***
Черная одежда и черный мотоцикл хорошо маскировали на ночных улицах. Остановив железного «коня» в тени одного из домов, он терпеливо ждал, он умел ждать, но, кажется, сегодня его терпение начинало заканчиваться. Мишель опаздывала, что для всегда пунктуальной младшей сестры Никиты было странно. Майкл прислушался: слишком тихо даже для ночной улицы. Инстинкты и интуиция подсказывали, что здесь что-то не так. Мужчина продолжал идти по переулку к небольшому повороту во двор. Где-то слева послышался неясный шум, словно кто-то спугнул бродячую кошку, затем промелькнула чья-то тень. Резкий разворот, и дуло пистолета сверкнуло из-под куртки. Прозвучали два выстрела и шум упавшего тела. Оставаясь начеку, Майкл продолжал вглядываться в темноту. Кто бы на него ни нападал, теперь они перестанут скрываться. Так и случилось: из тени подворотни к нему приближались два силуэта, еще трое шли с другой стороны. Майкл приготовился защищаться: сделав два выстрела в сторону приближающихся, побежал в тень противоположного переулка. Свет был его врагом. Пули прошли совсем рядом. Те, кто нападал, точно были профессионалами, он даже узнавал школу своих соперников. Так учили стрелять в Отделе, так он сам учил стрелять. Майкл не торопился, он ждал. Когда твоих противников много, а ты один, лучшая тактика — осторожность и неожиданность. Вот из тени вышли трое в черных одеждах, бронежилетах. Оглядываются по сторонам, гадают, где он может быть. Несколько выстрелов в сторону бродячей кошки, испуганной непонятным шумом. Нет, не угадали. Теперь его очередь стрелять: три вспышки и солдаты лежат раненые, но не убитые. Включается привычка, отработанная годами: никакой жалости, только сосредоточенность и быстрота реакции. Игра на опережение. Несколько шагов и еще два выстрела. Когда Майкл был уже уверен, что противников не осталось, улицу между домами осветил свет фар. Из черного фургона, наподобие тех, в которых он сам ездил, выбежали еще десяток вооруженных людей. Кто-то очень сильно не хотел, чтобы Майкл пережил эту ночь. Мужчина затаился. Ситуация была сложная, если не сказать смертельно опасная. Нужно было уходить, и как можно быстрее. Неужели Мишель подстроила для него засаду? Он привык всегда и во всем полагаться на себя, но возможное предательство сестры Никиты было неприятным сюрпризом. Двор, где он скрывался, был окружен, и чем больше времени проходило, тем уже это кольцо становилось. Нужно было действовать. Майкл перезарядил пистолет и проверил, на месте ли последняя запасная обойма. Главное добраться до мотоцикла, хотя там его точно будут ждать. Обезвредив двух противников, он вошел в переулок, ведущий на улицу. Там его ждали еще трое. Пули попали двум в голову, последний успел увернуться и ответил. Пуля прошла в миллиметрах от плеча. Прозвучал еще один выстрел, и противник опустился на землю рядом с двумя предыдущими. Шум перестрелки привлек внимание остальных агентов. Майкл понимал: сейчас главное — успеть до того, как они его найдут. Он ринулся напрямик, к забору, ведущему со двора. Прыжок через невысокую сетку. Пистолет уже нацелен в ту сторону, где стоит мотоцикл, позади шум бегущих ног — нагоняют. Лишь бы успеть. Выстрел. Солдат рядом с мотоциклом упал, второй сторож нацелил на него автомат. Еще один выстрел, и… противный щелчок осечки. Черт! Мужчина приготовился уклониться, хотя понимал, что с противниками с обеих сторон остаться живым маловероятно. И тут, в самую последнюю секунду, раздался выстрел со стороны большого дерева, под которым стоял мотоцикл. Солдат с автоматом упал рядом с мотоциклом. Майкл посмотрел в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. На свет вышла Мишель. Ее обычно аккуратно застегнутый на все пуговицы костюм был изодран