Сквозь стеклышки калейдоскопа

Удивительно, я могу вспомнить этот день до секунды. А лучше всего я помню то, что воротничок на платье не успели переделать. Он слишком высокий, да еще с кружевом, и натирает шею под подбородком. Лоб холодит бриллиантовая звёздочка диадемы. Через вуаль всё кажется не таким, как на самом деле. Лица расплываются. Все, кроме одного твёрдого, скуластого лица. Быстрый, тёмный блеск топаза - и широкая ладонь отводит фату, всколыхнув горьковато-сладкий аромат флердоранжа в венке. Тогда мне приходится встать на цыпочки, чтобы он мог меня поцеловать. Он был очень высоким. Несколько лепестков пристаёт к его мантии - это я тоже помню. - Скоро всё кончится, - говорит он мне на ухо, потому что видит, как я устала. Я знала его с той стороны, с которой его никто не знал. Упрям, болезненно чистоплотен, не терпит ярких цветов и резких запахов, любит украшения почти по-женски. Одержим непреодолимой страстью к опасности, к лезвию ножа. Очень хочет хотя бы раз в жизни чего-то по-настоящему испугаться. - Ты себя погубишь! - Скоро всё кончится, вот увидишь. Ему нужен был этот Реддл. А он был нужен Реддлу. Такая игра в господина и слугу. Они друг друга страшно ненавидели, потому что ни тот, ни другой с ролью не справлялся. Реддл всего лишь незадачливый полукровка, который все никак не вырвется из сиротского приюта. А Люциус - Малфой, он будто не рожден, а выкован. - Остановись, Люциус! - Поздно, Нарцисса. Не беспокойся, скоро все кончится. Они друг друга ненавидели за взаимную ложь. Они обманулись друг в друге. Я знала это. А еще я знала, что море, которое хотят переплыть все эти люди с татуировками, не отдаст обратно ни умных, ни глупых, ни чистокровных, ни полумагглов. Я молчала. Я была просто хорошей женой. Окостеневшие лиловые руки. Топазовые глаза подёрнуты вязкой плёнкой. Я сама омывала его тело - кровь почти не текла из страшной, скользкой раны на груди. Я сама причесала ему волосы, сама застегнула пуговицы на мантии. Лицо из желтого воска, такое холодное и твердое под моими губами. Я могу вспомнить этот день до секунды. Всё кончилось. Как ты и обещал. Но что же это? Почему небо обрушилось вдруг на мою голову и погребло меня под осколками? Осталась только белая карточка с белыми колокольчиками и белой ленточкой – три разных оттенка белого. «Мистер и миссис Малфой приглашают…» И светит полновесным жёлтым светом золотой перстень с топазом среди серебряных колец, как луна среди звёзд. Выйди из моря, протяни руку, забери меня! Я не могу больше стоять на берегу и ждать. Всё. *** Прошло уже больше часа, а снизу не доносилось ни звука. Нарцисса разбирала бумаги в своей рябиновой шкатулке. Это занятие её успокаивало. Письма, счета – что там брякнуло? – открытки, записки – опять неряхи-домовики опрокинули сушилку для столовых приборов? – рекламные афишки старых лет, вырезки из газет… Приглашения. Нарцисса напряжённо прислушивалась, покачивая узкой чёрной туфелькой. Говорят, кажется. Замолчали. Теперь говорит один мужской голос. Сухие, малоподвижные руки слепо перебирали пожелтевшие бумажки. Вспыхивали серебряные кольца. Голоса раздавались попеременно, понижая тон, пока совсем не угасли. Затем на лестнице зазвучали несмелые шаги и зашуршал плотный шёлк. Нарциссины пальцы на мгновение замерли и стали медленно собирать бумаги обратно в шкатулку. Шорох усилился, и на пороге появилась Астория. - Вы просили, чтобы я зашла к вам. Астория Малфой – Особенная Женщина. Это категория ещё более редкая, чем Такие Девушки, хотя бы потому, что далеко не все Такие Девушки становятся Особенными Женщинами. Не красавица по природе, она излучала нежную, акварельную прелесть: всегда просто и аккуратно одетая, с гладко зачёсанными каштановыми волосами, чистым, высоким