Страдания Молодого Герцога или некоторые тонкости изображения инцеста

Начнем с того, что в пьесе есть и другие злодеи. Для сравнения. Вот, например, брат Фердинанда кардинал - злодей вполне тривиальный. Идея убить сестру с детьми принадлежит именно ему, а герцог всего лишь поддался чувствам и пошел у него на поводу. Кардинал по ходу пьесы проворачивает и множество других нехороших дел, в числе прочих - травит свою любовницу, чтобы много не болтала. Причем, травит весьма оригинальным способом – подавая ей для поцелуя отравленную Библию. Однако кардинал - герой вполне себе типический и малоинтересен. Муки совести его терзают крайне редко и больше для порядка. По жанру ему положено что-то такое произносить. Кардинал: О совесть! Я помолиться бы сейчас хотел, Но как молиться Богу может тот, Кто с дьяволом связал себя навеки? Когда нечистая нас мучит совесть! Иной раз я в саду своём гуляю, И кажется, что кто-то из пруда Грозит мне вилами. Кстати про вилы, которыми грозят из пруда, это вообще зачет, такая страшилка в духе ранних КиШ))) Гораздо интереснее другой герой пьесы – Боссола. Своего рода «засланный казачок», бывший каторжник, а теперь слуга герцогини, чьими руками Фердинанд с кардиналом осуществляют большинство своих коварных замыслов. Все критики хором воспевают его как новый тип героя – сложный и на диво психологичный. Я ничего не говорю. Возможно, Уэбстер действительно пытался создать сложного и противоречивого героя, но получалось это у него хреново. Ну... так он же не Шекспир, в конце концов. Якобы Боссола хоть и негодяй, и предатель, и наемный убийца, но сам при этом осознает всю плохость своих поступков и терзается муками совести. Убив несчастную герцогиню и ее детей, он после этого читает мораль ее братьям и упрекает их в порочности и жестокости. Интересный мужчина. Под занавес он полностью осознает свое плохое поведение и пытается спасти мужа герцогини, которого ему велено убить, но все равно убивает... Как бы по ошибке. Со злости убивает уж заодно и герцога Фердинанда, но и сам гибнет от его руки, успев перед смертью толкнуть несколько приличествующих ситуации пафосных речей. Однако приступы порядочности у Боссолы выглядят весьма неубедительно. Зато в сценах злодейств он просто великолепен. Чего стоит одна сцена убийства Кариолы, когда он изощренно издевается над жертвой и явно наслаждается процессом. И, тем не менее, Боссола мне интересен примерно тем же, чем и сам Фердинанд – он умен и остроумен. И на удивление самокритичен. Боссола: Ах, сеньор, репутация мудреца – страшная штука; она способна задавить человека. Счастье заключается в простоте. Ведь тончайшее безумие происходит от тончайшей мудрости. Поверьте мне, если воображение человека скачет быстрее, чем его лошадь, они быстро утомляют друг друга. И в житейской мудрости ему не откажешь, вот, например, монолог, обращенный к одной престарелой красавице: Боссола: Ваш будуар можно сравнить с кухней ведьмы. Ведь там найдётся и змеиный жир и такая же икра, слюна еврея и фекалии его деток. И всё это приготовлено для лица. Да я скорей соглашусь проглотить дохлого голубя, принесённого чумным больным, чем поцелую одну из вас. Для сравнения – супер-положительному Антонио за всю пьесу принадлежит только одна живая, неазбучная мысль, во время шутливой перепалки с Кариолой он произносит: Бог с нею, с этой одинокой жизнью. Знай, превратилась Дафна в лавр бесплодный За бегство глупое. Сиринга – В пустой сухой тростник, Анаксарета – В холодный мрамор, те ж, кто вышли замуж, Иль одаряли ласками любимых, - Те превращались милостью богов В гранаты, шелковицу и оливы, В цветы, алмазы, звёзды золотые… Не совсем по мифологии, зато живенько и поэтично. Правда, он тут же портит впечатление совершенно плоской и пошлой шуткой на тему Париса и трех обнаженных богинь, но я все чаще замечаю, что в литературе остроумие не является чертой, приличествующей положительному герою. Но мы сейчас говорим о злодеях. А именно – о герцоге Фердинанде. А он уж точно злодей. И дело не только в инцесте. Он человек до крайности эгоистичный и беспринципный. ЧТО? Абсолютно все злодейства происходят именно из этих качеств – эгоизма и отсутствия принципов. Именно это я ему вменяю в вину, а не инцест. Это, скорее, беда, проклятие... Но не преступление само по себе. Хотя инцест ведет к