***
Бэкхён поморщился, не желая просыпаться. В теле до сих пор ощущалась усталость после насыщенной ночи, поэтому поднимать себя в такую рань – а он мог с точностью сказать, что его нагло тормошат ни свет, ни заря – казалось бизнесмену слишком кощунственным. Тем не менее, не смотря на очевидное сопротивление, Бэкхёна всё равно настойчиво дёргали, тихо кряхтя в слабых попытках оторвать его сонное туловище от кровати. В итоге, парень не выдержал. - Ну вот что ты делаешь? – недовольно застонал он, с явным сожалением открывая один глаз. - Ой! – Чанёль закусил губу, пойманный врасплох, однако затем широко и добродушно улыбнулся. – Пытаюсь поднять твою тушку с одеяла, чтобы укрыть нас, - ответил он. Бэкхёна его ответ позабавил. В комнате было тепло, даже, можно сказать, жарко, а это значило, что укрываться было не обязательно и что Чанёль в своём желании руководствовался явно какими-то другими соображениями. Бизнесмен быстро смекнул, в чём дело. - А что? Так сильно смущаешься? – насмешливо поинтересовался он, открывая второй глаз и пробегаясь хитрым взглядом по обнажённому телу вервольфа. – А ночью тебе, по-моему, нравилось прижимать меня к себе… совершенно голого. Чанёль удивлённо захлопал глазами, а потом и вовсе покраснел до кончиков ушей. - Я… э-э… ну-у… - невнятно забормотал он, оставляя Бёна в покое и прекращая попытки вытащить из-под него одеяло. А Бэк совсем развеселился. Спать ему уже расхотелось, тем более что перед его глазами опять происходило необыкновенное перевоплощение Чанёля, которое каждый раз не переставало Бэкхёна удивлять: дикий зверь ночью, животная страсть которого не знала пощады и подчиняла своей власти, утром, словно по взмаху волшебной палочки, превращался в стеснительного бойфренда, готового купать своего возлюбленного в заботе и ласке. Эти две стороны вервольфа всегда приводили Бёна в восторг. Изменилось ли что-то с обращением волка в человека? Бэк не знал. Но то, что рядом с ним находился Чанёль, тот самый Чанёль, который однажды достучался до его очерствевшего сердца, не могло подвергаться сомнениям. - Плюнь ты на это одеяло и иди ко мне. – Бэкхён вытянул руку к Чанёлю и, дотянувшись до его плеча, притянул шатена обратно, укладывая на кровать. Тот слишком быстро сдался, даже не предприняв ни одной попытки к сопротивлению, и удобно устроился напротив любимого. Бэкхён спросонья был настолько привлекателен, что желание быть к нему лишь ещё ближе в сотни раз преобладало над смущением. Затянувшаяся тишина в спальне была уютной. Они лежали совсем близко, и не сводили друг с друга взгляда. Чанёль впитывал лучистый свет, что таился на дне тёплой карамели самых обожаемых глаз, а Бэкхён зачарованно считал звёзды в тёмно-кофейном омуте напротив. Чанёль думал, что бесспорно среди людей встретил настоящее совершенство, а Бэкхён мысленно вопрошал, действительно ли заслужил это ни с чем неизмеримое счастье. Им нравилось быть вдвоём. Нравилось быть вместе. Нравилось каждую ночь засыпать, обнявшись, и каждое утро просыпаться в одной постели. Они просто любили друг друга. Счастье светилось в их глазах по умолчанию. - Даже не верится, что всё позади, что можно больше ни о чём не переживать. Ты теперь человек. Мой самый любимый человек, - медленно, с расстановками произнёс Бэк, словно пробуя слова на вкус. - Твой, - согласился Чанёль, переплетая пальцы их рук. Бэкхён его завораживал. Он казался сказочным, ненастоящим, будто не принадлежащим этому миру, слишком прекрасным. От него исходил невидимый свет, который наполнял Чанёля жизнью, но ради которого он легко мог бы ею пожертвовать. Это чувство невозможно было передать словами. Оно огромным массивом насыщало сердце, заставляя его биться и бороться за каждый день, за каждую улыбку, которая озаряла лицо Бэкхёна всякий раз, когда они с нежностью смотрели друг на друга. Прямо как сейчас. Чанёль безмолвно потянулся к