лбом и пушистыми ресницами, словно сошедшая со старинного полотна. Астория была чуткой, тихой, умела держаться с достоинством, относилась к себе строго, а к другим – одинаково доброжелательно. И никогда не притворялась. Она выросла в добродетельной, консервативной семье, унаследовав соответствующие жизненные установки. Астория относилась с удивительным почтением к своей суровой свекрови, как к собственной матери, и смотрела на своего хладнокровного мужа, как мама смотрела на отца, то есть как на ангела небесного. Астория всегда знала, что, как и когда нужно сказать и сделать, поэтому её движения, её манеры и речь были плавными, ровными, мягкими. Словом, Особенная Женщина. Но сейчас с ней происходило что-то непонятное. Астория стояла в дверях, опустив голову. С её тонкого лица сбежали краски, и карие глаза казались особенно яркими, с влажным вишнёвым блеском. Руки висели плетьми, в одной был стиснут белый комок. Этот комок, сама поза Астории, её вздрагивающие вишнёвые глаза сказали Нарциссе о многом. Она, не тронувшись с места, не торопясь, убрала последний конверт, закрыла шкатулку на ключ и только потом обратилась к невестке со сдержанной улыбкой: - Да, проходи, пожалуйста, садись туда. Астория послушно села. - Ну, что сказал доктор Фергюссон? Молодая миссис Малфой прерывисто вздохнула и расправила зажатый в кулаке комок. Им оказался измятый, затерзанный носовой платок. Она разложила его на коленях, разгладила ладонями и тихо-тихо сказала: - Вы были правы. Ни один мускул не дрогнул в лице Нарциссы, только пальцы крепче сжали шкатулку и глаза позеленели. - Любопытно. В наступившей тишине отчётливо слышался звук льющейся, текущей, капающей воды: на улице шёл проливной дождь, шёл уже неделю, почти без перерыва. Рамы и двери разбухли и с трудом открывались. Тяжёлый запах тёплой, сырой земли проникал даже в дом и сводил всех с ума. - Ты знала об этом ? Астория вскинула голову. - Нет, Нарцисса, нет, не знала! Я думала, всё дело в нервах. - Мы лечим твои нервы целый год. И вот что выясняется! - У меня всегда было не очень крепкое здоровье. Но этого я не знала! Нарцисса пружинисто встала и прошлась по гостиной. - А знала ли миссис Гринграсс? Астория только испуганно моргала. - Я здравомыслящий человек и с большим уважением отношусь к бракам по расчёту. Но расчёт бывает разный. Если девушку с таким пороком, как у тебя, намеренно отдают в семью, где скандалы не нужны и даже опасны – как наша – это плохой расчёт. Нечестный. И глупый. Я не люблю, когда меня пытаются обмануть. - Нарцисса, клянусь жизнью, я не обманывала! Я не знала! Чем хотите, клянусь! – она подалась со стула, но под пронзительным взглядом, похожим на позеленевший бронзовый наконечник стрелы, села обратно и склонила голову ещё ниже. Нарцисса продолжала мерить гостиную шагами и ронять слова с убийственным спокойствием: - Мы вправе прямо сейчас вызвать поверенного и расторгнуть брачный договор. Для этого достаточно свидетельства доктора Фергюссона. А по правилам, как делали раньше, надо бы созвать всех, кто присутствовал на церемонии, и при всех объявить причину разрыва. В конце концов, это невыносимо: духота, влажность и удушливый запах перегноя! Астория сидела, вытянувшись в струнку и сцепив руки на коленях. Опустив голову, она смотрела на туфли, мягко шагающие мимо неё туда-сюда, но видела вместо них толпу с непроницаемыми лицами, над которой, словно огромный мыльный пузырь, разобьётся слово: Астория Гринграсс бесплодна! Так и скажут: Гринграсс. Рука в серебряных кольцах легла ей на плечо. Нарцисса не улыбалась, но её глаза потеплели и поголубели. -Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я тебе верю. В любом случае, твоей вины тут нет. Это наша общая беда, ведь ты теперь тоже