преступлению. Но не будь он эгоистом и беспринципной личностью – не привел бы. И вот какую мысль я хочу продвинуть и аргументировать. Не впадая в обеление и приукрашивание героя, мне хочется доказать, что если и есть здесь интересно и психологически тонко изображенный отрицательный герой, так это именно Фердинанд. То есть, возможно, у автора и была задумка сделать самым ярким и оригинальным героем Боссолу, но у него это не особо получилось. Разве что по примитивному мышлению критиков. И, кстати, не думаю, что герцог - такая уж до мозга костей развращенная личность. Его не привлекает блуд сам по себе – ему нужна только его сестра. И третирует он ее нещадно отчасти потому, что она - воплощение и постоянное напоминание его собственного нравственного падения. То есть, - подчеркнем эту деталь, – герцогиня – вдова. То есть она уже была замужем. Но замужество в то время для девушки, да еще и знатной, дело обязательное, причем, скорее всего, при заключении брака имели место некие политические и/или денежные соображения. Героиня вдова, но молодая, то есть можно предположить, что муж ее был стар, раз уже умер. Умер недавно, но герцогиня весела как птичка, то есть особой скорби смерть мужа не вызвала, а следовательно не было и большой любви. Но брак не был фиктивным, ибо Фердинанд как-то мимоходом упоминает о существовании «сына от первого мужа». Итак, замужество его сестры и даже брачные отношения как таковые Фердинанда не раздражают и не огорчают. Пока они являются формальными, а душа и сердце герцогини принадлежит безраздельно ему. Но сама мысль о том, что сестра может выйти замуж и родить ПО СВОЕЙ ВОЛЕ, то есть по любви, променять духовную близость с ним на близость с кем-то другим, приводит его в отчаяние. Уже зная о связи сестры, он пытается скоропалительно выдать ее замуж за одного из своих дворян. Это даже трогательно. И в этом есть свое величие и даже некая чистота. То есть Фердинанд - не циничный злодей, погрязший в пороках, и конченый развратник, у него все же есть какие-то моральные рамки, в которых он держится, не преступая границы дозволенного. Вопрос, осознает ли сам Фердинанд до конца природу своих истинных чувств и причину своей ревности к сестре? Скорее всего, не осознает. Или же – запрещает себе даже думать об этом, не признается в этом даже себе. Как выразилась одна моя знакомая: «вот бедняжка – она все время рядом, а не сказать, и не потрогать, и даже подумать нельзя!» Не имея возможности таким образом хоть как-то реализовать или хотя бы открыть даже самому себе свою страсть, герцог идет другим путем. А именно действуя по принципу: «так не доставайся же ты никому». Невысказанная запретная любовь переходит в дикую ревность. А ревность в итоге приводит к убийству. Сцена над трупом герцогини - одна из самых пронзительных. Опять же, если убрать из пьесы мотив инцеста, все, что говорит Фердинанд, становится похоже на полубессвязный бред сумасшедшего. Весь его ум, вся безупречная логичность суждений словно испаряются. Однако если допустить его влюбленность в сестру, его речи становятся довольно осмысленными. Это не только раскаяние, но и горе, переходящее в отчаяние. Даже самые разумные его речи в этой сцене, на тему «кто виноват?» кажутся бредовыми с учетом ситуации: Фернандо Я, знаешь, как тебя вознагражу? Боссола Как? Фернандо Я прощу тебе убийство это. Боссола Прощать злодей кого-то в мире может? Должны прощенья сами вы просить, Да не у кого, все мертвы уже. Что ж, ваша воля. Фернандо Да, и от меня Ты большей милости не вправе ждать. Скажи кто приказал тебе исполнить Кровавый этот приговор? Боссола Вы первый. Фернандо Я, говоришь? А разве я судья? И разве осудил её на смерть Законный суд? Присяжных назови, Которые решенье выносили О преступлении моей сестры! Боссола Сеньор, её никто не осуждал. Она самоубийство бы свершила, Не помоги мы ей. Фернандо Что ж, хорошо. Вы помогли ей… Ты помог ей тоже? Дал милость ей? Так виноват ты сам! Кровавое свершил ты преступленье По воле собственной. И за него Я жизнью заплатить тебя б заставил! Осознание непоправимости свершенного и собственной вины заставляет его поспешно искать способ, чтобы переложить эту вину на другого. Он еще не безумен, но уже на грани. И за эту сцену можно преклоняться перед талантом Уэбстера, изобразившего именно момент «схождения с