Автор главы: SickRogue
И вот уже во второй раз Дон испытал странную, непередаваемую гордость, но теперь уже от осознания, что и его старший сын, Дани, тоже оказался наделен изобретательским талантом. Значит, ребята работали вместе... и во всем друг другу помогали. Сказать, что Донателло был доволен ими — значит, ничего не сказать. Послушно смолкнув, мутант пронаблюдал за тем, как Сандро торопливо ныряет под стол: мальчик хотел, чтобы отец все ему записал и, по возможности, начертил. Не сдержав улыбки, Дон взял у него бумагу и карандаш. Коли уж на то пошло, он сам с удовольствием присоединился бы к сыновьям и помог им довести механизм до совершенства.
— Нет... мне совсем не трудно, — тихо откликнулся он, скользнув по лицу Сани теплым взглядом, после чего вновь склонился над столешницей и, по-удобнее опершись на нее локтями, принялся быстро водить острием грифеля по тонкому, разделенному на ровные квадраты полотну. Не прошло и минуты, как бумагу покрыли многочисленные и немного грубоватые чертежи — пока что это были лишь наброски с короткими приписками к той или иной детали. Сани все это время стоял рядышком, чуть ли не прижимаясь к плечу отца и с любопытством наблюдая за каждым движением его руки. Донни нет-нет да посматривал на круглое, светящееся восторгом лицо: Сани аж дыхание затаил, не решаясь вымолвить ни слова, как будто бы опасаясь, что он собьет Донателло с правильной мысли. Последний же то и дело прерывался, указывая карандашом на отдельные схемы — все-таки, некоторые вещи было проще и быстрее объяснить на словах. Во время одного из многочисленных пояснений, дверь в мастерскую с шумом распахнулась, и Дон, оборвав себя на полуслове, резко обернулся к забежавшему внутрь Данте, как будто невзначай прикрыв собой недоделанный протез. То же самое машинально сделал Сани, и оба мутанта с облегчением вздохнули, продемонстрировав прямо-таки феноменальное семейное сходство.
— ... а он что тут делает? — подчеркнуто холодно осведомился Дани, и его отец, сам того не желая, нахмурился в ответ. Ему не нравилось, что мальчик говорит о нем в третьем лице, да еще и в таком нарочито пренебрежительном тоне. Не обратив ни малейшего внимания на реакцию Донателло (а может, попросту проигнорировав оную), Дани с упреком повернулся к брату: — Только не говори, что я зазря полчаса, как дурак, отвлекал маму. Доброе утро, — наконец, соизволил он поприветствовать отца, но тон его при этом не стал теплее или дружелюбнее.
— Доброе утро, — эхом откликнулся Дон и смолк, внимательно наблюдая за лицом старшего сына. Тот все еще выглядел недовольным, а Сани — напротив, страшно смущенным и капельку растерянным. Ворча, его брат обошел стол, и в этот момент его взгляд упал на исписанный листок под рукой Донателло. Последний немедленно убрал ладонь, позволяя Данте ознакомиться с записям — что тот и сделал, все еще сохраняя донельзя хмурое выражение лица. Почему-то Дона немного повеселила его смурная мордашка: в таком настроении Дани казался ему уменьшенной копией Моны, со всеми ее сердитыми гримасками и ужимками. Лицо гения разгладилось, и он уже гораздо спокойнее оперся руками о край рабочего стола, прислонившись к тому панцирем и продолжая молчаливо следить за черепашатами.
— Да, конечно, — негромко откликнулся Дон, услыхав сдержанную просьбу Данте, и умиротворяюще улыбнулся в ответ — к сожалению, на мальчика это не произвело ни малейшего впечатления, и взгляд его остался до крайности враждебным. Донателло стоило усилий сдержать тяжкий вздох — ну точно, Мона как она есть, версия номер два и не факт, что отформатированная... Прежде, чем отец и его сыновья успели возобновить разговор, за плотно закрытой дверью вновь послышались чьи-то шаги. Близнецы немедленно заметались по мастерской, торопясь накрыть протез чем-нибудь и убрать его под стол, подальше от посторонних глаз, но их спешки явно было недостаточно.
— Ну вот… Сани, шевелись! да осторожнее ты! — чуть ли не в панике шипел Дани, а его брат горестно проныл в ответ, трепетно прижимая металлическую руку к груди:
— Сгорел наш "сюрприз"… — вид у него при этом было до того несчастный, что у Дона невольно защемило сердце. Нет, нельзя допустить, чтобы их тайна оказалась раскрыта раньше срока... К тому же, если Майки хотя бы отчасти прознает о готовящемся для него сюрпризе, то прятать протез дальше станет попросту нереально. Чуть прищурившись, Донателло неожиданно оторвался от столешницы и направился к двери, обходя растерянно сбившихся в кучку сыновей.
— Это мы еще посмотрим! — уверенно сказал он, с какой-то хитрой улыбкой ныряя в глубокую тень сбоку от дверного проема. Несмотря на годы пропущенных тренировок, Дон чувствовал себя так, будто с поры его последнего занятия с мастером Сплинтером прошло от силы два-три дня. Это было довольно странно... и удивительно, но гений откровенно радовался тому факту, что его тело каким-то чудесным образом сохранило память обо всех боевых трюках и приемах, не раз спасавших ему жизнь в драках с ниндзя Клана Фут... Интересно, что с ними сталось за эти десять лет?
