая сухопарая фигура в темно-бурой мантии. На лице мужчины пылали огненные татуировки, и такие же огненные блики сверкали на клинке фальчиона, который он нес в опущенной руке. Демоны, эриннии, горгульи, гарпии и прочие обитатели Низших миров следовали за ним по пятам.       «Амон Джеро!»       – Я вовремя, Рыцарь-капитан?       – Да, друг мой, ты всегда приходишь вовремя…       Эреши попытался нанести мне удар – но не смог. Выпад я приняла на лезвие меча Гит, отбросив ответным ударом брата на несколько шагов. Сопровождающие его служители Келемвора обнажили оружие.       С яростным криком армия за моей спиной всколыхнулась. И я, обнаружив, что кричу едва ли не громче остальных, первой врубилась в ряды защитников Города Правосудия… Ганн       Это был самый странный бой из всех, что я видел когда-либо. Я едва успевал призывать духов к нам на помощь и отбиваться от тех, кто бросался на меня, Тьяру и остальных членов нашего небольшого отряда. Почти сразу я перестал пытаться понять, кто из них, слившихся в многоголосое, хрипящее, рубящее и колющее, кусающееся и раздирающее в клочья друг друга месиво, сражается на нашей стороне. Я прикрывал Тьяру, Сафию и Каэлин. Окку и Джеро прекрасно справлялись сами: бог-медведь шел вперед, рассекая радужным телом ряды своих и чужих, а колдуна окружали призванные им обитатели кругов Ада.       Мы шли по Городу Правосудия, медленно, но верно, продвигаясь к Стене Неверия. Защитники города падали десятками, сотнями, а наша армия редела, но не замедляла ход. Тьяра, по самый шлем залитая чужой темной кровью, охрипла, отдавая приказы. Правое крыло Зоава было надломлено, и падший ангел волочил его за собой по песку, на котором корчились в муках атакующие и отбивающиеся. Сейрю взлетала вверх и пикировала с темно-желтого неба на отряды противника, делая это с каждым разом все тяжелее. Раммак исчез в поисках каких-то древних фолиантов. Но мы – Тьяра, Каэлин, я, Сафия и Окку, – продолжали это бесконечное сражение.       Неожиданно Тьяра застыла на месте, опустив руку с мечом.       – Вот она! – воскликнула жрица Тира. – Мы у цели!       Я с ужасом узнал впереди темную громаду Стены Неверия. Она была точно такой же, как и в нашем с Тьярой сне – жуткой, созданной из множества тел, сплетенных воедино и залитых темно-зеленой слизью. В этот миг мне впервые в жизни захотелось помолиться. Но я не знал, к кому обратить свой отчаянный призыв о помощи. Поэтому просто посмотрел на торжествующую Тьяру и произнес про себя: «Я люблю тебя».       – Стена будет разрушена! – с громким криком Каэлин бросилась вперед, но тут же остановилась, будто налетев на незримую преграду.       Посреди площади стояла высокая фигура в черном плаще и с лицом, закрытым белоснежной маской.       При виде этой фигуры все замерли – и рыцари Правосудия, и армия атакующих. Только Тьяра, бесстрашная и отчаянная, двинулась к молчаливому незнакомцу.       – Приветствую тебя, Владыка Мертвых! – ее голос звучал громко и холодно.       Маска чуть повернулась в ее сторону. Затем из-за нее раздался голос, низкий, глухой, пробирающий до самой глубины души.       – Ты вернулся, Акачи Предатель.       – Я – Тиарель Фарлонг и я же тот, кого звали Акачи, – ответила Тьяра, не моргнув глазом. – Я здесь, чтобы сбылось предначертанное.       – Стена будет стоять вечно, Тиарель… – устало ответил Келемвор. – Отвергающие богов, должны помнить о возмездии. Это их собственный выбор. Все мои жрецы предостерегают смертных от подобной судьбы. Те, кто не принимают покровительства Высших, – будь то пантеон Хаоса или Порядка – должны исчезнуть в безвестности.       – Нет!!! – Каэлин рванулась вперед, но Тьяра остановила ее за плечо.       – Ты не позволишь нам разрушить Стену? – произнесла жрица Тира, пристально глядя на Владыку Мертвых.       Келемвор чуть качнул головой.       – Я не буду вмешиваться. Стена сама способна защитить себя, вы не сможете причинить ей вреда.       Каэлин как-то сразу поникла, сложив крылья и безвольно опустив плечи. Буря выскользнула из ее пальцев и упала на песок. Я поднял меч и вложил его в руку жрицы Илматера – она взяла его машинально, почти не понимая, что делает.       – А моя душа? – тихо спросила Тьяра.       Я стиснул кулаки, чтобы удержаться от порыва кинуться к ней и обнять за плечи. Почти физически я ощущал ее боль.       – Твоя душа… Ты не виновна в поступке Акачи, поэтому можешь попытаться забрать свою душу из Стены, – ответил Владыка плана Фугу, подумав. – На это у тебя, быть может, хватит сил… Но учти, Тиарель, Миркул обманул тебя. Спасения для вас обоих нет!       – О чем ты? – резко бросила Тьяра.       – Акачи не станет прежним. Ты вернешь себе свою душу, но его душу тебе придется уничтожить.       Тьяра пошатнулась, как от удара.       – Это невозможно… – прошептала она голосом, в котором звенели слезы. – Я должна спасти Акачи!       Из-под белой маски донесся тяжелый вздох.       – Ты можешь попытаться, дитя, – произнес бог Мертвых после долгого томительного молчания. – Но я предупреждаю: это невозможно. Спаси хотя бы себя, Тиарель Фарлонг!       – Я рискну, – был ответ.       – Тебе нужно отправиться к Писцу, чтобы узнать, в какой части стены заперта твоя душа, – пояснил Келемвор. – Учти, что за время пребывания в Стене она тоже претерпела изменения. Ты можешь утратить часть эмоций, воспоминаний…       «О, если бы она забыла Касавира!» – мелькнула в моей голове отчаянная мысль. Но я тут же одернул себя. Его она помнит даже с душой, запертой в Стене Неверия. Эта любовь – сильнее забвения и смерти.       Владыка Мертвых чуть отступил в сторону, пропуская Тьяру.       – Иди, Тиарель, – сказал он. – Иди и попытайся сделать то, что даже боги считают невозможным. Тьяра       Она была бледной и почти прозрачной. И выглядела так, как выглядела бы я обнаженная, если бы меня создали из утреннего тумана и голубой воды родника. Моя душа, медленно теряющая в Стене Неверия то, что делало меня – мной…       Волна жгучей всепоглощающей ярости поднималась в моем сердце. Мое место – даже после смерти – было не здесь! Меня предали и против моей воли заставили делать то, чего я делать не собиралась. Допустим, я понимала чувства Основательницы, но этой грязной игры нельзя оправдать даже ее благими намерениями.       Я размахнулась – изо всех сил – и нанесла удар по зеленоватой поверхности Стены. В стороны брызнули капли жижи, скрепляющей этот жуткий монумент из смертных душ. Почти сразу я ударила опять, пока на поверхности не затянулся рубец, оставленный моим мечом. Мечом Гит.       Справа от меня зашелестели белые крылья, вспыхнул короткий росчерк клинка: Каэлин наносила удары с другой стороны, пытаясь освободить мою душу из вязкого зеленоватого плена.       Ганн и Окку прикрывали наши спины, отбиваясь от защитников Стены Неверия. Со всех сторон на нас надвигались демоны, но мы с Каэлин, защищенные телами и магией наших соратников, продолжали делать свое дело. В многоголосом шуме схватки я порой слышала жуткое рычание бога-медведя, размеренный и звонкий голос Сафии, читающей заклинания, презрительный смех Ганна – и мне становилось спокойнее и легче. Я была не одна…       Моя душа неожиданно застонала и упала к моим ногам, вырвавшись из объятий сна. Я склонилась над нею и замерла, не зная, что делать.       – Возьми ее! – быстрым шепотом произнес Ганн. – Соединись с нею, пока ее снова не отняли!       Я прижала призрачную себя к груди и почувствовала, как легкая дрожь вместе с живительным теплом разливается по моему телу. Странный покой снизошел на меня. Покой, почти сразу сменившийся диким ужасом.       Не успела я опомниться, как оказалась в необычном месте, больше всего похожем на равнины мира грез, куда меня водил Ганн. И сейчас сноходец стоял рядом со мной, несколько удивленно озираясь. Больше никого из моих соратников поблизости не было. А в нескольких шагах от нас появилась стройная женская фигура в красной мантии.       – Основательница? – удивленно проговорила я.       Она улыбнулась.       – Ты сделала все, как надо, – сказала волшебница. – Ты вернула свою душу на место, но теперь тебе предстоит еще один бой – последний. Твоя душа сразится с душой Акачи, которая по-прежнему живет в тебе.       – Я должна буду убить его? Таков твой план? – я все больше недоумевала. – Но ты же любила его! Как ты могла задумать такое?!       Женщина в красном отрицательно и печально покачала головой.       – Есть лишь один способ спасти Акачи. Маска, фрагменты которой тебе дали мы, его разрозненные воспоминания… Если ты соединишь осколки в одно целое, ты сможешь не просто одолеть Акачи, но и заставить его вспомнить себя – таким, какой он был.       Я достала из вещмешка осколки маски и растерянно уставилась на них.       – Соединить их вместе? Но как?       Ганн тихонько кашлянул, привлекая мое внимание.       – Думаю, здесь нужна твоя целительная магия.       Основательница согласно кивнула.       – И твое любящее сердце… – добавила она.       Я снова посмотрела на куски, лежащие на моих ладонях. Решившись, потянулась к мощи Тира, воззвала к Изувеченному богу и с радостью почувствовала его отклик. А потом подумала о тех, кого любила и люблю – об отце, Касавире, о своих друзьях и соратниках… Яркая вспышка света заставила меня зажмуриться, ладоням стало горячо, будто на них высыпали ворох пылающих углей. Но потом, когда свет погас, я увидела в своих руках маску – странную, больше пугающую, чем красивую, черную с белым узором, как на крыльях хищной птицы.       Выражение смуглого лица волшебницы смягчила счастливая улыбка.       – Тебе удалось! – почти не веря, воскликнула она. – Теперь иди за своими воспоминаниями – тебе придется спасать каждое из них, которое попытается отнять Стена. В конце ты встретишь Акачи. Прошу тебя, постарайся заставить и его вспомнить, кем и каким он был!       Прежде чем шагнуть в раскрывшийся передо мной портал, я обернулась и увидела, как женщина в красном вскинула руку в прощальном дружеском жесте.       Я стояла посреди Западной Гавани. Дома, которые я видела разрушенными армией Короля Теней, были целы, хотя и выглядели нежилыми. Дорожка, посыпанная песком, что вела к мосту, казалась такой настоящей и знакомой, что я едва не заплакала. Но потом я почувствовала пожатие руки Ганна, благодарно улыбнулась шаману духов и двинулась дальше. У моста меня ждали те, кто всегда оставался в моем сердце. Отец, как всегда суровый и молчаливый, смеющийся Бивил, грустная Эмми, Лорн, сжимающий в руках огненный фальчион, как в тот день, когда я победила его на арене в Невервинтере, Ретта, окруженная детьми…       – Ты вернулась, дочь моя! – на губах отца неожиданно заиграла ласковая улыбка, и от этого зрелища я застыла на месте.       «Это не папа, это лишь образ, который я храню в своем сердце! – напомнила я сама себе. – Как и остальные. Ведь Эмми погибла, и Лорн тоже, и Ретта…»       Но женщина в красном сказала, что я должна спасти каждое из воспоминаний, какое бы из них ни пожелала отнять Стена Неверия, и я была начеку. Поэтому среагировала быстро, когда из-за домов на нас бросились похожие, как близнецы, десятки людей в черных балахонах и белоснежных масках, как у Келемвора.       Мы снова сражались. Долго и отчаянно, потому что враг был многочисленным, и мне приходилось постоянно закрывать собой кого-то из дорогих мне людей. Ганн помогал мне, как мог, да и сами воспоминания оказались не такими уж беззащитными. Нам удалось сохранить всех – даже испуганных малышей, жмущихся к ногам Ретты.       Отец подошел ко мне и положил руку мне на плечо, как он делал, если я особенно удачно выполнила финт с мечом, или когда брат Меринг хвалил меня за успехи в божественной магии.       – Не стой на месте, Тиарель, – сказал он ласково, поворачивая меня лицом к дороге. – Тебе пора идти – спасать других…       «Другие» стояли у ворот Крепости-на-Перекрестке. И когда я увидела их (хотя и была к этому готова), слезы сами собой потекли по моим щекам.       Кара. Бледное лицо в окружении огненно-рыжих кудрей, яркая мантия с прожженным подолом. «Тьяра, рада видеть тебя! И… извини за сарай, я ж не знала, что он так легко загорится!»       Келгар широко улыбается и поднимает сжатый кулак в знак приветствия. «Клан Айрофистов пойдет за Рыцарем-капитаном в любое пекло! Кстати, где ты пропадала, девочка?»       Бишоп, непривычно спокойный, без саркастической усмешки, поглаживает лохматую голову Карнвьяра. «Ты хочешь поохотиться? Ночь будет ясной…»       Стройную фигуру Элани скрывает широченный балахон из грубой мешковины. Друидка прижимает руки к груди в торжественном поклоне. «Я знала, что ты вернешься, друг мой! Круга больше нет, но мы постараемся восстановить Топи – я и Ниван…»       Сэнд выразительно машет перед носом изящной ладонью, будто отгоняя мерзкий запах. «Тиарель, душа моя, неужели нельзя было принять ванну перед встречей с друзьями? У меня есть замечательные притирания и духи, если тебя это интересует… Или твой паладин любит, когда от тебя несет, как от взмыленной лошади?»       Жджаэв легко касается рукой меча Гит, и глаза гитзерай блестят поверх туманно-серой вуали. «Знай, что этот меч – не просто оружие. Он – твоя суть, он поможет тебе найти путь из любой тьмы к свету».       Гробнар не может стоять на месте, подпрыгивает, танцует, двигаясь в такт мотиву, звучащему в его голове. «Уэндерсневены говорили со мной. Они научили меня пользоваться той невидимой лютней! Представляешь, какие возможности это открывает перед нами?!»       Амон Джеро и Шандра одновременно машут мне руками. Непривычно видеть их вот так, стоящих рядом – ведь в реальности этого никогда не было. А здесь дедушка и внучка улыбаются друг другу и мне, Шандра берет Амона за руку. «Ты помогла нам найти друг друга, Тьяра! Спасибо тебе!»       Нишка уже у меня за спиной, заглядывает в вещмешок, смешно морщит нос. «И это все, что тебе удалось собрать за время странствий? Негусто… Совсем потеряла навык, подруга!»       Касавир молчит, лишь в глазах его, цвета небесной лазури, сияет счастливая улыбка. Он просто прижимает меня к груди, его дыхание касается моей щеки, по которой по-прежнему катятся жгучие слезы. Я сжимаю его плечи, приникнув к нему всем телом, и мучительно жажду лишь одного: раствориться в нем, слиться так, чтобы нас уже никогда нельзя было разделить. «Я вернулась, любовь моя! Я снова с тобой!»       – Тьяра!!!       Отчаянный вопль Ганна приводит меня в чувство. Снова похожие один на другого, как гречишные зерна, незнакомцы в белых масках нападают на меня и мои воспоминания. Их больше, чем было в Гавани, – но, с другой стороны, мои верные соратники не оставляют меня без поддержки, снова вступая в бой вместе со своим боевым командиром. И люди без лиц падают, сраженные нашим оружием и волшебством.       Когда бой окончен, я долго стою посреди двора Крепости-на-Перекрестке не в силах идти дальше. Здесь все мои близкие и любимые живы, здесь никто еще не предал меня, здесь я никого не сразила собственной рукой… Но Ганн решительно берет меня за плечо. И когда шаман уводит меня к порталу, я не сопротивляюсь. Лишь неотрывно гляжу на тех, кто остается, стараясь запомнить их такими – живыми и счастливыми… Ганн       Это было страшно. Наверное, ни одна из битв, в которых мне доводилось сражаться, не напоминала того, что нам пришлось сделать в итоге. И все-таки самым тяжелым испытанием для меня оказалась не изматывающая, смертельная схватка, а вид Тьяры, плачущей на груди Касавира. И улыбка, полная заботы и любви, которая светилась в его глазах, когда он смотрел на нее.       «Она никогда не будет твоей, Ганн-из-грез!»       Я горько усмехнулся. Это правда. Тьяра искренне любит – для такой любви не помеха время, расстояние и даже смерть. Мне придется с этим смириться.       И все же она оторвалась от него и пошла за мной в портал. Значит, понимала, что паладин – лишь образ, воспоминание. А вечно жить воспоминаниями нельзя.       А вот Акачи и его истерзанная, лишенная памяти душа, были реальностью. И битва с ним – тоже. Но Пожиратель не мог ничего сделать Тьяре – все его попытки разбивались о черно-белую маску, защищавшую ее лицо. И, в конце концов, наш противник замер, пристально рассматривая загадочную, так завораживающую его маску.       Тьяра тоже остановилась, опустив меч.       – Ты помнишь ее? – спросила она у застывшей, печально сгорбившейся фигуры. – Эта маска… Она – твоя! И я – это тоже ты… в некотором роде… Ты помнишь, кем ты был? За что сражался? Кого любил и потерял?       Пожиратель не ответил, но дыхание его становилось все чаще и тяжелее.       Тьяра резким движением сдернула маску и протянула ее тому, кто когда-то был Акачи Предателем. Он отшатнулся, будто ее жест испугал его. Но не отошел, продолжая смотреть на маску, которую жрица Тира держала в руке.       – Возьми ее, – настойчиво произнесла Тьяра.       И темная, скрюченная, похожая на птичью лапу рука медленно поползла вперед, коснулась маски. Тонкие, сморщенные пальцы приняли ее у Тьяры почти нежно, с благоговением. А затем Пожиратель прижал маску Акачи к своему лицу…       Ослепительный свет залил все вокруг. Я, вскрикнув, прижал ладони к глазам. Рядом чуть слышно застонала Тьяра. В моей голове успела мелькнуть мысль о том, что мы сейчас – легкая добыча, но я все равно не мог ничего поделать. Свет лился отовсюду – обжигающий и одновременно леденящий. Когда же он погас, я увидал, что на снегу в мире грез стоим только мы двое – я и радостно улыбающаяся Тьяра.       – У нас получилось, Ганн! – дрожа всем телом, произнесла она. – Он вспомнил! Душа Акачи спасена.       Я шагнул вперед и, обхватив Тьяру, прижал ее к себе. Мне трудно было говорить и даже дышать. Единственное, что я мог делать, – обнимать вздрагивающую от нервного напряжения Тьяру, успокаивать, гладить ее волосы и мечтать, чтобы этот миг никогда не закончился…