***
Полдень. Солнечные лучи напористо прорывались сквозь перебираемые ветром легкие шторы, мельком пробегали по стенам, заляпанным краской, по треснувшему мольберту, дремлющей на жердочке скопе, резному изножью кровати… На постели прямо в комбинезоне безмятежно спала девушка, закутавшаяся в покрывало. С шумом влетевшая в окно почтовая бурая сова на свою беду разбудила скопу. Хищная птица, обнаружив чужеродное существо в обители своей хозяйки, тут же с громким клекотом взвилась с жерди и принялась гонять несчастную обезумевшую от страха почтальонку по комнате. Разбуженная поднявшимся шумом девушка испуганно подскочила и судорожно захлопала ресницами, пытаясь осознать, что творится вокруг неё. — Лельтад! Что ты творишь? А ну на место! Заприметив, что получательница письма подала признаки жизни, сова кинулась к девушке и нашла укрытие в ее руках. Обиженная скопа покорно взгромоздилась на жердь, не сводя янтарных глаз со своей несостоявшейся жертвы, которая довольно ухала, протягивая девушке лапку с привязанным письмом. Письмо было от школьного друга — Джеймса Поттера, идиота, разгильдяя, но честного и чертовски везучего парня. Карли, вы же должны сегодня отправиться на День Рождения Сириусовой мамаши? Так вот, увидишь этого умника — врежь ему хорошенько и напомни, что существует такая небольшая квадратная штука, при помощи которой можно связываться с друзьями. Когда вернешься, сразу же напиши мне!Джим
P. S. Ма ждет тебя на чай целую неделю. Это уже не намек! — И ради этого меня разбудили? — простонала Кармелита Видэхой, падая на кровать и зарываясь носом в подушку. Джеймсова сова недовольно ухнула. — Лети уже домой, я не буду ничего отвечать. Лельтад, не тронь! Скопа, лишившись развлечения, нахохлилась еще обиженней и вновь прикрыла глаза, прикинувшись спящей. Карли бы тоже не отказалась еще немножко поспать, но, видимо, не судьба. — Кармелита Кэйнд Видэхой, какого черта ты еще в постели? Давай, поднимайся! На человека не похожа, не то, что на чистокровку, которой тебе сегодня нужно быть, — ловкие руки выхватили подушку из-под растрепанной головы. — Подъём, я сказала, и иди в душ. Сколько можно повторять, берешься за краски — собирай волосы! Нет, все как об стенку… — Ма-ам, — простонала Карли, пытаясь вновь завернуться в одеяло. — Еще рано, мы все успеем до вечера. — Ничего не рано. Ты посмотри, что с твоей головой, — женщина сокрушенно вздохнула, оглядывая нечёсаные кудри, густо перемазанные зеленой краской. — Всё, поднимайся. Не услышу шум воды в ванной через пять минут — поговорим по-другому. — И зачем я все это делаю — непонятно… — мрачно пробормотала девушка, услышав, как за матерью закрылась дверь.***
За поздним завтраком отец отсутствовал. Карли тут же поинтересовалась, куда исчез её любимый неугомонный папа. — За ведьмой отправился, — сухо ответила мать. — Ма, она все-таки моя бабушка, — хмыкнула Карли, терзая вилкой омлет. — А с чего бы это? — Откуда мне знать, что взбрело ей в голову? У Вальбурги юбилей, возможно, отправится вместе с вами. — Ну, просто отлично… — только ее и не хватало в этом королевстве уныния и аристократического почтения. Иммаколэта Видэхой, мать Кэндэла и бабушка Карли, являлась одной из наихитрейших представительниц «слабого» пола. Еще в молодости гордая, властная женщина, которая прекрасно знала слабости не только свои, но и всех окружающих, легко управляла своим мирком. Она выбрала себе мужа, выбрала себе жизнь. Она, не марая рук, развязывала кровавые столкновения между испанской чистокровной элитой и «низшим классом» — магглорожденными, полукровками, предателями крови и их сторонниками. На востоке и севере ее прозвали Испанской птицей. Многие благородные дома желали заполучить её в союзники. Конечно, многие боялись её и многие боятся до сих пор. Даже после того, как родной сын унизил гордую Иммаколэту, практически растоптал репутацию, которую она создавала годами и ревностно оберегала. Но