Я приду к тебе на помощь

За все время владения этим небольшим кафе на границе пустыни хозяйка видела и пережила многое. Не в ее правилах было пускать незнакомцев среди ночи, но мальчишка, сейчас сидевший перед ней, стал исключением. Она не могла уснуть, бессонница каждую ночь заставляла ее не смыкать глаз до четырех, а то и пяти утра. Поэтому, чтобы не сходить с ума, глядя в потолок над кроватью, она спускалась сюда и занималась документацией. Видимо, свет из окна ее маленькой подсобки и привел парня сюда. Сначала, услышав настойчивый стук в дверь, она хотела его проигнорировать. Когда он не прекратился, миссис Дуглас взяла в углу комнаты охотничье ружье, помогающее ей отгонять от заведения койотов и бродяг, и вышла в зал. Возле дверей стоял высокий, худой мальчишка лет шестнадцати, челка черных волос упала на лоб, скрывая часть его лица. Он стоял, прислонившись к двери, и зажимая левое плечо. Женщина опустила оружие, несколько мучительных секунд решая, впустить ли мальчишку или все же вызвать полицию. Но вот он движением головы убрал волосы с лица и посмотрел на нее темно-карими глазами, молящими о помощи, и сердце хозяйки кафе дрогнуло. — Может, вызвать скорую? — спросила женщина, наблюдая, как Адам перевязывает раненое плечо бинтом из принесенной аптечки. Он отрицательно покачал головой: — Где у вас тут телефон? — спросил он, немного придя в себя. — Там, — кивнула женщина в сторону узкого коридора, заканчивающегося дверью в уборную. Адам благодарно кивнул и направился в указанную сторону. На автомате оглянувшись и убедившись, что за ним никто не следит, взял телефонную трубку и набрал номер. — Да, Адам, слушаю, — прозвучал в трубке голос Майкла. — Отец, — быстро зашептал Адам. — Я сделал большую глупость. Нахожусь на юго-западе, начало шестьдесят седьмой трассы, в небольшом кафе. — Держись, скоро буду, — коротко ответил отец и отключился. Адам опустил трубку на рычаг и сам устало прислонился к стене. Оставалось только ждать. Он вернулся в зал. На ближнем столе стояла тарелка с картошкой фри и стейком. — Садись, ешь, — кивнула ему женщина, стараясь сохранить суровое и безразличное выражение на лице. — У меня нет денег, — предупредил Адам. — Считай, что я угощаю, — махнула рукой хозяйка кафе. Мальчишка пару секунд смотрел на поставленную перед ним тарелку. Чувство голода пересилило юношескую гордость и желание выглядеть неуязвимым. И, благодарно кивнув, Адам принялся за еду. — Мы так и не познакомились, — после недолгого молчания, заметила женщина. — Клэр Дуглас. — Адам, — коротко сказал он, на миг оторвавшись от еды. — Хорошо, Адам, — кивнула женщина, понимая, что продолжения не последует. — Можно спросить: как ты оказался в этом захолустье? Он напрягся. Женщина была очень добра, но рассказывать ей о всех злоключениях калейдоскопом промелькнувших за эти два дня и перевернувших его жизнь, он не собирался. Одно из правил, которому его научил отец — держи язык за зубами. — Твое дело, — кивнула Миссис Дуглас, — но, знаешь, если уж