Buckstabue

      Итак, Тилль замыслил похитить Джеффри Стара. Но, разумеется, он не мог сделать этого просто так. Когда вы собираетесь увезти и спрятать кого-либо, нужно делать это подальше от чужих глаз, так что простенький гостиничный номер не подходил. Поэтому он поселился у своего давнего знакомого, Мэрилина Мэнсона. У того в Лос-Анджелесе был скромный особняк. Ну ладно, ладно! Не совсем скромный. Да что уж там, развратный. Это место было, по выражению священника из ближайшего храма, будто целое скопище грехов человеческих. Возведен он был в начале прошлого века, сложен из потемневшего кирпича и находился в глубине заросшего сада, полного непролазных зарослей дикого шиповника и крапивы, так что драпать оттуда, как вы понимаете, было болезненно. По периметру убежище окружала глухая каменная стена три метра высотой, утыканная по верху осколками стекла, поскольку навесить на неё колючую проволоку не позволял городской департамент капитального строительства. Единственный вход надежно запирался. Окна особняка частично заросли плющом, частично — зияли темными провалами. На первом этаже располагалась огромная гостиная с камином, на втором — несколько шикарных спален с огромными траходромами кроватями, а вот в подвале… В подвале были оборудованы камеры, закрытые дверями с маленькими решетками, а также полноценная камера пыток для истязания несчастных пленников. И ещё душ, чтобы было где их насиловать. И комнатка надсмотрщика. Ну, хватит романтических описаний, перейдем к делу.       Тилль, расположившись в гостевой спальне, спустился вниз, чтобы пропустить стаканчик-другой мэнсоновского абсента. По правде говоря, он не очень-то привык к такому пойлу, поэтому втихаря полил им близлежащий цветок зла и подлил в стакан баварского пива. Мэнсон застал его врасплох, подкравшись незаметно, как и положено ужасу, летящему на крыльях ночи, и осторожно потрогал за плечо. — Вэлком, мой дорогой зверь. Располагайся, чувствуй себя как дома, только не поливай больше цветочки алкоголем.       Герр Раммштайн развернулся и приветствовал своего давнего знакомого. — Майн Готт, во что ты превратился! — провозгласил Тилль, хлопая по плечу своего друга и оглядывая его с ног до головы. — По пивному пузу вижу, что ты порвал-таки с гомосексуальным сексом и наркотиками, а? Что ж, я рад, очень рад. — Я тоже. Какие планы на вечер? — растянул ММ рот в дьявольски соблазнительной улыбке. — Я иметь славный гешефт, майн фройнд. — С этими словами он протянул руку к пульту и переключил на местный канал "Гламур-ТВ". На экране же в этот момент мелькал чрезвычайно женоподобного вида юноша, с жеманной улыбкой махавший ручкой полчищам своих безумных фанаток, толпившихся гигантской массой вокруг него. Железные решетки еле сдерживали их наплыв и суровый натиск. — Эта педерастия не должна оставаться безнаказанной. Он развращает юные умы одним своим видом, ты понимаешь? — обратил он суровый взгляд в сторону Мэрилина. Тот чуть не подавился своим оранжевым абсентом. — И ты хочешь наказать его? Но я ведь и сам занимаюсь практически тем же, разве нет, а? — лукаво посмотрел он на пуритански строгое лицо Тилля. — Да, но ведь ты, помимо этого, нес подросткам ещё и свою философию! Заставлял их поднимать в памяти библейские сцены, Некрономикон, Ницше, ЛаВея, Бодлера, а там и до Бодрийяра недалеко. Словом, ты заставлял их задуматься и заняться самообразованием! А он? — Это Джеффри Стар, и он поёт о гламуре, Луи Виттоне, анорексии и прочих приметах лакшери-жизни, — закончил его мысль Мэнсон. — Вот-вот, — кивнул Тилль. — Какие нравственные ориентиры ждут тех детей, которые его слушают? — И что же ты хочешь сделать? — Я хочу сделать ему внушение. — Он сдвинул брови и задумался.       Каждый, кто посмотрел бы в этот момент на Линдеманна, на его широкие плечи и внушительного вида массивную фигуру, не засомневался бы в том, что внушение это будет очень и очень серьезным, и начал бы опасаться не принять его во внимание. Мало кто понимал, что за внешностью громилы из бойцовского клуба скрывается человек, тонко чувствующий и долго размышляющий. Вечером следующего же дня Джеффри был схвачен и доставлен туда, в это мрачное подземелье. Тилль был ловок и силен аки вепрь, рвущийся сквозь чащу дикого леса, и увернулся от погони с изяществом истинного ниндзя. Вы скажете, что он чересчур большеват и неповоротлив для ниндзя? О, да вы просто никогда не видали его в деле! Он незаметно подкрался сзади, когда жертва пошла в туалет, сунул под нос платок с хлороформом, заклеил рот скотчем, взвалил ярко накрашенного трансвестита с розовой копной волос себе на плечо и был таков.