ума», а не только конечный результат безумия. Фердинанд уже не в состоянии сдерживать эмоции и лицемерить, ему кажется, что он выдает свои истинные чувства, и все вокруг их видят. Поэтому он как-то не к месту начинает объяснять причины своего поступка: Фернандо: Давай же разберём её вину. Не всё ли мне равно, кого она Взяла себе в мужья? В одном признаюсь: Я жил надеждой получить в наследство Её богатства, если бы она Вдовой осталась. Зачем сейчас говорить об этом? Ведь именно эта причина казалась очевидной с самого начала. И Фердинанду ни к чему убеждать в этом наемного убийцу – разве что самого себя. Кстати, о герцоге и кардинале постоянно сплетничают, что они злобные и беспринципные тираны, вертят законами как хотят. И они это действительно делают, во всяком случае, кардинал. То есть предлог о наследстве на самом деле чушь, захоти они, отсудили бы все у графини на вполне «законных» основаниях. Законных со своей точки зрения, то есть. Любопытно, что эта сцена проливает некоторый свет и на характер Боссолы. Фернандо Уезжай В неведомую дальнюю страну, Что б я тебя не видел. Боссола Объясните, За что вы презираете меня? Я вам служил и вашей тирании, Старался угодить, чем только мог, И, ненавидя зло, я вас любил, И предпочёл быть верным вам слугой, Чем честным человеком... Опа. Внизапна. И это с учетом того, что он всю пьесу был необыкновенно резок, почти что груб с Фердинандом. И даже мысли не могло возникнуть, что он питает к нему теплые чувства... Гм. Ну я много чего любопытненького могла бы сказать по этому поводу, но не об том сейчас здесь речь. Фердинанд как личность умирает вместе с сестрой. То, что от него остается – это уже не человек. Собственно дальнейшее преображение Фердинанда, который, заболевает ликантропией, начинает разрывать могилы на кладбище и жрать трупы, это уже не производит столь сильного впечатления. И, как уже говорилось, я не верю, что его сумасшествие вызвано муками совести. Скорее, горем от потери сестры и любимой. Он в данной ситуации ведет себя, как ребенок, который решает отрубить пораненную руку, чтобы перестала болеть. Но горе от потери любимого человека оказывается сильнее, чем горе от невозможности их воссоединения. И осознание непоправимости поступка сводит его с ума. Если бы Фердинанд был законченным злодеем и отморозком, он не стал бы так заморачиваться и сдерживать свою порочную страсть. Тот же шеллевский Ченчи, воспылав страстью к дочери, попросту ее изнасиловал и не особо запаривался это скрывать. Фердинанда же его страсть пугает и мучит, что говорит нам о том, что некоторые нравственные рамки и границы для него все же существуют. Он потому так нещадно бичует распутство и грех, что для него это так сказать запретный плод. Фердинанд страдает и любит, и страдает не только из-за неосуществимости своей страсти, но и из-за четкого осознания ее преступности. Он слишком хорошо понимает, насколько чудовищно подобное влечение. А потому даже самому себе не в силах признаться в нем. Он беспрестанно запугивает сестру тем, что «тайное всегда становится явным»... Но он и сам не забывает об этом ни на минуту. А ему очевидно есть, что скрывать. Фернандо Из тончайшей нити Прядётся лицемерие – потоньше, Чем сеть Вулкана. Помните, однако: В конце концов наружу выйдет всё – Дела, что вы храните строго в тайне И даже сокровеннейшие мысли. Бесконечные монологи Фердинанда о чести и добродетели вовсе не лицемерны, как можно показываться со стороны, они направлены не только в адрес сестры, но и в адрес самого себя. Своего рода бесконечное самовнушение, стремление держать в узде свои темные желания, для чего ему приходится постоянно самому себе напоминать о том, насколько они черны и порочны. Чего стоит одна эта, например, притча о чести: Однажды честь, любовь и смерть решили Постранствовать по свету, сговорились Все разными дорогами пойти. Велела смерть искать её в сраженьях И в городах, чумою поражённых. Любовь сказала: « Обо мне справляйтесь У бескорыстных добрых пастухов, Что о приданном не заводят речи, А так же у простых людей, Которым наследства не оставили родные». « Остановитесь! – честь сказала им, – Должна я быть повсюду вместе с вами. Извечно такова моя природа: Коль я хоть раз кого-нибудь покину, Меня ему уж больше не найти». А ты « прощай» своей сказала чести И навсегда теперь её