Сквозь стеклышки калейдоскопа

Просто уму непостижимо! Четыре дня! И все молчат, скрывают, будто так и надо! Ну, держитесь, мисс Дампи! Драко прыгал по спальне, пытаясь одновременно вдеть ногу в штанину и при помощи энергичных движений губ опустить воротник свитера, закрывший ему пол-лица. Хорошо, что Астория уехала погостить к родителям, и не надо было объяснять ей причину внезапной суматохи. А причина заключалась в письме, только что полученном Драко. Оно гласило: «Спешим уведомить мистера Малфоя, что ожидаемое событие произошло четыре дня назад. К сожалению, мы не могли сообщить об этом мистеру Малфою сразу из-за состояния здоровья известного человека. Подробности при личной встрече». Ни подписи, ни обратного адреса на конверте не стояло, но Драко и без того узнал автора письма. Тяжеловесная конспирация от мисс Дампи. Умеет же она сочинить белиберду… «Сумасшедший дом! Самому с ними рехнуться недолго», - подумал Драко и по рассеянности вместо окна чуть было не вылетел в настенный шкафчик со стеклянными дверцами, которые предварительно заботливо открыл. Наконец, всполошённый, кое-как одетый, Малфой оттолкнулся от подоконника и нырнул в звенящий, пронизанный лучами апрельский воздух. Листья ясеня, мимо которого вихрем пронеслась метла, взволнованно заметались и потянулись вслед улетающему хозяину, словно хотели удержать его. "Фортуна" становилась всё меньше и меньше, а облака - всё ближе и ближе. Но Драко не замечал красоты окружающего мира. В его голове бестолково топтались одни и те же мысли. Уже четыре дня! И, как назло, все эти четыре дня у него было дел под завязку. К субботе следовало уже сдать книгу, чтобы в понедельник её пустили в печать. Предыдущий редактор за трубкой, набитой Веселящими Колосками, провалил все мыслимые сроки, и планы издания катились в тартарары. Руководитель проекта ревел, как тролль, которого в нижнее веко укусил пикси. Драко поручили за утроенный гонорар в рекордные сроки довести книгу до ума. Вот он и просидел целую неделю, не разгибая спины, за рабочим столом. По крайней мере, не пришлось изобретать повод, чтобы остаться дома и не ехать к Гринграссам: отлучаться сейчас, когда роды ожидались так скоро, Драко не мог. Правда, работать во взвинченном состоянии тоже было трудно. Требовалась ясность ума, а откуда её взять, если эта ясность затемнялась образом домика на холме, где Луна и ребёнок внутри неё лежали, ели и дышали под надзором повитухи мисс Дампи? Появление вышеупомянутой особы в "Полной Чаше" было от начала и до конца инициативой самой Лавгуд. Драко умолял Луну, махнув рукой на предосторожности и общую тайну, лечь в больницу или, если уж очень хочется рожать дома, хотя бы пригласить квалифицированную акушерку. Лавгуд ответила, что мисс Дампи имеет огромный опыт, что она приняла целый полк младенцев и – самое главное – ей можно довериться, потому что она не из болтливых, а точнее - она немая. Луна не хотела, чтобы Драко как-то пострадал от огласки. И бывала иногда ужасно настойчивой. Короче говоря, в их жизнь вошла мисс Дампи. Это была пожилая дама, одеждой похожая на перепёлку, а лицом – на персидского кота, кроме того, что немая, ещё и с приветом. Последнее, видимо, способствовало симпатии, возникшей между ней и Луной, и взаимной неприязни с Драко. Впрочем, несмотря на лёгкие завихрения, своё дело мисс Дампи знала. Особенно ей понравилась та идея, что о Луниной беременности никто не должен проведать. Повитуха просто раздулась от гордости, ведь именно ей доверили хранить такой грандиозный секрет. И она хранила его с бдительностью Аргуса и рвением Цербера. Если бы была её воля, она бы спрятала Луну в коробку с ватой и убрала в сейф до тех пор, пока не придёт время рожать. Военное положение, воцарившееся в доме Лавгудов, дошло до таких крайностей, что Луне запрещали писать Драко письма. По авторитетному мнению специалиста, будущая мама писала их слишком неосторожно, абсолютно не умея скрыть свою личность. Поэтому ежедневные отчёты для будущего папы мисс Дампи строчила лично. И какое же удовольствие ей это доставляло! Очевидно, она чувствовала себя коварной, неуловимой авантюристкой, блистательно плетущей интриги. Результатом стала серия писем, выдержанных в прелестном, но своеобразном стиле. Луну мисс Дампи нарекла «известным человеком» - прозвище, от которого за милю разило анонимным доносом. Роды назывались «ожидаемым событием», а будущий ребёнок – с оттенком лиризма – «странником издалека». К Драко же повитуха пыталась подольститься при помощи «мистера Малфоя», хотя ни той, ни другому это не доставляло удовольствия. Непосвящённому, который бы сунул нос в письмо, показалось бы, что речь идёт о каком-то меценате и покровителе просвещения мистере Малфое, который спонсировал экспедицию к неизведанным материкам. За