***

      Тот очнулся уже в камере. Глаза его с кукольными наклеенными ресницами были широко распахнуты в неподдельном ужасе. И, что таить, в предвосхищении грядущего насилия. Наконец-то ему попался настоящий суровый мужик! Как он будет его драть! При одной мысли об этом у него сладко заныло внизу живота. Он зажмурился от ожидаемого удовольствия. — А вот и нет, заинька, — разочаровал его садист Тилль, медленно и крайне болезненно отдирая скотч от обмазанного помадой рта. — У меня другая цель. — Вот зэ фак? — удивился тот, едва обрел способность говорить. — Как это ты не хочешь меня трахать? Я же звезда! Меня все хотят! — Посиди пока тут, сладенький. Я понимаю, что ты умрешь от нехватки гламура в организме, если не посмотришь на себя в зеркало в ближайшие полчаса, но придется потерпеть.       И он протопал наверх. Лестница скрипела под его тяжелой тушей. Там, наверху, возле камина, держа бокал абсента в руке, украшенной тяжелыми перстнями, ждал его Великий и Ужасный Мэнсон. Сам он решил пока не спускаться, дабы не травмировать нежную психику похищенного. Не каждый, скажу я вам, далеко не каждый способен вынести зрелище ненакрашенного Мэни! Друзья вновь выпили, вспомнив по случаю прошлое. — Да, майн фройнд, где те славные золотые годы. Кажется, весь мир был тогда молод и лежал у наших ног, а сейчас я кажусь себе лишь чем-то наподобие старой марионетки, которую кукловод извлекает из пылящегося в углу ящика все реже и реже. — Всё меняется, но не в лучшую сторону. Чувства становятся фальшивыми, и то, что раньше было важным, обесценивается напрочь, тускнеет, словно выцветая, как старая акварель, — вторил ему Мэрилин.       Словом, давних друзей потянуло на философию, тем более что обстановка располагала. Но мы не позволим им размазывать сопли по морде, тем более что старая гвардия ещё вполне способна показать себя во всей красе. Тилль потянулся до хруста в позвонках и продолжил: — Но перейдем к делу. Я, видишь ли, как ты уже понял, решил заняться перевоспитанием некоторых юных дарований. Поэтому-то ты мне и нужен. — Я отнюдь не юное, и уж тем более не дарование, друг мой. Я бич правды, бьющий по заплывшим мозгам рядовых обывателей. — Ты нужен мне в качестве специалиста по изведению и укрощению, сладкий.       На лице Мэнсона появилась плотоядная улыбка, полная предвкушения, которую можно было назвать улыбкой диснеевского злодея, задумавшего очередную гадость: — И чем же мы займемся сегодня, Тилль? — Тем же, чем и всегда, Мэрилин. Попробуем перевоспитать очередного нехорошего мальчика!       С этими словами наши друзья, усмехнувшись, понимающе переглянулись, почти синхронно встали и отправились в подвал, причем Мэнсон захватил с собой длинную плетку, а Тилль — пол-литровую клизму. Джеффри ждал их, приникнув лицом к решетке. Он никак не мог поверить, что его не собираются насиловать. Как это возможно — киднэпперы и без изнасилований? А вот так. Чтоб неповадно было думать.       