нему. Робко дотронулся до его щеки ладонью, о которую Бэкхён тут же, ластясь, мягко потёрся, погладил шею, лаская пальцами затылок, неспешно спустился к ключице, где невесомо прочертил линию вдоль выпирающей косточки, вспоминая, с каким наслаждением целовал её ночью, затем скользнул по предплечью к локтю и тяжело вздохнул. На молочной коже Бэкхёна кое-где проглядывали желтые пятна-синяки – последствия его несдержанности и незабываемого обращения. - Прости, я был слишком груб… Его взгляд побитого щенка ну никак не вписывался в романтику утра, поэтому Бэкхён поторопился его успокоить, понимая, какими ужасающими шрамами являются его маленькие ссадины и раны в глазах Чанёля. - Чанни, ты слишком стараешься мне угодить, но не понимаешь самого элементарного и очевидного, - тихо сказал Бэк, обхватывая чужое лицо ладонями и заглядывая сквозь глаза в самую душу. - Твоя нежность, забота, то, как ты меня оберегаешь – это всё как воздух для меня. Я привык к тебе, прикипел, втрескался по самое не балуй. Меня от тебя теперь за уши не оттянешь. Ты мне нужен. Ведь без воздуха жить нельзя, понимаешь? А твоя страсть, сила, преобладание – это как наркотик. Попробовав раз, уже не соскочишь. Но какой ты со мной – грубый ли, нежный – это не имеет большого значения. Главное, ты рядом. Поэтому… как бы ты себя со мной ни вел, мне в любом случае будет недостаточно. Мне всегда тебя мало, слышишь? – Бэкхён ласково провёл большим пальцем по щеке Чанёля, а затем потянулся к нему навстречу и вовлёк вервольфа в глубокий чувственный поцелуй. Руки Чана ласкали его спину, скользили, вычерчивая на ней замысловатые узоры. Вервольф осторожно отвечал на поцелуй, вкладывая в каждое движение своих губ бережность и нежность. Не было обжигающего вожделения, пожара, огня. Страсть была иная. Бэкхён чувствовал, как из самых глубин поднимается трепет, как щемит сердце от близости, как всё внутри замирает от томления и предвкушения. Чанёль был для него подарком с небес. Он сводил его с ума, оголял его душу, обнажал все тайные мысли и желания, и Бэкхён каждый раз безоговорочно и бесповоротно капитулировал, растворяясь в нём без остатка. - Чанни, любимый, скажи… - Бэкхён приподнялся на локте и навис над ним, блестящими глазами всматриваясь в глаза возлюбленного, - каково это – в такой момент быть человеком? Чанёль на мгновение задумался. Вопрос был серьёзным. - В прошлый раз я мог чувствовать только свою силу, несдержанность, своё желание, - наконец, начал он. - Я пытался контролировать себя, не причинять тебе боли, но не мог остановиться. Всё смешивалось. Чувство вины было невыносимо, но я безумно желал тебя. До умопомрачения. А ты принимал меня таким, позволял быть грубым и даже жестоким, стойко терпя боль. А сейчас… – Чанёль рывком повернул Бэкхёна на спину, меняясь с ним местами и оказываясь сверху. - Сейчас всё иначе. Я чувствую тебя, твоё тело… как оно отзывается, как отдаётся, когда я касаюсь его так… - он чуть опустился и жадно провёл языком по набухшему соску бизнесмена, затем слегка прикусил, обжигая горячим дыханием. Бэкхён шумно выдохнул. – Я чувствую, как горит твоя кожа под моими ладонями… Я наслаждаюсь тобой, Бэкки, - встречаясь взглядом с возлюбленным, жарко прошептал Чанёль. Он опустился ещё ниже и сжал руками его бедра. Бэкхён глядел на него как околдованный. – И я впервые знаю, что могу не только сам получить удовольствие, но и, прислушиваясь к тебе, к твоему телу, могу вернуть тебе во сто крат больше… Бэкки, ты только позволь мне попробовать… У бизнесмена перехватило дыхание. Бэкхён коротко кивнул и позволил вервольфу раздвинуть свои колени, а в следующее мгновение его голова откинулась назад от переполнивших его невероятных ощущений. Пальцы смяли простынь, и парень не сдержал низкого стона. Чанёль утянул его за собой в бездну блаженства.***