ты ввязался в какую-то опасную историю, советую тебе из нее выбираться, и как можно скорее. Уж поверь мне, следующая пуля может попасть куда-нибудь серьезнее, чем в плечо, и тогда твоя мать прольет много слез над твоим гробом. В словах женщины сквозила такая боль и злость, что по спине Адама поползли мурашки. — Что случилось с вашим сыном? — спросил он, догадавшись. Миссис Дуглас вздрогнула, ее темно-карии глаза в миг потеряли свою живость, словно остекленели, да и лицо, до этого казавшееся довольно молодым, в миг состарилось. — Он связался не с той компанией, — словно не своим голосом произнесла она. — Сам знаешь, как это бывает: оружие, наркотики, перестрелка с полицейскими и случайная пуля, — коротко изложила она факты, за которыми пряталась ее боль. — Поэтому, еще раз прошу, если не ради себя, то ради своей матери, чем бы ты ни занимался, остановись! Последнее она произнесла с чувством, схватив Адама за руку. Он вздрогнул, смотря в глаза, полные отчаянья. Перед женщиной сейчас был не незнакомый мальчишка, откуда-то появившийся среди ночи в дверях забегаловки, а ее сын. — Все не так, как вы думаете, — отрицательно покачал головой Адам. — Мою сестру похитили. — Кто? — в голосе женщины прозвучали нотки недоверия. — Не знаю, — пожал плечами Адам. — Но они были в военной форме. — Военная форма, — задумчиво проговорила миссис Дуглас, словно что-то припоминая. — Вы что-то знаете? — насторожился Адам. — Ты уже доел? — женщина взяла со стола пустую тарелку. — Я уберу. Она направилась на кухню. Адам посмотрел на висящие на стене часы. Прошло где-то около часа, как он звонил отцу. Значит, он уже скоро должен приехать. И, точно, не прошло и пяти минут, как в двери кафе словно поскреблись, еще через несколько секунд она тихонько открылась, и в зал вошли Майкл и Мишель. — Отец! — кинулся к мужчине Адам. Мужчина крепко обнял парнишку, потом отстранил и с беспокойством посмотрел на перевязанное плечо. — Пустяки, царапина, — пожал плечами парнишка. — Эй, что за черт! — миссис Дуглас вышла из кухни, и на нее тут же был наставлен пистолет. — Нет! Нет! — Адам схватил Майкла за руку, опуская ее. — Это миссис Дуглас — хозяйка кафе. — Простите, — кивнул мужчина. — Вы? — посмотрела она на незнакомцев. — Мой отец, — ответил Адам. Майкл осмотрел кафе и повернулся к сыну: — Куда они поехали? — На северо-запад по ближайшему шоссе, — ответил Адам, опустив голову. Он чувствовал себя виноватым. Ведь это он не удержал Моник от поездки домой, а в результате она оказалась у них. — Северо-запад, по нашим данным, там как раз и держат Никиту, — шепотом сказала Мишель. — Северо-запад, военные, — вмешалась в разговор миссис Дуглас. — Они могут быть на заброшенной базе. — А где точно? — спросил Майкл. — Двадцать километров по шоссе и еще десять по грунтовой дороге на юг, — ответила женщина. — Нам пора, — коротко бросил Майкл и развернулся к двери. Мишель последовала за ним. — Спасибо, Вам. Берегите себя, — попрощался Адам. — И ты. Прощай, — грустно улыбнулась женщина.

