Пьяная вишня

Автор главы: SickRogue       Никогда прежде Донателло не мог представить себя в амплуа неистового любовника. Пламенные страсти и взрывные эмоции всегда были уделом Рафаэля: вот уж кто даже не пытался обуздать свою звериную натуру, в отличие от вечно собранного и молчаливого брата. Дон, в противоположность саеносцу, олицетворял собой такие черты, как спокойствие, ум и хладнокровие; он астрономически редко выходил из себя, а уж о том, чтобы дать волю каким-то низшим инстинктам, в его случае даже речи идти не могло. И оттого творящееся с ним безумие казалось еще более странным и, в какой-то степени, нереальным. Но в данный момент это его ни капли не беспокоило: запретная черта осталась где-то далеко позади, все тревоги и сомнения развеялись, подобно зыбкому туману, а страх... страха больше не было, как не было и стыда — они оба поступали так, как требовали их настрадавшиеся, измученные сердца. А сердца требовали любви, и только любви. Разве они не заслуживали быть вместе? Разве было что-то неправильное в том, что они крепко держались за руки и не желали отпускать друг друга, ни на минуту, ни на одно мгновение? Неужели в этом могло быть что-то плохое? Донателло закусил губу, чувствуя жаркий поцелуй Моны на своей шее — жест до того милый и непристойный, что из груди мутанта против воли вырвался очередной протяжный, хриплый стон. Не замедляя движений, юноша неожиданно порывисто отстранился от лежавшей под ним девушки, однако его объятия не разжались. Напротив, саламандра по-прежнему оставалась в руках своего партнера, а потому была вынуждена подняться с кровати вместе с ним. Приняв сидячее положение и упираясь коленями в скрипучий матрас, Донни бережно придерживал девушку за талию, помогая ей выпрямиться — теперь они вновь оказались лицом друг к другу, и Моне при этом была дана куда большая свобода действий, чем это было изначально. Сжимающая узкую кисть ящерицы рука потянула ее выше, перекладывая дрожащую от внутреннего напряжения, чуть влажную ладошку на обжигающе-горячую шею изобретателя. Исчерна-карие, лишенные бликов и оттого еще более бездонные глаза смотрели одновременно ласково и ободряюще: теперь Мона могла сама выбрать темп их совместных толчков и при этом не бояться рухнуть обратно на смятое покрывало, ведь Дон надежно страховал ее от любых падений. Приблизив свое лицо к лицу саламандры, парень улыбнулся ей — совсем просто и тепло. Все же, несмотря на бесчисленное множество пережитых им страданий, Донателло был благодарен судьбе за то, что она свела их вместе... Жаркая ладонь скользнула по волосам девушки, играя со спутанными локонами, перебирая их и еще больше взлохмачивая, а затем замерла на пышущем жаром лице мутантки, проводя самыми кончиками пальцев по ее притягательно-пухлым губам. Очередной поцелуй стал сладостным дополнением к и без того стремительно растущему экстазу... Тело юноши вновь пришло в движение, но на сей раз инициатива в равной степени принадлежала им двоим. Руки Дона мерно оглаживали изгибающуюся спинку, время от времени плавно опускаясь чуть ниже и обхватывая стройные бедра саламандры. Зарождающийся в самом низу живота пожар уже невозможно было сдерживать... да и стоило ли?       Инстинкты подсказывали, ох нет, кричали в голос — не стоило.       И черепашка более не сдерживался. По его пластрону уже начинали пробегать волны неконтролируемой дрожи — поначалу едва ощутимые, но все более и более сильные. Мышцы сжимались, как в судороге, и он чувствовал, что Мона уже тоже напряжена до предела. Низко склонив голову и прижимаясь лбом к верхней части пылающей, тяжело вздымающейся груди девушки, Донни не мог больше думать ни о причинах и следствиях, ни вообще о чем-либо еще, кроме лихорадочно стискивающей его в объятиях саламандры. В какой-то момент, Донателло с тихим свистом выдохнул сквозь до предела сжатые зубы и, до отчаянности прижав Мону к себе, совершил несколько совсем уж безумных рывков, которые окончательно смешали все мысли в его налитой тяжестью голове. Сохранять вертикальное положение отныне казалось непосильной задачей, и Дон, недолго думая (а точнее, вообще не думая), тяжело повалился на кровать, впрочем, умудрившись не только не придавить собой Мону, но и каким-то волшебным образом перекатиться так, что теперь они оба лежали на боку, по-прежнему тесно прижимаясь друг к другу и шумно, просто оглушительно переводя дух. На несколько долгих минут в помещении воцарилась полная тишина, прерываемая лишь сбитым, участившимся дыханием двух ошалевших, до смерти усталых подростков... Чуть приоткрыв глаза, Донателло бездумно уставился куда-то в темный потолок: по всему его телу медленно расползалась приятная истома, а в мозгу по-прежнему творился сущий кавардак... и, как это ни странно, ему совсем не хотелось приводить свои мысли в порядок. К чему это, в самом деле? Так уж ли ему требовалось обдумывать создавшуюся ситуацию и решать, что делать дальше? Что случилось — то случилось, и он ни капли об этом не жалел. "Я подумаю над этим завтра," — едва заметно усмехнувшись, Донни молча скосил взгляд на неподвижно лежащую рядышком саламандру. Та, вроде бы, уже немного пришла в себя, и теперь с до крайности задумчивым лицом скользила ладонью по его шероховатому пластрону. Пронаблюдав за ней еще минуту-другую, Донателло неожиданно аккуратно взял Мону за руку и приблизил ту к своему лицу, тепло коснувшись губами расслабленных пальчиков. — Мы подумаем над этим завтра, — повторил он уже вслух, наградив девушку успокаивающей улыбкой. Его вторая рука мягко обхватила приятно-округлые плечи ящерицы, чуть крепче прижав ее к груди изобретателя. Чуть приподнявшись, Дон зацепил край прибитого к изножью кровати одеяла и натянул его поверх их обессилевших, вздрагивающих от прохладного воздуха тел, а затем с тихим вздохом уложил голову обратно на смятую подушку, не забыв, впрочем, на секунду прижаться обветренными губами к горячему лбу Моны. — Спи, — голос мутанта звучал слегка сипло, но все также ласково и умиротворенно. Он в самом деле ни о чем не жалел.