На входе в больницу Джунмёна остановил незнакомый мужчина. - Здравствуйте, доктор Ким. – Он вежливо поклонился и протянул визитку, на которой красовалась известная каждому яркая эмблема SBS-News, самого крупного новостного канала в Империи. – Меня зовут Ли Чану, я журналист. И у меня есть предложение, от которого вы не сможете отказаться. Не уделите мне немного своего времени? – Мужчина простодушно и искренне улыбнулся. Джунмён, сам не зная, почему, удивлённо кивнул. Было в этом незнакомце что-то притягательное. Они прошли в холл и сели на диван, подальше от оживлённой стойки регистратуры. - Наш канал хотел бы снять документальный фильм о разведчике Ким Джонине, - начал журналист, - о его храбром подвиге, о том чудовищном инциденте, произошедшем 6 марта прошлого года и, наконец, развеять все существующие сомнения по поводу случившегося. Мы можем сделать из господина Кима национального героя. Он будет символом чести и достоинства нашей Империи, станет примером для подрастающего поколения, гордостью страны. Разве это было бы не чудесно? - Ну-у, наверно… - растерянно пролепетал доктор Ким. В словах журналиста он улавливал какой-то подвох. - Вы только представьте: вся наша необъятная страна будет знать о героическом поступке, о его бесстрашии и честности. Фильм в деталях расскажет о его добросовестной службе в разведке, о его огромном чувстве патриотизма, о бесчисленных заслугах перед Родиной. Более того, я уже получил разрешение из Дворца на интервью с самим Императором, который официально принесёт извинения перед офицером Кимом за несправедливый приговор верховного суда. Ваш Джонин также будет представлен к государственной награде. Джунмён, наконец, начал понимать. Основной целью новостного центрального канала являлось не столько сделать из Джонина героя, сколько представить всё случившееся в таком свете, чтобы имидж Его Величества остался незапятнанным в глазах народа. - К тому же, разве вы сами не хотите навсегда стереть из памяти людей это нелепое обвинение господина Джонина в государственной измене? – между тем спросил мужчина. - Хочу, - ничуть не привирая, согласился Мён, - вот только, понимаете… Джонин вряд ли на это согласится. Он не любит большого внимания. - Поэтому я и пришёл к вам, - Ли Чану снова дружелюбно улыбнулся. И Джунмён догадался, что журналист осознанно и нарочно пользуется своей «фирменной» улыбкой, чтобы добиться к себе расположения. – Простите, я навёл кое-какие справки, поспрашивал, поискал информацию… Работа у меня такая, - уголки его губ смущённо дёрнулись. – О вашей истории любви тоже было бы неплохо рассказать в фильме. Согласитесь, не каждому человеку удаётся вернуть свою вторую половинку буквально с того света. Вы пережили такую трагедию, боролись за честное имя возлюбленного… - Подождите, - перебил журналиста Джунмён, хмуря брови. На улыбку он больше не вёлся – уж больно тему затронули щекотливую. – Я теперь понимаю, почему вы пришли именно ко мне и какова ваша настоящая цель, но со своей стороны я могу сказать, что не хочу, чтобы СМИ лезли в мою личную жизнь. Нашим отношениям с Джонином совершенно незачем становится достоянием общественности. Однако насчёт документального фильма про подвиг Джонина и про то, что на самом деле произошло на Западе… - он тихо вздохнул, - уверен, если я откажу вам, то в следующий раз придёт кто-то другой, и так будет повторяться до бесконечности… Поэтому я поддержу вашу идею и постараюсь убедить Джонина. - Вы имеете огромное влияние на господина Кима. Уверен, у вас всё получится. – Журналист поднялся с дивана, вполне удовлетворённый таким результатом встречи. – Офицер Ким Джонин станет настоящим героем Империи, как того и заслуживает. Джунмён кивнул Ли Чану, затем тот раскланялся и исчез в толпе многочисленных посетителей больницы. - Как того и заслуживает… - задумчиво повторил Джунмён, провожая его взглядом. Мысли то и дело спотыкались об эти слова. - Ты пришёл! – на лбу