***

Ее впихнули в то же маленькое помещение, в котором она была два дня назад. Моник грубо кинули на пол, словно она была тряпичной куклой. Девочка, не обращая внимания на боль, вскочила и снова кинулась на своего противника, но дверь закрылась, прежде, чем она успела подбежать. Она пару раз пнула деревянную поверхность и, опустившись на пол, тяжело вздохнула. Все-таки ей удалось оставить на этом уроде пару своих отметин. И как ей хватило на это смелости и сил? Моник и сама этого не знала, просто, когда Адам сбежал, что-то щелкнуло внутри: вместо парализующего все ее существо страха появилась ярость. Та ярость, которая обычно возникает у смертельно раненых животных, которым уже нечего терять, и есть лишь одно желание — забрать с собой побольше врагов. Теперь адреналин покинул ее кровь, пришла усталость. Вернулся страх, еще страшнее становилось, когда она начинала задумываться о том, что с Адамом. Она могла только надеяться, что он не погиб и найдет своего отца. Вместе они смогут что-то сделать: спасти ее и маму. Маму… Девочка поднялась с пола и подошла к маленькому окошку. Встав на цыпочки, она попыталась дотянуться до него, но лишь кончиками пальцев достала до откоса. Никакой надежды выбраться самой. Стряхнув с рук пыль, она села на знакомую скрипучую кровать, подтянула к себе колени, положив на них подбородок, и стала рассматривать безликую темно-зеленую стену напротив. Захотелось плакать, отчаянно, навзрыд, как в детстве. Андре и Марина мертвы, и она причина их смерти. Моник чувствовала свою вину перед ними. Они правда были хорошими родителями, но она не смогла стать той дочерью, которую они заслуживали. Теперь девочка точно знала, почему. Сколько она себя помнила, ей всегда снился один и тот же сон: высокая светловолосая женщина стоит на красивом лугу, среди полевых цветов. Моник бежит к ней, бежит изо всех сил, но никак не может добежать. После этих снов она всегда просыпалась в слезах. Ее даже водили к психологу, тот лишь покачать головой и сказал, что сделать ничего нельзя, и Моник просто должна вырасти из этих снов. Она не хотела вырастать, но, чем взрослее становилась, тем реже их видела, и ей никогда не удавалась разглядеть лица женщины. Но там, на мосту, все вспыхнуло с новой силой. Все встало на свои места. Именно эта женщина снилась ей все эти годы, именно ее Моник никак не могла догнать, и тут же пришло понимание, острое как нож: мама! Она снова бежала к ней. Бежала так быстро, как только могла, несмотря на дуло автоматов, наставленных на них, и опасность выстрела в любую секунду. Когда Моник оказалась в ее объятьях, она, наконец, почувствовала себя дома. И теперь, когда она снова из-за своего упрямства попала в руки к этим людям, Моник надеялась, что мама жива. Она должна быть жива, иначе зачем им снова держать ее тут. Девочка старалась не поддаваться страху, мыслить логично и готовиться к побегу. Ноги затекли, и девочка встала, чтобы пройтись по помещению. Не успела она дойти до противоположной стены, как дверь открылась, и вошел солдат. Моник резко повернулась и приготовилась к защите, но мужчина, вытащив пистолет, покачал головой: — Не дергайся, малявка. Девочка сглотнула, посмотрев на оружие, и опустила кулаки. — Идем, — кивнул мужчина в сторону двери, — и без фокусов. Моник послушно пошла к двери. Глупо было рыпаться сейчас, единственное, что бы она сейчас получила — это пулю в голову, но у нее есть шанс осмотреться и понять как, отсюда можно выбраться. Они прошли мимо нескольких больших палаток защитного цвета. Кругом сновали солдаты, ездили покрытые тентом пикапы. В одной из палаток лежали ящики с оружием, очень много оружия. Где-то раздавались хлопки выстрелов, короткие фразы приказов и мужской смех. Это все больше всего походило на военную базу или лагерь. Больше ничего не удалось разглядеть, так как ее втолкнули внутрь какого-то большого склада. В полутемном помещении, заставленным коробками, шаги раздавались гулким эхом. Они шли вперед, вглубь, на неяркий свет. Тут Моник увидела впереди стул, на нем кто-то сидел, но перед стулом стояла мужская фигура, мешая разглядеть сидящего. — А вот и она, — проговорил высокий мужчина, поворачиваясь к ним лицом, но Моник уже не смотрела на него. Все ее внимание было приковано к женщине сидящей на кресле — маме.