и в пыли, волосы выбились из строгого пучка, а на лице следы пороха и крови. Выяснять, что произошло, было некогда. Майкл залез на мотоцикл, Мишель пристроилась у него за спиной, и они, пригнувшись от возможных пуль, поехали по пустой ночной улице. Когда стало ясно, что их никто не преследует, Майкл заглушил мотор и остановился. — Что произошло? — спросил он у молодой женщины. — Полагаю, что-то же, что и у вас: засада, из которой чудом удалось вырваться живой. — Знаете, кто мог все устроить? — Майкл нахмурился. — Подозреваю, — коротко ответила Мишель. — Но сейчас есть новость поважнее: я знаю, где искать Никиту. На лице Майкла не дрогнул ни один мускул, но все тело мигом напряглось. — Поехали, — снова завел он мотор, но вибрация мобильного заставила его снова заглушить двигатель. Этот номер знал всего один человек, и, если он звонит, значит, произошло что-то плохое. Вытащив мобильный из кармана, Майкл ответил: — Да, Адам, слушаю, — лицо мужчины нахмурилось, выслушивая ответ на том конце. — Держись, скоро буду. Мужчина закончил разговор, и мотоцикл рванул с удвоенной скоростью.***
Нехватка еды и воды, а так же следствие применяемых к ней наркотических средств, дали предсказуемый результат: Никита находилась между реальностью и сном. Такое уже было раньше, и женщина знала единственную защиту, единственный способ сохранить разум: вспоминать. Четко — за днем день, в малейших деталях. Есть в нашей жизни моменты, которые хочется забыть навсегда, ну, а есть те, ради которых живешь каждый день. Никита привыкла к боли. Ее учили терпеть боль, она сама причиняла ее. Боль была другом, помощницей, но еще никогда до этого момента не несла с собой ничего хорошего. Детский крик, сильный, звонкий и недовольный, разнесся по палате. — У вас девочка, — с улыбкой объявляет врач, и через мгновение медсестра подносит и кладет ей на грудь маленький розовый комочек, до сих пор вздрагивающий от плача, и смотрящий на нее еще замутненными голубыми глазами. Женщина легко кончиками пальцев прикасается к новорожденной. Вот тут и наступает настоящая боль, нет не физическая, а боль от того, что теперь они не едины, а, значит, скоро придется расстаться с ней навсегда. Еще никогда Никите не хотелось стать кем-то другим, убежать от правил этого жестокого мира. Попросить, если не освобождения, то хотя бы отсрочки. Видимо, где-то наверху есть ангел, прислушивающийся к просьбам даже таких грешников, как она. Мистер Дрейк дал ей отсрочку. Их поселили в небольшом шале в тихом месте, где не было лишних глаз и языков, но где все же — она это точно знала — за ней следили круглосуточно. Ну и пусть. Никита полностью сосредоточилась на малышке. Девочка быстро росла и с каждым днем все больше становилась похожа на него: темно-каштановые волосы, завивающиеся на концах колечками, черты лица. Лишь цвет глаз — меняющийся от настроения и времени суток с серого на голубой и обратно — был от нее самой. — Моя маленькая, — улыбаясь, купала ее женщина. — Моя хорошая. Никита проводила все время с дочерью, кожей ощущая, как летит время, и как мало его остается. — Мама, смотри, — девочке уже два года, несмотря на такой ранний возраст она неплохо четко разговаривает и очень шустро бегает. Никита смотрит на протянутый ей цветок колокольчика: сейчас весь луг усеян цветами. — Красиво? — спрашивает ребенок. — Очень, — улыбается она. — Ну, что, пойдем домой? Ты, наверное, уже устала? — Нет, — топает ножкой девочка. — Я хочу увидеть норку кролика. Ты же сама вчера читала, что они живут на лугу. Я их найду. Никита вздыхает, какая же она упрямая и целеустремленная. Надо кого-нибудь попросить привести им кролика из магазина, если она не хочет действительно вылавливать дочь из нор. — Моник, давай