Джонина пролегла капризная складка, которая тут же разгладилась в силу отходчивого характера разведчика. – Я так хотел тебе кое-что показать, что не стерпел и попросил медсестру Ян тебе позвонить, - насколько позволяла его восстанавливающаяся дикция, торопливо проговорил парень. - Смотри! Джонин сел, решительно отодвинул одеяло и под заинтересованный взгляд Джунмёна медленно-медленно согнул свои ноги в коленях, затем очень осторожно развернулся, упираясь руками в койку, и с явным усилием спустил их с кровати. - Боже, Джонин! – охнул доктор Ким. Младший довольно улыбнулся. - Я прекрасно их чувствую и теперь могу самостоятельно садиться, - радостно поделился он. - Современная медицина творит чудеса! Ещё чуть-чуть, и я скоро ходить начну. Он похлопал рукой рядом с собой, и когда любимый сел рядом, положил голову ему на плечо. - Я быстро поправлюсь, вот увидишь, - пообещал разведчик. – Не хочу быть тебе обузой. - Ну какая обуза? Глупости говоришь, - фыркнул Мён. – Тебе бы поспать. Сам же говорил медсестре, что не спал ночью. Ложись давай. Джунмёну отчего-то было неуютно. Он чувствовал неловкость, и ему хотелось поскорее отсесть на свой стул, стоящий рядом с больничной койкой. Незаметно подкрадывалось раздражение, вызванное усталостью. - Успеется, - отмахнулся Джонин, удерживая собравшегося встать парня. – Что это? – его внимание привлекла визитка, которую Джунмён неосознанно нервно теребил в руках. Доктор Ким проследил за его взглядом. - А, это. Джунмён вспомнил утреннюю встречу и рассказал разведчику о документальном фильме, преднамеренно умолчав о желании журналиста осветить в нём также их личную жизнь. Представив всё так, будто Джонину просто необходимо обелить своё имя в глазах граждан Империи, он совсем не удивился, когда тот охотно согласился поучаствовать, хоть и возразил робко, что журналист во многом преувеличил его скромные заслуги. - Было бы круто, если б и тебя показали, - воодушевлённо сказал Джонин. – Ты ведь тоже герой. Столько пережил. Дождался меня. Лицо Мёна исказилось, и он отвернул голову. - Джонин, я… - старший запнулся. Слова не шли. Что он там недавно думал про честность перед младшим? На деле всё выходило совсем не просто. – Прости, но я не хочу мелькать по телевизору, - в итоге вздохнул он. Далеко не правда, но хотя бы не совсем ложь. Так, где-то на уровне 0,1%. - Скромный ты мой, - поверил в эту одну десятую Джонин. Джунмён взял себя в руки и слабо улыбнулся. А Джонин закрыл глаза. Устал видеть чужие руки, нервно подрагивающие от каждого его слова. К горлу подступала тошнота, и парень сделал осторожный глубокий вдох. Интересно, долго ещё он сможет обманывать и убеждать себя, что между ним и Джунмёном всё хорошо? - Как всё прошло? – Джонин подумал, что сменить тему будет безопаснее всего. – Ты спас своих волков? - Да, почти. – Мён ответил нехотя. – Только Сэхун и Кай не приняли сыворотку. - Почему? Лучше бы не спрашивал. Джунмён помрачнел в одну секунду. Ответ его прозвучал сдержанно, но горько. - Кай не вернулся этой ночью. Сначала просто упрямился, а потом сил не хватило. Он был слишком далеко от меня… в смысле, от сыворотки. Сэхун не стал обращаться, чтоб не потерять с ним связь. - Доктор внезапно встал. – Мне жарко. Я сниму джемпер, ладно? Он всеми силами старался казаться спокойным. - Да, конечно, - Джонин проводил его взглядом. Отслужив много лет в военной разведке, парень прекрасно «читал» чужие эмоции. Так что Мён зря старался. - И как они оба? Выжили? Эта странная игра в трудные вопросы и ответы стала доставлять разведчику какое-то садистское удовольствие. Джонин начал копать там, где – как чувствовал – было больно. Что им двигало? Желание узнать правду? Загнать старшего в угол, не оставляя ни одной возможности для отступления? Заставить его признаться? Нет, это было слишком сложно и совсем не в характере Кима младшего. Просто он не узнавал