***
Полные гнева и презрения глаза Руны, глухой крик Фритхофа и долгое падение вниз. Сколько она летит? Минуту, тридцать минут, час? А может, больше? Тонкая одежда Кейли трепетала в воздухе, а черные волосы неприятно били по лицу. Девочка не чувствовала страх, её охватил интерес и неизвестное ей ранее чувство свободы. Ты падаешь в темную чащу, шансов выжить нет, а на твоих губах безумная улыбка. Вскоре кроны вековых деревьев стали приближаться, и вместо мёртвой бездны девочка увидела бело-голубое сияние. Падение замедлилось, а потом, когда листья и ветви зашевелились, пропуская юного мага в заколдованный лес, вовсе исчезло: Кейли зависла в паре метрах над землей. Её голова была вскинута к голубому небу, а руки замерли перпендикулярно телу. Отовсюду послышалось тихое пение… Богиня Холода распахнула веки и забилась в истерическом кашле. На глаза навернулись слезы из-за нехватки кислорода. Но уже через секунду девушка выровняла дыхание и, держась за стены, поднялась на ноги. Она всё вспомнила. Вспомнила, почему побелели её волосы и почему глаза налились синевой. Тогда не было никакого замедленного падения, всё произошло мгновенно: гулкий звук падающего тела на сырую землю и незваная, но такая быстрая смерть. Она была мертва. Но пение… Эта чарующая музыка была реальной. Тогда что-то лёгкое, сияющее и полупрозрачное коснулось её руки. Вены под кожей наполнились светом, и энергия, излучаемая неизвестным созданием, медленно заскользила вверх, к плечу. Если бы Кейли была в сознании, то почувствовала, как существа облепили все её маленькое тело, касаясь ног, рук, живота, губ и сердца. И вот девочка оторвалась от земли, а духи леса ушли прочь, в темноту. Вся её кожа была унизана тонкими святящимися полосами. Глаза – открыты, в них плескалась та энергия, коей поделились духи. Магия струилась по волосам, заставляя те сиять во мраке. Стоило сердцу один раз, совсем слабо, стукнуть, как вся та мощь мигом покинула тело девочки, преобразовавшись в большой, полыхающим белым огнем шар. Ей подарили жизнь, взамен на вечную службу. Как только девушку вновь настигнет смерть, она не уйдет в Хельхейм, она останется здесь, в одном из миров. Навечно охраняя его и оберегая. Она станет призраком, тем полупрозрачным, сияющим силуэтом. «Она и есть магия», – когда-то сказал Фритхоф, обращаясь к Локи. О, как он был прав. Её тело насквозь пропитано чужой энергией. А в глазах – тот свет, коим она будет гореть после смерти. Девушка бросилась вон из ванной комнаты, а затем из своих покоев. Промчавшись вдоль коридоров, миновав несколько пролетов и остановившись около двери. Кейли не понимала, что будет делать теперь. Да и разве стоит что-либо менять? Смысл? Она слишком повязла в чужой паутине. Сейчас она – муха, и совсем скоро придет большой паук, чтобы медленно убить добычу, а затем съесть. – Кейли, что стряслось? Ребёнок? С девочкой всё хорошо? А что с твоей причёской? – позади послышался взволнованный голос Софи Бенетт. Девушка следила за здоровьем мага и потому слишком часто задавала подобные вопросы, к которым богиня успела привыкнуть. – Да, так пустяки… Уже всё в порядке, – выдавив из себя улыбку, Леди Кейли развернулась к своему наблюдателю. – Это правда? Коулсон уходит? – К сожалению, да. Совет отправляет его в отставку куда-то на блаженные пляжи… В общем, райский уголок, – Софи запнулась и нервно покрутила свой черный локон. – Дженни как-то сказала, что Фил терпеть не может подобные места. Это странно. Сколько бы мы не просили рассказать подробнее, она угрожала шибануть по нам гаечным ключом и закопать в одну из выгребных ям. Кейли вспомнила недавний диалог и попытку провести какое-то обследование. Поджав губы, она спиной открыла дверь и, помахав рукой Бенетт, скрылась в тренировочном зале. К её удивлению, здесь никого не оказалось. Облегченно выдохнув, девушка прошла к стойке и уже потянулась к привычной для ней «Споки-ноки пушке», но пальцы дернулись в другую сторону, крепко сжимая «Беретту» новой модели, усовершенствованной в здешней лаборатории. Сколько времени Кейли провела в тренировочном зале, сказать очень трудно. Пока она не пустила все пять пуль точно в голову одной из мишеней, девушка не успокоилась. – Что это было? – голос Скай казался недовольным и одновременно потрясенным. Карие глаза женщины перебегали с искаженного лица на коротко остриженные волосы. – Я хотела выпустить пар, кажется, так у вас говорят в Мидгарде, – без колебаний вымолвила богиня, разбирая пистолет и кладя его на законное место. – Я не разрешала тебе брать это оружие, – все так же серьезно, но теперь с нотками разочарования произнесла Джонсон. – Как видишь, я никого не застрелила… Извини, – тихо буркнула Кейли и, даже не взглянув на своего куратора, вышла вон, направившись в столовую. Не то что бы ей стало легче, но боль и миллионы вопросов на какое-то время утихли. Что будет ждать девушку в ближайшем будущем – неизвестно. Она даже не могла с полной уверенностью сказать, что произойдет завтра утром. Без каких-либо эмоций Кейли вошла в столовую и глубоко вдохнула вкусный запах стейка и поджаренного картофеля. Будущее-будущее… Какое же ты?***