Видэхой умело извернулась, выкарабкалась из этой ситуации, практически ничего не потеряв и даже кое-что заслужив в «низших» кругах — возможно, когда-нибудь ей это пригодится. Она сделала вид, что простила сына, и он тоже сделал вид, что простил. Невербально они заключили пакт о взаимном существовании и ненападении, и пока не преступают этот пакт. Иммаколэта терпелива — иначе не поднялась бы на вершину. Она дождется своего часа. Она знает, что нельзя сдаваться и никак нельзя проиграть мальчишке. Она отомстит Кэндэлорайо за все его выходки. Испанская птица вознесет свой род еще выше. Пусть не сама, самой ей уже не успеть, но с помощью преемника. И Иммаколэта знает, что это последний шанс, потерять который она не имеет права. Не успела Карли закончить завтракать и сокрушаться по поводу скорой встречи с Доньей Видэхой, как в дверях возникли отец и бабка. Кэндэлорайо, как всегда, улыбался во весь рот. Иммаколэта же окинула придирчивым взглядом помещение, раздраженным — Эмилин и приторно-ласковым — Карли. — Кармелита, — девушка, не переносившая своего имени, слегка поморщилась. — Сегодня я окажу вам с отцом большую честь. Я не только поеду с вами в Лондон, но и помогу тебе с подготовкой к приёму. Без твоей помощи, Эмилин, — добавила дама, сухо кивнув хмурой француженке. На несколько секунд скрестились «фамильные» золотые глаза и французские голубые. — Конечно, миссис Видэхой. Я ничего не имею против, — ядовито улыбнулась Эмилин. — Вот и хорошо, — послав снохе ответный оскал, Иммаколэта повернулась к внучке. — Наверх, Кармелита. У нас много работы.***
— В этот раз ты будешь особенно красивой, моя дорогая, — проворковала ведьма, с энтузиазмом помахивая волшебной палочкой, которая управляла расческой, продирающейся сквозь еще влажные после душа кудри Кармелиты. — Ты должна будешь показать себя как истинная последовательница нашей семьи. Ты ведь понимаешь, что в будущем тебе пригодятся связи в английском обществе? Благодаря моему авторитету, я думаю, они смогут закрыть глаза на твое не самое лучшее происхождение. Слава Мэрлину, что ты не похожа на свою мать. Ты истинная Видэхой, настоящая, почти как я. Видишь? — Иммаколэта приподняла подбородок Кармелиты, заставив ту внимательно вглядеться в отражение в зеркале. Чужое отражение. Волосы Карли не должны лежать так идеально, и ей бы в голову никогда не пришло вплетать в прическу лимонно-желтые цитриновые нити. Золотые отблески теней на веках выглядят вульгарно, и янтарные серьги тоже не её… Зачем столько золота? Конечно же для того, чтобы подчеркнуть своеобразную фамильную ценность — хищные, птичьи глаза цвета солнца. — Теперь платье. Вставай, дорогая. Девушка болезненно дернулась, когда старуха взмахом палочки рывком стянула ленты корсета. Нечем дышать, да вдобавок и здесь проклятое золото… Впрочем, хоть какое-то разнообразие. Обычно каждый год в конце августа Кармелита отправляется словно не на День Рождения, а на какую-то траурную церемонию — она облачается в угольно-чёрное платье, проводя целый день в тёмном и неприятном доме на площади Гриммо, выслушивая чинные речи о том, что прожитых Вальбургой Блэк годов стало на один больше. — И последний штрих — чтобы эти английские псы знали, с кем имеют дело, — обманчиво мягко произнесла женщина. — Акцио, медальон. Из ридикюля вырвалось довольно массивное украшение — еще одна фамильная драгоценность. Орел из темного золота, обхвативший крыльями треугольный герб семьи Видэхой — полная белая луна на темно-синем морском фоне, в центре золотой кубок, по бокам вьются ленты, усыпанные жемчужинами. Этот герб ясно демонстрировал своевольность и непокорность дома Видэхой, и именно поэтому Иммаколэта так тряслась над своей внучкой. Старуха до последнего верила, что рано или поздно сможет прибрать к рукам девчонку. Щелкнув застежкой золотой цепи, старуха приподняла орла и нажала на выступ снизу. Механизм сработал — орел распахнул крылья, на которых выведено «Nomen est omen». — Имя говорит само за себя, — властно произнесла Иммаколэта. — Помни об этом.***