Джунмёна. Своего Джунмёна. Джонин всего лишь пытался отыскать в находившемся рядом с ним человеке того, кого однажды сильно полюбил. - Да, Сэхуна я проведал утром, - между тем ответил Мён, отвернувшись и снимая джемпер. – Он в порядке. Его силы ещё восстанавливаются. - Он аккуратно повесил одежду на спинку стула и, наконец, повернулся. – И Кай… так же. - Ты его видел? – полюбопытствовал Джонин. Он уловил во взгляде Джунмёна решение сесть на стул и упрямо протянул к любимому руки. В глазах неожиданно мелькнуло злорадство. Кажется, он теперь и себя не узнавал. - Нет. Сэхун смог с ним связаться. – Джунмён позволил снова усадить себя на кушетку. – Но толку-то… Кай всё равно не собирается возвращаться. Он же своим упрямством сам себе вредит. Пока я его не увижу, я не смогу сказать, в каком он состоянии, не смогу помочь… - Мён не сдержал огорчённо-обеспокоенного вздоха. – Вот как можно быть таким? - А может, ты зря о нём печёшься? Может, он просто не хочет быть человеком? «Когда-то очень хотел», - с сожалением подумал парень, а вслух сказал: - Но ведь силы могут погубить его. Выйти из-под контроля и уничтожить в его теле все человеческие клетки навсегда. Сейчас он ещё восстанавливается, но если скачок активности нео-клеток будет слишком резкий, его может просто разорвать от перенапряжения. Неужели он этого не понимает? - Мне кажется, ты раньше времени сгущаешь краски. Сэхун же сказал, что с ним всё в порядке. – Джонин обнял парня за плечи. – Или у тебя есть причина ему не верить? - Я ему верю, но… Глаза Джунмёна говорили сами за себя. - Но ты всё равно волнуешься о Кае, - невесело констатировал факт разведчик. - Ну конечно! Ведь даже когда был со мной, он всё прошлое полнолуние промучился… - Джунмён осёкся и прикусил губу. Его плечи напряглись так же, как оцепенели руки Джонина. Скованность между ними ощущалась каждым сантиметром тела, и это сложно было скрыть. Чёрт бы побрал этот дурацкий разговор! Джонин неловко погладил плечо старшего, то ли утешая, то ли просто пытаясь таким образом разрядить обстановку. Однако его благородный порыв принёс за собой роковые последствия. Ворот рубашки Джунмёна слегка оттопырился, оголяя полоску кожи. Мён не придал этому значения, а в Джонине в одну секунду всё надломилось. Губы его исказились от злобы и боли. - Ты никогда раньше не снимал его. – Джонин внезапно наклонил голову и коснулся носом чувствительного места на шее доктора, чуть выше ключицы, шумно выдыхая. Мён вздрогнул от неожиданности, а затем широко и испуганно распахнул глаза. Точно! “J&J”! Его кольцо, подаренное Джонином! - Блин… - растерянно пробормотал он, судорожно пытаясь вспомнить, когда видел его в последний раз. Джунмён точно помнил, что после того, как Кай сорвал с его шеи цепочку, он попросил няню Бэкхёна, чтоб та отнесла её в любой ювелирный, где смогут починить сломанные звенья. А кольцо? Куда он мог положить кольцо? Память подводила. А Джонин ждал ответа, испытывающе глядя на старшего. - П-прости, цепочка порвалась, а времени отдать в ремонт не было… - Джунмён опять отвёл глаза. Снова ложь на грани фола. Разведчик от него отодвинулся и уставился себе под ноги. Он больше так не мог. Этот иллюзорный мир, где всё у всех хорошо и в который они с Мёном заигрались, осточертел ему до тошноты. - А может, всё дело в Кае? – голос Джонина был спокойный и ровный. – Мённи, я, конечно, простой как бамбуковая пробка, но всё же не дурак. - Джонин-а, я… - губы Джунмёна виновато задрожали, - я не знаю, что тебе сказать… Джонин горько усмехнулся. На душе было мерзко и противно. Он до сих пор с трудом верил, что всё у них с Мёном дошло до такого. - Ну, может быть, правду? – с его губ сорвался измученный вздох. Пауза. Они смотрели друг на друга, словно видя впервые. Совершенно чужие друг другу. Всё было кончено. Оставалось только подвести финишную черту. - Джунмён… - М-м? - Ты его любишь? - Да. У