штурвалом корабля стоял Странник издалека. Непоследняя роль выпала и Известному человеку, по-видимому, министру кругосветных путешествий, потому что он, не покладая рук, «готовился к встрече» - тоже расхожая цитата из писем. Всю эту премудрость Драко успел изучить за полгода с лишним, потому и не беспокоился, когда ему на протяжении последних четырёх дней приходили послания, в которых сообщалось, что Известный человек в полном порядке, а Странник – уверенно держит курс в гавань. А теперь выясняется… Что, собственно, выясняется? Луна родила – понятно. Но что значат три страшных слова – «из-за состояния здоровья»? Всё, что угодно, между ними пространный диапазон от «Здоровье Луны отлично, ещё лучше, чем прежде, и вообще, эти роды войдут в историю акушерства как самые лёгкие и безболезненные» вплоть до… Драко крепче сжал древко и пригнулся к метле, будто ужасная мысль, давно преследовавшая его, птицей пролетела сверху. Она то затухала в его уме, то вспыхивала вновь, обжигала, лишала покоя. Она являлась по ночам в кошмарных снах, и Малфой тихо, чтобы не разбудить Асторию, уходил в кабинет и долго бродил из угла в угол, ломая пальцы, прежде чем снова лечь в постель. Драко знал, что женщины иногда умирают при родах, и ему почему-то казалось, что Лавгуд подвержена особому риску. Слишком уж непросто складывались до сих пор их отношения, словно все земные препятствия стали на коротеньком отрезке пути между ним и Луной. Так что Малфой привык, надеясь на лучшее, морально готовиться к худшему. Но потерять её, потерять Луну?! Немыслимо, невозможно! Стоп. Прекратить истерику. Мисс Дампи могла написать всё, что угодно. Как правило, потом выясняется, что она имела в виду прямо противоположное. Гораздо опаснее другое: почему она написала только сейчас, через четыре дня? Рассуждая здраво, если бы произошло нечто непоправимое, Драко сообщили бы сразу. А вдруг… вдруг побоялись, тянули время?... Нет, лучше вообще ни о чём не думать! Чтоб им лопнуть с их заботой на уровне игры в дочки-матери! Чтоб ему самому лопнуть за то, что покинул беременную Луну на таких беспомощных идиотов! Надо было ещё при знакомстве развернуть мисс Дампи затылком к двери, лицом – к белому свету, на который каждую минуту рождались миллионы детей, нуждающихся в ней больше, чем ребёнок Драко Малфоя. Найти милую, умелую акушерку с голубым медицинским дипломом. Лично найти! И врача приставить! Когда, наконец, сквозь дымку показался неровный контур озера, похожего на разлитую ртуть, Драко бросил метлу вбок, заложил крутой вираж и, чиркнув подошвами по воде, приземлился в бумажно шелестящую осоку. От предельной скорости и встречного ветра губы пересохли и запеклись, а в ногах переливалась вверх-вниз гадкая дрожь. Хотя это, скорей всего, от страха. Драко разрывали напополам два чувства: желание поскорее очутиться в "Полной Чаше" и покончить с изнуряющей неизвестностью. И ужас в ожидании того, что кошмарные сны воплотятся наяву. Малфой выбрался из осоки на тропу, ведущую вокруг озера, и направился к деревянному причалу. Здесь они с Луной гуляли, держась за руки. Драко рассказывал, что в их парке тоже есть маленький чёрный прудик, спрятавшийся в гуще деревьев. Каждую осень прудик так засыпало листьями, что его приходилось чистить при помощи палки с крючком. А Луна расстраивалась из-за того, что вокруг этого озера, за исключением сгорбленных и перекрученных карликовых берёзок, деревьев почти не росло. Тогда они вдвоем специально набрали возле "Полной Чаши" целую охапку листьев: ярко-алых, лимонно-жёлтых, густо-медовых – и по одному пускали их на воду, как кораблики. Тропа обогнула причал и поползла вверх по холму. Как же хотелось Луне хотелось покататься с него зимой на санках! Но Драко и мистер Лавгуд громогласно воспротивились, а мисс Дампи – безгласно, но не менее категорично: срок был уже немаленький. И Луна, то спускаясь по склону, то поднимаясь по нему, стала представлять себе , будто она катается. Этот фокус ей не надоедало повторять по пяти раз. - Когда поднимаешься… уф… очень легко вообразить, что поднимаешься… уф… с санками. Только они у тебя… уф… к животу привязаны, – объясняла она, время от времени останавливаясь и отдуваясь. – Ничего, это полезно для тренировки правильного дыхания. Драко почти машинальным движением открыл калитку «с секретом». Весь секрет заключался в том, что на круглой приплюснутой ручке надо было начертить пальцем букву «Л». Чудной, неприбранный, но приветливый сад, похожий на своих хозяев, весело зашелестел навстречу Малфою. Где же… да, здесь, на скамеечке под вишней они любили сидеть! Драко – руки за голову – смотрел в небо и жевал первый вишнёвый цвет. Неповоротливая Луна в цветастых шлёпанцах, наморщив лоб, считала крючком петли на схеме вязания детского чепчика. А там кухня - на первом этаже, где ближайшее к углу окно. Там Луна варила в большой кастрюле яблочное пюре, и потом они уписывали его с чёрным хлебом, причём Лавгуд, сбросив шлёпанцы, закидывала ступни в полосатых носках прямо на обеденный стол: она вычитала в какой-то специализированной книге, что беременным нужно класть ноги как можно выше, чтобы избежать отёков. Безумное время, время маленьких трагедий и комедий, время любопытных открытий, время острой тревоги и безбрежной нежности. Лунное время. В окне, на которое Драко обратил внимание, блёкло сияла Несгораемая свеча. Явно горит ещё с ночи. Малфой не поленился обойти дом и отыскать окна Луниной комнаты. Они были безнадёжно темны. Эти тёмные, сами по себе нестрашные окна неожиданно так напугали Драко, что он опрометью бросился обратно к крыльцу и ухватился за дверное кольцо. После десятка беспорядочных ударов навстречу гостю вышел мистер Лавгуд. Ксенофилиус Лавгуд не доверял Драко. В свою очередь, Драко считал, что у Ксенофилиуса Лавгуда забыли подкрутить пару винтиков в мозгу. Зато оба любили Луну и героически пытались полюбить тех, кого любит она – это их роднило. Выражение лица достославного издателя «Придиры» было, как всегда, отстранённым и поэтому – непроницаемым. Сегодня, пожалуй, даже больше, чем обычно. - А, это ты, Драко! Здравствуй, - произнёс он таким тоном, словно Малфой зашёл к нему по пути выпить чаю. Произнёс и, раскинув руки, упал Драко в объятья. Вернее, попытался упасть, потому что тот ему объятий не предоставил. Наоборот - ухватил Ксенофилиуса за плечи и отстранил подальше, не давая ему приникнуть к груди Малфоя. Голова мистера Лавгуда мотнулась, как будто его шея была сплетена из верёвок. От него явственно и терпко пахло столовым вином, которое Луна обычно добавляла в кексы. - Мистер Лавгуд, вы пьяны! - Правда? Ну, разве что совсем чуть-чуть, - сказал он и добавил шёпотом. – Луна родила сына. - Что с ней? - С мальчиком? - С Луной! Почему вы врали мне четыре дня? – Драко, не удержавшись, встряхнул мистера Лавгуда, как мешочек с бочонками для лото. - Четыре дня, четыре дня… - забормотал Ксенофилиус. – Четыре дня… Я не знаю, Драко… Мисс Дампи сказала, что Луна очень больна. Я не знаю… Я плохо понимаю язык глухонемых. Мисс Дампи писала тебе, она боялась, что ты не удержишься и прилетишь. А Луну нельзя было беспокоить. Она болела… сильно… - Чем? Чем?! – страшным голосом проговорил Драко, чувствуя, что пальцы, сжимающие плечи мистера Лавгуда, холодеют до синевы в ногтях. - Я не знаю… Она кричала… кричала… постоянно, Драко… Я ушёл в сад, но в саду тоже было слышно. А потом мисс Дампи позвала меня. Представь, Луна лежит, вот так, - он полузакрыл глаза, осталась видна лишь узкая блестящая полосочка. - Чем?! Чем?!! – ничего другого Малфой больше не мог произнести. - У неё… - залепетал мистер Лавгуд. – Она… кажется... потеряла чуть больше… крови… чем положено. Руки Драко соскользнули. Ксенофилиус пошатнулся и, закрывшись локтём, навалился боком на дверной косяк. Полы домашней мантии распахнулись. - Четыре дня, четыре дня… - послышалось глухо. – Бедная моя Лунариум! Четыре дня! Драко его не слышал. В голове похоронно каркало: «Кричала! Кровь!» Почему кровь? Больше, чем положено… Вдруг навалилась тошнота, да так сильно, что Малфой еле сдержал рвотный позыв, согнувшись пополам… Конец? Но Драко уже летел вверх по лестнице, спотыкаясь, поскальзываясь, запинаясь о собственные ноги. Могучая и безжалостная ладонь сдавила горло, невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он хватался за перила, обрывался на ступеньках, и эта окаянная лестница на второй этаж казалась бесконечной! Он уже забыл о том, что не хотел поднимать панику. Он сам был паника. Вырывая вопль из груди, проступало на предплечье изображение черепа со змеёй. Скользила в мокрых от пота пальцах и отклонялась то влево, то вправо волшебная палочка, которую Драко наводил на Дамблдора. Тошнило от запаха собственных подпалённых волос и одежды, а в ушах звенел звериный вой Крэбба, чей разинутый рот уже подёрнулся пеплом. За всю свою жизнь, которая ещё так недавно напоминала горячечный бред безумца, Драко не видел ничего страшнее, чем белое лицо Луны Лавгуд с блестящей полосочкой так и не закрытых глаз. Холодная, неподвижная Луна Лавгуд, в последней муке рванувшаяся с окровавленных простыней, но так и не успевшая прыгнуть на берег жизни. Наверху ждала смерть. Четвёртая, последняя смерть Драко Малфоя. Лунина спальня. Драко рванул ручку – дверь не поддалась. Он рванул снова, с большей силой, снова и снова, забыв, что она открывается от себя. В запале выхватил палочку, собираясь разнести дверь в щепки, но напоследок исступлённо бухнулся в створку всем телом и влетел в комнату с грохотом и топотом, едва не упав. Белый цвет ослепил его. Белой была