"Так уж ли это важно," — беззаботно подумал Донни, бесшумно выпрыгивая из своего укрытия и одним быстрым движением подхватывая на руки вошедшую в помещение Мону Лизу. Его возлюбленная издала короткую испуганную трель, явно не ожидая подобного "нападения", и задергалась, стремясь высвободиться из железной хватки мутанта. Пользуясь возникшей суматохой, Дани и Сани быстро запихали протез куда-то в потайное местечко, известное только им двоим — Дон не стал присматриваться, предпочтя сосредоточить все свое внимание на саламандре. Та уже сообразила, что к чему, и теперь звонко хохотала, шутливо отмахиваясь от супруга длинным хвостом. Ее непослушные кудри растрепались, выбившись из-под тугой резинки, и Дон украдкой вобрал грудью их запах. На лице мутанта светилась широкая, коварная ухмылка.
— Ты что делаешь?! Опусти меня на землю! И вообще тебе лежать надо… ай… Дон, хватит! — она снова взвизгнула, когда Донателло неожиданно закружился вокруг собственной оси, отчего полы докторского халата Моны ураганом взметнулись в воздух, подхваченные резким порывом. Донателло тихо рассмеялся, откровенно наслаждаясь происходящим, и с явной неохотой опустил женщину обратно на пол, едва заметно при этом пошатнувшись: пожалуй, он все еще был слишком слаб для подобного рода забав. После подобного "аттракциона" кружилась голова, и Дон словно бы невзначай приложил ладонь к дверному косяку, все еще обнимая Мону свободной рукой и слегка прижимая ту к своему пластрону.
— Что на тебя нашло? — выдохнула саламандра, с изумленным, но довольным видом заправляя волосы обратно в прическу.
— Просто неудачно обнял, подумаешь, с кем не бывает! — весело откликнулся Сани, опережая ответ Дона, и последний украдкой подмигнул сыновьям поверх встрепанной головы Моны. Его улыбка, впрочем, очень быстро скисла и сменилась откровенно недоумевающим выражением: Данте, в отличие от брата, казался донельзя мрачным и даже каким-то... рассерженным, что ли? Донателло проводил его слегка обиженным взглядом, совершенно не понимая, что именно он сделал не так. Быть может, Дани ревновал Мону? Скорее всего, так оно и было, учитывая, что Донни по-прежнему был для него совершенно чужим, посторонним дядькой, свалившимся невесть откуда подобно снегу в середине знойного июля. Где-то под ухом раздался тихий, усталый вздох, и Дон перевел вопросительный взгляд на замершую рядом Мону.
— Интересно. Когда-нибудь я пойму, что он хочет? — пробормотала она донельзя удрученно. Сандро казался не менее раздосадованным, чем его родители.
— Мам, не расстраивайся так… он сейчас слегка не в себе. Пройдет…
— У тебя все "пройдет", сокровище мое, — фыркнула Мона, впрочем, чуть взбодрившись и отняв руку от лица. Обернувшись к Дону, она запрокинула голову и с ироничной усмешкой вгляделась в лицо любимого. — Все такая-же каланча, — Донателло лишь сдержанно улыбнулся в ответ. Прохладная, нежная ладонь легла на его лоб, смерив температуру. Во взгляде ящерицы промелькнуло удовлетворение. — Ну вот… уже гораздо лучше. В гостиной, на столике я тебе приготовила лекарство, обязательно выпей. По дому не слоняйся, ляг в кровать, — строго наказала она изобретателю, подправив свою реплику грозным покачиванием когтистого пальчика. — Тебе нужен еще денек хотя бы. Я проверю! Если ты еще не все забыл, то знаешь, лучше меня не провоцировать, — Дон нарочито тяжело вздохнул, закатив глаза, и мягко обхватил кисть саламандры, наградив ту осторожным поцелуем — прямиком в подушечку указательного пальца.
— Уж я-то знаю, — откликнулся он шепотом, после чего сделал шаг назад, выпустив Мону из объятий и позволив той спокойно выйти за дверь. Взгляд мутанта вернулся к тихонько приблизившемуся Сандро: мальчик смущенно и одновременно благодарно улыбался, и Дон в который уже раз поразился разнице в столь непохожих характерах близнецов.
— Я прилягу, но чуть попозже, когда мы все сядет за стол и позавтракаем, — откликнулся Дон, глядя на сына с высоты своего роста и чувствуя себя при этом достаточно неловко. Все же, ему было гораздо проще смотреть на Сани, когда они оба низко склонялись над столешницей, обсуждая угол наклона между осями и прочие детали чертежа. Тем не менее, общаться с ним было гораздо проще, чем с букой Данте. — Я уже достаточно хорошо себя чувствую, так что тебе не о чем волноваться. Твоя мама хорошо знает свое дело... — он добавил это, чувствуя необходимость как-то поддержать беседу: Сани стоял с низко опущенной головой и как-то беспокойно сжимал книгу в ладонях. Создавалось впечатление, будто его терзает что-то, и Дон поневоле занервничал, уже заранее предчувствуя, о чем именно он хочет его спросить.
— Папа… а где ты был?... — вот оно. Донателло на мгновение задержал дыхание, чувствуя, как стремительно мрачнеет его лицо и тяжелеет взгляд. Да, разумеется, он ждал этого вопроса... но это вовсе не означало, что он был к нему готов.
