Половинка моей души

Амон Джеро       Она быстро пришла в себя. Впрочем, этому я совсем не удивился – Тиарель Фарлонг всегда была бойцом. Она не пасовала перед трудностями, не отступала перед лицом смертельной опасности, и отчаяние, хотя и подкосило, но не убило ее.       – Прости меня, – повторил я, пожимая ее руку.       Она чуть усмехнулась краешком губ.       – Ты ни в чем не виноват, Амон. Это судьба. Теперь я здесь, живая, но проклятая и преданная, хотя должна была лежать рядом с Касавиром под обломками замка Короля Теней…       – Нет, – возразил я. – Ты не заслужила смерть. И Касавир тоже. Мы победили и были вправе рассчитывать на благосклонность богов. Но боги, наверное, смотрели в другую сторону.       Тиарель взглядом пошарила вокруг себя, отыскала свой меч и коснулась пальцами рукояти оружия.       – Это не конец, Амон, – сказала она. – Мы пойдем дальше, сквозь огонь и тьму, чтобы раз и навсегда разобраться с проклятьем Пожирателя. А потом мы уничтожим Стену Неверия.       Я снова не был удивлен. Глобальные цели – совершенно в стиле Тьяры.       На лице темноглазой небожительницы отразилась радость.       – Тьяра! Мы сделаем это?       – Да, Каэлин, сделаем… Забвение – слишком страшная кара. Даже для таких, как Бишоп.       – Бишоп? – я поднял одну бровь.       Она кивнула с печалью на лице.       – Я видела его там, Амон. Я не смогу тебе этого объяснить, но я ВИДЕЛА Бишопа в Стене Неверия…. Впрочем, я и не жду, чтобы мне поверили. Нам пора, – Тиарель поднялась резким уверенным движением, будто не она несколько минут назад лежала на постели без чувств. – Отсюда есть проход, ведущий в сны мертвого бога.       Я лишь пожал плечами. За то время, что я знал Тиарель, я понял, что она не привыкла объяснять свои поступки. И самое простое, что я могу сделать – идти следом за ней. Все впоследствии прояснится.       Все стало понятным уже через несколько минут. Стоило нам пройти в зал, где юная волшебница Тэя вставила в каменную дверь три ключа, как в дверях появилось несколько магов под предводительством волшебника с решительным и строгим лицом.       – Араман! – ахнула девушка (кажется, Тиарель называла ее Сафия). – Убийца!       Но пресловутый Араман смотрел не на Сафию, а на Тиарель – тяжелым немигающим взглядом. Будто давно знал ее. Знал, любил и одновременно ненавидел.       – Ты вернулся снова… – сказал он, не приближаясь, впрочем, совсем близко к нашей пестрой компании.       – Я буду возвращаться столько раз, сколько нужно, чтобы всякие идиоты, вроде тебя, перестали ко мне соваться! – отрезала Тиарель.       На смуглом лице волшебника я ясно прочитал борьбу чувств – разочарования и облегчения.       – Ты не помнишь меня, – сказал Араман. – Значит, Миркул совсем отнял у тебя память, оставив лишь пустоту и голод. Я был твоим братом, Эреши. Именно с тобой мы принимали обеты служения Миркулу. Именно я прикрывал твою спину в великом походе к Стене Неверия. Именно я пытался образумить тебя и не дать тебе погубить свою душу ради недостойной тебя…       Тиарель слушала его внимательно, чуть сузив глаза. По ее лицу я видел, что слова Арамана не являются для нее пустым звуком. Словно какие-то старые воспоминания оживали в ней, неведомые ранее, но родные и близкие.       – Не тебе и не Миркулу было решать, кто кого достоин! – сказала она, хмурясь. – А теперь – уйди с моей дороги, пока не поздно!       Араман медленно покачал бритой головой.       – Прости меня, брат, но я должен тебя остановить.       Тиарель яростно оскалилась: я будто вновь увидел перед собой отчаянного Рыцаря-капитана, сражавшегося насмерть с аватаром Короля Теней у разрушенных ворот Крепости-на-Перекрестке.       – Попытайся, приятель, – почти ласково произнесла она. – Попытайся!       Один из волшебников, стоявших за спиной Арамана, что-то забормотал, но я его опередил. Этим и хорошо мастерство колдуна – права была Кара, постоянно спорившая по этому поводу с Сэндом. Не нужно терять ни мгновенья на подготовку заклинания, сила просто вырывается из тебя, разрушая или неся жизнь. Я и Кара были мастерами разрушения. Шар лиловых сполохов разбился у ног волшебника, и тот, не успев дочитать заклинание и до середины, упал замертво.       Тиарель с воинственным кличем ринулась в бой. Бок о бок с ней бились крылатая жрица и огромный телтор-медведь с радужной шерстью. Я, опомнившаяся Сафия и мальчишка с сине-серой кожей (каргово отродье, насколько я понимаю) прикрывали их на расстоянии.       Всех волшебников, пришедших с Араманом, мы остановили. Но сам предводитель успел нырнуть в приоткрытую дверь, за которой сиял разноцветьем огней портал.       – Скорее, за ним! – прокричала Тиарель, взмахнув мечом. – Со мной – Амон, Сафия и Каэлин! Ганн, Окку – останьтесь здесь и караульте портал на тот случай, если явятся другие гости!       Медведь согласно проворчал что-то, а юноша нахмурился и подарил Тиарель такой свирепый взгляд, что она должна была бы удавиться, если бы заметила. Но она и думать забыла о Ганне, поскольку ее звала другая цель. Два шага – и Тьяра растворилась в радужном мареве. Крылатая девушка без малейшего колебания шагнула в портал следом за предводительницей. Я шлепнул пониже спины замешкавшуюся Сафию (та прожгла меня гневным взглядом, но ускорилась) и последним шагнул в портал. Тьяра       Боль переполняла меня. Даже если бы боль от всех ран, полученных мною за мою недолгую жизнь, можно было бы собрать воедино, она не шла бы ни в какое сравнение с той болью, что рвала на кровавые лохмотья мое сердце.       «Мертв… Он мертв… Его больше нет…»       Я крепче сжимала рукоять меча и обрушивала клинок на головы врагов, но тоскливый голос внутри меня повторял: «Ты никогда не увидишь его больше! Его нет, нет, нет…»       Я подняла голову и посмотрела на того, кто стал причиной моего спасения из долины Мерделейн. Если бы не эта громадина из костей, в «лицо» которой я смотрела сейчас, мы погибли бы вместе – я и Кас. И уже гуляли бы по полянам царства Тира, взявшись за руки.       – Будь ты проклят!!! – выдохнула я в слабо мерцающие глазницы гигантского черепа.       «Касавир умер! Ты никогда не коснешься его руки, не увидишь любовь в его взгляде, не вырастишь вместе с ним детей, не сможешь просыпаться рядом с ним, пока не состаришься… Никогда…»       – Ты пришла ко мне, чтобы получить прощение? – гулкий голос умершего бога, донесшийся из глубины его снов, прозвучал торжественно и надменно.       – Мне не за что просить прощения У ТЕБЯ! – гневно и презрительно выкрикнула я.       – Да, – признало то, что раньше было Владыкой Смерти. – Это проклятье было наложено не на тебя, а на моего самого преданного слугу, изменившего мне в итоге ради женщины.       – Акачи… – я почувствовала, что холодею. – Поход Акачи против Стены Неверия!       – Ты сообразительна, – Миркул издал что-то вроде короткого смешка. – Да, этот ничтожный мальчишка любил волшебницу, которая не поклонялась богам. Он постоянно боялся за нее и умолял найти себе покровителя или склониться передо мной. Но женщина была горда и не желала слушать его. Однажды во время магических опытов ее лаборатория вспыхнула, и она не смогла спастись.       – И оказалась в Стене Неверия… – я как наяву увидела изувеченное лицо Бишопа, тонущее в зеленоватой слизи.       – Именно так! – мертвый бог, кажется, получал удовольствие, вспоминая события тех давних дней. – Но Акачи не пожелал смириться. Он знал, что происходит с теми, кто отрицает богов, поэтому умолял меня освободить душу этой женщины. Я, конечно же, отказал.       – Еще бы! – сквозь зубы произнесла Сафия у меня за спиной.       Глаза смуглой тэйки метали молнии. Она смотрела на громадный череп без всякого почтения и страха.       – Ты не боишься меня, девчонка? – прогрохотал Миркул. – Неужели участь души, заключенной в Стену, тебя не страшит?       – Я служитель Тиморы, – с вызовом ответила волшебница, – так что не пытайся меня запугать! Сейчас Келемвор правит на плане Фугу, где когда-то царствовал ты.       Я, хотя и полностью разделяла эмоции Сафии, остановила ее, взяв за руку.       – Акачи попытался разрушить Стену, чтобы спасти любимую? – спросила я, повысив голос. – Ему удалось это?       – Загляни в себя самое и оглянись на тех, кто идет за тобой, и ты найдешь ответ на этот вопрос, – загадочно ответил Миркул.       – Я не в загадки с тобой играю, мертвый бог! – рассердилась я. – Не заставляй меня делать то, что нам обоим не по вкусу!       Миркул запнулся. Кажется, до этой минуты ему в голову (вернее, в череп) не приходила мысль о том, что я могу разрушить и поглотить его дух. Теперь он вспомнил о том, КТО стоит перед ним, и заволновался.       – Акачи вырвал душу женщины из Стены, – хмуро пояснил бывший Владыка Смерти. – В отместку я заточил его душу вместо ее души. Стена долго разъедала сущность Акачи, но не забвение стало его карой. Как только душа моего бывшего жреца оказалась окончательно поврежденной, я выпустил ее на свободу, чтобы она попыталась заполнить пустоту в себе, поглощая чужие души. Так и появилось на свет Проклятие Пожирателя духов…       Я прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть от гнева и боли.       – Что ж, ты покарал Акачи, а вместе с ним и многих других… Хотя они ни в чем не были виновны, как и я, – с трудом удержав себя в руках, сказала я. – Что делать мне теперь? Как избавиться от проклятья? Только не говори, что это невозможно – я уверена, ты оставил обходные пути!       Миркул мерзко хохотнул.       – Оставил, конечно… Твоя душа сейчас в Стене, где когда-то была заточена душа Акачи. Тебе всего лишь нужно пройти его путем и сделать то же, что и он – вырвать душу у Стены Неверия. Для этого требуется сущая безделица – меч Гит и армия, чтобы прорваться к Стене сквозь ряды защитников Города Правосудия, где властвует Келемвор. Впрочем, армия у тебя, как у Акачи, уже есть. У входа в Город Правосудия по-прежнему стоят лагерем его соратники. Они до сих пор ждут, когда командир поведет их в бой.       – Вход на план Фугу в теневом Мулсантире, в храме Миркула, – негромко напомнила мне Каэлин, и я кивнула в ответ. – Но вот где взять меч Гит?       Ответил за меня Миркул.       – Твой меч – у той, что много поколений сражалась за душу Акачи. У той, что спаслась из Стены Неверия, основала Академию Тэй и делала все возможное, чтобы обмануть судьбу. Но это невозможно. Пока мы говорим с тобой, она умирает…       – Что?! – одновременно вскрикнули я и Сафия.       – Араман, – с чувством собственного превосходства пояснил Миркул. – Он не стал терять время на болтовню со мной.       – Скорее, Тьяра, нам нужно догнать Арамана! – молила меня Сафия.       Но я смотрела на Миркула.       – Ты – гнусное существо, застрявшее между жизнью и смертью, – сказала я бывшему Владыке Мертвых. – Я думаю, тебе давно пора на покой.       