накидка на кресле, где сидела Луна. Белой была массивная колыбель, переслащённая кружевами, на которую Луна положила одну руку. Белым было Лунино платье. Белой была её косынка – из-за слабо выраженного контраста издалека казалось, что Лавгуд остриглась наголо. Белой, в конце концов, была сама Луна. Точнее, бледной, болезненно бледной – с голубизной вокруг глаз и вдоль крыльев носа. Но она была стопроцентно, окончательно и бесповоротно живой!!! И сомнений в этом не оставалось. - Здравствуй, Драко Малфой, - прошелестела Луна, слабо улыбаясь ему, нависшему над её креслом в некрасивой, раскоряченной позе. – Извини, что не встаю. Невидимая ладонь разжалась, и Драко жадно глотнул воздух. Сердце снова забилось – похоже, оно не делало этого с тех пор, как Ксенофилиус Лавгуд произнёс слово «кровь». Снова подступила тошнота, комната закачалась, как корабль, сошедший на воду. В глаза плеснули какой-то серой мутью, в которой плавали, сталкиваясь и сливаясь, радужные точки – так бывает, когда резко встаешь. Малфой качнулся и опустился на пол. Ему стало так дурно, что колени сами подломились. В горле словно птица била крыльями Драко стоял на четвереньках, уткнувшись головой Луне в колени, и смотрел на оборку её пожелтевшего от времени платья, на эту чудесную, небесно-прекрасную оборку. - Ты жива, - он обнял её за щиколотки и зажмурился. Между ресницами что-то мешалось. Драко сморгнул и с удивлением увидел, как в ткань быстро впитывается маленькая, стеклянная капелька. Мистер Драко Малфой, владелец усадьбы «Фортуна» и прилегающих к ней территорий, роняет слёзы на подол бестолковой, синюшно-бледной женщины в белой косынке. Безумное тянется к безумному. Лунина рука ласково коснулась его макушки. - Я напугала тебя, Драко. Прости. Мне казалось, роды – это безопасно. - Твой отец сказал… - Бедный папа! Я его тоже напугала. В моей книге написано, что крик помогает снять напряжение. Я старалась, слышишь, даже подхрипываю немножко. И скажу тебе честно: никакой разницы не ощущается. Наоборот, сильно отвлекает от дела. Я потеряла сознание в самый ответственный момент. Кровотечение или что-то в этом духе, - Луна небрежно отмахнулась. – Если интересно, спроси у мисс Дампи, когда она вернётся с покупками. Драко выпрямился. - Тебе… тебе было очень больно? – спросил он, теребя оборку и глядя Луне прямо в глаза. - Ну… вполне терпимо. Мисс Дампи больше беспокоилась, чем я. Она теперь заставляет меня всё время держать безоар под языком. Говорит, он восстанавливает кровь и… ой! – Лавгуд схватилась за подбородок, потом за шею. – Ой, а где он? Неужели я опять его проглотила? Малфой рассмеялся, чувствуя невероятную лёгкость на душе. - Почему же ты не в постели? - Мне надоело, последние несколько недель я только и делала, что лежала. Чувствуешь себя предметом, вроде пресс-папье. Когда я очнулась, сразу попросила, чтобы меня посадили в кресло. Так мне удобнее наблюдать за Гэлве, так я к нему поближе и – ой! – она снова ойкнула. – Драко, я забыла про самое главное! Ведь ты ещё не знаком с Гэлве! Смотри же сюда, скорей! Она повернулась к колыбели. Малфой повторил её движение и на мгновение испугался, потому что не увидел в кроватке никакого ребёнка. В голову уже закралась шальная мысль, что пережитые волнения не прошли даром и Драко повредился в рассудке, или зрительный нерв парализовало. Но, к счастью, смятённый взгляд различил на фоне пухлой белоснежной подушки красный лобик и крошечные красные кулачки. - Гэлве! – восторженно проговорила Луна, прижимаясь щекой к куполу колыбели. – Я дала ему столько жизни, сколько смогла. Стоило ради этого потерять чуть-чуть крови. Зато какой он крепкий, сильный, здоровенький, самый красивый в мире мальчик! Драко не был уверен, что дитя, лежащее в колыбели, самое красивое в мире. Оно скорее походило на маленький сморщенный помидор. Красивые дети должны быть розовощёкими и ангелоподобными. - Ну… - протянул он, тщательно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть Луну. – Он милый. Только с кожей у него что-то… - Подумаешь, покраснение, это бывает у новорождённых, потом пройдёт. Хочешь подержать его? - Ну… Конечно. - Помоги мне. Она поднялась с кресла – Драко поспешил поддержать её за локоть – и склонилась над кроваткой, воркуя. А Малфой просто стоял за её спиной и удивлялся про себя тому, что думает о совершенно посторонних вещах, не соответствующих моменту. Например, о том, как Луне не идёт это платье, о том, что за штука такая чувствуется у неё на талии сквозь ткань – бинт, что ли, или корсет? - о том, какой непривычно худой и хрупкой выглядит Лавгуд. Белая бабочка на его рукаве. И какое счастье, что она жива, какое огромное, всепоглощающее счастье! Луна бережно достала младенца из колыбели. Тот даже не проснулся. - Держи. Драко вытянул руки