Вот как, спрашивается, объяснишь родному сыну, что все эти десять лет ты бултыхался в наполненном химической гадостью аквариуме в подвале дома на соседней улице?
Дон отвел взгляд, размышляя над ответом, а затем негромко вздохнул и вновь повернул лицо к черепашонку, с какой-то извиняющейся улыбкой накрыв его зеленую макушку своей теплой, шероховатой ладонью.
— Ближе, чем ты можешь себе представить, — шепнул он как-то устало. Разумеется, он прекрасно понимал, что подобный ответ не удовлетворит детского любопытства. Поразмыслив еще немного, мутант осторожно опустился на одно колено перед мальчиком, так, что их лица оказались примерно на одном уровне. Сани смотрел необычайно серьезно и в то же время как-то робко, словно боялся, что отец рассердится или огорчится. В какой-то степени, Дон и вправду чувствовал себя расстроенным, но причина крылась совсем в другом. Изобретатель осторожно накрыл ладонями худенькие плечи Сандро, внимательно и в тоже время как-то печально заглядывая в его широко распахнутые глаза.
— Мне сложно объяснить тебе причину, по которой меня не было с вами так долго, — медленно произнес он, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово. — Я многого не помню... По сути, все эти десять лет я провел в подобии глубокого анабиоза, — он запнулся, не зная, знакомы ли его сыну подобные слова. Но, в конце концов, раз Сани умудрился на пару с братом разработать и частично собрать сложный нейроуправляемый механический протез... — И пришел в себя около двух суток назад, в заброшенной лаборатории, примерно за несколько часов до встречи с твоим дядей Майки, — продолжил он, едва ощутимо сжав пальцы. Первая же попытка вспомнить детали его кошмарного пробуждения вызвала нездоровую пульсацию в висках и смутную боль где-то под сводами черепной коробки. — Возможно, мне удастся понять, что именно со мной произошло, когда я немного подлечусь и вернусь в то здание... А пока что мне больно даже просто об этом думать, — на этих словах Дон отнял одну руку от плеча Сандро и поднес ее к собственному лбу, намекая таким образом на терзающую его мигрень. — Послушай... я понимаю, что вам с братом непросто смириться с моим возвращением... возможно, вы думаете, что я совсем вас не люблю, — черт, как же нелегко ему было сказать это правильно — без лишней сентиментальности, но в то же время искренне и с чувством, не скатившись при этом в дешевую мыльную оперу... — На самом деле, мне очень непросто свыкнуться с мыслью, что у меня есть уже подросшие сыновья, ведь я исчез еще до того, как ваша мама успела сказать мне о беременности. Я помню себя еще совсем молодым мутантом, не обремененным родительскими обязанностями, но сейчас я готов принять эту ответственность и заботиться обо всех вас. Просто... мне нужно немного времени, хорошо? — и Донателло чуть склонил голову, как-то робко, почти просяще глядя на притихшего черепашонка. Тот молчал несколько мгновений, а затем неожиданно поднял руки и обхватил ими шею горе-отца, порывисто прильнув щекой к его пластрону. Этот жест в какой-то степени лишил гения дара речи, но ненадолго: чуть придя в себя от изумления, Дон осторожно обнял Сани в ответ, прижав к своей груди. Что ж... не так уж и страшно это было. Даже наоборот — тепло и уютно, как если бы он сам оказался в объятиях своего родного отца. Забавное ощущение... Дон моргнул, раз, другой: зрение как-то странно затуманилось, но то были всего лишь слезы. Что ж... похоже, одна большая потеря только что окупилась двумя дарами поменьше. По крайней мере, на душе было уже не так тоскливо, как раньше.
Интересно, удастся ли ему с таким же успехом достучаться до вечно угрюмого и неприветливого Данте?...
Отстранившись, Донателло неуверенно скривил губы в ответ на широченную, солнечную улыбку Сани и покорно поднялся с колен, увлекаемый сыном на кухню. Да, точно... завтрак. За всем этим разговором он совсем позабыл о своем голоде... А ведь пустой желудок уже не раз и не два напоминал своему владельцу о необходимости закинуть в него что-нибудь съестное — и желательно посытнее и калорийнее, нежели постный куриный бульон. В то же время, Дон запоздало вспомнил об оставленном в гостиной лекарстве. Остановившись, мутант смущенно обратился к вопросительно обернувшемуся на него Сандро:
— Послушай-ка, я совсем забыл о своих таблетках... Думаю, будет лучше выпить их до еды. Ты не мог бы... принести их мне? Если тебе не сложно, — нет, изобретатель, конечно же, мог сходить за ними и сам, но Донни пока что очень плохо ориентировался в убежище и потому не был уверен, что сможет быстро отыскать нужное ему помещение. К счастью, Сани быстро смекнул, что к чему, и с готовностью закивал в ответ. Кажется, его порадовала сама возможность сделать отцу приятное.
— Конечно, па. Я мигом! — жизнерадостно чирикнул он, стремительно поднырнув под локтем старшего мутанта и устремившись куда-то в противоположный конец коридора. Дон, удержавшись, засмеялся и шутливо задрал обе руки к потолку, давая сорванцу больше пространства для виража.