В глазных провалах черепа Миркула сверкнул тревожный огонь. Он попытался что-то возразить, но не успел. Владыка Смерти лицом к лицу встретился с тем, кого так ненавидел и страшился. Пожиратель, когда-то бывший жрецом Миркула, потянулся к остаткам энергии мертвого бога, чтобы поглотить ее с удовольствием и удовлетворением.       В тот момент, когда глазницы Миркула погасли, я поймала себя на том, что улыбаюсь. Сафия       Араман не успел натворить неисправимого. Основательница была сильной волшебницей, несмотря на весьма почтенный возраст, и продержалась до нашего появления – при котором Араман снова с позором сбежал.       Она была одновременно похожа на мою мать, на Лиенну и на меня – только гораздо, гораздо старше. Обритая наголо сморщенная голова, покрытое морщинами лицо и дряхлое тело – таков был портрет Основательницы Академии Тэя. Академии, которую создали лишь с одной целью – изучать строение душ и возможные манипуляции с ними. Когда-то и Основательница занималась такой магией. Пока не погибла.       – Миркул убил меня, чтобы наказать Акачи за любовь ко мне, – уверенно произнесла престарелая волшебница. – Он хотел, чтобы Акачи поклонялся лишь ему, но сам Миркул никогда не понимал силы и слабости настоящей любви. Мой любимый не мог отказаться от меня, поскольку сердце его было искренним и преданным.       Основательница тяжело вздохнула.       – Так странно… – она чуть наклонила голову, глядя на Тьяру, – я совсем состарилась, а ты… ты теперь смотришь на меня глазами девушки, мой дорогой… Но несмотря на ужасы, которые пережила твоя душа, я чувствую ее в тебе. Она жива и по-прежнему помнит меня…       Тьяра кивнула.        – Ты снишься ему, – мягко произнесла она.       Изможденное лицо Основательницы прояснилось, в ее темных глазах засветилась нежность.       – Да, как и он снится мне каждую ночь…       – Ты думаешь, Акачи еще можно спасти? – спросила Тьяра.       – Я уверена в этом, – ответила волшебница твердо. – Но сначала тебе нужно спасти себя.       Она откинула крышку длинного ларца и извлекла из него изогнутый полумесяцем сверкающий меч.       Тьяра, глядя на оружие, как завороженная, сделала шаг вперед.       – Мой меч! – прошептала она.       Основательница осторожно положила клинок на ее протянутые ладони. Лицо Тьяры словно осветилось изнутри, едва меч Гит оказался в ее руках.       – Меч – мое сердце, а я – сердце меча, – пробормотала она какие-то странные слова.       Но Основательница, кажется, поняла ее и согласно кивнула.       – Это – твой ключ на план Фугу, где томится твоя душа. Поторопись, пока тебе есть, что спасать.       Тьяра вскинула вверх руку с мечом, и по темным углам зала, в центре которого мы стояли, разбежались серебристые лучи. Амон Джеро одобрительно усмехался в бороду, Каэлин сияла, а я ощущала странную тоску. Наш путь ведет к завершению истории Тьяры – каким бы оно ни было. Но что будет со мной? И с остальными?       Основательница будто прочитала мои мысли – обернулась ко мне с улыбкой ободрения и понимания.       – Что тебя беспокоит, дитя мое? – спросила она ласково.       – Ты – моя мать? И Лиенна? – сбивчиво заговорила я. – Знаю, это звучит глупо, но…       – Это правда. Лиенна и Нефрис – воплощения частей моей души, которые делали все, чтобы помочь Акачи.       – А… а я?       – И твоя душа – часть моей души, – легкие старческие руки легли на мои плечи, погладили, и я почувствовала, как сомнения и страх отступают, сменяясь верой в собственные силы. – В ней собрано все самое чистое и доброе, что было во мне когда-то. То, за что Акачи полюбил меня всем сердцем. И ты тоже будешь счастлива… Мой срок подходит к концу, и после смерти моя душа соединится с твоей. Ты обретешь мою мудрость, сохранив собственную чистоту и невинность, моя дорогая девочка. И я очень рада, что ты поможешь своей подруге освободить того, кого я не переставала любить всю свою жизнь…       – Почему я? – вдруг спросила Тьяра, прямо посмотрев в глубокие, как колодцы пустыни, глаза Основательницы.       – Потому что в тебе есть безграничная любовь, есть поразительное бесстрашие и сила, – волшебница не колебалась ни мгновенья. – Если и есть в Фаэруне человек, способный справиться с проклятием Пожирателя духов и спасти моего любимого, то этот человек – ты.       – Во имя любви, – тихо сказала Тьяра, наклоняя голову в знак понимания.       – Во имя любви, – согласно повторила Основательница. Ганн       Меня просто взбесил тот факт, что Тьяра не взяла меня на разговор с Миркулом. Оставила охранять портал… Как мальчишку! Да еще вместе с медведем! И пока она не вышла из портала, я метался из угла в угол, проклиная ее самое, надменного колдуна, явившегося из ее прошлого, чтобы разбередить старые раны, и всех остальных заодно. Окку, спокойно развалившийся на каменном полу, наблюдал за мной с насмешкой в своих маленьких ярких глазках.       Но стоило мне увидеть сияющее лицо Тьяры, как я забыл обо всем на свете – бросился к ней навстречу, подхватил на руки и закружил вокруг себя.       – Осторожнее! – рассмеялась жрица Тира.       В руке, которую она держала чуть на отлете, чтобы не задеть меня, сиял меч Гит – я сразу узнал его по изображению на фреске в храме Миркула.       – Ты нашла его? – поставив Тьяру на пол, спросил я, не в силах сдержать радостной улыбки.       – Не совсем, – загадочно ответила она. – Мне его вернули.       – Ты поговорила с Миркулом? Что он сказал?       – Что проклятие Пожирателя было наложено не на меня, но его на меня перенесли. На самом деле, – ее губы дрогнули, – моя душа сейчас в Стене Неверия, а во мне – остатки души того, кто был Акачи Предателем… Чтобы избавиться от проклятия, мне нужно вырвать свою душу из Стены.       Я замер, пораженный и потрясенный. Когда я увидел улыбку Тьяры, мне подумалось, что все хорошо, и она нашла способ победить Голод. Но, как выяснилось, до избавления далеко. На мой взгляд – это вообще нереально…       Кажется, Тьяра тоже так думала, поскольку молчала, опустив голову. Молчал и я, глядя на нее и чувствуя непреодолимое отчаяние и решимость сделать все, чтобы помочь ей.       – Почему Акачи восстал против Миркула? – наконец не выдержал я.       Тьяра ответила не сразу, будто для того, чтобы выплыть из океана размышлений, ей нужно было время.       – Он любил волшебницу, которая отвергала богов. Потом она погибла, и Миркул заточил ее душу в Стену Неверия. Акачи слишком сильно любил эту женщину, чтобы позволить растворить в Стене то, что было ее сутью. Он поднял восстание и освободил душу любимой, а сам потерпел поражение. Миркул, погибая, проклял его, своего самого верного и великого жреца. Его душа стала духом Пожирателя…       Я пренебрежительно дернул плечом.       – И все это – из-за женщины…       – Нет, – мягко поправила Тьяра. – Из-за любви.       – Ты говоришь так, будто не злишься на Акачи! – раздраженно воскликнул я. – А ведь это из-за него на тебе сейчас проклятье!       – Он не виноват передо мной, – отмахнулась Тьяра. – Может, он и поступил опрометчиво, но он пытался спасти самого дорогого для него человека. Как знать, поступила бы я иначе на его месте…       Я почему-то подумал: а попыталась бы Тьяра разрушить Стену, если бы в ней оказался я? Пожалуй, да, ведь она даже этого язвительного следопыта, предавшего ее и пытавшегося убить, рыдая, вытаскивала из Стены… Но я тут же отмахнулся от глупой сентиментальности, напомнив себе, как она смотрела на паладина в том сне, куда я прорвался вопреки ее воле. Вернее, смотрела-то она на меня и целовала так, что я до сих пор чувствую на губах вкус ее губ. Но при этом она называла меня Касавиром…       – Что теперь? – спросил я, отбросив мысли, повергающие меня в уныние.       – Теперь – в Мулсантир! – немного повеселев, ответила Тьяра. – Мой меч – ключ к вратам Келемвора! Я отправлюсь на план Фугу и войду в Город Правосудия. А там – будь, что будет…       Я плохо помню путешествие до храма Миркула в Тени. Лишь перед самыми вратами – огромными, черными, навевающими уныние и страх, я очнулся.       «Что с тобой, Ганнаев-из-Грез?! Приди в себя, ты нужен Тьяре!»       Тьяра стояла у самых врат, ладонью касаясь замка с тонкой прорезью в центре, и к чему-то прислушивалась.       – Ты слышишь? – обратилась она ко мне. – Это голоса душ, что томятся на плане Фугу!       Я напряг слух, но ничего не уловил.       Она вздохнула, прочитав все по моему лицу.       – Наверное, я слышу их из-за меча…       – Ты всерьез решилась войти сюда? – почему-то спросил я.       Тьяра посмотрела на меня с удивлением.       – А как иначе? Проклятье само не рассосется!       Я невольно улыбнулся.       – Тогда позволь мне присоединиться к твоему походу. А еще… – я запнулся, но все же не выдержал, и мои чувства и мысли сами собой полились наружу, сметая все преграды. – Я давно хотел сказать тебе, что я никогда не встречал никого, кто хоть немного напоминал тебя! Ты помогла мне понять себя самого, мою душу… Я пойду за тобой куда угодно и сделаю для тебя все, что только скажешь! Ты – мой единственный друг…       Я в последний момент угадал причину страха, появившегося в глазах Тьяры, и успел сдержать окончание последней фразы – «…и моя единственная любовь!»       Она просто смотрела на меня – пытливо и пристально, будто читала мысли.       – Возьми меня с собой! – с мольбой повторил я.       – Хорошо, – с явным сомнением уступила она. – Но это очень опасно, Ганн. Ты уверен в своем решении?       Уверен ли я? Я без колебаний вырвал бы из груди свое сердце, если бы это хоть как-то облегчило задачу Тьяры. Но ей эта жертва была не нужна, поэтому все, что я мог для нее сделать – быть рядом и сражаться на ее стороне.       – Я пойду до конца, – твердо произнес я. – Стена Неверия должна быть разрушена.       Тьяра коснулась моей руки и легонько сжала. Это прикосновение наполнило меня силой и восторгом.       – Тогда добро пожаловать в ряды войска Акачи Предателя! – торжественно проговорила она.       Колдун с огненными татуировками на лице подошел к Тьяре и тронул ее за плечо.       – Позволь мне сейчас покинуть вас, Тиарель, – сказал он. – Тебе понадобится помощь, поскольку даже генералов Акачи, ждущих тебя у входа в Город Правосудия, может не хватить. Я соберу свою армию и присоединюсь чуть позже.       Тьяра согласно кивнула.       – Просто… не задерживайся, Амон!       В глазах Амона Джеро промелькнула усмешка.       – Здесь ведет бой Рыцарь-капитан Крепости-на-Перекрестке! – ответил он. – Неужели ты думаешь, что я пропущу такую заварушку?       – Нет, – ответила Тьяра, – не думаю.       Джеро исчез в сполохе алого света (ничего не скажешь, эффектное отступление), а Тьяра о чем-то зашепталась с Сафией. Потом говорила с Окку, с Каэлин… Жрице Илматера она даже вручила свой прежний меч – льдисто-огненную Бурю. А потом с мечом Гит наизготовку шагнула к воротам. Клинок меча вонзился в «замочную скважину», высокие двери дрогнули и распахнулись, и из проема на нас хлынул ослепительный мертвенно-зеленый свет.