завтра, — девочке действительно уже пора обедать и спать. — Завтра мы возьмем с собой морковку и обязательно отыщем кролика. — Хорошо, — нахмуренные брови разглаживаются. — Только белого кролика. Я хочу как Алиса. «Точно придется вылавливать из нор», — вздыхает Никита, уже жалея, что начала читать дочери «Алису в стране чудес». Еще год пробежал как пять минут. Никита практически выпала из времени, все, кроме ее маленького мирка, перестало существовать. Ей позволили так думать, ей позволили так жить, но за все нужно платить, и вот, пришел час расплаты. Черный автомобиль притормозил у ворот их дворика. Он казался инородным и неправильным на фоне дикой природы. — Мама, машина! — показала пальцем Моник. Они сидели на крыльце дома: Никита учила дочь плести косичку ее любимой кукле. Девочка пока же просто предпочитала перекручивать два локона. Никита подняла голову и посмотрела на выходящих из автомобиля мужчин в черных костюмах. — Моник, иди, поиграй дома, — женщина подтолкнула дочь к двери. Девочка с любопытством и недоверием посмотрела на шедших к ним незнакомцев и быстро юркнула в дом. Никита встала с крыльца и в мгновение ока превратилась из обычной женщины, с любовью и нежностью смотрящую на своего ребенка, в начальника Первого отдела. — Здравствуйте, мистер Дрейк, — поздоровалась она с мужчиной, когда он встал перед ней. — Приветствую, моя дорогая. Не угостишь старика кружкой чая? — хитро посмотрел на нее мужчина. — Да, конечно, — без особого желания, но со всей возможной вежливостью ответила она. Они прошли в дом, при этом мистер Дрейк неуловимым движением руки сделал знак телохранителям остаться за дверью. Обстановка домика была уютной: кругом дерево, плетенная мебель в гостиной, украшенная подушками из разноцветных лоскутков; возле камина шкура огромного, почти черного медведя, которая бы выглядела очень грозно и внушительно, если бы не разбросанные на ней детские книжки и игрушки. И среди них сидела их маленькая хозяйка. Девочка во все глаза смотрела на вошедшего мужчину. Моник не так часто удавалось видеть гостей у них дома. За все время она помнила только мистера Эндрю, который привозил им продукты, и миссис Планч, которая приезжала прибраться по дому раз в неделю и присматривала за ней, когда маме нужно было уехать в город по делам. — Здравствуйте, — поздоровалась Моник, когда незнакомец поравнялся с ней. — Здравствуй, малышка, — мистер Дрейк присел рядом с девочкой на корточки. — Я не малышка. Я Моник, и мне почти четыре года, — с серьезным видом проговорила она. — Простите, мисс. Теперь я вижу, что вы уже взрослая леди, — так же серьезно ответил мужчина. Тем временем Никита вынесла поднос с двумя чашками и тарелкой с печеньем и поставила его на плетеный столик ближе к окну. Мистер Дрейк подошел к одному из кресел и сел в него, жестом приглашая присоединиться к нему и хозяйку дома. Женщине все больше и больше не нравилась сложившаяся ситуация, но сейчас было не время показывать свой характер, она была в долгу у этого человека, в большом неоплатном долгу. — Моник, сходи проведай мистера Кролика, — как можно более беззаботным тоном обратилась к дочке Никита. Девочка не должна была догадаться какая неотвратимая угроза нависла над ними. — Да, мам, — послушно проговорила она и, встав со шкуры, вприпрыжку отправилась по лестнице. — Смышленая девчушка, — посмотрел ей вслед мужчина. — Хотя, что я удивляюсь? С такими-то генами! — Мистер Дрейк, извините, но я так понимаю это не просто светский визит, — решила не тянуть время Никита. Он повернулся к ней. Поднес к губам чашку и, сделав глоток, бесшумно опустил обратно на блюдце. — Прекрасный чай, — тихо проговорил он и после небольшой паузы продолжил: — Правильно понимаете. Никита напряглась. Глупо