лишилась. Тебя я больше видеть не хочу. Он не поддается порочной страсти – он с ней борется. И борется довольно успешно, что его характеризует как весьма сильную личность. Сколько раз за пьесу он повторяет в разных выражениях это «тебя я больше видеть не хочу»? Герцогиня Но почему из всех принцесс меня Одну сокрыли, как святые мощи? Я молода и недурна собой… Фернандо И ведьмы таковы. Прощай навек. Это что – искренне желание не видеть больше никогда источник соблазна и таким образом от него избавиться? Или все же скрытая где-то в глубине души надежда, что и для нее разлука с ним – горе и она одумается, поймет, оценит и позовет обратно? Напрасные надежды, если так... Страсть, не смотря на борьбу, все же побеждает – снова и снова. Его беда еще и в том, что эту свою страсть, а следовательно и борьбу он вынужден скрывать. А вместе с тем и истинные причины, по которым третирует сестру. И соответственно в глазах окружающих выглядит злобным параноиком и беспричинным садистом. Ну и корыстным лицемером заодно. Я сейчас возьму на себя смелость и сделаю несколько самоуверенный вывод, что именно Фердинанд является главным героем пьесы, а не герцогиня. Вспомним, чем обычно кончается ТРАГЕДИЯ? По закону самого жанра? Смертью главного героя. Не обязательно положительного, причем. Однако после смерти герцогини проходит еще целый акт. Критики, не особо вдаваясь в размышления по этому поводу, относят это к «несовершенству» драматургии Уэбстера, так и пишут, что последний акт скучный и неудачный. И даже театральные критики пишут, что непонятно зачем он нужен – герцогиня-то уже умерла? Однако те же театральные критики невольно и дают ответ на свой вопрос, будто нехотя признавая, что вот в постановке с Доусоном, как ни странно, пятый акт не кажется ни скучным, ни затянутым, Доусон рвет подмостки и без всякой герцогини. И чем там у нас кончается пьеса?.. Правильно – смертью Фердинанда. Совершенно по канону трагедий Шекспира: главный герой (Гамлет, Макбет, Ричард, Лир) умер, после этого второстепенные персонажи (главные все к этому времени обычно кончаются) произносят несколько пафосных фраз и расходятся по домам. Подобное посторение действия наталкивает меня на упрямую мысль, что главный герой здесь все же Фердинанд. Название здесь не играет определяющей роли, названия тогда вообще были условными, так например «Генрих IV» Шекспира при жизни его шел, как правило, под названиями «Фальстаф» или «Хотспер». И опять же в название автор зачастую выносит не имя главного героя, а главную мысль, тему, идею или проблему произведения. Главная проблема пьесы очевидна – конечно же, герцогиня. Вопрос в том, ЧЬЯ это проблема? Не главного ли героя? Например у Флобера в его «Госпоже Бовари» главным героем (по его же собственным словам) является господин Бовари, а не его жена. Роман начинается рассказом о его школьных годах, а заканчивается опять же - его смертью. Причем уже после того, как госпожа Бовари умирает. Имя жены героя в названии лишь указание на то, что она являлась главной бедой и единственным смыслом его жизни. Так и в «Герцогине Мальфи» - мы сначала слышим рассказ о герцоге, видим и узнаем герцога, и лишь потом на сцене появляется его сестра, «смысл и беда его жизни», которую он в итоге переживает на целый акт. Кстати назвать пятый акт скучным и неудачным может только человек с полным отсутствием литературного вкуса. В нем происходит больше событий, чем в 4-х предыдущих. Смерть герцогини лишь кульминация, а пятый акт – набирающая обороты развязка. А то, что муж герцогини умирает на ходу и без особых подробностей, что тоже раздражает критиков, ну так… Вот он-то уж точно не главный герой пьесы. Смерть же Фердинанда нелепа и эпична в одно и то же время. В одном из отзывов на спектакль писали (поди сквозь скрежет зубовный): «Не смотря на то, что это бенефис Джеммы Артертон, Доусон в роли Фердинанда ей не уступает, если не сказать отодвигает ее героиню на второй план». Но я не думаю, что здесь вина именно Доусона, который своей харизмой кого-то там нагло на второй план отодвинул (хотя он может). Думаю, здесь все же и режиссерское видение имеет место быть. Вполне возможно режиссер разделяет мою точку зрения на то, что именно герцог Фердинанд является главным действующим лицом трагедии, а не его прелестная сестра. Поговорим, кстати о ней.