Chemical Peace

Это не весело, когда кажется, что в голове скребутся насекомые, пытаясь выбраться наружу, и оставить тебя совсем одного. Это не весело, когда изо дня в день твоё сознание глотает проклятый туман. Это не весело, когда ты корчишься в агонии из смеси чувств, мыслей и страха. Мин мог бы продолжить список ещё на несколько пунктов, но у него создаётся впечатление, что он жалуется на жизнь самому себе. И да, пожалуй, ему есть за что себя жалеть, но это вызывает у него лишь отвращение. Он мог бы вести дневник, в котором писал бы, о том, как в его душу стреляли столько раз, что сейчас она состоит из сетки тончайших нитей, которые постепенно обрываются, оседая ошмётками на дно сосуда с червями, пожирающими всё, что к ним попадает. О том, что совсем скоро от его и без того жалкой душонки не останется и следа. И даже черви со временем передохнут, ведь им будет нечего есть. Он мог бы писать о том, что никогда не смог бы стать актёром – человеком, примеряющим на себя сотни масок, которые совершенно не отражают настоящей сути. Ему бы разобраться в собственных масках. Но кому нужны подобные помпезные речи? Мина невероятно раздражали его собственные мысли, наполненные вынужденным одиночеством. Но больше всего его раздражало то, что он, видимо, успел напроситься у Лэя на пресловутую жалость. Он же на самом деле банален, как тот пакет с лимонами, небрежно лежащий на столе. Но ему до боли в каждой конечности хотелось, чтобы Лэй сдержал обещание, которое он оставил в их последнюю встречу. Когда он ушёл, Мин до утра просидел в прихожей, оперевшись о входную дверь и разглядывая свои коленки. Потому что ему было страшно возвращаться к туманным стенам комнаты. Периодически он проводил пальцем по губам, пытаясь вспомнить весь спектр ощущений, который вызвал у него один поцелуй. Вокруг всё ещё витали крошечные пылинки бирюзы, и, может быть, они помогли не сойти ему сегодня с ума окончательно. Но когда пылинки окончательно рассеялись к вечеру следующего дня, наступил настоящий ад. У Мина появилось стойкое ощущение, что что-то снаружи давит на него. Он прятался в одеяло, делал телевизор громче, зажёг свет в каждой комнате и даже впервые за такой промежуток времени выпил две таблетки антидепрессанта. Но чувство панического страха никуда не пропало. Да, здесь - в квартире, было светло. Но снаружи всепоглощающая темнота стремилась забраться к нему через окна, чтобы украсть у него остатки разума. Он держался до последнего, пока голос в его голове не сказал, что Лэй не вернётся. Пианино. Он слышит пианино, заливающееся грустной мелодией параллельно с сумбурным набором звуков. Кто-нибудь, уничтожьте это пианино. Иначе эта какофония звуков его убьёт. "Ты, как и все – никто". "Абсолютное одиночество, ты этого хочешь?" Снаружи дома точно что-то есть, сейчас оно прорвётся внутрь и своими цепкими лапами вырвет его сердце и бросит в ноги палача. "Это ты во всём виноват. Позволь напомнить тебе". Что-то бьётся в окна. Мину тяжело дышать, он щипает и царапает себя за руки, чтобы хоть как-то не потеряться в своём безумии. Проклятое пианино никак не прекращает свою адскую мелодию, Мин кусает до крови губы, но не чувствует ни боли, ни металлического привкуса. Что-то пролетает через всю комнату и врывается ему в грудь. Нет нет нет нет нет. Оно не может проникнуть в него. Звуки начинают медленно затихать, словно Мина тянут от них куда-то вниз. Вино. Красное вино насильно вливается в его горло, растекается каплями по телу, смешивается с его собственной кровью, оставляя алые разводы на белых простынях. Во рту кисло-сладкий вкус когда-то любимого напитка, смешанный с химической горечью уже ненавистных таблеток. Мин вяло сопротивляется, просто потому что у него уже не осталось сил, но нож, угрожающе сверкнувший рядом с его шеей, заставляет его впиться зубами в чужую руку. Раздаётся гневный рык, после чего его бьют по лицу и хватают за волосы, приближая к себе. - Я тебя предупреждал. Мина грубо выталкивают с кровати и тащат из комнаты, а после практически бросают в ванну, в которой всё ещё есть давно остывшая вода. Но боль от падения затмевается паническим страхом, потому что руки начинают сжимать его шею, толкая под воду. Воздуха катастрофически не хватает, вода попадает в лёгкие, Мин отчаянно пытается ослабить хватку, вяло брыкаясь ногами. Внутри начинает всё гореть, но вовсе не это в итоге отпечатается навсегда в его сознании. Глаза. Он видит чужие глаза, наполненные ненавистью. Он никогда не видел, чтобы чьи-то глаза были бы настолько живыми. Живые, но в самом ужасном смысле этого слова. И когда ненависть постепенно сменяется