Малфой. Вишнёвый блеск перелился через ресницы и побежал по щекам. - Спасибо… Нарцисса… спасибо… я не забуду… мне так тяжело… так больно! Она спрятала нос и губы в платок. - Перестань плакать! – голос Нарциссы опять посуровел. – Это бессмысленно, к тому же, портит лицо. Ты замужем, не забывай. Астория покорно опустила руки и задышала через рот, пытаясь удержать слёзы. Свекровь отобрала у неё изуродованный платок и бросила его на кофейный столик. - Надо не плакать, а думать, чем можно помочь. - Чем же тут можно помочь? - Я могу помочь тебе. - Вы? Вы знаете лекарство? Доктор Фергюссон сказал, что… - Я не доктор Фергюссон. У меня свои средства. Астория ничего не смогла ответить. Она боялась. И, вместе с тем, ей отчаянно хотелось верить этой решительной, умной, всесильной женщине в чёрном платье, с глазами, зелёными и голубыми одновременно, но больше – зелёными. - Послушай меня! Ты слышишь? - Да. - Я помогу тебе при нескольких условиях. Ты будешь делать всё, что я повелю, без лишних вопросов и лишних разговоров. Поняла? - Да. - Ты выполнишь? - Да. Да, - твердила Астория, как заведённая. - Хорошо. Но сначала нам нужно поговорить с Драко. - Я боюсь, - призналась Астория. – Он рассердится. - Постарайся не плакать и вообще, держи себя в руках. Мужчины не выносят женских слёз. Ступай, приведи себя в порядок. Я позову, когда будет нужно. Астория медленно кивнула и выскользнула из комнаты бесплотной тенью. А дождь всё шёл. Миссис Малфой постояла немного у дивана, собираясь с мыслями. Игра начинается. И теперь она, Нарцисса, будет вести партию. Каждый займёт то место, которое ему положено. Она провела ладонью под волосами. На пальцах остались капельки пота. - Берти! Шаркающими, но быстрыми шагами домовиха приблизилась к госпоже. - Убери это, - Нарцисса брезгливо кивнула на скомканный платок. – И откройте окна повсюду: здесь невозможно дышать. - Уже открыли, хозяйка. - Завари для Астории липовый цвет и проследи, чтобы её никто не беспокоил. Ей нужно поспать хотя бы полчаса. Знаешь что, добавь ей в чай немного Сонной микстуры. - Берти сделает. Чего ещё желает хозяйка? - Позови доктора. Никого не впускать к нам. - Да, хозяйка. А дождь всё шёл. Нарцисса поднесла шкатулку к лицу. Благовоние сухого дерева перебивало запах земли, до странности похожий на запах женского тела. - Миссис Малфой? В гостиную зашёл круглоголовый мужчина в очках, с мальчишеской стрижкой. На лацкане форменной мантии была вышита крылатая запятая – голубь, эмблема больницы святого Мунго. - Дезидерий, - Нарцисса повернулась к нему. Он вопросительно склонил голову набок. - Дезидерий, не будем тратить время. У меня есть к вам просьба. - Я вас слушаю. Игра начинается. *** Самые крупные перемены в жизни, как правило, предваряются самыми безобидными словами. Например: - Добрый день. В траве, как огромная кувшинка, желтел таз. Луна щурилась, закрываясь от солнца отжатым полотенцем. Напротив неё стояла женщина в чем-то длинном и чёрном, сколотом у горла брошью, и тоже щурилась. - Добрый день, - повторила она. - Здравствуйте, миссис Малфой. У вас очень красивая брошка. - Я хочу поговорить с вами. Нам не помешают? - Нет, я одна. Присаживайтесь, пожалуйста. Только осторожно, здесь повсюду лужи. Она бросила полотенце в пустой таз, вытерла руки о фартук и придвинула Нарциссе плетёное кресло, согнав с него стайку воробьёв. - Я - Луна Лавгуд. Хотя вы это, конечно, знаете. Мы ведь виделись раньше, правда? Ваша сестра ещё разбила мне лоб и губы о каминную полку. Простите, я перебила, вы о чем-то хотели поговорить. Нарцисса вместе с креслом отодвинулась подальше от голубых ползунков, развешенных на верёвке. - Вы родили ребёнка от незаконной связи с моим сыном? - Может быть. Если вы объясните мне, что такое незаконная связь. - Мой сын женат на другой женщине. Луна слегка покраснела и ответила, неотрывно глядя на Нарциссину брошку: - Между мной и Драко нет ничего, что могло бы обидеть миссис Асторию Малфой. - Кроме этого! – палец Нарциссы указал на коляску, где дремал, причмокивая губами, маленький мальчик. - Это Гэлве, познакомтесь. - Это не просто…Гэлве. Ваш сын – ублюдок. Луна вздрогнула, как от удара, и рассыпала прищепки. - Простите? - Ваш сын – ублюдок. Он наполовину Малфой, наполовину...