Они спустились, и их шаги казались Джеффри неотвратимой поступью Командора, каменного гостя, о котором писал Пушкин, или Великого Инквизитора, о котором писал Достоевский. Впрочем, мы замечтались: какие ещё Пушкин с Достоевским? Он и слов-то таких не знал, не то что читать. Тогда выразимся следующим образом: звук шагов напоминал ему тяжелую поступь рока, воплощавшего фатум и несущего с собой нечто страшное. Наконец они подошли к камере. Фигуры были скрыты под черными балахонами, а лица их были надежно защищены масками. У Мэни была маска волшебного кролика, а у Тилля — Короля Льва. Одним словом, душераздирающий вид, что и говорить. Тилль подвинул табуреточку и сел на неё. Сквозь прорези на месте глаз у маски на Джеффри посмотрели проникновенным, трогающим душу взглядом серо-голубые светлые глаза, будто говорящие: "Не хочется, а надо". Рука, высовывающаяся из-под черной хламиды, держала перед собой отвратительную, и, поистине, самую устрашающую для кого-либо из нас вещь — огромную пол-литровую клизму. Я говорю: "Для кого-либо из нас", — потому что Джеффри при виде неё и ухом не повел. Для него это была привычная вещь. "Почему же?" — спросите вы. "Ну, если вам это не понятно, значит, вы не очень-то разбираетесь в гомосексуальном сексе, хе-хе!" — отвечу вам я. Тогда в дело вступил Мэрилин. Он, до этого стоя в сторонке и тихонько похлопывая плеткой по голенищу своих высоких сапог с шипами, невзначай взмахнул ею посильнее. Раздался резкий щелчок. Джеффри даже вздрогнул. — Ну что, зайчик, допрыгался? — спросил его низкий мужской голос с резким немецким акцентом, донесшийся из-под маски льва. — Н-нет... — сглотнув, тихо сказал Джеффри, но тут же сообразил, что перечить похитителям нежелательно. — То есть да, да, допрыгался! — закивал он. — Теперь ты будешь хорошим мальчиком, — довольно кивнул Лев. — Ключевое слово здесь, как ты понимаешь, "мальчиком", — вставил человек в маске кролика. Его голос казался смутно знакомым Джеффри: чуть более высокий, вкрадчивый, немного хриплый. — Но вы не понимаете! Женственность — это не просто имидж! Это моя сущность! — Хорошо, — согласился с ним волшебный кролик. — Поэтому мы выдадим тебе костюм горничной и посмотрим, как ты справляешься с ежедневными обязанностями по дому. Пропылесосить там, почистить сантехнику, протереть пыль под кроватью... — начал загибать пальцы его мучитель.       И ему действительно выдали костюм горничной с белым кружевным передничком. Джеффри застонал было, что костюм давно не в тренде, но к нему не прислушались. — Давай, живо! И без глупостей мне тут! — пригрозил ему человек с плеткой.       Пока Джеффри, испуганно подрагивая, надевал черное платье и фартук, Тилль делал ему длинное внушение, читая длиннющий список обязанностей из пятидесяти шести пунктов. — Если не успеешь всё, дорогая золушка, тебе предстоит познакомиться с этим, — указал ему Тилль на плётку, — и твою шкурку украсит несколько шрамов. А вот если успеешь, кх-кхм... — тут он несколько замялся, не зная, что предложить. Впрочем, он очень надеялся, что Джеффри ничего не сможет сделать вовремя. — Но я же не справлю-ю-юсь! — заныл розоволосый допрыгавшийся зайчик, размазывая по скулам потекшую тушь. — И вы меня прибьёте! — А ты не переживай заранее. Давай, Мэри-Энн, марш за работу, хватит нары просиживать! — указал ему Тилль на выход.       Джеффри испуганной косулей метнулся прочь, не забыв прихватить с собой тряпочку для протирания горизонтальных поверхностей от пыли и щетку для чистки унитазов.