Кровь и шоколад

      Дориан проснулся в кромешной темноте, испугался, подскочив на постели, а потом вспомнил. Вспомнил где он, и что ему больше некуда возвращаться. Парень свернулся калачиком на своем остывающем ложе, холод пробрался под откинутое одеяло и его затрясло. Он дрожал, но не спешил закутаться, на него накатило сознание собственной слабости, зависимости от своих чувств. Дориан тонул в кромешной тьме и беспросветном отчаянье, и тогда пришли слезы. Юноша горько оплакивал то, что потерял, ведь до встречи с Ним его жизнь была только сном, оставшимся где-то в глубоком прошлом. Пусть это глупо, но рядом с вампиром парень чувствовал в себе уверенность и силу, с Джоном он словно обретал часть себя.       Спустя время, уставший от рыданий, Дориан снова задремал. Проснулся он от того, что кто-то стоял по другую сторону решетки. Парнишка явственно почувствовал присутствие, открыл глаза и спросил в темноту дрожащим голосом:       — Кто здесь?       — Не бойся, Дориан. Это Ричард Пол, — проговорил вампир. Он поджег факел, но больше не двигался, словно не хотел вспугнуть парня. — Я от Кеннекса, он беспокоится о тебе. И просит вернуться в замок.       В интонации мужчины звучали заискивающие нотки, которые казались юному лорду издевательски-снисходительными. Дориана вдруг затопила такая волна ненависти и бешенства, что он сорвался с места, и, в мгновение ока, подлетел к Полу, схватив его за грудки.       — Да мне плевать, слышишь, плевать, что там хочет этот напыщенный индюк! Пускай катится со своим беспокойством в ад, — закричал юноша и попытался трясти вампира. — Так и передай ему! А сейчас катись!       Дориан выпустил одежду Ричарда и начал толкать его, но тот стоял, словно скала. А парень все больше бесновался и орал:       — Катись, кому говорят! Вали!       Убедившись в тщетности своих попыток, Дориан взвыл, отступая. На глаза ему попалась цепи на соседней решетке, чьи звенья блеснули в неровном свете факела. Парень дернул железяку на себя, оцарапывая руки в кровь. Это оказались кандалы, еще не ржавые с отворенными стальными браслетами. Юноша оценивающе посмотрел на громоздкую вещицу, а потом на вампира, что-то для себя решая. Наверняка ударить этим Пола стало бы плохой идеей, поэтому Дориан влетел в свою камеру, захлопнул решетку и замкнул ее при помощи кандалов под растерянным взглядом мужчины.       — Накося-выкуси, — торжествующе проорал парень и истерически захохотал. Пол поморщился, растирая виски руками, и отправился к Джонатану. Ему все это порядком начинало надоедать, и он решил, что друг сам должен разобраться со своим маленьким психом.       Юноша остался один, и все так же стоял, вцепившись в решетку своей камеры до побелевших костяшек пальцев. В его груди разрасталось что-то настолько темное, чего он в своей жизни еще не испытывал, в голове крутилось одно: «Он прислал Мика вместо себя. Его вместо себя». Из этого нервного состояния Дориана вырвал звук открывающейся двери. Тяжелая неровная поступь не смогла обмануть парня, он сразу узнал шаги Кеннекса. Из коридора показался дрожащий свет факела, а потом к решетке подошел лорд-вампир. Он выглядел болезненным и каким-то потухшим что ли, но при этом решительным. Передвигался Джон, тяжело подволакивая ногу, словно та была протезом.       — Здравствуй, Дориан, — привычно поздоровался вампир. Так, словно ничего не случилось, словно он не отказался от любовника, переподарив того, точно ненужную вещь. Жалость и любовь сплелись в такой жуткий коктейль чувств, но злости в юноше не поубавилось. И вместо того, что Дориан на самом деле хотел сказать, у него вырвалось:       — Я не хочу тебя видеть!       Кеннекс вздохнул устало, закрывая глаза ладонью. Он не смел поднять взгляд, не хотел видеть жалости, ненависти или безразличия в глазах любимого. Все, на что мужчина оказался согласен — это любовь, ни больше, ни меньше. Вампир готов был предложить юноше любой вариант развития его будущего, помочь в любом начинании. Даже если парень отказался от Микаэла, это еще не значило, что он испытывает чувства к своему, по сути, развратителю.       — Хорошо, не хочешь меня видеть — я не буду попадаться тебе на глаза, — спокойно согласился вампир, — но давай вернемся в замок. Мы все обсудим, мы найдем компромисс.       «Вот так вот», — подумал юноша, — «значит, все сейчас будет так? Начнем общаться, будто ничего не было?». И тут его переклинило, давящая чернота в груди взорвалась, сметая к чертям тормоза.       — Ты — хуев кровосос! — заорал бывший лорд, брызгая слюной. — Ты не слышал меня?! Убирайся! Я! Не хочу! Тебя! Видеть! Больше никогда! Никогда! Ненавижу тебя, ненавижу!       Когда юноша пришел в себя после срыва, то оказалось, что он сидит на полу камеры и все повторяет, как заведенный: «Ненавижу, ненавижу…» Видимо, на какое-то время его мозг просто отключился. Коридор был пуст. Пошатываясь, Дориан добрел до тюфяка и рухнул на него, утыкаясь лицом в дурно пахнущие простыни. Он тоненько, по-детски заплакал, жалобно подвывая на одной ноте, так парень плакал лишь в той жизни, что была лишь сном.       