— Не спеши, — добродушно крикнул он вслед умчавшемуся черепашонку, — я подожду тебя за столом, — и, все еще посмеиваясь, гений в одиночку продолжил свой путь — благо, Сани задал ему верное направление, да и пройти мимо узкой, золотистой полосы яркого света, падающей из-за чуть приоткрытых дверей на кухню было ой как не просто. Приблизившись, Донателло расслышал громкий и какой-то даже сердитый голос Моны, доносящийся из помещения, и тихо хмыкнул себе под нос: ну, значит, он точно не ошибся... Взявшись было за круглую дверную ручку, мутант, однако, настороженно замер на месте, не спеша заходить внутрь: ему почудилось, что в словах Моны промелькнуло что-то о... лекарстве? Донни насторожился, не зная, как лучше поступить. С одной стороны, было очень неправильно подслушивать чужой разговор — ведь это же его родные, у них изначально не могло быть никаких секретов от гения... или, все-таки, могло? Помешкав, Дон чуть шире приоткрыл дверную створку и осторожно заглянул внутрь, отыскав взглядом широкий панцирь брата: тот стоял спиной ко входу в комнату и, кажется, успокаивающе обнимал прижавшуюся к нему саламандру. Донателло почувствовал, как его стремительно охватывает беспокойство: что такого, черт возьми, еще могло произойти, что Мона пришла искать утешения у Микеланджело, проигнорировав при этом отца собственных детей...? Впрочем, уже в следующий миг Дон едва не шлепнул себя ладонью по лбу: ну конечно же, она просто была на нервах от всего происходящего. Должно быть, она сильно беспокоилась о самочувствии любимого... и в то же время не могла сказать об этом прямо, по всей видимости, не желая тревожить его лишний раз. Вот и сорвалась на бедном Майке... и тут же с ним помирилась. Ведь помирилась же? Донателло внимательно присмотрелся к силуэтам близких и напряг слух, пытаясь разобрать, о чем они друг с другом говорят. Быть может, ему показалось, но в речи брата вновь промелькнуло слово "лекарство"... Признаться, это уже здорово настораживало. Ведь с ним же почти все в норме; подумаешь, легкая слабость и мигрень... не с чего им было так о нем волноваться. Дон уже приготовился зайти-таки на кухню и двумя словами развеять все их опасения, но в этот момент случилось нечто такое, отчего у изобретателя аж глаза на лоб полезли: привстав на цыпочки, Мона нежно коснулась губами чуть зардевшейся щеки Микеланджело. Это было довольно... неожиданно. И в какой-то степени даже обидно. Донателло обескураженно замер в проходе, немо взирая на происходящее, а затем вновь аккуратно прикрыл дверь, оставив, впрочем, небольшую щелочку для дальнейших наблюдений. И что это, спрашивается, только что было?
"Ты просто все неправильно понял, Дон," — мысленно приструнил себя мутант, чувствуя, как сердце гулко стучит у него под пластроном. — "Это просто поцелуй в щеку. Он твой брат; она твоя жена. Они прожили вместе десять лет и вдвоем вырастили твоих сыновей. Не удивительно, что она проявляет свою благодарность подобным способом... так ведь?" — мысли путались, становясь все более глупыми и растерянными. А что, если... да нет же, быть того не может. Он бы понял... он бы узнал. Она не могла так просто смириться с его исчезновением. То есть, ей, конечно же, было очень непросто все это время... но... не до такой же степени!
"...или все-таки...?" — Дон в смятении прижал ладонь к губам, слегка сжав и без того "помятое", болезненно осунувшееся лицо. Взгляд его вновь вернулся к подозрительно шепчущейся у плиты парочке. Гений весь обратился во слух, стремясь понять, о чем был их дальнейший разговор... и услышанное ему совсем не понравилось. Вмиг позабыв обо всех своих неприятных догадках, Донателло с затаенным дыханием прижался лбом к дверному косяку.
"Инфузия?..." — и вправду, что за чертовщина? Зачем Майку могло понадобиться вводить себе какие-то... ох, панцирь, ну конечно же. Говоря о лекарстве, они имели в виду совсем не Донателло. Речь шла о Майки! Но... почему же... что с ним было не...
— САННИ! — голос Моны неожиданно громыхнул у самой двери, отчего Дон едва не выпрыгнул из родного карапакса. Спешно попятившись, Донателло практически полностью "утонул" в темном углу коридора — не заметив его, саламандра решительно прошествовала мимо возлюбленного и уже очень скоро скрылась из виду. Майки, судя по всему, остался на кухне, вернувшись к готовке... а его брат так и остался в своем импровизированном укрытии, отрешенно потирая пальцамт подбородок и напряженно что-то обдумывая. И так, судя по всему, Микеланджело был чем-то серьезно болен... Как правило, инфузионная терапия назначалась в тех случаях, когда организм пациента нуждался в восстановлении или предотвращении потери жидкости — к примеру, при сильном обезвоживании. Быть может, его ранили? Но Дон не заметил на его теле никаких свежих ран... Если, конечно, не принимать во внимание отсутствующую руку — но Майки потерял ее слишком давно, чтобы это как-то значительно сказалось на его нынешнем самочувствии. Между тем, Мона выглядела по-настоящему встревоженной состоянием весельчака. Что же с ними приключилось? И знали ли об этом все остальные? Братья, племянники... Если подумать, Сани и Дани должны быть в курсе, раз уж Мона требовала их присутствия. К слову, о Сани...