Джунмёна, казалось, иссякли силы. Он устало сполз на колени перед младшим, цепляясь руками о край больничной койки, не способный что-либо ещё сказать. Он чувствовал опустошение, ненависть к себе, но вместе с тем долгожданное облегчение. Камень с души упал, пусть и оставил в нём ноющие осколки. Джонин тоже молчал. Лишь смотрел со странным чувством на старшего и думал, что впервые в своей жизни видит его таким… разбитым? Потерянным? Он выглядел так жалко, что Джонин внезапно ощутил к нему что-то напоминающее сочувствие. Он не мог видеть страданий любимого, не мог видеть низко опущенную голову – Джунмён будто клал её на плаху. Любовь боролась с обидой, злость с состраданием. У Джонина по разные стороны на плечах словно сидели ангел и демон: каждый шептал своё. - Знаешь, вчера… когда тебе надо было идти, я не хотел тебя отпускать. Хотел привязать к себе, соврать, что мне плохо или ещё что-нибудь в этом роде… У меня было предчувствие, что ты больше ко мне не вернёшься… Наверно, я всё-таки оказался прав. – На лице молодого человека появилась печальная улыбка. – Зря я тебя отпустил. - Джонин, - Джунмён внезапно поднял голову. Взгляд его был потухший, совершенно безжизненный. – Мне нет прощения, я знаю. Я предал тебя, предал твою любовь. Если хочешь, я всю жизнь буду рядом с тобой. Буду заботиться и никогда тебя не покину. Я забуду о Кае. Я постараюсь, честно. – Джунмён говорил искренне. Он был готов к любому приговору. - Разве сможешь? – Джонин знал, нечестно задавать такой вопрос, однако он впервые хотел побыть эгоистом и получить пусть и откровенную, но такую желаемую ложь. - Джонин, я… Их прервал громкий стук в дверь. - Извините, - в проёме показалась большая голова охранника, - господин Ким, там пришли люди с новостного канала. Спрашивают разрешения войти. - Какие быстрые, - проворчал Джонин, недовольный тем, что не успел услышать ответ на свой вопрос. Джунмён выжидающе на него смотрел, тогда Джонин вздохнул и расстроенно улёгся обратно в кровать. - Я ведь обещал тебе. Зови их, - разрешил он, думая с горечью о том, что он единственный останется тем, кто всегда выполняет свои обещания. Несколькими часами позже~~ Исин даже не успел постучать, как дверь палаты сама распахнулась, и оттуда вышло несколько человек с большими камерами, стойками с микрофонами и ещё какими-то непонятными звукооператорскими штуковинами, которые молодой человек видел разве что в фильмах. Столкнувшись с молодым человеком в проходе, телевизионщики молча ему поклонились и быстрым шагом направились к лифту. А Исин, немало удивлённый, вошёл внутрь. - Ого, ты теперь у нас знаменитость? – присвистнул он, садясь на стул около Джонина. - Ой, не говори. – Друг неприязненно поморщился. Пара часов съёмок и интервью стали для него сущим адом. – Я уже сотню раз пожалел, что согласился. Выглядел Джонин действительно устало и даже будто сам на себя не похож. Обычно улыбчивый, в этот раз он казался чрезвычайно хмурым и серьёзным. «Видимо, эти съёмки совсем его измотали, - с сочувствием подумал военный. – Однако странно, что он один. А где же..?» - А где Джунмён? Вышел куда-то? Уж в такой-то момент мог побыть рядом. Джонин ответил не сразу. Он словно витал где-то в своих мыслях, и лишь только когда заметил удивлённый и обеспокоенный взгляд Исина, вспомнил о вопросе и вернулся к разговору. - Он поехал к Бэкхёну, забрать свои вещи. Решил вернуться в нашу квартиру, - сухо и бесцветно ответил парень. Кажется, ему не особо хотелось говорить о Джунмёне. И это не укрылось от внимания разведчика. - Джонин, у вас всё в порядке? – осторожно поинтересовался он у друга. – Ты словно чем-то расстроен. - Я… нет-нет, всё в порядке. Не беспокойся. – Вымученно улыбнувшись, Джонин покачал головой. В его голосе уверенности не ощущалось. – Слушай, Син, я хотел бы поговорить с тобой о… Кае. «Всё-таки, не в порядке», - мысленно догадался