вперёд, словно собирался ловить свёрнутый в трубку ковёр, который ему бросят сверху. Лавгуд, не выпуская ребёнка, сделала энергичное движение локтями, показывая правильное положение. Наконец, Малфою удалось справиться с этой нелёгкой задачей. Вблизи дитя больше напоминало капусту, чем помидор. Этакая кочерыжка, завёрнутая в несколько слоёв листьев. Пытаясь удержать и младенца, и расползающееся одеяльце, Драко попытался заодно разобраться в своих ощущениях. Оказывается, за эти девять месяцев он так и не успел подготовить себя к появлению ребёнка. Он знал, что Луна беременна, знал, какие физические недомогания она испытывает, но воспринимал беременность как затяжную болезнь, которая рано или поздно прекратится, и всё будет по-прежнему. Он видел Лунин округлившийся живот, но малыш, подрастающий там, представлялся Драко чем-то абстрактным, словно сверхвеликие числа. И вдруг абстракция обрела плоть и лежит теперь у него на руках. Это называется сын. Это сын Драко Малфоя. «Немножко тебя и немножко меня». Всегда было интересно узнать, что получится, если смешать двух совершенно разных людей. Драко Малфой – отец непонятному, малопривлекательному созданию? Луна вынашивала его, рожала, потому и смотрит со слепым обожанием. Но Драко-то видит его впервые в жизни! С таким же успехом ему могли подбросить этого ребёнка на крыльцо. Самое время задуматься: откуда берутся дети? «Немножко тебя, немножко меня»… Как? Из ничего, из каких-то крупинок, мельчайших частичек – бац, и человек! Ну, может, "человек" слишком сильно сказано – беспомощный, красный человеческий головастик. Но он уже – есть, он уже – сам. Сам посапывает малюсеньким носиком. Раздуваются микроскопические ноздри, поднимается и опускается грудка под одеялом. Упрямо сжимает кулачки – сам. Вот он, третий. Общий знаменатель Малфоя и Лавгуд. Немножко того, немножко другого, перемешать до однородной консистенции, посолить и выпекать в духовке девять месяцев, проверяя готовность зубочисткой. Сын… - А почему он лысый? Луна, которая заходила то слева, то справа и пытливо наблюдала за реакцией Драко, дыша ему в ухо, моментально переключила своё внимание на головку мальчика. - Да ты что! Он не лысый! Пощупай, у него есть волосики, только они совсем светленькие, их пока не видно. У Гэлве волосики, как у мамы, да? Как у мамоцки валёсики, плавда? Драко фыркнул от смеха, слушая её умилённый лепет, и провёл ладонью по темечку сына, легко, как по воздуху. Рука действительно ощутила что-то мягкое, похожее на шелковистые волоски самой тоненькой кисточки, которой делают самые тонкие прориси. Только ещё мягче. Должно быть, в затылках младенцев кроется некая волшебная сила, потому что в душе у Малфоя немного потеплело, и он ревниво заявил: - У меня тоже волосы светлые, - ему была нова и приятна мысль о том, что между ним и этим смешным созданием есть зримая связь. – И глаза у него, кстати, близко посажены, тоже как у меня. Жаль, мне свои глаза никогда не нравились. Внезапно малыш дёрнулся, не открывая этих самых глаз, сморщил лицо и то ли хныкнул, то ли крякнул, приоткрыв беззубый рот. Драко моментально струсил и сунул свёрток Луне. - Бери, бери его, а то заревёт! Та ловко подхватила ребёнка и прижала его к груди, вполголоса приговаривая что-то успокаивающее. Мальчик сразу затих. - Кролик мой, золотой орешек мой, помпончик мой, - прошептала она ему на ухо и спрятала улыбку в складках одеяла. – Не смейся, Драко! Когда я беру его на руки, я становлюсь ужасно глупой. Но он такое чудо, мой Гэлве! Знаешь, я почти не сплю ночами, потому что его нужно часто кормить, а ещё потому, что я не могу от него оторваться! Сижу и разглядываю часами, и сердце у меня становится, словно пудинг королевы Виктории. Хочется расцеловать моего любимого с макушки до самых его драгоценных пяточек! Тебе, наверное, и не представить, как это. - Обычный человеческий детёныш: два уха, рот, нос,– не удержался Малфой и поспешно добавил: – Впрочем, матери виднее. И, скажи на милость, как ты его называешь? Гэлв… Гилб… Не могу разобрать. Луна опять опустилась в кресло. - Его зовут Гэлвин. Я придумала это имя, когда лежала без сознания. По-моему, неплохо звучит. - Я планировал, если родится мальчик, окрестить его Эбенезером, в честь двоюродного дедушки. Лавгуд встряхнула головой, как потревоженная лошадь. - Приди в себя, Драко, разве наш сын хоть немножко похож на Эбенезера? Он – Гэлвин и никто иной. Если бы он мог говорить, то сам бы сказал тебе об этом. - Я не хочу, чтобы нашего сына звали ирландским именем! – заупрямился Малфой. - А мы пока и не будем его так называть. Драко в свою очередь помотал головой и сложил руки ладонь к ладони, пытаясь аккумулировать между ними оставшуюся жалкую горстку душевного и умственного равновесия. В присутствии Луны он всегда ощущал