себя обманывать, что это не так. Но где взять силы, чтобы все это пережить? Расстаться с дочерью теперь казалось, просто нереальным, невозможным, еще более, чем три года назад. — Когда? — это было единственное что она смогла выговорить, но мужчина ее понял. — Завтра, — просто ответил он. — Я долгое время удерживал эту стаю волков, желающую захватить кресло вашего отца, но я уже становлюсь слишком слаб и стар. Вы должны вернуться. У вас будет год, чтобы прийти в форму и освоиться с делами. Никита слушала и не слышала. С каждой секундой она погружалась все глубже в темную, бездонную яму отчаяния. Когда собственная жизнь или смерть уже не волнует, потому что нет сил подняться. Теперь она точно знала, как чувствовал себя Майкл после окончания задания с Салло Вачеком, когда он потерял возможность быть с Адамом. — За девочку можете не волноваться, мы подобрали ей хорошую приемную семью. Упоминание о Моник заставили Никиту встрепенуться. Она не тешила себя надеждами на милосердие, и прекрасно знала, что жизнь дочери чего-то стоит, только пока она сама остается сильной и нужной, способной ее защитить. — Если Вы, конечно, не хотите оставить девочку у родного отца, — продолжил мистер Дрейк и, прищурившись, посмотрел на женщину. Соблазн отдать Моник Майклу, а не чужим людям был очень велик, но Никита была достаточно опытна и осторожна, чтобы понимать опасность такого поступка. Они могли найти Майкла и Адама. Они даже могли действительно отдать дочь ему, но так же они получали возможность в любую минуту расправится с бывшим оперативником, и получить еще один рычаг управления Никитой. — Нет, — твердо произнесла женщина. Кажется, мистер Дрейк ожидал от нее именно такого ответа. — Хорошо, — кивнул он. — Значит, завтра утром. Мужчина встал с кресла и, больше не взглянув на женщину, направился к выходу. Когда Никита услышала звук отъезжающий машины, нервы и выдержка ее подвели: поднос слетел со стола, разливая остатки чая и разбивая на мелкие осколки, как и ее сердце, чашки. Сама Никита опустилась на колени рядом и даже не чувствовала как в ладони впиваются острые края разбитой посуды. Физическая боль была ничем против выворачивающейся наизнанку души. Так плохо ей было только первые дни в отделе, но тогда она была не одна. — Мама, мамочка?! Что случилось? — Голос дочери привел ее в чувство. Девочка смотрела на беспорядок вокруг и окровавленные ладони матери расширенными от испуга глазами. — Все хорошо, дорогая, — улыбнулась ей Никита. — Я просто опрокинула поднос и порезалась, когда собирала осколки. Сейчас перевяжу бинтом, и все заживет. Моник согласно кивнула, все еще рассматривая мелкие осколки и лужи чая и крови вокруг них. Женщина вздохнула, ругая себя за не сдержанность и за то, что напугала ребенка. Она встала и пошла на кухню к раковине, где-то там лежала аптечка. Промыв раны, вытащив осколки и заклеив царапины пластырями, она села за стол и протянула девочке бинт. — Поможешь маме? Моник часто играла в доктора и увлеченно разматывала бинт. Тем временем Никита обдумывала, как и что сказать девочке. — Моник, завтра мне нужно будет уехать. Дочка нахмурилась и погрустнела: — Надолго? Со мной опять останется миссис Планч? — Нет, малышка, тебе тоже придется уехать отсюда, но не со мной. — А куда? — В одно секретное место, — как можно спокойнее ответил она. — А когда ты за мной приедешь туда? — продолжала выспрашивать Моник. Разговор заходил в тупик: Никита не хотела лгать дочери, но рассказать правду не могла: малышка просто не поймет. — Смотри, вот ты меня и вылечила, — улыбнулась Никита дочери, показывая неловко забинтованные ладони. — Пойдем, приберемся. Девочка кивнула. День кончился. Бессонная ночь и все-таки слишком быстро наступившее утро. Никита