военный. Иначе зачем бы Джонину поднимать такую тему? - Давай, - согласился он, заранее пытаясь предугадать и продумать дальнейший ход разговора. Однако он сильно просчитался. - Он любит Джунмёна? – почти не раздумывая, выпалил Джонин. Вопрос в лоб. Исин даже опешил. К такому-то он не готовился! Весь построенный в голове план рухнул в одно мгновение. - Я… н-не уверен, но… - стушевался он. – А почему ты, кстати, спрашиваешь? М-да, вопросом на вопрос. Дурацкая тактика. Исин и сам это прекрасно понимал. Но можно было попробовать хотя бы время потянуть. - Син, просто ответь. Это важно. – Джонин был слишком измучен, чтобы позволить другу изворачиваться и уходить от ответа. Это слишком хорошо читалось в его взгляде, так что Исин предпочёл сдаться. - Ну… кажется, любит, - выдохнул он. – Хотя я сильно сомневаюсь, что этот эгоист вообще умеет это делать. Мён в последнее время из-за него только страдал. - Что? Он настолько плох? – Джонин попытался улыбнуться. Вышло вяло, криво и совсем не весело. - Честно? – Исин никогда бы не подумал, что ему придётся говорить о таком именно с лучшим другом. Может быть, поэтому ему не хотелось больше врать. – Я могу тебе наговорить про него кучу гадостей, но… всё это будет не правда. Он не плох. Просто он другой. Слишком не похож на тебя. – Разведчик грустно хмыкнул, припоминая все свои стычки с вожаком вервольфом, из которых – если уж говорить начистоту – он редко выходил победителем. – Было сложно привыкнуть. Я неосознанно ждал от него твоего поведения, твоего характера, но когда всё выходило иначе… Я злился и ненавидел его. А ведь он однажды мне жизнь спас. Хотя из-за… - Исин на секунду замялся: говорить Джонину об истинной причине его ссор с вервольфом как-то не входило в его планы. – В общем, из-за некоторых серьёзных разногласий Кай мог спокойно воспользоваться шансом и бросить меня на произвол судьбы. Но вместо этого он, рискуя собой, меня вытащил. Джонин удивлённо поднял брови. А потом на некоторое время впал в задумчивость, и Исин не стал прерывать его размышлений, предпочитая дать другу время самому обдумать и оценить его слова. - Страшно представить, каково было Мённи, - наконец, негромко сказал Джонин. Его глаза странно горели, и было в них что-то совсем новое, чужое и незнакомое разведчику, отчего становилось жутко любопытно, что же Джонин успел за это время надумать. Ещё любопытней Исину стало, когда лучший друг внезапно попросил у него диктофон. - Диктофон? – удивлённо переспросил он. - Что? Хочешь сказать, у тебя его нет? – Джонин подозрительно сузил глаза. – Да ладно! Ты точно Исин? Может, пока я был в коме, тебя тоже успели клонировать, и теперь передо мной сидит не лучший друг, а ещё какой-нибудь там Кай? - Джонин! - Исин строго свёл брови. - Неудачная шутка, согласен, - вздохнул друг. – Так дашь или нет? Исин закатил глаза и полез в свой потайной карман. Конечно же, у него был диктофон. Спрятанный в удобном месте одежды, в любую секунду готовый к использованию. Даже после комы Джонин всё ещё знал лучшего друга как свои пять пальцев. - Зачем он тебе? – Исин с любопытством смотрел, как разведчик задумчиво вертит диктофон в руках. - Хочу оставить сообщение. - Кому? Джунмёну? Всё-таки поссорились? Парень покачал головой. - Каю. – И перевёл уверенный взгляд на друга. - А ты его ему передашь. - Ага, - Исин фыркнул, - если соглашусь. Просто ушам не верилось слышать от Джонина такую дребедень. - Согласишься. – Тот был уверен. – Даже не ради меня. Ради Джунмёна. – Джонин невесело усмехнулся. - Мы оба всегда всё делали ради Джунмёна. Ведь так? На Исина словно ушат ледяной воды вылили. Он обалдело вытаращил глаза, приходя в полное замешательство от слов друга. Неужели всё это время… Джонин знал? Знал про чувства к Джунмёну, которые Исин столько лет старательно прятал, чтобы не разрушить их дружбу? Знал и молчал? Разведчику вдруг