сначала шоком, а потом чем-то вроде раскаянья, его отпускают… Стук. Практически грохот, назойливо требующий открыть, вынуждает прийти в себя. Мин находит себя на полу, с синяками на руках и застывшей кровью под носом. Стук не прекращается, поэтому он заставляет себя встать. За дверью он обнаруживает Лэя. Немного неправильно признавать, но крайне обеспокоенное лицо парня делает ему небольшой счастливый укол в сердце. Мин молча приглашает его войти, а сам проходит в комнату и снова разваливается прямо на полу. Его совсем не смущает что на нём одна лишь футболка и бельё. Лэй в ванной включает воду. Он приходит через несколько секунд и тянет Мина на себя, заставляя встать, а затем снимает с себя куртку и стелет её прямо на пол. - Простудишься. Аккуратно усадив на куртку совершенно растерянного юношу, он сам устраивается рядом, и поворачивает его лицом к себе. - Привет, - голос Лэя абсолютно спокойный, но его недавний грохот в дверь говорил отнюдь не о спокойствии. Мокрым платком (так вот зачем он был в ванной) он вытирает с лица Мина кровь и поправляет ему чёлку. - Привет, - тихо отвечают ему, смотря широко распахнутыми глазами. Они проводят в молчании несколько минут. В это время Мин нервно возится со шнурочком на капюшоне куртки. - Прости, что не пришёл раньше, - Лэй осторожно накрывает его левую руку своей. - Лэй, ты… - Ты ведь знаешь, как меня на самом деле зовут? - Чжан Исин, - сразу же отвечает Мин. - Почему ты не зовёшь меня по имени? - Ты сказал, что друзья называют тебя Лэем. - А мы просто друзья? Мин снова растерялся. Он ещё не совсем пришёл в себя после очередного приступа, но рядом с Лэем он чувствует себя одновременно легко и неловко. - Ложись, - вдруг указывают ему. - Зачем? - В комнате темно, а с улицы красиво падает свет. Давай посмотрим на звёзды. Мина всё же укладывают на пол и показывают на потолок. - Исин, это всего лишь потолок. - Ничего не мешает нам пофантазировать. Смотри, - он хватает его за руку, - вытяни указательный палец. – Исин начинает водить его рукой в воздухе, вычерчивая что-то, - Это – созвездие единорога, знаешь о единорогах? - Не особо, - он с трудом находит в себе возможность говорить, потому что занят рассматриванием того, как чужая ладонь сжимает его. - Возможно, единороги существовали на самом деле, пока их не истребили, - Исин сплетает их пальцы. – Археологи даже нашли в Индии древние глиняные таблички с изображением животных тех времён. На одной из них было животное, одновременно напоминающее лошадь и быка, на лбу которого красовался длинный рог. А ещё, в одной рукописи об Индии, встречаются строки: «Там водятся дикие ослы ростом с лошадь. Тело у них белое, голова темно-красная, а глаза голубые. На лбу рог. Порошок, соскобленный с этого рога, применяется как лекарство от смертельных ядов». Может именно поэтому единороги исчезли. Люди стали охотиться за их целительным рогом. Исин грустно вздохнул, но выражение его лица всё так же оставалось крайне серьёзным. Мину показалось это милым. - Расскажи мне о единорогах ещё. Парень рядом удивлённо моргает, но потом мягко улыбается. - В Греции было найдено панно с прекрасным изображением пары единорогов, над которыми порхает ласточка. Я бы очень хотел его увидеть. Предания же гласят, что единорога почти невозможно поймать, но если кому-то это удастся, то удержать его можно лишь золотой уздечкой. Исин вдруг поворачивается лицом к Мину, разглядывая его: - Знаешь, есть такие люди, которые по сути своей всегда депрессивны, но надевают маску идиота, чтобы не показывать истинного лица окружающим? Это заставляет Мина тоже повернуться к нему, и он продолжает: - Я запутался: всегда ли я депрессивен или всегда ли я идиот. - Ты не то и не другое. - Тогда кто же я? - Я многого о тебе не знаю, - незаметно подхватив бирюзовый дым, струящийся вокруг, он закрывает своими ладонями глаза Исина, - но знаю точно, что ты не идиот. И уж куда менее депрессивный, чем я. - Почему ты так думаешь? - Потому что иначе ты бы не пытался мне помочь. Переливы цвета смешиваются с запахом лаванды. И Мин понятия не имеет, откуда мог взяться этот запах. Он просто разглядывает лицо напротив себя, утопая в давно забытых чувствах. - Иси-и-и-ин, - он растягивает имя на языке, снова и снова пробуя его на вкус. - Ты сейчас улыбаешься? – глаза Исина всё ещё закрывают чужие руки. - Пожалуй, да. На ощупь проскользив руками от живота Мина до его шеи и ласково проведя по ней большими пальцами, он закрывает его рот ладонями, объясняя: - Хочу поймать твою улыбку и растворить её в себе, тогда она всегда будет со мной. Мин улыбается ещё шире и переплетает их ноги.