Наконец урвав минуту с дочерью наедине, Кэндэл увел Карли на кухню. Захлопнув дверь, он устало прислонился к ней спиной и согнал с лица притворную улыбку: — Напомни мне, почему я это делаю? — Потому что я твоя дочь, и тебе хочется позлить звёздную девочку и ее мужа и помочь их сыну, который якобы похож на тебя, — ответила девушка, переступая с каблука на каблук. Неудобно. — Это был риторический вопрос, — невесело усмехается Кэндэл. — Перейдем к делу, — и, закрыв одной рукой глаза, другой он принялся шарить в массивном кухонном шкафу. — Что ты делаешь? — невозмутимо спросила Карли, на самом деле весьма удивленная подобным поведением. — Не мешай. Так, это что? — Кэндэл вытащил на свет темно-зеленую бутылку. — Сангрия, кажется, сорок шестого года, — ответила Кармелита, слегка улыбнувшись. Теперь ясно, что ты задумал Кэндэлорайо Видэхой. — Чёрт, и кто ее сюда засунул? — сангрия была возвращена на место, рука продолжила свой поиск вслепую. — А это что? — «Огден». — О-оп, я ничего не видел, — бутылка перекочевала в руки девушки. — Боже, что я за отец-то, спаиваю свою малолетнюю дочь и ее друга. — Это нытье успокаивает твою совесть? — усмехнулась малолетняя дочь, осторожно опуская бутылку в сумочку, на которую уже были наложены чары невидимого расширения. — Совсем чуть-чуть. Мама еще пирог черничный приготовила, там, на столе свёрток. Ну, и я кое-что от себя добавил, пару пачек… — Я не курю, ему вредно. — Не куришь — молодец, а ему стресс снимать нужно. — Па! — Не спорь с отцом! Я лучше знаю. Помогает. — Я не смогла одежду взять. — Ладно, как-нибудь перетерпишь. Если мы сейчас не появимся, моя дражайшая madre заявится сюда сама. Думаю, нам это не нужно.***
На предложение отца о трансгрессии бабка отреагировала ужасно болезненно, завела песнь о том, что порядочные чистокровные волшебники из порядочных родов перемещаются при помощи карет, а не какой-то суматошной трансгрессии. Кэндэл тут же миролюбиво предложил ей самой отправиться в экипаже и встретиться с Кэндэлом и Карли на площади. Прикинув, что подобное будет выглядеть еще хуже, чем бескаретное появление, Иммаколэта решила, что это можно представить как «я способна поддаваться новому и отказываться от пережитков прошлого» и согласилась трансгрессировать. Стоит пронестись на всех парах сквозь бесконечно долгий, противный и одновременно упоительный миг, когда пространство пытается разорвать тебя на куски — и вот они уже стоят в трех шагах от вычурной кованой калитки. В мастерстве трансгрессии по обе стороны Ла-Манша не было равных Кэндэлу Видэхою. Он это знал и пользовался превосходством в своё удовольствие, а также, забив на правила, обучил дочь трансгрессии, еще когда той было десять лет — плевать на правила, один раз живём. Конечно, Эмилин об этом не было сказано ни слова — в целях предотвращения возможности скорого конца света. К тому же отцу с дочерью никогда не помешает их маленькая личная тайна. — Вот мы и прибыли, — радостно улыбнулся мужчина. — Идем. На пороге их встретил эльф-домовик. Несчастная прислуга безумно удивилась, что не пришлось забирать шляпу у мужчины и накидки у женщин. Кэндэл важным шагом, с суровым лицом и искрящимися весельем глазами прошествовал в гостиную на второй этаж. Иммаколэта с ужасом поняла, что они опоздали, и в очередной раз испытала желание ударить в спину своего выродка убивающим проклятием. Один Бог знал, как сильно она ненавидела это пятно на своей репутации, постоянно позорящее честь своего дома и рода. Даже превратившись из поганого подростка в мужчину с семьей и работой, он не изменился ни на грамм. Иммаколэта сама не понимает, почему всегда шла ему на уступки, почему не прикончила эту его подружку — бездомную ведьму, почему позволила так легко расторгнуть помолвку с Блэк, почему не убила грязнокровку-француженку… Скорее