Дефектный

Новый "сон" окончился, и я оказался в полной тишине. Никаких звуков, никаких образов, никаких ощущений - ничего. Неприятное состояние, совершенно неприятное. Как будто ты просто-напросто не существуешь. Но кто-то же думает о том, что ничего вокруг нет, значит, все-таки, существуешь. Значит, надо что-то сделать, чтобы вырваться из этого состояния. Только неизвестно - как? Как заставить себя "ожить"? Может, со мной то же, что и в прошлый раз, когда меня только достали из чемодана? Но нет, тогда-то я ощущал что-то. Не видел, это верно. Но слышал. Слышал, чувствовал. Сейчас - ничего такого нет и в помине. Так что же, в таком случае, это за состояние и как, как избавиться от него? Прямого ответа я так и не нашел, но со временем все прошло будто само. Стало уже не так, уже слышалось гудение, уже было ясно, что я лежу, что лежу на чем-то твердом и холодном, и что вокруг тоже холодно. Нет, в принципе, у меня не было восприимчивости к холоду, просто я всегда мог знать, какова температура вокруг меня, и в этот раз она была достаточно низкой. А низкая температура вокруг - это не есть хорошо. Нужно выяснить, в чем дело. Нет, ну, в любом случае, она не опасно низка... поэтому можно хотя бы не переживать. Сел я несколько раньше, чем открыл глаза, которые почему-то и вовсе хотелось оставить закрытыми. Помню, как-то тот робот, что жил у "добренького ученого" говорил, что иногда желает навсегда ослепнуть, чтобы не видеть людей и то, что они делают. Но он-то видел только одного человека, и еще тех, что вечно что-то делают в телевизоре, не всех! Со мной же не так. Так что, нет уж. Я не хочу не видеть. Заставив себя открыть глаза, я в первую очередь увидел множество приборов, кажется, ужасно старых. Они мигали разноцветными огоньками, наверное желая изобразить из себя новогодние елочки. Ну, на мой взгляд, это у них лучше выходило, чем быть приборами. Как последние они явно устарели. Интересно, зачем это мой создатель держит именно их? Дело ведь не в том, что у него нет денег, не в том, что он не может пользоваться новыми... Тоже напоминает себе о прошлом? Но уж явно не о том, какое "приснилось" мне. Точнее, о почти о том, только на день раньше. Ведь примерно в такой квартире, как эта, мы жили, пока не пришлось уходить. То есть, пока не случилось именно то, что я и видел. "А все-таки... зачем было открывать окно? И эти вентиляторы тут еще и. Зачем? Ему стало жарко, он вышел? Может, я рано очнулся? Да нет, не похоже. Вроде как, я "закрыт", так что могу и встать. А заодно и одеться. И еще найти своего создателя. Где он, а?" Вот с этой мыслью я поднялся на ноги. Одежда нашлась легко, мой создатель - вообще не нашелся. В комнате его не было. Пришлось найти выход, а после так и вовсе обойти всю квартиру, чтобы обнаружить мужчину сидящим на кухне и смотрящим в окно. Но, как я быстро понял, ничего там, снаружи, он не видел, потому что взгляд его был совершенно неподвижным. - Профессор? - зачем-то вспомнив то, как обращался к нему во сне, позвал я. Ответа не последовало. Наверное, даже и ожидать не стоило, что он скажет хоть что-то. Но надо же мне узнать, почему он ушел, справился ли с вирусом и почему теперь так подавлен! Хотя с такими воспоминаниями сложновато не погрузиться в отчаяние, а он-то ничего никогда не забывал. А я вспомню ли? Нет, наверное, раз вируса больше нет. Или он все еще есть? Вдруг моему создателю не удалось с ним справиться? И потому он так расстроен? Хотя, вот уж едва ли. Времени прошло не так много, чтобы уже попробовать и уже сдаться. - Что с Вами? - я тронул его за плечо. Однако он даже не пошевелился, даже не вздрогнул. Да, похоже, все очень серьезно. Но дело явно не в вирусе. Этого слишком мало для такого вот. - Ну, Вы чего? Вы слышите? - уже приобнимая его и говоря чуть громче, чем бы надо, допытывался я. - Я был