в себе прогрессирующую идиотию. - Ты сама сказала… - Гэлвин – имя для взрослого мужчины. Послушай, какое сильное, задиристое! Оно велико для ребёнка. А вот Гэлве – совсем другое дело. Гэлве –камешек на побережье, знаешь, когда его обкатают волны и он становится круглый и гладенький. Или какая-нибудь шапочка смешного фасона – гэлве. Разве ему не подходит это имя? Мальчик резко откинул ручку, словно желая положить конец бессмысленным спорам. Малфой осторожно потрогал растопыренные пальчики, терявшиеся все разом на фоне одного пальца Драко. - Здравствуй, Гэлве. Это называется незаконнорожденный – так говорят в светской компании, или ублюдок – так говорят в семейном кругу. Маленький ублюдок с кожей цвета куриного мяса, сын сумасшедшей, Малфой по крови. Гэлве. Он почти ничего не умел. Только спать, есть, пачкать пелёнки, вопить действующим на нервы воплем и таращить свои бессмысленные, близко посаженные глаза. Эти нехитрые умения Гэлве демонстрировал с утомляющей периодичностью. - С ним совершенно невозможно общаться, - сокрушался Драко. – Он, как ручной зверь. Только больше. И не бегает. - Ты прав. У меня была ручная крыса по имени Локсли, смешная такая. Она свистела и приносила шарик по команде. Мы очень хорошо ладили, хотя она и не умела разговаривать. С Гэлве то же самое. Он понимает меня, а я - его. Нам не нужны слова для того, чтобы общаться. Когда я кормлю его грудью, мы узнаём друг о друге больше, чем из тысячи слов. Правда, мой сладкий? На первом этаже что-то грохнуло. По звуку это что-то напоминало бумажный пакет, набитый продуктами. - Кажется, мисс Дампи пришла. Драко, который увлечённо изучал принцип действия пустышки, моментально переменился. Он вскочил и заложил руки за спину, сурово сдвинув брови. С таким видом он обычно принимал кредиторов. - Отлично! Она-то мне и нужна! - Драко, пожалуйста, - Луна просительно тронула его за ремень – единственное, до чего она могла дотянуться, не вставая с кресла. - Она обманывала меня! - Драко. Мисс Дампи помогает мне. Пожалуйста. - Луна! - Пожалуйста. Драко вздохнул и послушно распялил рот в улыбке, когда запыхавшаяся после крутого подъёма повитуха появилась в дверях. - Доброе утро, мисс Дампи! Вы прекрасно выглядите сегодня! – не разжимая зубов, произнёс Малфой голосом, напоминающим кленовый сироп. Повитуха была внутренне готова встретить здесь нежеланного гостя, однако в её приветственном кивке чувствовалась настороженность, особенно когда над приклеенной улыбкой Драко она увидела его глаза, блестящие, словно нож, который задумчиво и без определённой цели покручивают в руках. Жизненный опыт подсказывал ей, что люди вроде Малфоя очень не любят, когда из них делают идиотов. И что с письмами она переборщила. Луна вклинилась в безмолвную дуэль: - Драко хотел сказать вам спасибо за помощь. Вы купили козий сыр, как я просила? И – если вам не трудно – посмотрите, пожалуйста, что там делает папа. Мне кажется, он выпил весь наш херес. Мисс Дампи изобразила в воздухе несколько замысловатых пассов. Драко они ровным счётом ни о чём не говорили, но Луна виновато пробубнила: - Я его опять проглотила. Извините. Повитуха обогнула Малфоя, как бревно, валяющееся на дороге, достала из коробочки на комоде бурый клубочек – безоар – и сунула его Луне в рот. - Шпашыбо. Мисс Дампи сделала довольно резкий жест в сторону Драко, словно хотела воткнуть ему в бок вилку. - Что? Я не знаю, - Луна рассеянно взглянула на Малфоя. – Ты мыл руки? Мисс Дампи говорит, нельзя брать ребёнка немытыми руками, да ещё в верхней одежде, - она снова повернулась к повитухе. – Он сейчас помоет. Ты помоешь руки, Драко? Подталкиваемый Цербером в пёстрой мантии, Драко не только помыл руки при помощи щётки, но и облачился в широченный банный халат поверх свитера. Однако, и на этом мисс Дампи не успокоилась. Она, похоже, твердо решила не оставлять Малфоя и Луну одних ни на минуту. Повитуха то и дело проскальзывала в комнату: то поправить безделушку на комоде, то похлопотать над Гэлве, то просто подвигать туда-сюда занавески. - Ты себе не представляешь, до чего я не выношу эту женщину, - прошипел Драко, когда мисс Дампи в очередной раз вошла, чтобы, скатав маленький лоскутный половичок, куда-то его деловито потащить. - Обрати внимание, как она зыркает, когда я рядом с Гэлве. Будто я его съем или заражу дурной болезнью. - Мисс Дампи боится тебя, вот и всё. Драко невесело усмехнулся: - Она меня боится! Удивительно неширока палитра чувств, которые ко мне испытывают люди, не находишь? Как же это глупо! Создавалось впечатление, что Драко имел в виду нечто большее, чем свои сложные взаимоотношения с мисс Дампи. Луна всё поняла. И сменила тему. - Как поживает твоя супруга? Лавгуд всегда очень нравилась Астория, хотя Драко в этой симпатии чудилось что-то