всего, потому, что она до последнего надеялась, что внутри него что-то, наконец, сломается и возьмут своё отцовские гены повиновения. Этого не случилось раньше и уже не случится сейчас. Мальчишке неожиданно достались ее упрямство, стойкость и сила воли. Но у Иммаколэты еще есть шанс на девчонку… — Кажется, все уже в сборе! И где же именинница? — наверное, так же глупо Кэндэл выглядел бы только одетым в меховую шубу на родном побережье Тосса де Мара. Вальбурга, тонкая, величественная, идеально красивая, восседала в кресле у камина с бокалом вина в руке и принимала поздравления. Тихий вежливый гул голосов с появлением испанцев резко оборвался. Слегка прикрыв глаза, Вальбурга поставила бокал на поднос подоспевшему домовику и спокойно произнесла: — Кэндэлорайо, мы все уже испугались, что ты не придешь. Миссис Видэхой, я польщена вашим появлением. Кармелита, — Кэндэл уже давно привык, что в приличном чистокровном обществе он выполняет роль шута. Ему это даже нравилось. Нравилось еще большим темным пятном растекаться по безупречно белому полотну матушкиной репутации, искренне улыбаться и смотреть в эти непроницаемые лица. Его ненавидели, а он с удовольствием ненавидел в ответ, но отказать себе в развлечении не мог так же, как не могли и они. Это единственное, что роднило его со старым, давно заброшенным подальше чистокровным прошлым. Все время поздравлений Кармелита по обыкновению держалась отца, но стоило наступить времени светских бесед уже на свободные темы, она сразу же попыталась скрыться от родни. Теперь это было сложнее, потому что цепкий взгляд бабки преследовал ее везде. Девушка едва ли не физически ощущала, как хищные глаза сверлят ее спину. Хотя это отвратительное ощущение перекрывалось другим — чувством тревоги. Где Сириус? Обычно он крутился среди этой напыщенной чистокровной братии, хамил и отпускал язвительные шуточки во все стороны. Сейчас его не было, зато сёстры Блэк — тут как тут. Беллатрикс и Нарцисса недовольными взглядами провожали нервно дрожащую Карли. С Беллатрикс у Карли не заладились отношения еще со второго курса — Блэк тогда была уже выпускницей. Кто же знал, что она так отреагирует на вполне себе безобидную шутку, сыгранную с её шикарным платьем… К тому же Кармелита сделала это случайно. Нужно было срочно куда-то ретироваться, потому что если Беллатрикс доберется до нее, то произойдет скандал и совсем не нужное привлечение внимания. К счастью, к Видэхой подошел Регулус, до этого стоявший в своей слизеринской группке Ноттов, Эйвери и Мальсиберов. — Карли, — Регулус, как и полагается младшему брату, всегда был как-то мягче, тише Сириуса. Это его качество даже как-то нервировало. — Ты к нему? — Привет. Ну конечно, как и всегда, только почему его сейчас тут нет? — Он опять пытался сбежать… -…И нелестно отзывался о своих предках и нынешнем кумире аристократии, — вздохнула девушка. Даже Кэндэл не мог повлиять на Блэка, хотя разговаривал с ним на прошлое Рождество, пытался вправить мозги и объяснить, что столь резкие атаки не принесут Сириусу ничего, кроме проблем и мизерного морального удовлетворения. Сириус не внял словам старшего товарища и «брата по разуму» и, кажется, наоборот — стал вести себя еще более дерзко и резче демонстрировать отвращение к своим предкам, их крови и традициям. — Ты поможешь мне? — А разве я могу здесь выбирать? — грусть на удивлении шла Регулусу. И это заставляло волноваться за него, сочувствовать ему, но в тоже время хотелось взять краски, и намалевать на бледном лице искусственную улыбку, и стереть из глаз печаль целой голодной деревни — до того бывало рядом с ним неловко и неуютно. — Конечно, ведь тебе тоже может потом достаться. Я могу и сама как-нибудь… Придумаю, мне не в первой. — Идем, — он учтиво подставил ей локоть. Чтобы там не говорили, а ведь и среди чистокровных встречаются вполне себе нормальные люди. «Выродки». Ее отец. Сириус. И Регулус, наверное, частично… Сириусу