Неразрушимый мир

Автор главы — RoseAnn       Лишенный своей черной банданы подросток, еще больше, просто до поразительного сходства стал похож на своего отца, пока не успевшего получить свою привычную фиолетовую маску. Похож, конечно… Если бы не его не в меру длинный хвост, выдающий тревогу мальчишки своим дерганным движением из стороны в сторону. Вопросительно взглянув на Донателло снизу вверх, когда шестоносец вернулся к брату в палату, Данте даже не одернул плеча, когда на него опустилась широкая, шершавая ладонь мутанта. Он лишь вздрогнул… Где-то подсознательно все еще боялся, думал об отце, как о эфемерном призраке, пугающим его по ночам… Но их недолгая беседа не прошла мимо ушей черепашонка, да и эта беда, что произошла с дядей, заставила малого взглянуть на ситуацию несколько иначе… Но сейчас мысли Данте конечно же были больше заняты Микеланджело, чем родным отцом. По правде говоря, близнецы еще ни разу не видели, чтобы весельчак был настолько плох. Конечно, всякое случалось, и опасно шаткое здоровье черепашки было одной из главных внутрисемейных проблем, и не впервые вытирать алые озера по всем комнатам - вот и сейчас, неосознанно, на автомате парнишка тут же устремился в кладовую, бездумно гремя ведрами и швабрами, прислушиваясь к голосам из лазарета… Вернее к голосу – у дяди был умирающий тон больного, и отчетливо Дани мог различить грозные замечания отца, и отчасти, это ворчливое «нельзя, плохо, безалаберный», как же это до смешного похоже на маму, немного успокоила мальчика. Это значило, что все не так плохо. Что пока что больше дяде ничто не угрожало…- «Какой же я…» - прекратив елозить влажной тряпкой по полу, Данте порывисто, хмуро вжался лбом в шершавую, деревянную рукоять швабры, до боли стиснув ее в кулаке и сипло выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы, - «…дурак. Дурак, нельзя мне было молчать.» - В этом доме было три правила. Первое – никогда не выходи за порог, когда солнце на полпути к горизонту. Второе – выходи за пределы убежища только при вынужденной необходимости, никаких прогулок по крышам заброшенных зданий даже самым ясным днем. И последнее – никогда не умалчивай, если видишь, чувствуешь… знаешь, что что-то не так. Никогда не молчи. Это время не дает выжившим такой роскоши, чтобы что-то утаивать от членов семьи. А он взял и подвел Майка. Просто вот взял и подвел. Иногда не стоит никого слушать, нужно делать то, что считаешь нужным. Не ради себя и своего чрезмерно раздутого эго, ты самый умный, ты все знаешь – ради них! Тех, кто тебе дорог!       Кошмары стали неотъемлемой частью жизни мальчишки, но кроме привычного ужаса в снах, что внушал чужой ему пропавший Донателло, был еще один кошмар, содержание которого не нужно угадывать – постоянный страх за родных порождал в сознании холодящие кровь картинки. И он не должен допустить, чтобы его сны вырвались на свободу и задушили отчаянием. Он похоронит их… глубоко в своей памяти. Этого никогда не случится. Он не позволит… - Дани? – черепашка сразу испуганно распахивает глаза, уставившись мимо прижатого к переносице древка швабры на усталое, склонившееся к нему лицо матери.       Мона умудрилась бесшумно опуститься на колени перед замершим посреди комнаты сыном и обхватить его же орудие для уборки, используя то в качестве опоры. Прислонившись к швабре щекой, мутантка со сдержанной тревогой разглядывала сморщившуюся мордашку. Они всего лишь дети. А должны выдерживать нападки сумасшедшего мира наравне со взрослыми, опытными бойцами, повидавшими не мало на своем веку. Эти темные, большие глаза наполнены таким опытом, каким не каждый взрослый может похвастаться. Ладонь ящерицы накрывает затылок мальчика, а затем мать привлекает не сопротивляющегося сынишку к своей груди, крепче сжимая его в своих любящих, чутких материнских объятиях. Выронив пресловутую швабру, Данте мигом спрятал лицо в жестких, разлохмаченных кудрях, на которых часто оседал тальк, когда мать выходила из лаборатории… и его запах, приятный, слабый, облачком окутывал ее локоны. А сейчас от них пахло кровью. Кровью дяди… - Все хорошо родной. – Губы саламандры осторожно касаются виска мальчишки. Жаль они уже не такие маленькие, чтобы взять их на руки, усесться на диван, усадив их на колени, и так сидеть, потихоньку убаюкивая, успокаивая, напевая старые мотивы и утирая слезы с пухлых щечек. Ей не хватало этого. Да Данте и не плакал никогда уже со своего шестилетия… Разве только… во сне. – Не бойся… Ничего не бойся Дани. – Они все преодолеют. Мона была в этом уверена. Теперь с ними был тот, чей помощи она всегда так ждала, и даже один его голос придавал сил… А Данте? А Данте только и оставалось покрепче обхватить худые материнские плечи, и пару раз кивнуть в ответ на тихие утешения мутантки, чтобы та убедилась, что ее сын не совсем уж остолбенел и отключился от этого мира. Его не воодушевляло лиловое знамя, он знал только, что… виноват. Но язык не поворачивается сказать это. Он смотрит за плечо Моны Лизы, мимо кучерявой сеточки кудрей, и утыкается взглядом на тихо стоящего с перепачканными тряпками в обе руки брата, широко распахнутые глаза которого молчаливо отвечают ему – прекрати себя винить. Мы все наладим, и наладим все общими усилиями братишка, только не бери всю вину на себя. Дани видел, как в всегда не замороченных лишними проблемами, весьма беззаботных глазах младшего плескался ужас не меньший, чем тот, что сейчас яростно жрал Данте изнутри. Заметил он так же и то, как дрожат пальцы Сандро, под скомканным куском ткани. - Мам… мы не должны больше этого допустить. – Короткая пауза, при которой мальчик ненавязчиво ослабляет крепко обнимающие его руки. Намереваясь дальше продолжить уборку. Он очень серьезен… и даже суров. - С дядей все будет хорошо. – Нет, он не спрашивал, не ждал, что ему это подтвердят. Он просто был в этом уверен!