***

Ей перестали давать наркотики и снотворное. Это было хорошо и настораживало одновременно. Она знала, что у них теперь есть рычаг воздействия на нее посильнее всех сывороток правды — Моник. Они начали действовать слишком быстро, она еще не успела прийти в себя. Еще не успела придумать план, как за ней пришел солдат. Было бессмысленно спрашивать, куда ее ведут, ничего хорошего ждать не приходилось. Никиту привели в большое складское помещение. Тусклые лампочки светили кое-где, башни коробок и ящиков отбрасывали длинные тени. Ее подвели к простому деревянному стулу, который стоял в светлом пятне электрического света от одиноко висящей лампочки. Женщина, ощутив толчок в плечо, послушно села: рыпаться, пока она не узнает, где держат Моник, рискованно. Солдат, проводивший ее сюда, привязал руки и ноги к стулу и, удостоверившись в крепости узлов, ушел. Никита осталась одна, но ненадолго, вскоре за спиной послышались шаги. К ней вышел Августо Сеарас: — Здравствуйте, сеньора. А вы оказались крепче, чем я думал. Я готов снять перед вами шляпу. Восхищаюсь вашим мужеством и упрямством. Меня с самой юности тянуло к сильным женщинам. Но, увы, несмотря на все мое восхищение вами, интересы моей организации превыше всего. И я намерен добиться нужной мне информации любым способом. — Ваша организация и вы сами — самые обычные террористы, — холодно бросила женщина, посмотрев мужчине прямо в глаза. — Это для вас, а для других иначе. Все в этом мире субъективно, да и сам мир тоже, — философски заметил мужчина. Где-то вдалеке зала послышались шаги. Августо Сеарас молчал, чего-то ожидая. Возможно, какой-то реакции или ответа женщины, но Никите было глубоко плевать на его философию, которой он прикрывал свои бандитские действия. Единственное, чего она желала, это его смерти: быстрой или медленной — неважно, главное — смерти. И еще — выбраться отсюда. Звук шагов стал громче: шли двое. Из-за стоящего перед ней мужчины Никита не могла видеть, кто это. — А вот и она, — проговорил Августо Сеарас, поворачиваясь и немного отходя в сторону. Никита задержала дыхание, перед ней стояла Моник в сопровождении солдата. Девочка смотрела на нее широко распахнутыми серо-голубыми глазами. Августо Сеарас подошел к Моник. Девочка инстинктивно отстранилась. От этого человека за километр чувствовалась опасность, чувствовался запах смерти и крови. Мужчина, не обратив никакого внимания на движение девочки, встал сзади нее и нежно взял за подбородок. — Не трогай ее! — прошипела Никита. Привязанные к стулу руки напряглись, ладони сжались в кулаки до побелевших суставов. — Мир субъективен, — снова заговорил террорист. — Для меня эта девчонка — никто, одна из тысячи, а для тебя она весь мир. И ты расскажешь мне все, что я захочу, иначе увидишь, как она страдает, — последнею фразу он произнес почти шепотом, злобно прищурив глаза. — Ведь так? Никита нервно сглотнула. Ее мозг работал, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, возможность потянуть время, возможность убежать. Она не тешила себя глупой надеждой о том, что, если расскажет все, то ее или Моник отпустят, но видеть как дочь пытают… Нет! Это выше ее сил. Поэтому надо было выбираться до того, как она скажет им хоть что-то, до того, как она расскажет им все. Моник чувствовала на себе руки этого человека, видела панику в глазах мамы и страх. Страх сковывал ее, но новая волна ярости, пришедшая следом, придала сил. Девочка со всего размаха врезала террористу локтем в солнечное сплетение. Августо Сеарас, не ожидавший такой дерзости, задохнулся от боли. Моник вырвалась из его рук и кинулась к маме, но не успела потянуть за веревку, связывающую руки Никиты, как за спиной послышался щелчок взведенного курка. — Это было очень глупо, — глухим от все еще прокатывающийся по телу боли сказал Сеарас. Моник зажмурилась, ожидая выстрела, и сжала ладонь матери, а Никита изо всех сил рвала веревки, чтобы что-нибудь сделать — хотя бы спасти дочь. Стул покачнулся, заваливаясь на бок, и в это же время весь лагерь оглушил грохот взрыва.