непросто понять, как тяжело его младшему брату, рвущемуся между чистокровными убеждениями родителей и анархистскими порывами брата. Все решительность и упертость рода Блэков ушли в старшего, младшему брату почти ничего не досталось. Когда Карли наконец перестала ощущать на себе взгляд бабки, куда более опасный, чем зырканье сестрички Блэк, они с Регулусом вышли из гостиной: — Последний этаж, — кивнул Блэк. — Если что, я скажу, что ты отошла поправить макияж. — Вряд ли в подобное поверит моя дорогая бабушка, но всё равно спасибо. — Карли, можно попросить тебя об услуге? — Ты еще спрашиваешь! — Попробуй с ним поговорить. — Сам ведь знаешь, что это бесполезно. Хорошо, я попытаюсь. Еще раз спасибо, Регулус, — ответила она, направляясь к лестнице. Попробуй с ним поговорить. Смешно. Да он просто нелестно пошлет ее куда подальше с такими разговорами, там уж слово за слово — и получится о-очень качественная ссора со всем к ней прилагающимся. Нет, Кармелите разве такое нужно? Лестница кончилась, и Карли оказалась на площадке, куда выходили только две двери — одна с табличкой, гласящей «Регулус», другая — «Сириус». Ну, вот и встретились спустя месяц, дорогой Бродяга. Девушка повернула ручку, открывая дверь, и в ту же секунду шквал жутких воплей, бешеных гитарных и ударных партий чуть не сбил ее с ног, здорово покусившись на целостность барабанных перепонок.***
— Ты что, придурок, совсем рехнулся? — Карли не услышала, как захлопнулась дверь — да что там, она не слышала даже собственного голоса, роясь в сумочке в поисках палочки. — Фините! — блаженная тишина молниеносно сменилась диким звоном в ушах. — Какого хрена? — доносится из-за кровати. — Ты рехнулся, Блэк? — повторила девушка. — Ты что ли, Кисти? — Вполне могла стать призраком. Я смотрю, весело ты отмечаешь День Рождение мамочки. — Веселее некуда, — усмехнулся Сириус, щуря светлые глаза. — А теперь, думаю, веселья точно прибавится. — Ещё бы. Я в гости с пустыми руками не люблю, — Видэхой выразительно тряхнула сумочкой, — но давай-ка меняться. Платье это меня убивает, а сменную взять не получилось. — Детка, ну что за глупая идея? Зачем тебе одежда? — ухмылка не сходила с его лица. — Сириус, у меня бутылка огневиски, сигареты и мамин черничный пирог. Думаю, ты догадываешься, каким способом можешь всё это получить, — улыбнулась Карли, стаскивая туфли. — Ладно. Но это грязный шантаж. Возьми что-нибудь в шкафу. — Хм, просить тебя отворачиваться — дело заранее проигрышное? — Ну что ты! Можешь попытаться, конечно. — Я говорила, как сильно ты меня бесишь? — протянула Карли, открывая шкаф и разглядывая полки с измятой одеждой. — Вроде да. — Придурок. Она ни капли не стеснялась. Переодеваться при особях мужского пола было обычным делом. Почти весь круг общения Карли состоял из парней, девушек можно было перечесть по пальцам. Сириус, выудивший сигареты из сумки подруги, щелкнул маглловской зажигалкой и блаженно затянулся, наблюдая за Карли, которая уже успела скинуть платье и облачиться в джинсы и тёмно-синюю футболку с надписью «The Beatles», подаренную ему Сохатым на позапрошлое Рождество. Он, честно признаться, едва узнал её такой размалёванной. К тому же заколотая чёлка шла Кармелите гораздо больше И… Это что, грудь? — Чёрт, расстегни, — застёжка проклятого медальона не желала поддаваться Кармелите, а носить эту дрянь, немилосердно оттягивающую шею, сил больше не было. — Что это такое? — поинтересовался Сириус, расстёгивая медальон. — Побрякушка, которую надо таскать, чтобы «английские псы знали, с кем они имеют дело», — ответила девушка, падая на кровать. — И с кем же они имеют дело? — С неуравновешенной кошкой, которой плевать, знают они, с кем имеют дело, или нет. — Кстати. Насчет кошки. Ты тренировалась? — Пыталась. Надолго не хватает, пару раз вообще не до конца возвращалась в норму, на ушах кисточки остались и шерсть на спине. А у… — Та же хрень, — предупредив вопрос, ответил