так ужасно прав... - вдруг прошептал он. - Так ужасно, так страшно, так жутко прав. Когда думал, казалось - это прекрасно, это интересно, хотя и некрасиво с их стороны. Теперь все не так. Теория и практика так рознятся. Эти люди... как у них духу хватило? - он обернулся ко мне, ища взглядом ответа, но во мне, конечно, найти его не мог. - Они солгали. Они так солгали, что просто не хочется верить, что люди могут так лгать. И ведь я думал об этом, когда выяснилось, насколько сильна связь... Думал, как же так сложилось, что и эти шесть лет, и тогда, несколько недель он все же пережил, выдержал? Теперь я знаю в чем дело. Знаю, что правильно предполагал. Почти знаю, какую тут роль играет Алексей Степанович. Элек... - мне странно было понимать, что блеск в его глазах - это слезы. - Лучше бы я был неправ, лучше бы не знал. - Да что же такое Вы узнали? - все-таки спросил я, хотя мне уже тоже не хотелось знать. Но если я останусь в неведении, будет только хуже. Нет, мне самому, может, лучше. Легче жить будет. А вот в целом... в целом от этого будет лишь хуже. Неправильно прятать себя от всего, что кажется страшным. - Твои воспоминания все еще хранятся в памяти, только заблокированы. Теперь они постепенно вернутся, ты узнаешь все, что знал прежде. Но я... просмотрел те, последние, среди которых и последний день, день, когда ты бежал, когда погибли Сережины родители, когда он сам потерял память. Ты должен знать, Элек, они не просто погибли. Их убили. Да, - он усмехнулся, - звучит прямо как в каком-нибудь фильме. - Это Алексей Степанович сделал, да? - посерьезнел я. - Нет... нет, если бы... он вообще... смешно, но из всего, что плохого он сделал можно назвать лишь отправление вируса в тебя и в Рэсси. А больше ничего. - То есть, он совсем не виноват? - Да. Нет. Нет, есть вероятность, что он подговорил убийцу. Но зачем? Ради денег - у него есть деньги. Чтобы держать Сережу ближе? Только если так, но вряд ли... Мы так мало можем судить, мы же чужие этой семье, совсем чужие. Я же ведь случайно тебя сделал копией этих мальчиков, - вдруг речь его сделалась странно-торопливой, - просто понравилась фотография в журнале, а цель была совсем другая - проверить, может ли робот стать частью семьи, вот и оказалось, что да, а значит нельзя было и продать, вот почему люди, что ждали чертежи были так недовольны, они все, все сломали, из-за них... - Профессор! - перебил его я. - Что с убийцей? Что с ложью? Что Вы узнали? - Что они поступили подло, испугались чего-то. Что посмели твердить, потому что просто отказались... Тот, кто убил их, тот, кто виновен в том, что Сережа потерял память и не приходил в себя так долго, даже в том, что ему пришлось узнать на себе, что же это - то, что все пытался с тобой сделать... - Как - узнал?! Тогда? - опешил я. Понимать такое, минимум, больно. И кажется - почему? Я не брат Сереже, я едва ли уже люблю его, но все же... больно за него. И одно дело, если просто фальшивки показали ему, без особенного его сопротивления, но другое, если ему было... двенадцать, и это был неизвестно кто, едва ли получивший хоть намек на согласие. - Да, тогда. И он очень долго приходил в себя. И хорошо, что все забыл. Но, пойми, Элек, если он узнает, он даже не сможет, я уверен, не сможет винить того, кто повинен во всем этом. Потому что и тот виноват не так сильно, на самом деле. Нельзя, кажется, такое представить. Но ты, быть может, поймешь. Тот, кто виновен, был брошен, оставлен. Наверное, обижен и напуган. Вероятно, сейчас именно Алексей Степанович скрывает его. И ты не в праве его упрекать, хотя и он тебя - тоже. Это он напугал тебя, он заставил бежать прочь, подчиняясь программе. Он думал, ты знал, на что шел. Но он сам едва ли знал это... Элек, - вдруг куда медленнее и спокойнее прошептал Виктор Иванович, - Сережин брат никогда не умирал.