противоестественное, похожее на совмещение двух абсолютно разных реальностей. В каждой по отдельности еще можно было существовать. Но вот оказываться на разломе между ними неприятно. Дико. - Она у родителей. Там сейчас гостит её сестра с семейством, а Астория давно хотела повидать племянников. Я не поехал. Тут всё вместе: и твои роды, и работы под завязку. К тому же, созерцать недовольную физиономию Вуда – то ещё удовольствие. Вот уж никогда бы не подумал, что стану свояком бывшего капитана команды гриффиндорцев. - А чем кончилась та история с врачом? Драко нахмурился. - Ничем не кончилась. Он снова приходил. Мне кажется, это какая-нибудь женская ерунда. Астория с виду не кажется больной, от еды не отказывается, по ночам спокойно спит. Мистером Фергюссон говорит что-то про нервы. - А что говорит Астория? - Она говорит, всё в порядке. Луна задумалась. - А доктор? Он… хороший человек? Ты смотрел на него в стёклышко? - Я с ним почти не знаком. Наш семейный врач давно разорвал с нами договор. Этот мистер Фергюссон объявился примерно год назад. Мама вышла на него. Он производит довольно благоприятное впечатление, хотя, на мой взгляд, слишком молчалив. Его фамилию я где-то уже слышал, но никак не вспомню, где. В гостиной настенные часы всхлипнули и стали отбивать время. Драко, отвлекшись от тягостных размышлений, прислушался к их бою. - Уже одиннадцать! Луна, прости, но мне пора уходить. Мама, должно быть, весь дом подняла на уши, разыскивая меня. Где моя метла? - Ты без метлы пришёл. - Значит, бросил где-то внизу. Где моя мантия? Ах да, я её не надевал сегодня. Не забыть бы сразу по возвращении отправить Бриггзу рукопись. Сегодня последний день сдачи. Пусть только попробует не заплатить, сколько обещал! – Драко на минуту остановился и, как бы извиняясь, сказал Луне, невозмутимо наблюдавшей за его метаниями: - Я понимаю, это страшная проза, но я глава семейства, не забывай. И кстати! Он придвинул стул поближе к её креслу и уселся. - Сколько вам нужно, скажем, в месяц? - Ты имеешь в виду деньги? - Да, деньги, Луна, именно деньги. Презренный мусор, без которого невозможно прожить, тем более, с грудным ребёнком на руках. Лавгуд помолчала. - У папы есть «Придира», а я решила делать украшения на продажу. Серёжки и бусы. Я потом покажу тебе, они лежат в комоде. Драко поднял очи горе. - «Придира» медленно загибается, ты сама знаешь, что у твоего отца от издательства больше убытков, чем прибыли. А украшения… Ты хоть одно продала? - Нет, ни одного, - она улыбнулась. «Бестолковая, но честная». - Будешь присылать мне счета. Пожалуйста, без жульничества и дурацкого героизма. Наличные оставляю за мистером Лавгудом, пока он ещё окончательно не прогорел. - Хорошо, - односложно ответила Луна. Она, похоже, и не прислушивалась к словам Малфоя, гладя ножки Гэлве через одеяло. Драко замялся, не зная, что добавить. - Я пошёл? - Я провожу тебя. - Не вставай, тебе нельзя! - Мне надо вставать, Драко, я же не могу всю жизнь просидеть в этом кресле. Она с тщательно скрываемым усилием поднялась и держалась за локоть Малфоя, пока он, наклонившись к колыбельке сына, трогал на прощание его носик. -Пока, Гэлве. Мальчик смешно пожевал губами в ответ. Положив одну руку Луне на спину, Драко чувствовал одновременно и её острые лопатки, и нечто вроде жёсткого широкого пояса чуть пониже рёбер. В квадратном вырезе белого платья виднелись на груди пять длинных, глубоких царапин. Драко смотрел на них, словно пытался подобрать ключ к неведомому коду. Потом непроизвольно вздрогнул. Луна всё поняла. Она закрыла царапины рукой. - Просто не думай об этом. - Ты уверена, что тебе не нужна помощь врача? - Не нужна. Я очень быстро поправляюсь. Мисс Дампи тоже так считает. Драко развязал Лунину косынку и с благоговейным трепетом приложился губами к белому лбу и к слежавшимся жёстким кудрям повыше него. От Луны приятно пахло овсяным мылом, свежевыглаженным бельём и молоком. Наверное, её собственным. - Ты уходишь? - Да. Мне, правда, надо. Снова становиться Драко Малфоем, хозяином усадьбы Фортуна и… - Хочешь, я останусь? - Но тебе же надо. - Я постараюсь побыстрее покончить с делами и вернуться к вечеру. Они стояли на площадке перед лестницей. Луна улыбнулась: Драко ощутил это по тому, как дрогнула её щека, которой она прижималась к его груди. - Мне нравится, что ты говоришь «вернуться» про мой дом. Будто он и твой тоже. Драко докоснулся до её макушки , как прежде дотрагивался до головки Гэлве. - Не в этой жизни, Луна. Я же Драко Малфой. Он поцеловал её в висок, снова в лоб, поцеловал её руки, исхудавшие, с проступающими венами. - Пока, Драко Малфой. Она взялась за перила, когда Драко осторожно отпустил её талию и принялся спускаться вниз, пятясь по ступенькам спиной вперёд и продолжая смотреть на Луну. - Обещай мне! - Обещать