Сириус. — Кстати, это от Сохатого, — чуть приподнявшись, Карли с силой треснула Блэка по затылку. — Писал мне утром, просил напомнить про зеркало. Кто-то обещал связываться с ним едва ли не каждый день. — Не до этого было, — неожиданно зло ответил парень и потянулся за огневиски, даже не возмутившись по поводу того, что ему так нагло отвесили подзатыльник. Плохой признак. — Что ты тут умудрился натворить, прям тако-о-ого? — Пытался свалить отсюда. — Ты и раньше пытался. — Теперь по-настоящему. — И раньше так было. — Нет, ты не понимаешь, — Блэк сделал порядочный глоток алкоголя. — Я по-настоящему пытался уйти из дома. — И где ошибся? — Сунулся к Альфарду, а там тетушка Дру с дочурками. Спалили, поймали, притащили обратно, отобрали палочку и заперли. Про методы воспитания Вальбурги он промолчал, но о них Карли и сама прекрасно знала — стала свидетелем-очевидцем два года назад. Наверное, как раз в тот момент окончательно стерлась грань, отделяющая ее от компании мальчишек. — Мне вот одно непонятно, — Карли, перевернувшись на живот, отобрала у Сириуса бутылку и поставила на тумбочку. — Какого хрена косячишь ты, а получаю от Сохатого я? А еще Лельтад скоро беззастенчиво сожрёт семейную сову Поттеров. И кто будет возмещать им потерю? — Блэк, подавившись дымом, хрипло рассмеялся своим лающим смехом. — Тебе еще и смешно? — Карли ткнула его ступней в спину. — Я вообще-то серьёзно. — Я могу подарить ему сову на Рождество и стопку… — Даже не продолжай — меня не интересуют ваши грязные штучки! — парень опять рассмеялся и вновь потянулся за огневиски. Карли уже успела проклясть эту чёртову бутылку и безрассудство своего отца, когда Сириус внезапно убрал уже занесённую над бутылью руку. — Ещё раз на меня так посмотришь, и я выкину тебя за дверь, если не в окно, — вполне серьёзно произнес он, повернувшись к Видэхой. — Могу вообще не смотреть! — Вот и не смотри. — Да пожалуйста, — Карли, поджав губы, отвернулась к окну, а Сириус всё-таки схватил бутылку. Что, чёрт подери, на него нашло? Придурок-Блэк, блять. Вечно вот так у него — сам все сделаю, сам со всем справлюсь, а вы все пошли к Мэрлину. Оскорблённая невинность. Даже Сохатый иногда психовал из-за этого, но Карли бесилась чаще. Сейчас главное — не сорваться, а не то разругаются до самого Рождества. — Эй, — тихо позвал её Блэк. Так быстро сдался?Девчонка как можно более хладнокровно смерила его взглядом. Этот идиот протягивал ей бутылку. — Ты забыл, что я не пью? Даже пробовать не буду после того раза, — прошипела Карли. Слишком живо стояло в памяти прошлогоднее приключение и последующее вымаливание прощения у МакГонагалл чуть ли не на коленях. — А может, я втайне надеюсь, что ты пошлёшь мою мать так же, как тогда послала нашего уважаемого декана? — Чтобы сделать это, пить мне совсем не обязательно, я и так с удовольствием. — Пить одному как-то не комильфо, не находишь? К тому же сейчас лето, МакГонагалл поблизости не наблюдается, и неужели тебе не хочется устроить здесь хорошую заварушку? — Если тебе нужен собутыльник, то в следующий раз я появлюсь тут верхом на Сохатом. Но обычно собутыльник тебе не нужен. — А тебе лишь бы позлорадствовать, Видэхой, — комичности ситуации добавлял тот факт, что Блэк, сидящий спиной к Карли, в продолжение всего диалога держал в вытянутой руке треклятую бутылку и разговаривал через плечо. — Бродяга, скажи честно, у меня есть шансы отвязаться от тебя без использования волшебной палочки? — Ночь только начинается, Кисти. Давай решай быстрее, у меня рука затекает. — Один глоток, псина, один чёртов глоток и ты отваливаешь от меня, понял? — В тот раз ты говорила точно так же… — Сириус! — Ну давай уже. Карли брезгливо сморщилась, почувствовав запах янтарной жидкости. У них будут проблемы. Впрочем… Блэк ведь прав. Сейчас лето, время безрассудства, и Карли безумно хотелось вывести из себя свою бабку, знаменитую Испанскую птицу. Вдох, выдох — и быстрый