События всегда повторяются

Чего хотел от меня голова хутора, мне и так было понятно. С творчеством Николая Васильевича я была знакома более чем хорошо. И если женщина, у которой я остановилась, говорила правду, то сейчас местный «президент» будет просить меня о помощи. Любой нормальный человек уже давно бы рвал отсюда когти и бежал бы в обратном направлении. Ему не помешали бы не сто пятьдесят километров дороги, ни непогода, ни то, что через пару часов стемнеет и наступит ночь. Меня же распирало любопытство. Впервые в жизни мне довелось попасть в настолько странное и необычное место. Да и события, происходящие вокруг меня, удивляли все больше и больше. Я просто обязана была во всем разобраться. До дома старосты мы добирались почти двадцать минут. Кажется, я немного ошиблась насчет количества жителей. По приезду мне казалось, что домиков не больше двадцати, а жителей едва ли чуть более полусотни. Сейчас я уже была уверена в том, что здесь проживает как минимум сто пятьдесят - двести человек. В каждом окошке светились масляные или керосиновые лампы, где-то даже виднелись свечи - люди заранее готовились к наступлению темноты. Но на хуторе не было даже намека на электричество. Дорога под ногами земляная, утоптанная, местами поросшая травой, но явно не асфальтированная, как в привычных мне деревнях. Дом старосты заметно выделялся на фоне домиков простых селян. Двухэтажный, такой же деревянный, со множеством окон. Столбы, что поддерживают крышу на крыльце - резные, расписанные яркими красками, и представляют собой невероятной красоты картину. Вообще сам домик был весьма аккуратненьким и красивым и мог приятно радовать глаз, если бы только сейчас от него так сильно не веяло мрачностью и безысходностью. Словно от самого дома исходила аура трагизма. Во всем доме одиноко горело лишь одно окошечко на первом этаже. Скорее всего из личного кабинета главы. Мои провожатые вошли в дом без стука и намека на вежливость. Я спокойно проследовала за ними. Изнутри дом утопал в полумраке, и рассмотреть что-то было почти невозможно. На улице смеркалось, и в неосвещенное помещение попадало все меньше света. Тем не менее, я успела заметить широкую лестницу, ведущую из прихожей на второй этаж и массу мелких предметов развешанных по стенам. Взглянув на наручные часы, я устало зевнула. Стрелки показывали половину седьмого. Не так уж и поздно, но дорога была утомительной, и теперь очень хотелось спать. Двое мужчин попросили подождать у входа и пошли докладывать обо мне главе. Буквально через пару минут меня пригласили войти. Как я и думала, единственной освещенной комнатой был кабинет сотника. Под окном стоял письменный стол внушительных размеров, за которым собственно и сидел, повернувшись спиной к окну, глава хутора. На столе находились керосиновая лампа и разбросанные мелкие вещи, с виду напоминавшие предметы женского туалета. «Скорее всего вещи покойной дочери», - подумала я и перевела взгляд на сотника. Уставший и убитый горем мужчина средних лет. Явно до пятидесяти. Лысоватый, с очень умными и добрыми карими глазами. - Здравствуй, гостья незваная, – поздоровался мужчина уставшим и бесцветным голосом. - Присаживайся, дело есть у меня к тебе, – он указал на кресло возле стола и сурово посмотрел в сторону моих проводников. Те послушно скрылись из виду, но стука входной двери я не услышала – значит, остались в доме. Я послушно сидела в кресле, с уважением рассматривая мужчину. - Звать-то тебя как, дочка? – снова заговорил он и с трудом посмотрел мне в глаза. - Оксана, – тихо ответила я. Что-то такое витало в воздухе, что угнетало настроение и давило все радостные зачатки в душе. Хотя ничего удивительного в этом не было - смерть изначально не могла быть радостным событием. Мужчина потерял родную дочь и очень болезненно переживал это событие. Если я правильно поняла, то девушка погибла сегодня рано утром, но даже за эти двенадцать-пятнадцать часов ее отец посерел и осунулся. Глаза были красные от сдерживаемых, но неизменно набегавших слез. Под глазами залегли темные круги, а щеки, казалось, впали. При всей своей внушительности и суровости, сотник выглядел разбито и подавлено. Это было хорошо видно и ощущалось эмоционально. - Так