— Дядя? — мальчик бесшумно проскальзывает в дверной проем, и Донателло приходится сильнее вжаться панцирем в стену, дабы не попасться ему на глаза. Вскоре Микеланджело и его племянник выходят в коридор и направляются куда-то вглубь дома. Первый порыв — на цыпочках прокрасться за ними, но... разве это правильно? Так или иначе, Дон обязательно выяснит, что именно приключилось с его младшим братом, но только не путем слежки. Хватило ему того, что Мона на его глазах поцеловала Майка в щеку... По-семейному теплый и невинный жест, почему же он вызывал столько смущения и досады в душе изобретателя? Медленно выйдя из темноты, Дон толкнул дверь и наконец-то вошел на кухню; в ноздри тотчас ударил горячий запах блинов. В глаза мутанту бросилась кучка таблеток и стакан, наполненный каким-то лечебным раствором: Сани принес это сюда, прежде чем увести дядюшку в лабораторию к Моне... Донателло молча сгреб лекарства в ладонь и слегка потряс их в кулаке, мешая разноцветные капсулы друг с другом, после чего, не глядя, опрокинул всю горсть себе в рот. Взял стакан и сделал несколько больших глотков, после чего аккуратно поставил опустевшую стеклотару в раковину. Прохладная вода приятно охладила кожу, и тогда Дон обратил внимание на то, что у него вновь поднимается температура. Что ж... возможно, он слегка переоценил собственные силы. Поразмыслив, Донни все с тем же задумчивым выражением лица опустился за стол, упершись в него локтями и ткнувшись лбом в скрещенные пальцы. Быть может, все-таки стоило пойти следом за Майки и Сандро?...
"И что бы я им сказал? Что я следил за ними, пока они украдкой обжимались на кухне?" — пожалуй, эта мысль вышла какой-то слишком уж злой. Они ведь вовсе не... он не мог так сильно сомневаться в собственной семье. У него не было никаких веских оснований на подобную ревность. Не меняя позы, Дон напряженно выдохнул сквозь плотно сомкнутые зубы и, зажмурившись, с силой потер веки подушечками пальцев. Если бы только голова так сильно не болела...
"Признайся уже — ты слишком много думаешь, Донни... и, возможно, сам себя накручиваешь. Главное сейчас — это убедиться, что с Майки все в порядке. Ты должен пронаблюдать за ним... как можно внимательнее, не упуская из виду ни малейшей детали. Коли уж на то пошло, он не выглядит больным или изможденным. Если только немного бледноватым и менее подвижным, чем раньше. Ну так он уже давно не ребенок и даже не подросток. Все когда-нибудь успокаиваются и прекращают вести себя как жизнерадостные идиоты... И ты тоже должен привыкнуть к своей новой роли. Глава семейства... надо же..." — шестоносец глухо хмыкнул в ответ на собственные мысли и, поднявшись со стула, приблизился к кухонным шкафчикам. Тихо захлопали многочисленные дверцы: пожалуй, он мог бы накрыть на стол, пока его родные были заняты терапией. Увы, но в данный момент это было самое большее, что он мог для них сделать...
"Так, а куда подевались все тарелки?..."
***
До самого конца дня Донни каким-то образом умудрялся вести себя как ни в чем не бывало, старательно делая вид, что он ни о чем не догадывается и вообще куда больше заинтересован другими вещами: к примеру, полуденным сном на кушетке. Голова после завтрака разболелась нещадно — отчасти из-за того, что он слишком пристально наблюдал за Майком, пока тот увлеченно поедал уже остывшие блинчики, и напряженно раздумывал над причинами, из-за которых последнему могли понадобиться лекарства и инфузионные процедуры... Проще, конечно же, было бы спросить об этом напрямую, но это означало, что Дону также пришлось бы сознаться в слежке, а изобретателю вовсе не хотелось смотреть в пол и краснеть аки провинившийся ребенок пред глазами младшего брата, близнецов и Моны Лизы. Глупо, конечно, но что поделать... Едва покончив с трапезой и смиренно отчитавшись пред супругой о принятых им таблетках, Донателло, пошатываясь, вернулся в свою комнату и отрубился на ближайшие несколько часов, уже не в состоянии бороться с одолевающей его мигренью. Проснувшись же во второй половине дня, Дон — о, счастье! — почувствовал себя гораздо лучше и решил проверить, чем заняты его домочадцы. Как выяснилось, каждый из них был поглощен работой: Мона звенела склянками в лаборатории; двойняшки приглушенно спорили о чем-то за дверью мастерской; ну, а Майки... Майки сладко похрапывал на диване, накрыв лицо книгой и умиротворенно свесив здоровую руку с края сидения. Донателло не мог сдержать усмешки — в какой-то степени, воцарившаяся в доме тишина действовала на него умиротворяюще. Приблизившись к спящему, Дон аккуратно подцепил краешек раскрытого топа и снял его с веснушчатой физиономии брата, на несколько мгновений задержав на той свой пристальный, цепкий взгляд. Да, пожалуй, Майки и впрямь казался сильно бледнее обычного... и гораздо худее. Был ли тому причиной возраст и многочисленные тяготы, выпавшие на его долю? Ответа на данный вопрос Донателло не знал. Поразмыслив, изобретатель осторожно коснулся запястья Микеланджело: он знал, что сон у весельчака крепкий, и он вряд ли проснется от того, что кому-то на редкость дотошному и достаточно сильно озабоченному его здоровьем вдруг вздумается проверить пульс спящего мутанта. Задумчиво хмыкнув, Дон отвел взгляд от брата и покосился на книгу в собственной руке. Поэзия... надо же. Донателло все также тихо отошел от дивана и опустился в соседнее кресло. Пожалуй, было бы неплохо тоже занять себя чем-нибудь, да хотя бы даже чтением. Донни всегда любил книги, правда, в отличие от Микеланджело, его гораздо больше интересовала научная и техническая литература. Тем не менее, уже очень скоро изобретатель с головой окунулся в поэмы и стихотворения. Коли уж на то пошло, все это неплохо отвлекало от его разных неприятных мыслей. Прошло, наверно, два или три часа, когда он, наконец-то, перевернул последнюю страницу и, помешкав, отложил книгу в сторону. Словно бы потревоженный шелестом бумаги, Майки немедленно заворочался на своем диване, а затем и вовсе поднял заспанное лицо над подушкой.