глоток. Огневиски обожгло губы и горло, на глаза навернулись слезы, и девушка со сдавленным шипением прижала ладонь ко рту, часто дыша. — Ты совершенно не умеешь пить. Стыдно, Кисти, стыдно, — Блэк забрал у неё бутылку. — О, великий гуру веселящего зелья, увы, ты не увидишь меня среди своих учеников, ибо я даже не собираюсь учиться этому непреодолимо сложному во всех отношениях делу, — прокашлявшись, заявила Кармелита. — Ужасно, детка, нельзя такой быть. — Да ну? — Не расстраивай папочку, — сложно понять, кто зашифрован под этим «папочкой». Сириус запросто мог говорить и о Кэндэле. — Да пошел ты, Блэк! — но алкоголь в голову уже ударил, а это, известное дело, всегда приводит к каким-то проблемам.***
Мэрлин знает, почему они уже не на кровати, а на полу. Во всех углах комнаты надрывался очередной солист очередной маггловской рок-группы. Карли не запомнила ее названия, хотя Сириус вроде говорил. Сириус много чего говорил: алкоголь развязывает язык. Бутылка огневиски, осушенная общими стараниями, валялась где-то возле окна. Сейчас Блэк, закинув ногу на ногу, устроился на полу рядом с Видэхой и курил, деланно-лениво выпуская изо рта дым, который Карли подхватывала палочкой, вычерчивая им в воздухе туманные иероглифы-закорючки. Алкоголь, отзывавшийся настойчивым биением в голове, дарил лёгкость и требовал активных действий. Ещё Карли немного мутило, но это было уже не столь важно. Давно они так лежат? Кажется, Сириус уже несколько раз менял пластинки… Кармелите нужно высунуться в гостиную на глаза к бабке хотя бы ради приличия… — Эй! — девушка ткнула приятеля локтем, за грохотом ударных не услышав своего голоса. Сириус вопросительно вскинул брови, медленно повернувшись к ней. — Мне нужно идти вниз, а то… — Блэк прищурился, придвинувшись ближе — за воплями вокалиста расслышать что-то было практически нереально. Нужно выключить проигрыватель. — Фините, — пробормотала Видэхой, неуверенно взмахнув палочкой. — Что случилось? — Если я не покажусь внизу, будут проблемы. Какие проблемы? Встать на ноги — вот это сейчас главная проблема. Голова предательски закружилась, а в ушах зазвенело от тишины, поглотившей комнату вместо звонких гитарных аккордов. — Что ты несёшь? — недовольно буркнул Блэк, снова откидываясь на спину. — Ты всё прекрасно понимаешь, — отмахнулась Карли в попытке справиться с джинсами. — К тому же посмотри, что у меня на голове. Я ведь имею право побесить бабку и нарваться на лекцию о поведении, подобающем истинной представительнице рода Видэхой? — Ты так туда рвёшься, как будто тебе нравиться находиться в их замечательном обществе, — неожиданно зло бросил Сириус. — Блэк, ты уверен, что это я несу хрень? — Ну, а тогда какого черта ты собираешься к ним спускаться? — Чтобы они не поднялись сюда, придурок, и чтобы потом я вновь смогла сюда явиться, чтобы опять валяться тут на полу вместе с тобой, тупая твоя башка! — Ты правда что ли хочешь идти к ним? — Не имею ни малейшего желания, — холодно процедила девушка. Сириус прекрасно знал ответ, но хотел, чтобы она это произнесла. — Тогда давай просто свалим отсюда. — Я хотя бы имею шансы быть посвящённой в твой гениальный план, крайне предусмотрительно учитывающий, что вокруг постоянно крутятся домовики, внизу чёртова уйма волшебников, мы с тобой находимся на седьмом этаже, и, черт бы всё побрал, не можем спуститься ниже ввиду существования уже упомянутых эльфов? — У тебя есть волшебная палочка, Видэхой. Разве всё это является проблемой? — Что точно является проблемой, так это ты, Блэк, чёртова пьянь! — Чушь! — Сириус резко вскочил на ноги. О Мэрлин, как ему это удается? Карли едва не замутило снова. — Плоховоспитанные малосоображающие грубияны! — без запинки протараторил парень, касаясь указательным пальцем кончика носа. — Могу повторить на французском, если хочешь. — А на испанском? — Испанки-чертовски сексуально матерятся, верно? Ха, этого у вас не отнять. — Нет, ты