***

— Майки! Подожди...       Уже почти вышедший было из кухни шутник был вынужден замереть на пороге, сонно хлопая глазками и недоуменно взирая на брата. Донателло торопливо обошел уставленный грязной посудой стол, минуя опустевшие места Лео и Рафаэля — те уже покинули помещение и ушли в доджо вслед за Сплинтером, по своему обыкновению, громко, но безобидно переругиваясь на ходу. Завтрак прошел как обычно, и теперь настало время их привычных тренировок... но, по какой-то причине, умник предпочел немного задержаться и теперь слегка нервозно переминался с ноги на ногу, стоя перед заспанно таращащимся на него Микеланджело. Он намеренно перехватил младшего брата, желая сказать ему кое-что... ну ладно, сказать предстояло очень многое, только вот Донни понятия не имел, с чего ему лучше начать. Помешкав с пару мгновений, юноша, наконец, выдавил из себя смущенную улыбку и с неловким видом накрыл рукой собственный затылок. — Я... хотел извиниться перед тобой за то, что произошло накануне вечером, — произнес он, надеясь, что выступившая на его щеках краска была не слишком заметна. Майки ни за что не забудет ему этот смущенный румянец... А Донателло вовсе не улыбалось до самой старости терпеть его насмешки и подколы. — Мы... с Моной, ну, слегка перебрали, — довольно неуклюже продолжил Донателло, старательно избегая смотреть прямиком в голубые глаза Майка — в которых, как он мог поклясться, уже вовсю плясали веселые чертята, — и в какой-то степени забылись... в общем, прости, — мда, Донни, глупее ситуации не придумаешь. И ведь он знал, знал же, что ему предстоит так или иначе держать ответ за то, что он вчера учудил — да еще перед кем! Сложнее было бы извиниться только перед Рафаэлем. Или мастером Сплинтером. Или перед обоими сразу... "А ведь нас наверняка слышало все убежище," — вот уже в который раз с досадой подумал Дон, стараясь даже не представлять реакцию сэнсэя, решившего на сон грядущий немного помедитировать в доджо и услышавшего подозрительные стоны у себя над головой. К счастью, ни старик, ни старших братья не подали вида, что этой ночью их тревожили какие-то посторонние звуки за стенкой, но... кто мог знать наверняка? И если уж сам Донни отчаянно краснел при одной мысли об этом, то что можно было сказать про Мону! К счастью, саламандра еще крепко спала, когда ее возлюбленный бесшумно вынырнул из-под одеяла рано утром, опережая электронную трель будильника, а потому могла не тревожиться насчет того, слышал ли их кто-нибудь... до поры, до времени. — Неудобно получилось, — пробормотал гений еще тише прежнего, все-таки поднимая глаза на Микеланджело. Тот широко ухмылялся, но, как ни странно, в его улыбке не было ни насмешки, ни издевки. Это в какой-то степени приободрило Дона... хотя он все равно отныне и навсегда мысленно зарекся принимать алкоголь из доброжелательных рук братишки. Неуверенно улыбнувшись в ответ, мутант молча перевел взгляд за спину Майки и смущенно замер, завидев в дверях до боли знакомый хвостатый силуэт. Мона Лиза неподвижно замерла на пороге комнаты, скрестив руки на груди и прислонившись плечиком к дверному косяку, и ее медово-карие глаза сияли не меньше, чем ярко-голубые глаза Микеланджело. Донателло несколько мгновений молча смотрел на свою подругу, а затем снова расплылся в улыбке и перевел взгляд обратно на весельчака. — А еще... я хотел сказать тебе спасибо, — негромко добавил изобретатель, положив ладонь на мускулистое, усыпанное крупными пятнами-веснушками плечо брата. Взгляды черепашек пересеклись, и в этот самый момент необходимость в дальнейших словах извинений и благодарности отпала как-то сама собой. И пускай Майки так и не понял до конца, за что именно ему говорили "спасибо", Дону было достаточно уже того, что он просто высказался... — Только пускай это останется между нами, ладно? — шепотом добавил юноша, на мгновение приложив палец к губам, и, похлопав Майки по все тому же плечу, как ни в чем не бывало обошел его стороной, приблизившись к Моне. Теперь Донателло смотрел прямиком в глаза девушки, и его теплая ладонь мягко и незаметно обхватила ее собственную, едва ощутимо, но ласково сжав. — Доброе утро. Не хочешь немного прогуляться? — на удивление спокойно предложил Дон, не сводя взгляда с большеглазой мордашки любимой. — Я думаю, Майки нас прикроет, — добавил он уже на самое ушко саламандры, старательно пряча улыбку в уголках губ, после чего, не дожидаясь ответа девушки, потянул ее куда-то следом за собой. В самом деле, тренировка могла немного подождать... пускай даже мастеру наверняка бы не понравилось то, что его сын отлынивает от занятий. Им с Моной предстояло о многом поговорить и многое обсудить, но до той поры Донни просто хотелось побыть с ней рядом. Впереди был долгий и насыщенный день... и, в кои-то веки, этот день принадлежал лишь только им двоим.       Впрочем, как и вся дальнейшая жизнь.