— А, это ты, бро... я уж думал, к нам в дом проник зомби, — в привычной ему шутливой манере пробормотал владелец нунчак, после чего оглушительно зевнул — до того громко, что наверняка поднял всех местных мертвяков из их подвалов. Дон невольно ухмыльнулся в ответ, наблюдая за тем, как ставший заметно более массивным и неповоротливым брат с наслаждением потягивается на своем усыпанном крошками ложе, с хрустом разминая суставы.
— Едва ли у меня получится напугать тебя так же сильно, как тогда в убежище, — не без иронии откликнулся изобретатель, в свою очередь, с негромким кряхтением поднимая затекшую задницу с продавленного им сидения. Два старика, не иначе... Не то Майки подал ему дурной пример, не то он сам слишком долго читал в свете торшера, но теперь уже и ему стало гораздо сложнее сдерживать неукротимую зевоту. А ведь он сам проспал большую часть этого дня! — Как насчет приготовить вместе ужин? Я хочу занять себя хоть чем-нибудь, пока Мона вновь не загнала меня в постель, — нарочито ворчливо добавил он, первым направляясь к выходу из комнаты... где благополучно столкнулся лицом к лицу с саламандрой, неодобрительно скрестившей руки на груди. Осознав, как сильно он только что оплошал, Донателло спешно состроил выражение бескрайнего ужаса на своем лице и торопливо проскользнул мимо, едва ли не растекаясь блинчиком по стенке. Молчу-молчу и покорно иду пить лекарства! Впрочем, едва изобретатель оказался за спиной грозно насупившейся ящерицы, как вмиг отбросил все свое напускное благоговение и коварно приобнял Мону за талию, прижав ее спиной к своему пластрону и быстро чмокнув в щеку. Майки и Сандро дружно заулыбались, в то время как стоявший рядом Данте демонстративно закатил глаза — у Дона аж руки зачесались сделать что-нибудь с этим его раздраженно-презрительным выражением лица. Ох, и тяжело ему придется с этим маленьким упрямцем... И почему он просто не мог расслабиться и перестать волчонком зыркать в сторону отца? Можно подумать, Донателло так сильно действовал ему на нервы своим присутствием. К сожалению, Дани не переставал корчить мину даже за ужином. В отличие от общительного (пожалуй, даже слишком общительного) близнеца, он старательно отмалчивался и делал вид, что его не интересует ровным счетом ничего из того, что находится за пределами его тарелки — за исключением, ну разве что, стакана с соком. Но, несмотря на это, вечер вышел на удивление оживленным и веселым: Майки шутил не переставая; Сани тоже не отставал от любимого дядюшки, и вместе им удавалось сделать так, что улыбки ни на секунду не сходили с лиц присутствующих. Закончив ужинать, все семейство плавно переместилось в гостиную, где Дону решили показать альбом с семейными фотографиями. Разумеется, не очень толстый, но в данном случае удивительным было уже то, что мутанты умудрялись заснять что-то на камеру в то время, как их жизням постоянно угрожала смертельная опасность в лице многочисленной армии ходячих трупов. Декорации на старых фото не блистали особой оригинальностью: все те хмурые каменные стены, все та же скромная обстановка... А вот лица на них были разными. С теплотой во взгляде Донни рассматривал портреты своих родных: вот Эйприл с Кейси бодро улыбаются в объектив, приобнявшись и склонив головы друг к другу; два маленьких круглощеких и хвостатых карапуза на руках исхудавшей, но ласково улыбающейся Моны; угрюмый и как всегда чем-то очень недовольный Раф, облаченный в кожаную куртку и с дымящейся сигаретой в зубах — один глаз скрывает "пиратская" повязка из грубой черной ткани, под которой тонкой молнией змеится длинный шрам... Ох, а вот и старина Лео — тоже без столь привычной ярко-голубой маски, с неестественно широко раскрытыми глазами, молчаливо и строго смотрит куда-то мимо фотографа... не видя ничего, кроме затянувших его зрачки пятен-бельм. Чем дольше изобретатель рассматривал эти снимки, тем больше у него сжималось сердце при виде этих пугающих, страшных перемен, происходивших с его братьями. Хотя, конечно, встречались и светлые, радостные фотографии, на которых были запечатлены подрастающие близнецы, коротко подстриженная Мона и — совсем редко — широко ухмыляющийся, но безрукий Майки... В какой-то момент Донни поймал себя на том, что он пристально смотрит на какую-то по-настоящему старую, пожелтевшую фотографию и не замечает капающих на ее истрепанные края слез: мастер Сплинтер тепло улыбался ему в ответ, устало опершись на свою любимую трость. На этом снимке он выглядел больным и сильно ослабевшим, но по-прежнему очень спокойным, как будто бы знал, что когда-нибудь его младший сын сумеет вернуться в семью и воссоединиться со своими родными. Так оно и случилось...