всё-таки пьян. Я никогда не материлась при тебе на испанском! — Да ну? А как же наш уважаемый декан? — Мне никто не говорил, что она была стажёркой, когда мой отец — студентом-грубияном. «Всё равно тебе нужно идти вниз», твердили хлипкие остатки разума, ещё не убитые алкоголем, и Карли не знала, за что цепляться: крупицы здравого ума, не утонувшие в огневиски, заставляли вновь цеплять на шею дурацкую фамильную хрень, наряжаться в идиотское неудобное платье, поправлять причёску и спускаться вниз, но в порядком опьянённой голове бродили и мысли попривлекательней, соблазнявшие девушку остаться здесь, в прокуренной комнате с ухмыляющимся идиотом-Блэком. Не стоит и сомневаться по поводу её выбора. — Что ты можешь предложить? — Карли потом пожалееть об этом. Но жизнь одна, и Мерлин разберётся со всем остальным! — Море рока, алкоголя и ветра тебя не устраивает? — Хочешь затащить меня в ваш с Поттером рай? Тогда ты забыл упомянуть еще пару-тройку грудастых девчонок. — Я и понятия не имел, что ты такого плохого мнения о себе. Твою самооценку нужно срочно поднять. — А твою — опустить. Как мы будем выбираться отсюда? — Видэхой, ты что, сейчас согласилась? — Блэк, ты бы от вопроса не уходил. — Понял. Мы с Пруэттами нашли одно заклинаньице, очень полезное для сдвигудара. Оно-то и поможет нам слинять. — Что за заклинание? — Аресто моментум. — Сириус, мы на высоте сорока с лишним футов, ты уверен, что это безопасно? — Еще не пробовал, поэтому я буду первым. Смотри, Кисти, моя жизнь будет зависеть от тебя! — об его ухмылку можно было очень сильно порезаться с непривычки, но Карли уже привыкла. — Ну тебя к чёрту. Я не буду использовать какое-то непроверенное заклинание с риском для жизни. Даже для твоей, — вроде бы достаточно твёрдо заявила Видэхой, порадовавшись поразительному в её состоянии самоконтролю. — Отказываешься? — Отказываюсь. — Окей, тогда я как-нибудь сам. — Сам? — Да, сам, — и полный невозмутимой решимости, словно Поттер, который в очередной раз поставил себе с утра цель добиться благосклонности Эванс, Сириус поднялся на ноги, подхватил со стула косуху и вопрошающе уставился на Карли. Та лишь удобнее устроилась на кровати, поджав под себя ноги. — Нет, Блэк, я не дам тебе свою палочку. Даже не проси. — В таком случае, тебе придется пойти со мной. — Сириус Орион Блэк, я сказала «нет». — Кармелита Кэйнд Видэхой, ты сказала «да», переступив порог этой комнаты. — Если ты разобьешься, Поттер порежет меня на рождественские ленточки. — Зато моя семейка, возможно, пришлет тебе сову с благодарственным письмом. — Эту сову я точно подам Лельтаду на ужин. — Я бы не рисковал, вдруг птичка несварение заработает? — Птичка моя, если ты рассчитываешь, что я попрусь куда-то босиком… — Ты бы очень неплохо смотрелась на каблуках верхом на моем детище, — на его детище? Чёрт бы побрал этого Блэка! Он собрал его, он, наконец, добил этот проклятый мотоцикл! — Ты закончил его? — сыграть незаинтересованность уже не удаётся. — Закончил, — довольно улыбнулся Сириус. — Мне нужны кроссовки и свитер! Пошевеливайся, Блэк! Пьяные мысли торжествовали победу, остатки рассудка зализывали раны в глубинах сознания и сами себе пели прощальные гимны. Магглы из динамиков пели что-то про секс и свободу, а двое подростков, смеясь, копались в захламлённом шкафу в поисках обуви, которая могла бы подойти девушке. Далеко внизу по гостиной рыскала Испанская Птица в поисках своей внучки. Именинница в компании невестки награждала неугодных уничтожающими взглядами. Регулус Блэк вполуха слушал чьи-то чистокровные речи. Орион пил вино и упивался ненавистью к треклятому Видэхою. У каждого свои желания, заботы и переживания. У каждого свои тревоги. Но у двоих подростков в пропахшей табаком комнате их не было — у них было только предвкушение чего-то интересного, неожиданного, ужасно нужного. Они предвкушали жизнь. Свободную, самостоятельную жизнь, к которой совсем не были готовы.