Сколько прошло времени с того момента Дориан не знал. Он спал и думал, ел и думал, справлял нужду и думал. Заняться в камере все равно было нечем, и юноша переосмысливал всю свою недолгую жизнь. Ему надоело быть размазней и бесхарактерной игрушкой, которой вертят, как хотят. Он сначала решил стать смелым и дерзким, и встретиться лицом к лицу с вампиром и сказать ему все, а затем послать и уйти, куда глаза глядят. Но это парень сделает, когда соберется с силами и выйдет отсюда.       Потом эти мысли сменились другими. О том, как же юноша полюбил долбанного вампира.       «Мой господин, я люблю тебя, — слал немой зов Дориан. — Так, где же ты? Почему не приходишь? Разве не чувствуешь, как мне плохо без тебя»?       Но Кеннекс не приходил, и все дни смешались в одну долгую ночь без него. Юноше ежедневно приносили еду, оставляя возле решетки. Он сметал все с подноса, буквально заедая свои печали. Но вот на остальное не было ни сил, ни желания, и стопка чистых простыней так и оставалась лежать нетронутой. Дориан понимал, что стал уже порядком подванивать, его одежда залоснилась, волосы отросли, но ему было все равно. Постепенно и к еде интерес бывшего лорда пропал, медленно и верно он начал погибать без Джона.       Ему грезилось, что он сидит у ног Кеннекса. Вампир был весел и смеялся, гладил Дориана по голове своей сильной прохладной рукой. От удовольствия парень прикрывал глаза и терся щекой о его колено, словно котенок. Ощущение бесконечного счастья разливалось в нем. Но кто-то вдруг потянул его прочь, пытаясь вырвать из этой эйфории. Юношу схватили и затрясли безжалостные грубые руки, затем его просто кинули прямо в воду. Это он осознал, когда все-таки проснулся. Обида нахлынула на него от того, что увиденное было лишь сном и Дориан захныкал. Кругом царила кромешная тьма, а чьи-то руки безжалостно его терли мочалом. Одежды на нем не было, значит, он не почувствовал, как к нему прикасаются и переворачивают. Почему-то мыслей сопротивляться не возникло, и парень лишь безучастно бултыхался в воде.       — Ты что, решил мне весь воздух в замке отравить своим худым немытым тельцем? — раздался недовольный голос лорда-вампира прямо над ухом Дориана.       — Мой господин, — только и смог просипеть юноша, вдруг начиная безудержно рыдать.       Кеннекс во тьме все видел черно-белым, но весьма четко и ясно. Лицо Дориана скривилось, слезы потоками полились из глаз. Вампир не стал успокаивать его, продолжая мыть. А тот захлебывался плачем, в перерывах произнося: «Мой господин» или «Джон», и снова голосил. Джонатан ругал себя, на чем свет стоит, что сорвался и снова сбежал на полторы недели, за которые этот мальчишка довел себя до такого состояния. Дориан рыдал пока вампир мыл его, рыдал, пока тот пытался почистить ему зубы, пока расчесывал и нес к тюфяку. Утешения не помогали, Кеннекс не выдержал и рявкнул, кидая мальца на ложе (на свежие, между прочим, простыни): «Захлопни пасть!»       Это, как ни странно, помогло, и юноша успокоился. Джон натянул на безвольное тельце ночнушку и встал, чтобы взять еды и попытаться втолкнуть в пацана немного. Но тот вдруг подскочил, обхватывая мужчину всеми конечностями, и зашептал:       — Не уходи, не оставляй меня больше. Мне никто не нужен, кроме тебя.       Руки у Кеннекса задрожали, он прижал теплое тело парня крепче к себе. Вдыхая родной запах волос и кожи любимого, он дурел от простых, но таких долгожданных слов.       — Ты больше не отдавай меня никому, — начиная икать, продолжал Дориан, — мне Микаэл не нравится. Совсем. Я тебя люблю. Уже давно. Даже с детства, наверное.       Джон замер на мгновение, борясь с удушьем, от подступившего к горлу комка.       — Ты не боишься меня? — потеряно спросил он.       — Нет, — ответил парень удивленно, — с чего ты взял?       — Когда я рядом, от тебя исходят волны страха, сердце стучит и кровоток убыстряется, — поведал мужчина. — Я был уверен, что ты не хочешь быть со мной.       — Ты — дурак, Джон Кеннекс, — возмущенно пропыхтел юноша, щекотно дыша вампиру в шею.       Кеннекс чуть отстранил Дориана от себя, мягко чмокнул в губы.       — Ты сам тот еще дурачок, не мог раньше сказать о своих чувствах? — выдал Джон. — Ты мой! Моя пара, и я тебя никому не отдам! Я чуть с ума не сошел от мыслей как тебя привязать к себе, накрепко, навсегда. А ты с Микаэлом переспать хотел!       — Это я сдуру, когда тебя с Сандрой увидел, — ляпнул парень и тут же закрыл рот ладошкой. Вампир не должен был знать, что за ним следили.       — Это сдуру называется? — помолчав, бросил Кеннекс. — Не делай так никогда. Я ревновал тебя к Микаэлу, к Валери и даже к твоей пряже.       — К Валери? — ужаснулся юноша. — Совсем сдурел?       — То есть слова о пряже тебя не напрягли? — хмыкнул вампир. — Да, я не был уверен, поэтому ревновал.       — Ты понимаешь, что ты долбоеб? — полушутя спросил Дориан.       — Что? Кто? — начал Кеннекс возмущенно. Но осекся и продолжил, — в некоторой мере.       — Хорошо, — удовлетворился парень. — Так ты любишь меня?       — А ты до сих пор не понял? — буркнул Джон.       — А ты скажи, — настаивал юноша, — скажи, скажи!       — И когда ты стал таким дерзким? — посетовал мужчина и прошептал. — Люблю.