не стала собирать вещи, она не хотела ничего из этого брать. Она и так все будет помнить. Она будет жить этими воспоминаниями и мучиться ими. Моник, одетая в сарафан и плащ, с забавными косичками, заплетенными по бокам, спускалась по лестнице с клеткой с кроликом в одной руке и рюкзачком в другой. — Все взяла? — спросила Никита, забирая у девочки рюкзак и за руку выводя ее на крыльцо. — Да, и мистера Кролика тоже. Ведь ему будет скучно одному. — Конечно, — сквозь слезы улыбнулась женщина. — Мама, почему ты плачешь? — Я не плачу, — стерла слезы она. — Это просто ветер. Никита приказала себе собраться с силами, пока, отвернувшись, закрывала дверь шале. Сказка кончилась. Тогда же она услышала звук шин за спиной. К калитке подъехали две черные машины, наподобие вчерашней. Из каждого автомобиля вышло по двое высоких людей в строгих костюмах. Никита точно определила, что под пиджаком у каждого из них была кобура, а, значит, оружие. Взяв Моник за ручку, Никита пошла им навстречу. Каждый шаг давался неимоверными усилиями, словно ноги врастали в землю, увязали в болоте. Девочки передалось волнение матери, и, когда они, наконец, преодолели границу в виде аккуратного белого заборчика, и один из агентов протянул к Моник руку, та резким движением отстранилась и спряталась за мать. Мужчина сделал было шаг к ним, но глаза Никиты сверкнули яростью. Она уже была готова провести с наглецом один из приемов, которые до автоматизма вбили ей во время обучения в Отделе. Никита мысленно просчитывала, как обезвреживает одного, второго, за сколько секунд ей удастся посадить дочь в машину, сесть самой и уехать, сколько пуль успеют выпустить в их сторону остальные, как на ее плечо легла чья-та рука. Это был мистер Дрейк. — Не надо, — покачал он головой, словно точно зная, о чем она думает. — Посади девочку в машину сама. Голос мужчины был спокоен, но в нем явственно слышалось предупреждение: «Никаких глупостей». Женщина глубоко вздохнула, собираясь с силами и потянув дочь за руку, направилась к одному из автомобилей. Агент предусмотрительно открыл перед ними дверцу. — Мама, а ты где поедешь? — спросила девочка, когда женщина посадила ее на заднее сидение, и начала пристегивать ремнем безопасности. — В другой машине? — Да, дорогая, — кивнула ей Никита, руки предательски дрожали и не могли справиться с застежкой. — А мы скоро увидимся? А там, куда я поеду, будут другие дети? А игрушки? Никита, наконец, справилась с ремнем. Избегая смотреть дочери в глаза, она наклонилась и поцеловала ее в макушку. — Помни родная, мама очень тебя любит. — Я тоже тебя люблю, ма, — детские ручонки обхватили ее шею. За спиной послышалось нетерпеливое покашливание. Никита отстранилась от девочки и отступила назад. Дверца хлопнула, пряча Моник за тонированным стеклом. Агенты, как по команде, запрыгнули в автомобиль, завелся двигатель и машина тронулась с места. Никита провожала ее взглядом и, когда черная точка совсем скрылась из виду, обернулась к мистеру Дрейку. Ее лицо стало совсем другим, словно с него стерли все эмоции, такого не могла добиться даже процедура Гельмана. — Я слушаю Вас, — проговорила она тихим голосом. — Никита, — улыбнулся мужчина, — когда вы встанете главой Центра, снова сможете увидеть дочку. Ну, а пока вам нужно войти в курс последних новостей. Мужчина открыл перед ней дверцу машины.***
— Отпустите меня! — Звонкий детский голос, знакомый голос, заставил женщину очнуться. Она, собрав все силы, потянулась к небольшому окошку. Из машины вытащили Моник. Она брыкалась, пытаясь освободиться. Никита не могла поверить: неужели Мишель не смогла уберечь девочку? Глаза женщины, до этого затуманенные, сверкнули яростью и решительностью. Она должна спастись сама и спасти дочь.