Лабиринт.

POV Владимир. Мы добрались до какого-то места, которое Максим назвал «безопасным». Мне все равно. Смутная тревога поселилась в груди с того момента, как Макс не стал договаривать, что мы будем делать после того, как доберемся. Словно даже добираться – не в его планах. Тьфу, нет, не может быть. Мне не спится. Еще бы, на холодной земле, пусть и застеленной кое-как сухими ветвями, не сразу привыкнешь спать. - Макс? - М? Не знаю, зачем я начал что-то говорить. Но, как говорится, Остапа понесло. - Зачем всё это, Макс? - Что именно? Он явно не понимает моих слов. Может быть, я слишком много значения придаю намекам и сам не замечаю, как отказываюсь от прямых вопросов в их пользу. - Зачем ты затеял всё это, скажи мне? Он поворачивается набок, чтобы, видимо, разглядеть моё лицо в темноте. Я же лежу и пялюсь на огромную луну, слепящую и одновременно безумно красивую. - Ты понимаешь, что так продолжаться больше не могло? Слишком много власти было дано Хозяевам, слишком долго они унижали всех и вся, с самого детства. Нам, ПриХозяевам, повезло. Нам легче дышать, - он явно загорелся идеей, - чем тем же Рабам! Но как же так? За какие такие заслуги один только что родившийся ребенок хуже другого? Что такого я лично сделал тому же Мастеру, что он обращался со мной, как с хламом, никому не нужным и бесполезным? Ты что, не понимаешь, Вов? Он резковатым движением нависает надо мной, загораживая луну. Его кудри, подсвеченные холодным ночным светилом, вызывают во мне приступ умиления и какой-то снисходительности. Я провожу пальцами по его волосам. Он замирает, видимо, припоминая, что было в кабинете. Я же прикрываю глаза. - Понимаешь, Макс… Я всё это понимаю… Но ведь… Ведь, по сути, всё, что ты наворотил, ничего не изменит. - Как так?! – он отдергивается от меня. - Тише, не кричи. Сейчас ты свергаешь с вершины одних. Кто-то должен прийти им на смену. Если старые хозяева уже не смогут занять свои вершины, туда залезут те, кто их сбросил… - То есть… - Да-да. Ты верно понял, Максим. Ты просто поменяешь Хозяев и Рабов местами. Может быть, искоренишь касту ПриХозяев, как сословие и сделаешь этот мир еще более жестоким. - Но ведь они.. Хотели свободы, равенства… Я усмехаюсь. Как можно быть настолько наивным? Или он просто судит всех по себе? - Они не борются с имеющейся системой. Они перекраивают её под себя. Ты просто перестал удовлетворять их интересы, верно? Я приоткрываю глаза. На лице Макса, уже лежащего рядом со мной, застыла гримаса удивления и отчаяния. Я понимаю, насколько я попал в точку. Ненавижу это состояние под кодовым названием «А ведь я говорил». Но даже это не мешает мне продолжать некую отповедь: - О чём ты думал, когда лез во все это? Кому станет лучше от такой революции? Твоя команда, столь любезно выгнавшая тебя, как только ты стал проявлять себя не как глухонемой, ведомый слепым, называет себя Освободителями, - я горько усмехаюсь. – И это притом, что освобождают-то они только свои комплексы. Освобождают себя, любимых. Им плевать на окружающее больное и прогнившее общество. Каждому своя шкура дороже, чем общественное дело. И я понимаю их, Максим. Мне дороже моя собственная жизнь, чем переворот. Я почти не вижу его лица, но понимаю, что еще немного, и он взорвется от невозможности перебить меня. Поэтому я замолкаю и снова прикрываю глаза. - Ты думаешь, я хотел этого?.. - Раз ты был главой, то такой вывод напрашивается сам собой. Максим смеется. Я чувствую прикосновение его пальцев к волосам. Он медленно перебирает пряди, отросшие за время пребывания в питомнике и хрипло отвечает: - Но этот вывод ошибочен. Я просто попался в нужном месте в нужное время с нужными словами. Поверь, если бы я знал, чем это обернется, я бы не стал вообще соваться. Переночевал бы тогда на улице, а не у Альберта… Я ощущаю смутный укол ревности. Вот так легко и просто? Почему? Что вообще такого в этих словах. Хорошо, что сейчас Максим не может, скорее всего, разглядеть моё лицо. Ни к чему это. Да и он слишком увлечен переубеждением: - Я просто сказал пару фраз, которые подтолкнули подпольное движение к действию. Я всего лишь искра, поджегшая давно уже пропитанный маслом фитиль. И всё. Они вознесли меня на вершину, ошибочно предполагая, что все их мысли – это отголосок моих мыслей, все их действия – это тщательно продуманный мной план. Я и сам не понимаю, зачем и как я так долго держался там, на этой, - он хмыкает, - верхушке. Знаешь, Вов, я ведь просто наугад тыкал в разные районы, отправляя туда отряды… А теперь я не могу предсказать, что они будут делать дальше. Он замолкает и переводит дыхание. Я не говорю, понимая, что это не всё. И я прав. Абсолютно прав. Он выдерживает в тишине еще пару десятков секунд: - А ты сейчас, вероятно, считаешь меня трусом. И правильно, считай. Я последняя тварь и сволочь. Я не хочу ничего, Вова. Абсолютно ничего. Если бы у меня был пистолет, я бы застрелился прямо сейчас… В голове у меня щёлкает. Нет, мне не страшно от мыслей о предполагаемом самоубийстве Максима. Весь поток акцентирован только на упоминании пистолета: - Оружие. - А? – Макс явно выбит из колеи моим пространным ответом. - Нам. Нужно. Оружие. Понимаешь? Он лишь угукает и отворачивается от меня. Наверное, я обидел его. Но сейчас совершенно не время уже для разговоров. Надо поспать. Хотя бы немного, как получится, поспать. - Спокойной ночи. Ободряюще улыбаюсь, хоть и понимаю, что он не видит. - Снов. И я готов поклясться, что он тоже улыбается.