что? - Обещай, что никогда не умрёшь. Малфой осознавал, что говорит глупости, а главное – непонятно как рождающиеся в его голове. Но он смотрел на Луну, одетую в старомодное белое платье и белые чулки, которая ещё недавно, захлёбываясь в багровой, плотоядной боли, расцарапывала себе грудь, пытаясь удержать вырывающуюся душу, а теперь тяжело опиралась на перила, улыбалась, держа за шекой безоар, как леденец. Смотрел, и ему хотелось разреветься, словно мальчишке, из-за того, что так жестоко и глупо он теряет всё, что имеет для него хоть какую-то ценность. И чем ценнее, тем безвозвратнее. Луна поняла. Луна понимает всегда и всё. - Ладно. Я никогда не умру. Драко развернулся и налетел на мисс Дампи, возвращавшуюся назад с половиком под мышкой. Заметив, что Луна вышла из комнаты, повитуха уронила свою ношу и замахала в сторону подопечной, приказывая ей немедленно вернуться. Луна послушно поползла обратно – только сейчас, со стороны, Драко заметил, с каким трудом она двигалась. Он подобрал половик и подал его своей противнице. - Спешу обрадовать вас, мисс Дампи: я ухожу. Повитуха мельком оглянула его и двинулась наверх. Своей радости она скрывать не собиралась. - Вы ответственны мне за Луну. Советую вам быть повнимательнее к ней и к Гэлве тоже. Дверь в комнату захлопнулась. - До свидания, - буркнул Малфой под нос. Мистера Лавгуда он нашёл сидящим в прихожей, там же, где оставил его. Рядом валялась пустая бутылка. Мантия Ксенофилиуса задралась, обнажив худые, заросшие волосами ноги. Драко остановился. - Мистер Лавгуд? Хозяин дома поднял отяжелевшую голову. В уголках его губ скопилась бурая от хереса слюна. - Всё уже в порядке, мистер Лавгуд. Ксенфилиус вздохнул с мокрым звуком. - Д…да. - Идите в постель. - Д…да, Д…драко Маф-ф-флой, ты… Драко подал ему руку. Мистер Лавгуд встал – не с первого раза, но встал. - Идите. - Она жива? Глаза у Ксенофилиуса Лавгуда были желтоватые, неравномерно окрашенные, как будто мёд растекался по радужке, где-то образуя тёмные сгустки, где-то разбавляя цвет. Теперь, от ужаса ли, от опьянения ли, они совсем затвердели. Не выпуская его ладони из своей, Малфой ответил: - Больше Луне ничего не грозит, я об этом позабочусь. Всё в порядке. - Оч-чень хорошо. Отдыхай, я… я пойду подумаю. Мистер Лавгуд удалился, опрокинув подставку для зонтиков в виде двухголового фламинго. Одна голова ткнулась клювом прямо в горлышко бутылки. «В этом доме даже мебель не в себе. Что уж говорить о людях… » На пороге Драко споткнулся о собственную метлу. - Вот ты где! Он любовно погладил её древко и осмотрелся по сторонам. Его головокружительный полет в "Полную Чашу", сумбур в душе, бег до рвоты, страх до боли в сердце – всё это было так давно и было просто очередным кошмарным сном. Словно он долго лежал, выздоравливая после тяжёлого недуга, а теперь вышел, наконец, на свободу. Переполненный какой-то детской радостью, Драко шёл по саду. Каждая травинка была исполнена особого смысла, на каждом листочке было написано: «Луна Лавгуд жива. Луна Лавгуд родила сына». Что может сравниться с этой песней песен? Что может превзойти её? Ничего. У калитки Драко обернулся, словно кто-то окликнул его. Так и было. Отсюда, сквозь ветки старых, неопрятных деревьев виднелось только одно окно – то самое, ведущее из кухни, где недавно теплился неугасимый огонёк. Теперь он пропал. Сквозь узорчатый оконный переплёт просвечивала белая тень. Близорукий Малфой сощурился, но скорее почувствовал, чем разглядел, что это Луна стоит там. Это она спустилась вниз, невзирая на безмолвную брань мисс Дампи, чтобы проводить Драко, незримо ступая рядом с ним. Малфой наугад махнул и заметил, как пошевелилась в окне занавеска, задетая машущей в ответ рукой. Потом белое исчезло. Драко вприпрыжку сбежал по холму, закинув метлу на плечи. Дух захватывало от приятного, с детства знакомого чувства, когда твои ноги тебя обгоняют, и ты теряешь над ними власть. У озера он остановился. Хотелось чего-то… как-нибудь созорничать. Драко полез в карман брюк, нащупал осколок зелёного стекла и, опустившись на корточки, нацарапал на досках причала: «Я люблю Луну Лавгуд». И подчеркнул «люблю» двумя чертами. И произнёс вслух, упрямо, как будто доказывая своё право: - Я люблю Луну Лавгуд. Люблю. Мне всё равно. Я люблю её. Рука потянулась к метле, но упала, так и не дотронувшись до древка. Драко с наслаждением вытянулся на мостках, закрыв телом надпись и свесив голову с края причала. Никуда не хотелось лететь. Озеро стояло, неподвижное, гладкое, и дышало, словно во сне. Изредка на поверхности рождались и затухали круги – следы непоседливых плавунцов. Солнце упёрлось горячим лбом Драко в спину. Кудрявые облака плыли по воде, как белые колыбели, облитые светом материнской улыбки. День распускался. Всё было в порядке.