— Простите меня, — глухо пробормотал Дон, поспешив утереть глаза тыльной стороной ладони. Рука его едва заметно дрожала... но эта дрожь мигом ушла, лишь стоило сидевшей рядом Моне крепче прижаться к боку возлюбленного и осторожно погладить его плечо. Это прикосновение успокоило Дона, настолько, насколько это вообще было возможно в данной ситуации. Чуть приподняв уголки губ, мутант аккуратно вернул фотографию на ее место в альбоме и перевернул страницу... чтобы уже в следующее мгновение удивленно округлить глаза. Эту фотографию он прекрасно знал и помнил: на ней был изображен он сам, еще совсем подросток — лет семнадцать, не более того. Как всегда, с глубокими тенями вокруг глаз, с натянутыми на лоб рабочими очками и приспущенной на грудь темно-фиолетовой маской, он робко и как-то неуверенно улыбался зрителю, демонстрируя краешек крохотной щербинки промеж передних зубов. Но почему... как этот снимок...
"Они ждали меня," — промелькнуло в его мозгу потрясенное осознание. — "Ждали меня все эти годы..." — изумленный и в то же время благодарный взгляд скользнул сначала к лицам Моны и Сани, а затем замер на добродушно ухмыляющейся физиономии Микеланджело. Несколько мгновений в гостиной царило неловкое молчание, а затем Дон произнес всего одно-единственное слово, сполна выразившее все его чувства:
— Спасибо.
— Я пойду спать, — неожиданно громко и, пожалуй, даже через сухо раздалось в сторонке. Все то время, пока его родители, дядя и брат рассматривали фотоальбом, Данте сидел в самом дальнем кресле и с насупленным видом читал какую-то книгу, старательно игнорируя все умильные восклицания и шепотки. Кажется, происходящее здорово действовало ему на нервы — и теперь, когда Донателло и остальные так глубоко расчувствовались, его напряжение наконец-то достигло своего пика. Отложив книгу на полку, Дани мрачной тучей проплыл мимо родственником, взяв направление к выходу из гостиной. Мона, однако, поймала его за руку, обвив ту своим гибким хвостом, и строго напомнила сыну о правилах приличия. Данте в ответ скорчил гримаску и сдержанно пожелал всем присутствующим спокойной ночи, после чего вновь отвернулся и окончательно скрылся в дверном проходе. Дон проводил мальчика донельзя расстроенным, даже удрученным взглядом и негромко вздохнул.
— Что ж... уже и вправду очень поздно, — произнес он, закрывая альбом и вручая его Сани. — Думаю, самое время нам всем отправиться на боковую. Спасибо, что показали мне эти снимки, — добавил он уже с легкой улыбкой. Гений действительно был рад, что увидел все эти фотографии, пускай даже от некоторых из них у него страшно щемило сердце. Как ни крути, а очень тяжело осознавать, что он так долго находился вдали от многочисленных радостей и невзгод, пережитых его семейством. Лео, оказывается, полностью ослеп... а Раф потерял один глаз. Донателло пока что не знал, как именно это произошло, но, признаться, ему отчасти и не хотелось этого узнавать. Время не пощадило никого... Но, самое главное, они все были живы и здоровы. Интересно, у кого-нибудь еще появилась своя семья? Поневоле мысли изобретателя вернулись к тому, что он видел и слышал этим утром, стоя под дверью кухни и тайком подглядывая за Моной и Микеланджело. И уже лежа ночью в своей комнате, продавливая панцирем пружины в старом матрасе, Донателло продолжал размышлять над тем, как именно ему стоит интерпретировать объятия и поцелуй Моны, а также ее требование немедленно провести Майку инфузию. Она и вправду сильно переживала о самочувствии весельчака... Если подумать, она вообще очень любила переживать по тому или иному поводу, порой раздувая из мухи слона, но кто знал, насколько серьезной была эта проблема? И с чем, черт подери, граничило ее беспокойство — с банальным опасением за здоровье члена семьи или... с чем-то гораздо большим? Дон тревожно завертелся в своей постели, комкая подушку; взгляд его бессонно метался по темным стенам и потолку, не находя за что зацепиться. Наконец, это настолько ему надоело, что Дон резко уселся и решительно откинул край одеяла, спустив ноги на пол.
— Хватит уже, — тихо укорил он самого себя. Помяв лицо ладонями, Донателло с едва слышным скрипом поднялся с кровати и на цыпочках выскользнул в темный коридор, где ненадолго замер, бдительно прислушиваясь к царящей в доме тишине и заодно пытаясь сориентироваться в непривычной для него обстановке. Не хватало еще случайно ошибиться дверью и нагрянуть, скажем, к безмятежно заливавшемуся храпом Майки... Все также тихо переступая с ноги на ноги, с присущей опытному ниндзя грацией, Донни достиг нужной ему комнаты и, приоткрыв дверь, бесшумно нырнул внутрь. Сейчас он делал то, что, пожалуй, ему уже давным-давно пора было сделать — вместо того, чтобы бестолку метаться в постели и грызть уголок подушки в приступе бессильной ревности. Прокравшись к кровати Моны, Дон аккуратно поддел рукой краешек чужого одеяла... Если Мона и спала до этого, то ее наверняка должны были разбудить прикосновения двух мускулистых, до боли знакомых рук, двумя горячими змеями обвившихся вокруг ее талии. Донателло крепко и как-то даже нетерпеливо прижал возлюбленную к своей жесткой груди, позволив ей сполна ощутит жар его тела; не удержавшись, мутант глубоко и с наслаждением вдохнул столь любимый им аромат непокорных рыжевато-каштановых кудрей.