сложно даже сказать кто. Хвала небесам, вы, по крайней мере, чистокровны. Хотя ваша кровь мне не нравится. - А как отличить одну половину от другой? - По-вашему, это смешно? – глаза у Нарциссы стали зелёными, как яд. Луна ползала на коленях и вылавливала прищепки из лужи. - Я просто не понимаю. - Вы этого и не поймете. Объяснять бессмысленно. Допустим, я скажу, что кровь - единственное, что имеет настоящую цену, что кровь - это жизнь, кровь - это сила, что в крови - чистой крови - заключена истина и всякий осквернитель смешивает правду с грязью. К вам это все равно не имеет никакого отношения... - Как интересно! Подайте мне, пожалуйста, прищепку. - …поэтому у меня есть для вас предложение. Или игра – называйте, как угодно. - Я люблю игры! – Луна перевернула таз вверх дном и села на него, в предвкушении потирая руки. - Отдайте нам вашего сына, - Нарцисса наклонилась к ней. Луна не сразу заметила, что та протягивает ей прищепку. А заметив – не сразу взяла. - Ка-какая-то странная игра. Зачем вам Гэлве? - Он – Малфой и должен быть вместе с Малфоями. - Вы сказали неправду. Точнее, не всю правду. Есть что-то ещё? Наверное, Астория не может забеременеть. Близкородственные браки не доводят до добра. Луна всё понимает. Только миссис Малфой об этом пока не догадывается. - Надо полагать, Драко любит делиться с вами домашними новостями. - Нет, Драко мне ни о чем не рассказывал. Нетрудно догадаться самой: если вам понадобился Гэлве, значит, дела совсем плохи. Иначе бы вы не пришли сюда. - Допустим. Ваше слово? – Нарциссу невозможно было ни сбить, ни смутить. Луна подперла голову рукой. - Подождите. Мы же играем, так? В игре есть призы. С вашим призом всё ясно, а что могу выиграть я? - Денег не предлагаю, вы не возьмёте. Вы же выше денег, как я погляжу, - Нарцисса сделала насмешливый жест в сторону фланелевой нижней юбки с обтрепанным кружевом. – Благополучие вашего сына для вас важно? - Благополучие? - Именно, благополучие. Вы живёте с отцом, чьи финансовые возможности и психическое здоровье на грани краха. Вы не работаете, потому что ни к чему не способны и ни на что не годны. Вы даже бельё стираете вручную. Если бы Драко по доброте своей не помогал вам материально, вы бы уже завтра пошли по миру. - Я делаю украшения на продажу, - вставила Луна и в доказательство качнула серьгами в виде больших деревянных звезд. Нарцисса не обратила на её слова никакого внимания. - Пока что вы живёте уединённо, не поддерживаете отношений с друзьями. Но секреты имеют свой срок хранения. Рано или поздно, ваш сын вырастет, и что вы ему скажете о его папе? Что скажут о нём другие? Хорошая репутация будет у мальчика – безотцовщина, прижитый неизвестно от кого. Да и каким он ещё вырастет - в этом доме. Не обижайтесь, Луна. Я не хочу вас оскорбить. Я говорю то, что думаю. - Я и не обижаюсь. - А мы – мы сможем дать этому ребёнку всё. У него будет лучшее поместье, какое только есть на островах. У него будет прекрасное воспитание и достойное образование. У него будет полноценная семья, ведь, в конце концов, Драко его родной отец и тоже имеет на него право. Он войдет в наш род, а это, поверьте, дорогого стоит. Ребёнок чист от грехов родителей, у него есть возможность исправить их ошибки. Ему воздадут должное. У