вот, Оксана, – продолжил он свою речь. – Звать меня Дмитрий, я заправляю этим хутором. - Мужчина явно нервничал и не знал, как бы тактичнее затронуть больную тему. - Сегодня утром я потерял свою единственную дочь. Глупая... Она вышла за пределы нашего хутора, и Бог весть с кем там повстречалась. Нашли ее под нашими воротами, я едва подоспел застать ее живой. Перед смертью дочь моя наказывала отпевать ее три ночи в старой церкви. Вот только просила она, чтобы отпевал ее тот человек, который первым приедет в нашу деревню после ее смерти. Я внимательно слушала рассказ сотника и все больше погружалась в свои мрачные мысли. Отчего-то в груди заворочался тревожный комок. Стало жутко неуютно, все время хотелось поежиться и вернуться домой. Отчего вдруг нахлынули такие ощущения, я не знала. Выдержав небольшую паузу, сотник продолжил: - Я, уж было, совсем отчаялся, что придется дочку не отпетую хоронить с неисполненной волей последней, потому как уже редко к нам приезжают гости. Проклято это место и знаем мы, за что тут живем. Но очень удачно приехала ты. Потому, я вынужден просить тебя, Оксана, читать молитвы над моей дочерью. Ты не думай, я в долгу не останусь, чем захочешь отблагодарю. Я многое имею. А чего нет у меня, прикажу достать, - клятвенно начал заверять меня мужчина, упираясь руками в стол и чуть привставая со своего места. - Я все сделаю, чтобы моя кровиночка была счастливой, пусть уже и на том свете, – обреченным тихим голосом добавил староста, возвращаясь в кресло. Я замешкалась и, признаться, даже запаниковала, поэтому с ответом затянула. - Вы поймите, ведь не все так просто. Во-первых, молитвы над упокоенным имеет право читать только церковник. Батюшки специально этому обучены и имеют на то разрешение. Во-вторых, если я не ошиблась, то это так же должны делать исключительно мужчины. Я же не знаю ни нужных молитв, ни правил проведения ритуала, ни всех этих тонкостей. Я просто не подхожу вам. К тому же, я не намерена так долго задерживаться в вашей деревне. Уже завтра утром я покину ее и отправлюсь в Ужгород. Я никак не могу остаться. Я бы вам посоветовала пригласить батюшку, хотя бы из ближайшей деревни, и провести ритуал. Сотник изменился в лице. Казалось, стать более мрачным и хмурым уже нельзя было, но у него получилось. - Знаешь, - тихо произнес он, глядя куда-то в сторону и вниз. - По селу ходят слухи, что дочь моя ведьмой была. Уж не знаю, на ком я женился по молодости лет, да только за дочкой ничего такого не замечал. Пока завещание свое она мне читать не стала. Пускай, говорит, отпевает меня человек, который первым до заката в нашем селе появится. Пускай по доброй воле меня в последний путь провожает. Только чистая душа и доброе сердце спасут меня от грешного пламени. Пускай по доброй воле надо мной молитвы читает и искупятся мои грехи ее жертвой. Пускай читает…Только она…Первая гостья до заката. Словно знала она все заранее, – закончил сотник. Я будто бы воочию увидела бледную черноволосую девушку, умирающую на руках у собственного отца. Крупные мурашки покрыли кожу, и я невольно передернула плечами. В наступившей тишине я долго думала, но мысли всё не складывались и разбегались. Стоило только сосредоточиться на одной, как в голову тут же лезли другие и сбивали с толку. Я колебалась и не знала какое принимать решение. Внезапно староста вновь пустился в уговоры. - Дочка, прошу тебя, ну не губи ты душу молодую. Ведь невиноватая она в своей погибели. Ну не могу я вот так оставить ее, – сотник почти плакал и то и дело хватался за голову, кидая на меня жалобные взгляды. – Ведь если не ты, то уже никто. Так и останется душа моей девочки между мирами скитаться. От неожиданности я подпрыгнула и тихонько взвизгнула. Мужчина издавал поток пламенных речей и еще больше забивал мою голову. Я уже перестала его слушать, а он все говорил и слезно умолял меня. - Хорошо, хорошо, – почти закричала я. - Я согласна. Только успокойтесь. - Спасибо тебе, дочка. Клянусь, ничего для тебя не пожалею. - Ладно. Я поняла. Только дайте мне для начала выспаться. И достаньте молитвослов, – попросила я и поспешно встала из кресла, выбегая на улицу. Мне срочно нужен был свежий воздух и покой для мозга.