захотелось рассмеяться от абсурдности всей ситуации. В это невозможно было поверить. - Невероятно, - сдавленно проговорил он, избегая чужого взгляда. – Ты всё знал. Джонин промолчал. Он не смотрел на Исина обвиняюще. Скорее это было… понимание? Исин не мог сказать наверняка. Однако било это чувство сильнее, чем любой укор или упрёк со стороны друга. - Хорошо, я всё передам Каю. – Парень с трудом поднялся. В ногах была непривычная тяжесть. – Ради Джунмёна или ради тебя, тут уж выбирай сам. - Спасибо. – Джонин ухватил Исина за руку и благодарно её пожал. – Я никогда в тебе не сомневался. «А я в себе тысячи раз», - с горечью подумал тот. Исин попрощался с другом, обещая зайти утром после ночного дежурства в Ведомстве. Когда он закрывал за собой дверь, то испытывал двоякое чувство: с одной стороны это было облегчение – больше ничего не скрывать от Джонина, с другой – сожаление. Исин был уверен, что это был последний их откровенный разговор друг с другом. Хранившие долго одну тайну, они слишком привыкли молчать.***
Дело было сделано. Это оказалось проще, чем он думал. Джонин положил диктофон на тумбочку, ещё раз старательно прокрутив в голове свои слова, адресованные вервольфу. Он сказал то, что хотел. Или если не хотел, то точно должен был. Кажется, он поступил правильно. Кажется… Джонин устало закрыл глаза и попытался себе представить. Представить год, которого у него не было. Представить Джунмёна, который никогда не переставал любить его. Представить жизнь, которую он мог провести рядом с любимым. Наверно, это и было бы то самое счастье, о котором все мечтают. (Для Джонина теперь уже недосягаемое). «Почему всё так сложилось?» Сердце полоснуло болью и сдавило в грудной клетке. Конечно, так было бы проще - разрешить чувству обиды поглотить себя. Позволить себе ненавидеть Мёна, злиться на него и заставить его быть рядом. Издеваться и мучить изо дня в день, с наслаждением наблюдая, как тот расплачивается за свою измену. Но мучить его означало мучить себя. Причинять боль ему означало самому чувствовать боль. Нет, Джонин никогда бы не пошёл на это. А если бы пошёл… разве смог бы он всю жизнь видеть в глазах любимого отражение кого-то другого? «Почему всё так несправедливо? Почему так получилось? Почему?» Тысячи "почему", на которые не было ответа. Они убивали. Офицер стиснул зубы и, наконец, дал выход слезам. Задыхаясь в подушку и размазывая крупные градины по щекам, Джонин надеялся, что станет легче. Что ещё чуть-чуть, и будет уже не так больно. Надо только подождать. Говорят, если выплакаться, всегда становится легче. Дверь за спиной тихонько скрипнула. «Исин, как же ты не вовремя! Ну что ты мог забыть?» - с раздражением подумал Джонин, пытаясь незаметно вытереть одеялом лицо. Небеса явно над ним издевались. Он же просто хотел побыть один! А сейчас начнутся расспросы, ненужные утешения, проявление поддержки… Джонин заранее это всё ненавидел. - Исин, ну что ты… - Джонин повернул голову, и в следующую секунду в его глазах отразился непередаваемый ужас. Перед ним был не Исин. Человек в маске, смотревший на него с насмешкой и самодовольством. Джонину не составило труда узнать его. Точнее, его уродливый шрам, тянувшийся от правого виска к брови. Мужчина стоял напротив разведчика, нацелив на него пистолет с глушителем. - По-мо… ги-те… - голос Джонина сорвался. Офицер резко потянулся к экстренной кнопке вызова врача, но в то же мгновение воздух прорезал тихий свист выстрела. Пуля угодила прямо в сердце. Джонин издал последний хрип и повалился на бок, наполовину свисая с больничной койки. В его глазах так и застыл весь ужас последних секунд и слёзы, которыми он оплакивал своё расставание с любимым. Мужчина со шрамом подошёл к убитому и небрежно бросил на его тело клочок бумаги. На нём, на этом маленьком листке было написано всего лишь одно предложение: «IW никогда не оставляет свидетелей».