него будет уважение, сила, блеск. Я всё сделаю для этого! - Кое-чего у него не будет. Меня. Нарцисса смотрела вниз на озеро, которое от бесконечного дождя превратилось в настоящее море и проглотило деревянный причал. На фоне этой панорамы мелькали ослепительные фантомы из будущей жизни малыша Гэлве. - Это – простите – совсем не так уж важно. Астория станет ему гораздо лучшей матерью. Не беспокойтесь, она очень добрая женщина, к тому же, хорошо воспитана и с крепкой моралью. Ваш сын только выиграет. - А если я откажусь? - Что? Гэлве захныкал. Луна приложила палец к губам и перекатила коляску в тенёк: пока они беседовали, солнце успело переместиться. - Что если я откажусь? – повторила она шёпотом, вернувшись к Нарциссе. – Что если я не захочу играть в вашу игру? Нарцисса оскалила верхний ряд мелких и острых, как у куницы, зубов, даже не пытаясь замаскировать это под улыбку. - Тогда вы окажетесь в сумасшедшем доме. - В каком смысле? - В прямом. Будьте благоразумны. Упрямство не поможет вам сохранить сына. - Вы думаете, меня совсем некому защитить? - Дорогая Луна, ваши приятели, конечно, вас любят, но неужели они удивятся, когда вы окажетесь в сумасшедшем доме? Особенно, если вы расскажете им про ребёнка, которого никто никогда не видел. - Его видел папа, видела мисс Дампи. - Им веры не больше, чем вам. - Его видел Драко. Нарцисса подняла указательный палец, как будто ловила её на слове. - Даже не надейтесь. Драко не станет свидетельствовать в вашу пользу. Вы сами попросите его об этом. И сами знаете, почему. - Я никогда не думала, что вы жестокая. - Вы правы. Я не жестокая. У меня просто свои интересы. А победитель в игре бывает только один. Чем я виновата? Неужели тем, что умнее других? Луна с изумлением глядела на волшебную палочку в руках Нарциссы. - Что это? - Маленький аргумент нежестокой женщины. Шутки в сторону, Лавгуд! Решайтесь. - Подождите, миссис Малфой, подождите, пожалуйста, - Луна выставила вперёд ладонь. – Подождите. Я тоже хочу сыграть. - Во что? - В нашу игру, разумеется. Вы сами сказали. Я хочу попробовать. Если я выиграю, то вы уйдете. Это будет мой приз. Договорились? - Какие глупости! Что-то в Лунином лице заставило Нарциссу насторожиться и перехватить палочку поближе к рукоятке. - Вы – Нарцисса Малфой. У вас слабые лёгкие, и правый глаз чуть-чуть косит. Вы очень тщеславны, поэтому не умеете играть по правилам. У вас внутри один лед, но что будет, если он растает? Ведь в вашей груди пусто. Удар ножом в сердце, верно? - Вы бредите! – Нарцисса в ужасе отшатнулась от неё. - Ваша тоска у вас в руках. Это ведь мужской перстень? Он уменьшен в размерах, но ведь это мужской перстень? Почему вы его носите? Луна сомкнула веки и сказала с придыханием: - Он такого же цвета, как его глаза. - Замолчите! - В вас скопилось столько боли и гнева, что вы уже перестали чувствовать их. Мне так жаль вас, миссис Малфой, но ни один человек на свете не сумеет вам помочь. Нарцисса выпрямилась во весь рост. Хрустнула прищепка, попавшая под её каблук. Луна улыбалась. - Откуда? - Теперь вы поняли, что это не игра? Но даже если вам больше нравится играть, чем жить, то всё равно я выиграла. Уберите палочку, миссис Малфой. Мы не сможем стать врагами. - Откуда? Ради всего святого, откуда?! – руки Нарциссы тряслись, и волшебная палочка медленно опускалась. - Я была за той чертой. Послушайте, миссис Малфой! Я видела его. Он просил вас быть умницей. Уберите палочку. Нарцисса не верила её потусторонней улыбке и уговаривающему тону. Но рука с палочкой опускалась ниже и ниже, и, боясь, как бы она не упала совсем, Нарцисса сморгнула злую влагу, которая не желала превращаться в слёзы, а на вкус была скорее горькой, чем солёной, и шепнула два слова: - Петрификус тоталус.