Локи, вальяжно усевшись на диване, сидел, одной рукой держа бокал с изысканным вином, а второй… Его правая рука лежала на шее остывающего трупа. Поленья в камине слабо потрескивали, обдавая трикстера непривычным для него теплом. Ехидно улыбнувшись, мужчина в очередной раз взглянул на одного из братьев. Троя… Ха! Чтобы присвоить трон себе, осталось лишить жизни ещё одно отродье. Напуганное, забившееся в угол. Локи придет за ним последним. Как только водрузит мёртвое тело на пику рядом с русалкой и ещё одним «повелителем». Убивая, асгардец не чувствовал превосходства или наслаждения, скорее неприкрытое отвращение. Несмотря на большой рост и крепкое телосложение, братья глупы и доверчивы. Нет никакой разрушающей силы, расщепляющей человеческие тела по одному щелчку пальцев. Это скверная ложь, дурно пахнущая. Точно такой же оказалась кровь, брызжущая каждый раз, когда острый кинжал вспарывает глотку. Пробраться в покои правителей достаточно-таки трудно. Пожалуй, этот месяц он потратил только, чтобы изучить строение и тайные ходы каждого дворца, в котором прячутся отпрыски заморской шлюхи. О да, мамочкой этих кретинов была огромная бабища, ростом выше своих чад на целую голову. Она совращала путников и отдавалась им целиком, забывая о настоящем времени. Столь уродлива была дева. Секс служил для неё единственным утешением. Правда, у трикстера остался один неразрешенный вопрос: как она могла соблазнять, оставаясь страшным чудищем? Может, в её родословной были русалки со своим особенным даром обольщения? Она запросто могла наслать туман на невинных мужчин и заполучить то, что хотела: ласку, слова о любви и такую желанную близость. Асгардца замутило. Во-первых, представленный образ в его голове мог запросто стать частью кошмарного сна, от которого любой проснется с капельками пота и быстрым стуком напуганного сердца. Во-вторых, труп стал излучать не самый приятный запах, а побледневшая кожа сделалась отчего-то влажной и слизкой. Отдернув руку, Лафейсон встал с софы и быстро управился с телом, затолкав его в мешок. Немного магии, и тряпочная сумка оторвалась от пола, поплыв по направлению к окну. То, что происходило дальше, не поддавалось никаким моральным представлениями. Трикстер со всей безразличностью вышвырнул труп в окно, а сам пробрался наружу через потайной ход. Волоча мешок с телом по буграм так, что были слышны звуки ударяющейся головы мертвяка, Локи напевал странную песню себе под нос. Отсалютовав напуганной парочке, он пересек мост и покинул центр, то бишь самое захламленное место. Путь до горы был долгим, и, чтобы не тратить драгоценные силы, асгардец опустил мешок и поволочил его по земле. Когда мужчина добрался до своеобразного, можно сказать, его личного кладбища, то тут же повалился на гладкий и плоский булыжник. Зрелище представилось не из приятных, стоило ему открыть мешок. Вонь и куча переломанных костей, торчащих в разные стороны. Ладно, не беда. Не извлекая труп, ас размахнулся и отрубил одним из своих лезвий бледно-лиловую голову. Насадив её на заранее приготовленный кол, Локи сморщился и поспешил спуститься к воде. Он чувствовал себя мерзко и чертовски грязно. Он радовался только когда загнанная в угол добыча слёзно молит о пощаде, валяясь в его ногах и чуть ли не целуя ступни. Но то, что происходило потом… Безжалостная смерть, насмехающийся взгляд. Всё это было игрой. Безумно неприятной и отвратительной. Но путь к трону… К его личному дворцу должен быть проложен его руками и ничьими больше. Мощь, что так любезно предоставила ему Кейли иссякла в первые три дня. За это время он успел настрогать новых кольев и стащить карту города, не больше. Зря он только пытал эту трусиху электрическим током. Теперь ему оставалось пробраться в последний дворец, в котором будет больше всего охраны, спертого воздуха и страха. Это его заводило и немного пугало. Ему предстоит объявить себя новым царем Флагрейта, собрав народ в одном месте. Обрадуются ли люди смене власти или нет… Какая разница? Стоя по пояс в воде и отмывая засохшую чужую кровь, бог Лжи понимал, что его миссия не будет закончена после убийства последнего из братьев. Ещё предстоит навести порядок, прочистить воды, снести половину зданий и эти убогие дворцы… Столько много сил уйдет на создание идеального мира. Его мира.***
На ночном небосводе Флагрейта не было ни одной звезды. Даже намека на небесные тела: всё затянуто тучами и смогом. Не интересно. Зато в Мидгарде, его западном полушарии, была чистая и ясная ночь. Но Кейли не было дела до глупых мечтаний, она не спала уже вторые сутки, отчаянно стреляя по мишеням и пробивая жесткий материал. Мокрые от пота волосы упали на её лицо, а дикий взгляд метнулся на опостылевшего картонного человечка. Недобрый блеск в глазах, чудовищный оскал, и через какие-то жалкие мгновения мишень покрылась сотнями маленьких ледяных осколков. Всё это время в её животе бесновал огонь. Дикая боль касалась каждого кусочка сломленного тела. Будто смертельный яд, резь медленно расползалась по мышцам, струилась по венам. Кейли терпела пытку и проклинала дитя в утробе. Ей не оставалось ничего другого, кроме как создавать новые лезвия изо льда и поражать искусственных человечков, с остервенением и невыносимой обидой прорывая их плотный материал.