— И какого панциря мы до сих пор спим в разных комнатах? — задал он вполне резонный вопрос, с теплотой всматриваясь в сонные, но уже потихоньку искрящиеся весельем глаза саламандры, после чего с улыбкой потерся своим носом о ее собственный. Чуть отстранившись, Дон перенес свое туловище таким образом, чтобы, упершись локтями в матрас по бокам от расслабленного тела Моны, темным силуэтом нависнуть прямиком над ней. Губы мутантов слились в долгом, истосковавшемся поцелуе — было довольно непривычно и в то же время упоительно вновь ощущать частично позабытый вкус друг друга, спустя целое десятилетие вынужденной разлуки... Не прерывая ласки, Донателло с наслаждением провел кончиками пальцем вдоль позвоночника гибко извернувшейся под ним ящерицы, чувствуя, как та сладко дрожит и выгибается под его простым, но таким желанным прикосновением. Душа рвалась на части от этой болезненной, выворачивающей наизнанку нежности, и Дон, уже не контролируя себя, жадно припал губами к пылающей шее возлюбленной. Та тихо вздохнула от наслаждения, по-детски невинным и просящим жестом обхватив руками плечи изобретателя. Как же долго она его ждала?
И в самом деле... хватит уже.
***
Лежа рядом с мирно спящей Моной и расслабленно водя рукой по ее теплой спинке, Донателло как-то совершенно бездумно рассматривал темный потолок у себя над головой, чувствуя при этом безграничное спокойствие: все его тревоги волшебным образом поулеглись, и теперь единственной неразрешенной "проблемой" оставалось болезненное состояние брата. По естественным причинам, у Дона пока что не было возможности расспросить супругу о том, зачем Микеланджело вдруг понадобилась специальная терапия и лекарства — но эти вопросы вполне могли подождать до утра. Предоставив саламандре как следует выспаться перед завтрашним днем, Донателло и сам умиротворенно прикрыл глаза, пытаясь настроиться на долгий и приятный сон в объятиях любимой подруги... Однако что-то мешало ему погрузиться в дрему. Насторожившись, гений с подозрением прислушался к доносящемуся из-за стены похрапыванию Майка: нет, эти звуки явно не были связаны с той потрясающей какофонией, издаваемой могучей глоткой его младшего брата. Быть может, черепашке показалось, но... стоило проверить его догадку. Аккуратно выскользнув из обмякших ручонок Моны Лизы, Дон тихо вышел в коридор, вот уже второй раз за эту ночь пытаясь сориентироваться в кромешной тьме. Приблизившись к двери в комнату близнецов, мутант осторожно толкнул ее внутрь и вновь замер на полушаге, отчаянно напрягая зрение и слух. Спустя какое-то время, Дону все же удалось разглядеть силуэт большой двухъярусной кровати. Понять, кто из сыновей где спит было практически нереально: их и при ярком свете дня было непросто различить, что уж говорить о погруженном в густой мрак помещении?... Впрочем, сейчас это было совершенно неважно. Кому-то из близнецов явно снилось что-то ну очень нехорошее — бедный мальчик активно ворочался под одеялом, норовя сбросить то на пол, и поминутно постанывал, а иногда и вовсе жалобно вскрикивал, не в силах вырваться из плена мучившего его кошмара. Дон встревоженно склонился над сыном, стараясь не задеть головой верхний ярус кровати, и коснулся рукой маленькой четырехпалой кисти. Мальчик инстинктивно дернулся, не просыпаясь, но Донателло все-таки успел ощутить холодный пот, обильно проступивший на его разгоряченной коже.
— Эй... малыш, проснись, — тихо, но требовательно шепнул он, положив ладонь на плечо сына и ощутимо его потряся. Поначалу от этого не было ни малейшего эффекта: ребенок продолжал метаться и бормотать что-то невнятное, так что Дону пришлось еще пару раз крепко его встряхнуть. — Ну же, сынок, это всего лишь сон... Открой глаза, — скомандовал он уже громче и — о чудо! — глаза черепашонка резко распахнулись. Прежде, чем Донни успел среагировать, мальчик всем телом рванулся вперед, ударившись о костяную защиту отца, и с жалобным криком вцепился ему в плечи. Это было довольно... неожиданно, но Донателло все-таки обнял малыша в ответ, позволив ему чуть ли не до хруста сжать родительский пластрон и спрятать на нем свое заплаканное лицо. Рука его ласково легла на вспотевший затылок сына.
— Тише, Дани, это всего-навсего кошмар, — шепнул он, каким-то интуитивным образом угадав правильное имя. Объятия мутанта стали чуточку крепче, и он утешающе погладил мальчика по панцирю, надеясь, что это хотя бы отчасти его успокоит. — Папа с тобой. Все будет хорошо...
